***
Есть легенда, что Бог — это солнце. Каждый день он согревает всех своим теплом и любовью. Солнце столь могущественное, что даже посмотреть на него невозможно — глаза сгорят от одного лишь взгляда. А Луна — это сестра Бога, каждую ночь она сменяет его на посту, чтобы люди не оставались одни в темноте. Худощавый мальчик посмотрел в окно — Луна уже исполняла свои обязанности. Что-то в ней заставляло его грустить. По правде, она и сама была печальна. Он перевёл взгляд на отца. Вокруг него витала смерть, мальчик видел её силуэт. А видела ли она его — сына умирающего отца? Замечала ли, как тухнут его глаза? Чувствовала, как он взрослел из-за её присутствия в их доме? Он решил, что нет. Наверное, смерть видит лишь тех, кто к ней готов. Отец надрывно закашлялся, мальчик закрыл ладонями уши, чтобы не слышать этот страшный звук. Каждый раз, когда он звучал, отец захлёбывался кровью. Камушки на деревянном чуть подкошенном столе лежали ровно в ряд, лучше отвлечение и не придумаешь. Он принялся считать и вспоминать, где именно нашёл их, с каким-то остервенением сильнее и сильнее сжимая уши. Он так увлёкся, что не заметил, как вернулась матушка. Каждый день она уходила для поиска трав, которые могут облегчить страдания отца, но ничего не помогало. Видимо, в этом мире нет трав, спасающих от смерти. Она устало поставила корзинку, плетёную ветками, на стол. Присела и протёрла широкий лоб тряпкой. — Почему не спишь? — спросила безразлично. — Ждал тебя… — Камни снова разбросал! Сколько раз я говорила тебе: они грязные и только помогают болезням жить! Быстро выкинь в окно! Ему стало горестно, что мать так не любит его камни. Они безобидны и никакой болезни не помогают! Будь это так, он бы не собирал их. Он был уверен, что его камни, напротив, оберегают, само Солнце — Бог — разбрасывает их по земле, чтобы такие, как он, их находили. — Хорошо… — обижено буркнул он и бережно стал складывать по одному камушку в оттянутый низ белой рубахи. — Амрит! — разозлилась мать и, будто забыв, что отец спит, схватилась за тонкую ткань. Все камни попадали на пол. Прозвучал голос отца: — Кто здесь? Кто явился? Амрит сдерживал слёзы. Ему хотелось собрать все камни и убежать, но он не решился. Мать опустилась к отцу. Успокаивающе проговорила, гладя его по голове: — Никого нет. Амрит балуется, только и всего. — Я не балуюсь! — прокричал он и, встретившись с недовольным лицом матери, в мгновенье замолчал. Всегда ему приходилось брать на себя незаслуженную вину, которая тяжелила его душу. Ему не хотелось, чтобы, умирая, отец думал, какой бестолковый у него сын. Не хотелось, чтобы он считал, что он оставляет матери непосильную ношу в виде него. За окном промелькнуло неясное свечение, и послышались голоса. Они смешались и звучали как вой заблудшего волка. Мать одолела паника, она вскочила и принялась судорожно собирать пожитки, то и дело роняя на пол старые рубахи. Амрит прислонился к окну. Сестра Бога — Луна — молчала. Почему же она молчала? Почему не предупредила его? Отец приподнялся. Огляделся. Надрывно закашлялся и сложился пополам, точно его тело не может вынести ни единого движения. Амрит осторожно к нему подкрался. Ему было страшно, что смерть заметит и его. В дверь яростно постучали, и он вздрогнул. Тело сковал страх. Незнакомцы, пришедшие в ночи, всегда несут с собой беду. Он хотел коснуться отца. Успокоить его. Но не успел. Мать больно схватила его за руку и потянула на себя. Она плакала и дрожала. В дверь снова постучали, прозвучал голос: — Время пришло! — Пошли, милый, нам надо уходить… — прошептала мать, глотая слезы. Амрит ничего не понимал. Он лишь спросил: — А как же отец? — Он останется. Пойдём скорее! — она потянула его к заднему выходу, сжимая ладонь, обвивая цепями своей руки. Амрит повернул голову на отца и не смог поверить в то, что видит. Он улыбался. Впервые за долгое время его губы расплылись в улыбке. Она была вымученная, горькая и полная сожалений. Так улыбаются от поглотившего тебя горя, когда слёзы закончились, когда нет сил ни на что другое. Амрит навсегда запомнил эту улыбку. Она ещё долго снилась ему в кошмарах. На улице их встретил холодный ночной воздух. Ветви деревьев тянулись к звёздам, качаясь от порыва ветра. Звук сверчков становился громче, крик людей — тише. Они всё дальше и дальше уходили от отца, оставляя его один на один со смертью. Амрит не выдержал и резко остановился, топнул ногой и обернулся, мать закричала в истерике: — Не смотри, сын! Но он посмотрел. Замер. В его глазах отразился поглотивший их дом огонь. Люди кричали, окружив дом, и махали факелами. Они торжествующе сжигали его отца. — Почему мы не взяли его с собой? — неживым тихим голосом спросил Амрит. Мать упала перед ним на колени. Прижала голову к его животу, будто прося за что-то прощение. — Мы не могли, — она подняла на него глаза, — пойми, он болен, а люди боятся. Боятся тоже заболеть. У нас нет одной дороги с отцом. Куда бы мы ни пошли, болезнь пойдёт за нами… — она гладила его по спине и плакала, — отец знал, что они придут. Сказал нам бежать, как только люди явятся, а его оставить. Прошло много времени, прежде чем он смог понять, что произошло в ту ночь. Амрит рос с одной единственной истиной — страх убивает и вынуждает убивать. Он простил тех, кто сжёг его отца. Они боялись за себя. За своих сыновей. За своих отцов. Кто-то насылает на людей страшные болезни и дарует страдания. И нет спасения, нет лекарства. Амрит поклялся себе, что найдёт и то, и другое. А после явит людям. Он изменит этот мир. Больше никто и никогда не нагрянет в ночи в дом, где властвует болезнь и не отберёт шанс на спасение тела и души. Амрит дал людям второй шанс своим прощением… … и это была его ошибка. На пути Амрита встретилась красивая девушка с испуганными глазами. Он знал, что та змея. Оглядев её с презрением, проговорил: — Явилось расчищать трупы, пресмыкающееся? Девушка вздрогнула, словно ей дали пощёчину, скривила статное лицо. Амрит продолжил: — Твоя смерть мне не нужна. Можешь уходить. — Вы убили его? — дрожащим голосом спросила она, бледная как мрамор. — Кого? — усмехнулся Амрит, ловя её жалкий взгляд. — Ммм… — она не решалась назвать имя, нервно бегала глазами, наконец, осмелилась, — Тома Реддла… Амрит расхохотался. Девушка ждала ответ, точно верный слуга ничтожное подношение. — Нет, — ответил он, всё ещё смеясь. Нагайна упала перед ним на колени. — Молю, не убивайте! Амрит нагнулся, грубо коснулся её подбородка и приподнял, насмехаясь, всмотрелся в глаза. — Если бы кто-то молил его так, как ты сейчас, он бы выполнил такую просьбу? Нагайна молчала. И она, и Амрит знали ответ. Он продолжал, не желая отпускать: — Тебе кажется, что ты любишь, но это иллюзия, обман. Твои чувства — это привязанность питомца к хозяину. Ничего человеческого в тебе давно нет, лишь плоть, но разве этого достаточно? Помнишь ли ты свою жизнь до него? Отвечай! — он сильнее сжал её щёки, чёрные глаза загорелись в ожидании ответа. — Нет. — Змея в шкуре девушки молит меня не убивать её хозяина. Забавно, не правда ли? Но ты не просто змея… Нет, — его голос стал тише, — в тебе часть его души… Я знаю. Чувствую её гнилой запах. Но я могу освободить тебя, Нагайна. Такие, как ты — мой небольшой эксперимент. И только я могу помочь тебе. — Без него мне не нужно освобождение, — она склонила голову, отказываясь от своей души. — Второй шанс я не даю. Помни об этом при нашей следующей встрече, — он отшвырнул её ногой и прошёл вперёд, словно она превратилась в пыль под его ботинками.***
Покрывало тумана накрыло величественный, но тихий лес. Птицы не решались выдать себя, мелкие звери прятались за кустами. Воздух пахнул хвоей и далёким прошлым. Гермиона ощутила спокойствие, будто она на своём месте, и где-то поблизости родительский дом. Вытоптанная тропинка вела к старой истории, которая всё изменила. У каждой песчинки в этом мире есть создатель, ничего не появляется из пустоты, коленки задрожали, она близка к разгадке. Послышался душераздирающий крик мужчины. Она обернулась. Его крик приносил ей боль, точно это её терзают. Её предают. Надо бежать. Надо спасти его. Туман осел на её плечи, вцепился, словно ястреб, когтями. «Слушай», — требовал он, — «слушай его крик». Гермиона не могла бездействовать, душа противилась этому. Попытавшись вырваться, упала на холодную землю, подняла голову в небо — крик затих. Это случилось. Она зарыдала. «Как они могли с ним так поступить?! Как они могли?» — неслось в голове красной строкой. Нет прощения. Они все прокляты. — Мы все прокляты, — прошептала она вслух. Гермиона распахнула глаза. Тело прутьями обволокла паника, словно случилось что-то страшное, а она… Она была главным зрителем. Ночь взирала из распахнутого окна, подул свежий холодный воздух. Гермиона судорожно провела пальцами по шёлковой ткани, ища палочку, кожа покрылась мурашками, внутри груди стоял незыблемый холод. «Где я?» — пронеслось в голове. Она нащупала лампу и зажгла свет. Тусклое освещение открыло небольшую комнату: окно, деревянный платяной шкаф, две тумбы у кровати. Гермиона вскочила. Всё её нутро кричало, что ей нужно бежать. Дверь оказалась заперта. Она потянула ручку ещё несколько раз, а после закричала так сильно, что сама не узнала свой голос. Подбежала к окну, высунулась наружу. — Не может быть… — удивилась она. Вся улица была покрыта пушистым белым снегом. — Здравствуйте, — прозвучал незнакомый голос за спиной, и Гермиона тут же приняла боевую стойку. Она и без палочки может обороняться, если потребуется. — Кто вы? — насторожено спросила она. — Тиарнак Абнер Нотт. Но вы, мисс, можете меня звать мистер Нотт. — Вы отец Тео? — Гермиона разом засмущалась и неловко отошла от окна. Мужчина с седой щетиной, очерчивающей его скулы, кротко улыбнулся и кивнул. — Вы в семейном поместье Ноттов. Прошу, присядьте. Не терплю поспешные разговоры. — Простите, но я не буду садиться, пока мне не объяснят, что я тут делаю, — не сдавалась Гермиона. — Что ж, — скучающе протянул Нотт старший, — что вы помните? Гермиона ничего не помнила, и это так раздражало, что хотелось выть. Осознание пустой головы вынуждало впасть в отчаяние. — Сосредочьтесь, — посоветовал Нотт старший. Гермиона послушалась, хоть и доверия этот мужчина у неё не вызывал. — Ну, мы были на балу… Осеннем балу, — она замельтешила по комнате, — потом было награждение короля и королевы бала. И… — Кто стал королевой? — Простите? Нотт старший усмехнулся. — Вы помните, кто стал королевой? У Гермионы заслезились глаза. Дышать стало трудно. Она коснулась ладонью груди и задрожала. Казалось, имя вертится на языке, но что-то не даёт его произнести. — Я не помню, — ответила она. — Не помните, или не хотите помнить? — Хватит! — крикнула Гермиона, — где моя палочка?! Нотт старший указал тростью на тумбочку. Гермиона подлетела к ней и, взяв в руки палочку, почувствовала лёгкое облегчение. Длилось оно недолго. В висках запульсировало. Что-то не чисто. Не так. Всё не так. — Где он… — её грудь вздымалась, голова кружилась, — где он… — повторил не её голос. — Ваш кулон? Он насмехается. Он знает. Он прячет от неё. Она должна вернуть то, что принадлежит ей. Не вернёт — умрёт. Гермиона направила на него палочкой. Склонила голову набок и улыбнулась. — Лучше верните, пока я даю такую возможность. Тиарнак Нотт заметил, как исказилось её лицо, словно молодые красивые черты лица заволокли нити маски. Они натягивались, всё больше и больше скрывая истинный лик. Ему было достаточно много лет, но такое он видел впервые. Попытавшись успокоить, мягко улыбнулся и, незаметно достав палочку, вновь отключил бедную девушку. Она рухнула на пол, и в этот же момент в комнату влетел его сын. Он опустился на пол и аккуратно, словно она может разбиться, поднял на руки. Её голова свисала вниз, как у безжизненной марионетки. — Почему не позвал?! — прокричал Тео. Он положил Гермиону на постель. Прикрыл одеялом и всмотрелся в её лицо, словно на нём изображено послание для него. — Нужно вернуть её кулон. — Нет, — замотал головой Тео, — это не обсуждается. В комнату забежал Гарри Поттер, сын Джеймса и Лили Поттер, мальчик, который выжил, и временный гость в его доме. От осознания этого у Нотта старшего неосознанно скривилось лицо от отвращения. — Что с ней? Очнулась?! — прокричал Гарри. — Если вы оба не прекратите орать, я выкину вас на улицу, — предупредил он. Тео замолк, Гарри, нервно сжимая кулаки, думал, что ответить. — Я пустил в свой дом всех, кто временно не может вернуться к себе, дал вам крышу над головой, занимался телами тех, кто пал в Хогвартсе, отмыл от крови! После всего, что я сделал, прошу лишь толики уважения к этим стенам и мне! — Прости, отец, — виновато произнёс Тео, но не хотя, словно пересиливая себя. — Я вас не просил, — съязвил Гарри себе под нос. Нотт старший сжал пальцами трость. Тео коснулся его плеча. — Прости, ладно? Переживаем вот и всё. — Я говорил, что у меня есть место, где Гермиона могла спокойно очнуться, и знаете что… — Она слаба для ещё одного путешествия, мистер Поттер. Хотите убить вашу подругу? — Замолчите, — процедил сквозь зубы Гарри и подлетел к нему, — мы торчим в доме пожирателя, шавки Воландеморта, целых два дня, и ещё один день держать здесь Гермиону я не позволю. — Сука… — выпалил Тео и накинулся на Гарри. Повалив его, начал бить и кричать: — Он не пожиратель, урод! Гарри отвечал, весь поглощённый яростью. Рассёк Тео губу. У него пошла кровь из носа, должно быть, Тео его сломал. Кровь стекала на пол. Они били друг друга и кричали, кричали, кричали… — Успокой их, — потребовал Нотт старший, обращаясь к прибежавшему мальчику. Сам он не выносил вид рукопашных боёв. Мальчик замешкался, не зная, как это сделать, и выбежал из комнаты. — Чему вас только учат? — спросил он пустоту перед собой и взмахнул палочкой. Гарри и Тео отлетели к стене. — Оба наказаны. Вместо слуг готовите ужин для всех сами. И верните кулон мисс Грейнджер. Она не отдавала его по доброй воле и без него сойдёт с ума. На этом всё. Он вышел из комнаты, оставляя разгорячённых парней одних в комнате. — Вали отсюда, — бросил Тео, протирая губу ладонью. Отхаркнув кровь прямо на пол, склонил голову. — Никуда я без неё не уйду. Тео рассмеялся. Гарри непонимающе посмотрел на него. — Что смешного? — Она бы тоже без тебя не ушла, да? — Да. — Я видел, как это произошло, — начал Тео, словно из него льётся горькая исповедь, — Гермиона увидела Драко рядом с Тейей. По её щекам текли слёзы, но она улыбалась. Как будто… с ума сошла. Прошептала что-то кулону, и из него появилась дымка, а после чудовище разорвало Тейю. Ту, к которой она приревновала. Ну а дальше ты знаешь, что было. — Ты уверен, что это было так? — шёпотом спросил Гарри. — Я смотрел на неё весь вечер. Знаешь, что самое страшное? Когда это случилось, первая моя мысль была: «Как же сильно она его любит, раз смогла сотворить такое? И сделала бы она это из-за меня?». Не сделала бы, — ответил он сам себе. — Любовь здесь ни при чём. Но я найду истинную причину, — Гарри решительно поднялся. Достал из кармана джинсов кулон и надел на шею Гермионы. — Я найду ответы, — вновь пообещал, только уже ей, и вышел из комнаты. Пэнси, встретившая Гарри в гостиной, которую выделили лично для него, грозно сверлила его взглядом. Гарри вздохнул и развёл руками: — Что не так? Всё слышала? — Что не так?! — она ударила его в грудь, вся красная от злости, — ты достал меня! Вот что не так. — Я тебя не держу. Пэнси замолчала. Гарри тоже молчал. Ему не было стыдно за свои слова, единственное, что он чувствовал — это пустоту и свою бесполезность без магии, которую у него предательски забрали. Он достал с полки воду, налил и принялся медленно пить, стараясь не смотреть на Пэнси, что было невероятно сложно. Ему не хотелось ни с кем говорить. Внутри всё ныло от боли потерь, впереди ждала лишь тьма. Он всегда готовился к битве с Воландемортом, а сейчас, казалось, он превращается в выдумку, и что более страшно — ждёт битву, к которой он не готов. — Ну что ты молчишь? — спросил он, чувствуя взгляд Пэнси. — Отец Тео единственный, кто нас не бросил в тот вечер. Приютил в своём доме. Дети напуганы, некоторые совсем маленькие! — её голос задрожал, — им приходится ждать, когда их можно будет безопасно вернуть родителям, а у кого-то этих родителей больше нет! И ты смеешь хамить ему? Бить его сына? Ты тупой, Гарри?! Даже Люпин написал тебе, чтобы мы остались тут на несколько дней! — Почему он так написал?! — не выдержал Гарри, — почему они вообще ему доверяют? Почему мне нельзя к ним?! — Это смешно! Ты ведёшь себя как ребёнок. Они строят защиту. Или ты читал письмо без очков? — саркастично выплюнула Пэнси. — В очках! — огрызнулся Гарри. Нос болел страшно, но он не хотел его лечить. «Пусть болит подольше», — решил он. Пэнси села на диван и чуть приподняла голову, словно боится показать свои эмоции. Её голос превратился в холодную сталь, когда она вновь заговорила: — Мои родители так и не ответили мне. — Почему ты сама не отправишься домой? — не понимающе спросил Гарри и, подойдя к ней, присел на корточки. Нежно погладил коленку, словно это могло как-то успокоить её. — Не хочу, — отрезала она, всё ещё не смотря на него. — Но почему? — Я боюсь! Доволен? — она вскочила и вплеснула руками, — боюсь, что они мертвы! Это хотел услышать?! Пэнси напомнила Гарри хрупкую куклу, что старательно прячется в коробке: «Не открывайте, она вам не понравится!» — лжёт коллекционер, лишь бы никто не осмелился заглянуть, не растерзал, не сломал, оставив на полу одни осколки, прежде прекрасного произведения искусства. Она прижалась к стене, злясь на него, и эта злость была так красноречива, что Гарри увидел её в новом для себя свете, словно она сбросила шкурку и обнажилась перед ним. Он подошёл к ней и обнял. Пэнси не сопротивлялась, только захлюпала носом, утыкаясь в его плечо. — Прости меня. — Заткнись, — прошептала она, сильнее прижимаясь к нему. Они ещё долго стояли в тишине, не отрываясь друг от друга. Слушали дыхание, вдыхали запах. Тепло, окутавшее их, сулило начало чего-то, что однозначно оставит в памяти свой вечный след. Миг близости — миг зарождающейся любви. Только слепец не завидел бы её. Гарри поцеловал её в шею. Потом снова и снова, дорожка поцелуев вела к выступающим ключицам. Его сердце не колотилось, руки не дрожали, он хотел поцеловать, хотел коснуться и чувствовал лишь непередаваемую словами тягу. Пэнси склонила голову и поцеловала его в плечо. Дурацкая чёрная майка украла часть её поцелуя. Он сильнее сжал её талию, уже впиваясь в тонкую шею, воздух вокруг них накалялся. Ещё чуть-чуть и… Гарри испугался совершить повторную ошибку, тяжело задышал, хрипло проговорил: — Если ты не готова, скажи мне, пожалуйста. Я хочу… Хочу, чтобы ты хотела и… — Я хочу, — ответила Пэнси и, разомкнув объятия, тепло улыбнулась. Гарри замер от неожиданности. Мозг что-то вопил, но он не хотел его слушать, он хотел только её. Черноволосую Пэнси Паркинсон, подругу Драко Малфоя, ученицу Слизерина. Когда-то он рассмеялся бы только от одной мысли об этом, но, видя её прямо перед собой, всё это показалось неважным, каким-то глупым пустяком. Будь она дочерью проклятого Воландеморта, тайной прислужницей пожирателей, он бы хотел её ничуть не меньше. Осознание этого пугало и будоражило. На что могут люди закрыть глаза из-за любви? Гарри понятия не имел, кто её родители. Они могли быть теми, кто поддержал его убийство и убийство его семьи. Они могли воспитывать Пэнси, внушая то, что внушали когда-то им. Неважно. Наплевать. Пэнси сделала шаг назад. От её смелости мало, что осталось. Гарри заметил в её глазах проблески страха и неуверенности, словно она впервые дошла до того, чтобы действительно отдаться парню. Гарри осенило. Он нежно провёл ладонью по её щеке, пристально вглядываясь в сияющие от не выступивших слёз глаза. Пэнси гордо держала взгляд. — Ты девственница? — спросил он мягко. Пэнси закатила глаза. «Вновь защитная реакция», — подумал Гарри. Переспросил более требовательно, но также мягко. Пэнси сдалась и кивнула. — Ты что, этого стыдишься? — Знаешь же, что про меня думают, — ответила она и зло сжала губы. — Я же говорил, я так не думал. Гарри поцеловал её. Её мягкие губы ему поверили. Она обхватила руками его плечи, а он поднял её, словно маленькую пушинку. Пэнси рассмеялась, откинув голову назад. Тонкая белая майка обтягивающая грудь застелила глаза. Опустив её на постель, с любопытством оглядел. Вся боль притупилась, а звуки окружающего мира затихли, только запотевшие очки были доказательством, что это реальность. Пэнси подняла руки вверх, позволяя ему обнажить себя. Гарри не мешкал. Одно движение — и перед ним предстал её живот, ребра и упругая небольшая грудь. Пэнси прикусила нижнюю губу, когда он сорвался и принялся целовать её соски. — Ты прекрасна, — проговорил он, не имея сил остановиться. Пэнси превратилась в его зависимость, стоило ему только попробовать на вкус её тело. Он рвано целовал живот, плечи, шею, пытался захватить каждый участок тела, точно что-то упустит, если остановится. Пэнси сладко постанывала, впиваясь пальцами в его и без того лохматые волосы. Гарри опустился ниже, но остановился, найдя в себе силы переспросить: — Ты точно готова? — Да, — ответила она, и Гарри незаметно выдохнул. — Нам надо предохраниться. Пэнси замялась, а после потянула его за ворот майки на себя, поцеловала и ответила, когда он уже и думать ни про что не мог. — Нам это не нужно, — она сняла с него майку и выбросила куда-то на пол, Гарри ответил, сорвав с неё юбку вместе с бельём. Целуя её шею, раздвинул ноги и опустился к животу. Пэнси закрыла глаза, опустив голову на пуховую белую подушку. — Не бойся, — попытался успокоить он, — я буду аккуратным. — Я не боюсь, — ответила она, не открывая глаз. — Смелая? Может, шляпа ошиблась? — Гарри провёл пальцами по её клитору, нежно поцеловал внутреннюю часть бедра. Сладкий стон Пэнси, смешанный со смешком, прозвучал как призыв сделать всё, чтобы ей было приятно. Пальцами он почувствовал, что она мокрая. — Ч-ё-ё-рт, — хрипло протянул. Казалось, горло пересохло навсегда и смочить его не удастся. То, что Пэнси была готова к нему, чрезвычайно возбуждало. Страсть сменялась чувством ответственности: если он будет первым, она навсегда его запомнит. Он хочет, чтобы она его запомнила. — Ай, — взвизгнула Пэнси и прикрыла рот ладонью, будто боль была запретна и могла спугнуть Гарри. Он остановился. — Ты очень красивая, Пэнси. Ты безумно красивая. Самая красивая, — повторял он, медленно начиная двигаться. Пэнси тяжело дышала, улыбаясь всё шире и шире от его слов. Как иронично: доверие девушки несёт за собой пронзающую боль, что причиняет тот, кому доверились. Словно любить и верить значит подставлять себя под нож: «Режь меня, кромсай, я разрешаю, я готова», — говорит она. А ты стоишь с ножом в руках и наслаждаешься от причиняемого ранения. Не потому, что хочешь, а потому, что так решило собственное тело. Гарри не хотел, чтобы ей было больно, и не хотел, видя дискомфорт Пэнси, получать удовольствие, но входя в неё, тело пробивала приятная судорога, всё внутри горело, а она, как назло, так красиво открывала шею для поцелуев, так соблазнительно манила голым телом, что он был готов кончить спустя десять секунд. Он пытался быть аккуратным, Пэнси же пыталась двигаться ему навстречу, но Гарри заметил, что она пересиливает себя, хочет, чтобы он получил удовольствие. — Не нужно, — проговорил он и поцеловал её в губы, — не мучайся. Для первого раза этого достаточно. — Но как же ты? — Пэнси замешкалась и погрустнела. Гарри лёг на спину, прикрылся и рукой сгрёб её в объятия. — Не первый раз остаюсь со стояком после встречи с тобой. Пэнси так звонко расхохоталась, что он не мог не подхватить её смех. Гарри поцеловал её в лоб, солёный от проступившего пота, Пэнси размякла и расслабилась. Усталость несла за собой сон. — А вдруг мы умрём? — задала она страшный вопрос, прижимаясь к Гарри ближе. Гарри задумался. — Может, после смерти что-то есть. Ну знаешь, рай или ад. — Если так, мы снова будем на разных факультетах, — улыбнулась Пэнси и прикрыла глаза.***
Тео не мог найти себе место. Отчего-то ему катастрофически не хватало воздуха. Несколько ночей он буквально задыхался и как только родившийся щенок открывал рот в попытке жадно вдохнуть хоть немного кислорода. Вся жизнь разом переменилась, а он всё никак не успевал приспособиться. Да и возможно ли это? Весь его дом заполонили толпы людей. Незнакомые, безликие и пустые. Они сновали туда-сюда и отравляли его печалью и страхом. Не было ни одного человека, с кем бы он мог поговорить и открыть наконец то, что съедало его изнутри. Несколько раз он хотел напиться, просто чтобы крепко уснуть, но отец ловил его и выхватывал бутылку: — Не веди себя как слабая вошь, не топись в алкоголе, лучше почитай что-нибудь, — говорил он. Тео читал. Ходил по поместью и читал. Ел и читал. Перед сном читал. После пробуждения читал. Его тошнило, но он продолжал читать. Только вот слабой вошью он всё равно себя чувствовал. Одно лишь отличие: он был абсолютно трезв. Гермиона спала. Тео сидел на краю её постели. В конце концов, это его дом, и он может сидеть где пожелает, хоть на потолке. Его к ней тянуло. Он думал о ней каждую долбаную секунду. И представлял, как хватает её, закидывает на плечо и убегает куда-нибудь в Швейцарию, пряча от ужаса, что несётся за ней. Идиот. Тео устало коснулся лба. Вновь вгляделся в бледное лицо Гермионы. На секунду оно показалось ему лицом другой девушки. Он вздрогнул, но глаз не отвёл. — Надеюсь, ты… Я, надеюсь, ты… — не смог он подобрать слов и просто оставил попытку что-то ей сказать. Облокотился на спинку кровати и закрыл глаза. Губа саднила. Ворот белой рубашки был заляпан кровью. Всё равно. Ему было совершенно всё равно.***
Тео познакомился с ней поздно ночью. Хогвартс давно видел сны, а он следил за совсем молодой звездой. Раньше он никак не мог её обнаружить, хотя знал точное местоположение. Казалось, она прячется от него, словно боится, что, как только он заметит её свет, сразу потеряет к ней интерес. Тео не мог быть уверенным, что этого не случится. И всё же продолжал их игру и каждую ночь искал её на величественном полотне тёмного неба. Удовлетворённый своей долгожданной находкой и пребывая в тоскливо-радостном настроении, направлялся к себе. На его пути встретилась девушка, она стояла у окна и плакала. Её плечи поднимались и опускались, руки дрожали, она пыталась их сложить, но всё никак не выходило. Тео не хотел к ней подходить и даже закатил глаза, тяжело вздохнув. «Сейчас точно испортит настроение», — подумал он и сделал несколько шагов вперёд. Девушка, будто осознав, что никто её не успокоит, заплакала громче, уже не сдерживаясь. — Мерлин! — взбесился он и вынуждено подошёл к ней. — Почему плачешь? — спросил как можно более участливо. Девушка захлюпала носом, её нижняя губа подрагивала, Тео заметил, что она потрескалась. Красивое лицо покраснело, даже на открытой шее было несколько красных пятен, точно у неё аллергия на слезы. — Что случилось? — повторил он уже более мягко. — Тебе какая разница? — зло бросила она и отвернулась к окну. — Ты мерзко плачешь. Не мог пройти мимо и не сообщить об этом. Знаешь, бывает девушки плачут, что-то там хныкают, голос становится тонкий, губы опухают, выглядит это мило. А ты… Даже не знаю, как сказать помягче: ревёшь как тролль. Она округлила глаза и встретилась с улыбкой Тео. — Придурок! — она яростно стукнула его по груди, а потом ещё раз и ещё. Тео привык, что девушки редко выдерживают присущее ему очарование и начинают его бить, оттого лишь ждал, когда она успокоится. Когда она выдохлась, он нежно ущипнул её за нос, бросив: — Вот и плакать перестала, красавица. Она улыбнулась. — Я — Тейя. А ты? — Теодор Вальфинг Нотт. — А, надо было официально представиться? — Тейя рассмеялась. — Не надо, просто выделываюсь, — Тео залюбовался ею, — смеёшься ты приятнее, чем плачешь. — Спасибо, — засмущалась она. Тео забыл в тот миг про свою звезду. Невольно сделав то, чего она боялась: потерял интерес. В их первую встречу с Тейей после той ночи он узнал, что она плакала из-за родителей, которые запретили ей играть на пианино. Во вторую встречу он её поцеловал. Каким-то образом Тео всегда чувствовал, когда именно можно это делать, и в этот раз также не ошибся: Тейя ответила ему и позволила даже больше, чем он планировал. Его руки многое исследовали на её теле. Он тяжело дышал, наслаждаясь её изгибами, а ночью не мог уснуть, воображая её на себе. Голой. Сверху. В третью встречу она сыграла ему на пианино. Меланхоличная мелодия тронула его до глубины души, пробудила ранее спящие мысли, и Тео, наблюдая за её ровной спиной и ловкими тонкими пальцами, всего лишь на секунду подумал, что начинает влюбляться. В их четвертую встречу Тео познакомил Тейю с Драко. Увидев его, она засмущалась больше, чем смущалась от встреч с ним. Немного обидно, но не смертельно. — Это твоя подруга? — спросил Драко. — Да… — опережая его ответила Тейя, — мы просто друзья. Между нами ничего нет. То есть… — она виновато посмотрела на Тео и тут же опустила глаза. — Друзья, — холодно подтвердил Тео, прекрасно осознавая, что здесь происходит и какой спектакль разворачивается перед ним: помпезный и лживый. — Ты слишком красивая для просто дружбы, — насмешливо ответил Драко, но Тейя, казалось, не заметила этого, полностью растворившись в его словах и в нём самом. Тео достал сигарету и закурил. Вмешиваться в эту странную идиллию было унизительно для него. Затянулся и сбросил пепел прямо на пол. Нарочито громко обратился к Драко: — Юджина у себя, не знаешь? — Ч-что? — повернулась к нему Тейя. Тео натянуто улыбнулся. — Малышка, с тобой мне вряд ли что-то светит, а Юджина никогда не прочь потрахаться. Драко рассмеялся. Тейя явно была задета его словами. Но Тео ни чуть её не жалел и, подмигнув ей, пожал Драко руку и ушёл, оставив девушку с тем, с кем она действительно хотела остаться. Прошло несколько дней, прежде чем он снова увидел Тейю, теперь уже в обществе Драко. Никакого разговора на тему Тейи между друзьями не было. Драко решил, что она и правда всего лишь знакомая, а Тео не стал отрицать. Голова гудела от ревности, он боролся с желанием подойти к ней и увести за собой. Но видя, как она улыбается не ему, оставил эту идею. Нужно быть дураком, чтобы не понять: Тейя изначально была неравнодушна к его другу. Она ещё долго не выходила из его головы, словно нарочно сплела там гнездо. Он мучился мечтами о ней, но старательно делал вид, что ему плевать. Своими чувствами осмелился поделиться только с Блейзом. Тот подтвердил его предположение: Драко плевать на Тейю и ничего серьёзного с ней он не ждёт. Но что это меняло? Тео не мог позволить себе быть вторым в сердце девушки. Не мог позволить так унижаться. Сердце не слушало мозг, и он то и дело смотрел на неё. Вот так просто. Смотрел и смотрел. Ничего не требуя и ничего не ожидая. Он сознательно сделал шаг назад. Добровольно решил не добиваться её сердца. Иногда ему казалось, что Тейя всегда будет где-то рядом с ним, стоять за спиной безмолвной тенью не случившейся любви, пока однажды он не заметил другую. На её запястье красовалось созвездие Змееносца. Он увидел её и точно осознал: второй раз он не сделает шаг назад. Не сделает. Гермиона замотала головой, словно ей снится кошмар. Тео подсел ближе, трепетно коснулся её щёки. Она улыбнулась. Её губы зашевелились, сердце Тео учащённо забилось. — Драко… — произнесла она полным любви голосом сквозь сон.