***
К удивлению Гарри, Пэнси достаточно быстро подружилась с Сириусом. Несколько раз они живо и эмоционально поспорили, а после вдвоём умяли весь пирог, который предназначался для ужина. Так и зародилась их душевная связь. Благодаря пирогу и возмущённым крикам остальных постояльцев норы, которые также были не прочь отведать кусочек тыквенной сладости. — А, не обращай внимания, — махнул тогда рукой Блэк, — Молли всегда орёт. Миссис Уизли покраснела от возмущения, а Пэнси расхохоталась, чем ещё больше разозлила женщину. «Моя порода», — шепнул он Гарри, улыбаясь во весь рот, а после лукаво подмигнул Пэнси, покрасневшей от радости. Сириусу больше не было смысла прятаться. По последним новостям было известно, что вся власть магического мира была уничтожена, а дементоры исчезли, словно их и не было. Он стал свободен. Все надзиратели были мертвы, ружья сломаны. Он должен был радоваться, но Гарри видел в его насмешливых глазах проблески печали. Не так он хотел получить долгожданную свободу. Не такой ценой. Когда они вновь собрались за столом для обсуждения предстоящей вылазки с целью разведки, Сириус присел у самого края стола, словно чувствовал себя не в своей тарелке. Молли носилась по кухне и накрывала на стол. Рон оживлённо говорил с близнецами, он пытался скрыть, что совсем не печалится из-за отъезда Виктора, но его поникшие плечи и потухший взгляд говорили сами за себя. Грюм расположился в кресле, отказавшись есть и пить. Он задумчиво прожигал стену, думая о чём-то своём. По его словам, отсутствие даже малейшего представления, против кого они должны сражаться, делает саму возможность битвы бессмысленной, стоит им сделать шаг — и все разом станут покойниками. Уныние витало в воздухе. Гарри не хватало Гермионы. Она всегда знала, как успокоить его, у неё всегда был ответ на любой вопрос. Он опустил руку под стол и нашёл ладонь Пэнси. Крепко сжал, словно её ладонь — единственное значимое, что есть в его жизни. Она посмотрела на него и улыбнулась. Всё будет хорошо… Когда появился Люпин, все разом обратили на него свои взгляды. Он безэмоционально кивнул и тихо присел. — Много? — спросил Грюм. — Больше ста погибших. — Какой кошмар! — взмолилась Молли и протёрла мокрые глаза платком. — Нам нужно узнать, какова цель всего этого. — А может, цели нет, — сказал Люпин. — Цель всегда есть, — ответил Грюм. Гарри вновь погрузился в свои мысли. В последнее время он часто отключался. В его сердце была лишь жажда мщения и желание уничтожить Воландеморта, но сейчас имя убийцы его родителей в мгновение превратилось в ничто. В магический мир ворвался кто-то намного страшнее. Никто не вспоминал Воландеморта, не шептался, боязливо обсуждая его, словно он действительно исчез. Но Гарри знал, что это не так. И он был убеждён, что никто его не уничтожит, даже появившийся из ниоткуда всемогущий маг. Он убивал щелчком пальцев, лёгким касанием. Те, кто попытался бороться, превращались в мух, которых он взрывал, даже не смотря на них. Но Воландеморт не муха — чтобы его убить, недостаточно простого хлопка. Мир вокруг превратился в хаос: волшебники прятались, сбегали, те, кто остался, просто исчезали, начались грабежи, мародёрство, не было ни порядка, ни закона. И всё это случилось так быстро, что никто не успел прийти в себя, подумать, отдышаться. Даже маглы не были в безопасности, по всему миру начались страшные катаклизмы: землетрясения, наводнения, пожары, эпидемии. Лондон поглотил туман. Все понимали: что-то страшное не грядёт, оно уже здесь. И это только начало. По ночам Гарри читал книгу, которую дал ему директор. В ней говорилось обо всех чувствах, что он когда-либо испытывал, словно всё было написано лично для него. Книга учила магии, которая помогла бы Гарри направить свой гнев на врага, она учила, как материализовать ярость, превращать её в оружие, которое можно взять в свои руки, ощутить как холодный метал, как огонь. В какой-то момент Гарри показалось, что учения, которые несёт книга, не столь светлые, в душе звенел голос: «Запретно». «Ты не должен это читать». Но Гарри не нашёл подтверждение своим догадкам, книга не учила убивать, она лишь укрепляла дух. Он не выбросил её, твёрдо решив дочитать и вынести из неё то, что будет полезно для него и для остальных. — Нам нужно выяснить, где он прячется, — прозвучал голос Грюма, — должно быть, его убежище скрыто от глаз посторонних. — И что нам это даст? Пойдём на него войной? — усмехнулся Сириус. — Его монстры каждый день пожирают волшебников, а мы сидим и ничего не делаем, — Люпин отпил воды из стакана и с шумом поставил на стол, — никогда я не чувствовал себя таким беспомощным. — Мы просто букашки. Привыкай, — отозвался Грюм. По его лицу было видно, что его задевает это не меньше. Воин, не способный сражаться, идёт ко дну быстрее сломленных кораблей. — Опиши его ещё раз, Гарри. Как он выглядел? Гарри вздохнул. Он уже тысячу раз рассказал подробности того вечера на балу, и каждый раз его вынуждали делать это вновь и вновь. Он описал всё, что было. — Нам нужна Гермиона. Она ключ ко всему, — подытожил Грюм, как и каждый раз до этого. — Вы можете сами её навестить. Последний раз, когда мы виделись, она чувствовала себя намного лучше. Но вряд ли она расскажет вам что-то новое. — Она нужна мне здесь, а не в доме пожирателя, — процедил Грюм. — Сегодня вечером мы её заберём. Пэнси опустила голову и скучающе поковырялась в тарелке. Гарри заметил, как переменилось её настроение. — Что-то случилось? — шепнул ей на ухо. — Всё нормально. — Может, выйдем? Пэнси кивнула и встала из-за стола. Гарри последовал за ней, захватив их верхнюю одежду. Они молча вышли на улицу. Вокруг не было слышно ни единого звука, лишь снег скрипел под ногами. Над головами витал мерцающий снег. Казалось, перед ними совершенно обычная зима со своими белоснежными красками, такая, что была множество раз до этого, но пронизывающий ветер и серое небо словно готовили к зловещему концу. Мир стоял на месте и понемногу терял рассудок от звенящей тишины. Чувство тревоги не отпускало. За непробиваемой завесой что-то пряталось: зловещее и готовое напасть в любой момент. Пэнси поёжилась. Должно быть, она чувствовала то же самое. Гарри осторожно приобнял её. — Родители не отвечают? — спросил он. — Нет. — Мы можем осмотреть ваш дом. Поискать зацепки. — Я же говорила тебе. Я не буду этого делать! — злилась Пэнси. — Хорошо. Извини. Пэнси взглянула на него открыто и ранимо. Они замерли, глядя друг на друга, точно так легче говорить, легче понять. Но Гарри не понимал. Пэнси всё ещё оставалась для него загадкой. Что у неё на сердце? Что в голове? Он не хотел задавать миллион вопросов. Возможно, Пэнси считала, что Гарри должен сам докопаться до её страхов, не требуя её помощи. Задача нелёгкая, но Гарри был готов попытаться. Он нежно коснулся её подбородка, сердце забилось быстрее. Какая она красивая… Её глаза вызывали в нём бурю эмоций. Так странно. Ранее он никогда не был в плену чьих-то глаз. Гарри наклонился к ней и поцеловал. Пэнси в мгновение растаяла. Она тоже была в плену. Они не могли оторваться друг от друга, их глаза встретились, а после Пэнси закрыла их, засыпая, погружаясь в сладкий сон, которому нет конца. Их поцелуй был нежен. Он дарил надежду на завтрашний день. Гарри углубил поцелуй, нежность сменялась страстью. Пусть всё рушится, гибнет, болит, но этот миг… Этот миг будет жить. — Пэнси… — прошептал ей в губы, не отрываясь. — Пэнси я… — Тихо… — она отвечала, тянулась к нему, сгорала, как и он. Снег укрывал их. Прятал от посторонних глаз. Он тоже хотел сохранить этот миг для них двоих. — Пошли в дом. Мне нужно написать письмо, — сказала Пэнси, смотря куда-то в небо. — Кому? — Тео. — Если ты хочешь о чём-то поговорить или рассказать, можешь говорить мне, — Гарри не хотел, чтобы в его голосе прозвучала обида, но она прозвучала. Пэнси писала Тео очень часто, делилась чем-то, о чём, должно быть, не хотела говорить с Гарри. Это задевало. — Меня поймёт только он, — спокойно ответила она и пожала плечами. — Ладно, пошли в дом, — Гарри взял её за руку, борясь с желанием перехватить её письма, нагло прочитать их и открыть всё, что она таит. На пороге их встретила Молли. Вид её был взволнован. Гарри напрягся. — Что случилось? — спросил он. — Тебе письмо. От Гермионы, — она протянула руку и вручила конверт Гарри. Гарри моментально его открыл. Странное предчувствие разъедало грудную клетку. Она присылала письмо только вчера, для чего снова это сделала? Он читал, читал, читал, жадно поглощая все буквы. Тело начинало дрожать. Он облокотился на стену, чтобы не рухнуть на пол. — Что там, Гарри? — спросила Пэнси. — Она ушла. Гермиона ушла с ним. — С кем?! — закричала Молли. — С тем, кто был на балу. Его зовут Амрит.***
Гермиона с каждой минутой убеждалась в правильности своего решения. У неё появится много возможностей узнать Амрита, узнать по-настоящему. Она единственная, кто может это сделать, не лишившись жизни. Возможно, сначала её осудят, но после обязательно поймут, что это единственный шанс спасти тех, кто погиб и может погибнуть по её вине. Даже если всё обернётся крахом и Амрит обманывает её, как ей спокойно жить, не попытавшись? Единственное, что страшило, — это то тепло, которое исходило от Амрита и их беззаботный разговор. Он уверял, что она его потомок, быть может, в этом и кроется ответ? Гермиона, увидев его, не испытала страх, напротив, ощутила тягу и невидимую связь, которая обволакивала их прошлой ночью. Об этом не хотелось думать. Её цель благая. Это самое главное. Кулон красовался на шее, но теперь он не казался ношей — это ключ. Даже хорошо, что он будет у неё. Кулон важен для Амрита. Гермиона давно уяснила — люди больше всего желают сохранить в целостности то, что может принести их смерть. А быть может, и освобождение. Иногда оно важнее смерти. Письмо для Гарри лежало на столе и молчаливо осуждало, пока Гермиона писала новое для Нимфадоры, в нём она наконец решила рассказать всё, что с ней происходило, каждую мелочь, которая может помочь ордену. …Найдите Джона Уолтера. Раньше я была с ним знакома, и он рассказывал мне небылицы про тайные кланы и волшебников, которые могут стереть с лица земли всех кого пожелают. После рассказа Амрита про Первых я вспомнила слова Джона. Возможно, это глупость, и это не принесёт вам ничего. Но попробовать стоит. Помните, единственный шанс — это Первые. Ищите их, — закончила она письмо и упёрла взгляд в стену. Ей осталось написать ещё два письма. Слова не шли. Немного клонило в сон от усталости, но не физической, а духовной. Гермиона накинула пальто и тихо, чтобы никто не заметил, пробралась через длинные коридоры поместья на свежий воздух. Одиночество было недолгим. Драко сидел на скамье в центре заснеженного сада. Настигшая их зима не щадила ранимые цветы и хрупкие листья, она обращала их в увядшие растения и сухие ветви. Умертвляла. Даже солнце, периодически пробивающееся через серые облака, не могло помочь некогда цветущему пёстрыми красками саду. Холод нависал над открытым пространством и мёртвыми цветочными клумбами. Неудивительно, что Драко отлично смотрелся посреди этой картины. Он словно был рождён зимним вечером в самый разгар снегопада. Холод лелеял его, благоволил, украшал. Невозможно было отвести глаза от магического слияния белоснежных оттенков, пробуждающих что-то внутри. Будь Драко способен — он стал бы зимой. — Поговорим? — он поднял голову и похлопал по скамье. Гермиона присела. Она не видела его с той глупой дуэли. Впрочем, он и сам не стремился увидеться. Это одновременно задевало и успокаивало. — Я хотел извиниться. — Но не извинился. Драко усмехнулся. Они оба смотрели вперёд, не решаясь поймать взгляды друг друга. — Извиняюсь сейчас. — Хорошо. — Не спросишь за что? — Нет. Он всё ещё не смотрел на Гермиону, вслепую нашёл её ладонь, провёл круги по запястью указательным и средним пальцем, словно рисует незамысловатый узор. Гермиона замерла, боясь спугнуть и так и не узнать, что будет дальше. Его пальцы двигались выше, проникая под ткань тонкого пальто, не видя преграды. Плавно, нежно, едва касаясь. Но этого было достаточно, чтобы забыть обо всём, что было до этого. Как же я слаба перед ним… Драко придвинулся ближе. Его плечо соприкоснулось с её, холодные длинные пальцы прекратили свой путь по коже, уже покрытой мурашками. Он заговорил: — Я долго думал и решил всё тебе рассказать. Всё, что скрывал. Гермиона повернула голову и встретилась с его точёным профилем. Чутье подсказывало, что его рассказ принесёт ей боль. А она так не хотела этого, что впору начать выть, но ей ничего не оставалось, кроме как согласиться и выслушать его. — Хорошо. — Я и правда должен был получить твой кулон… Когда вернулся тот-кого-нельзя-называть, наш дом превратился в чёрную дыру. Ни капли света, всё поглощено темнотой. Я не видел его, но слышал шипящий голос. Змея в человеческом обличии. И эта змея поселилась у нас, свила гнездо и не планировала уползать. Отец так гордился. Он мечтал быть значимым, важным, особенным, тем, кто будет во главе хаоса. За чью-то смерть ему полагалась награда, и он с гордостью бы её принял, не задумываясь. Отец считал, что именно его решения принесут нам с матерью счастье и благополучие. Что именно это нам нужно. Нас, естественно, он не спрашивал. Разве я что-то понимаю? Разве имею право голоса? Нет. Не понимаю. Не имею. Когда в нашем доме произошло первое убийство в наказание за некие проступки, я понял, что отец не осознает: ничто не спасёт его самого, реши тот-кого-нельзя-называть наказать и его. А возможно, и нас с матерью. Ради развлечения. Мне нужно было защитить её. Я, Пэнси, Тео и Блейз однажды дали клятву друг другу, пообещали не идти за родителями, сделать иной выбор, если потребуется. И я сделал его. Благодаря им. Отец говорил, но я не слушал, он учил, но я больше не обучался, бил, а я ничего не чувствовал. Твёрдо стоял на своём — я не пойду за отцом, если он идёт за Тёмным Лордом. Мать любила отца и считала, что семья — это единое целое, семью нельзя оставлять. Она была готова всё вынести ради него, ради нас. Решение пришлось принять мне. Когда Тёмный Лорд внезапно исчез из нашего дома, я понял, что надо действовать. Подстраховаться, пока есть такая возможность. Я попросил помощи у одного человека. Он должен был опоить мать, когда Тёмный Лорд снова явится, а после спрятать её там, где никто не найдёт. В безопасном месте. Я не хотел, чтобы она пала жертвой амбиций отца. Но этот человек согласился не за даром. Он сказал, что я буду должен ему и, когда потребуется, буду обязан беспрекословно исполнить его просьбу. Через некоторое время он попросил заполучить твой кулон. Я должен был сделать так, чтобы ты сама его отдала. Моё внимание к тебе — не моя инициатива, это правда, но… Драко замолчал. Посмотрел на неё, и всё вокруг застыло. Для Гермионы его глаза казались целым неизведанным миром, и он открыл дверь, чтобы впустить её, что-то подсказывало, что Драко не тот, кто позволяет это. Он смотрел на неё, словно видел впервые в жизни. Совершенно иначе, чем раньше: глубоко, проникновенно, открыто. Гермиона не знала, как реагировать. Он подтвердил её давние догадки, но она не ощутила обиды или злости, только смиренно ждала, когда он продолжит. — Но это не имеет значения. Всё пошло не моему плану. Я не смог выманить у тебя кулон. Сначала я думал, как это сделать. Как втереться к тебе в доверие. По правде, мне казалось, что это не сложно. Но я стал замечать, что кулон не так прост. Ты менялась, а я это примечал, улавливал каждые видимые и невидимые изменения. Мне стало любопытно, что это за кулон. Чем больше я искал информацию, тем больше понимал: его надо уничтожить. И я совершенно точно не могу его отдать кому-либо, если получу. Мне было неизвестно, как на тебя это подействует. Я выкрал книги из библиотеки Дамблдора, также собрал те, что имелись у нас дома. Стал выписывать нужное в тетрадь, всё то, что казалось мне важным. Древняя магия, старая и опасная. Раньше я никогда с ней не соприкасался. В книгах было не так много. Но я узнал про Синида. Так зовут монстра, что явился однажды нам с тобой: он хозяин себе подобных — монстров иных миров, и его нельзя увидеть, пока не будешь знать, что он существует. Но если его пробудить, это уже не будет иметь значение — его увидят все, и все ощутят на себе его голод. «Синид подчиняется Амриту. Но почему?» — пронеслось в голове у Гермионы. Я подумал, что всё это как-то связано: твой кулон, перемена в тебе и Синид. Ещё мои сны. Ты снилась мне в кошмарах. Голова гудела, я не мог найти ответ, и всё больше и больше меня стала занимать твоя безопасность, вытесняя порученное мне задание. Я не мог сосредоточиться на твоём «соблазнении» и стал искать иные способы уничтожить кулон. — Почему? Почему для тебя это так важно? — внезапно для самой себя спросила Гермиона. — Грейнджер, ты сама не понимаешь? — Не понимаю. Казалось, Драко физически сложно говорить. Он вздохнул, позволяя холодному воздуху проникнуть в лёгкие. — Я давно всё знаю, но думал, что это не имеет для меня значения, — он замолчал, не отпуская её взгляд, — но на самом деле — имеет. Всё это время, эти годы, я не хотел, чтобы ты разлюбила меня. Понимаю, я не мастер слов, и я не могу… Не умею выражать то, что хотел бы выразить, но… Тебе казалось, что я не замечаю, не вижу, но это не так. Я умудрился привыкнуть и узнать тебя, и этого стало достаточно для того, чтобы влюбиться. И случилось это не сейчас, не вчера и не год назад. Намного раньше, просто я не мог это признать. И вот сейчас признаю. Кто знает, может, мы умрём утром. А я не хочу умирать, так и не осмелившись сказать это. Я просил тебя признаться, что ты любишь меня, но на самом деле это не важно, — он коснулся её руки. — Не обязательно говорить, мне достаточно одного взгляда, чтобы понять. Наверное, я уже упустил свой шанс. Но я могу попытаться получить ещё один. Возможно, Драко ждал от Гермионы какого-то ответа, реакции или эмоций. Ожидал, что она заплачет или, напротив, будет улыбаться как сумасшедшая, он ждал хоть что-то, а получил лишь тишину. Гермиона не знала, что сказать. В голове засело: Влюбился… И ничего больше она уже не слышала, не понимала и не осознавала. Ей нужно было задать много вопросов, но единственное, чего она хотела, — спрятаться в своём убежище и смаковать его слова, перебирать их бесконечно, пока это не станет правдой. — Мне нужно идти, — Гермиона вскочила и словно потерялась, не зная, в какую сторону бежать. Драко не стал её останавливать, кротко кивнув. Наверняка он думал, что у них ещё будет возможность поговорить, что ей нужно время, чтобы свыкнуться, а после он придёт к ней, и Гермиона его примет. Их сегодняшний разговор — только первый робкий шаг к друг другу, самое начало тропы, от которой зависит дальнейший путь. Но он не знал, что уже завтра утром Гермионы не будет в этом поместье, а сам Драко не сможет её найти, как бы не хотел. Он не знал. А Гермиона… Гермиона ему не сказала.***
Время близилось к ночи. Гермиона боязливо посматривала на часы. Что её ждёт? Куда они направятся? Неизвестность вынуждала нервничать. Безумие. Неужели она и правда решилась идти с ним? На столе лежал одинокий желтоватый пергамент, доносился лёгкий запах чернил, приманивая к себе. Гермиона долго думала, что написать в письме для Тео. Как ей объясниться? И заслуживает ли она право для своего слова? Писала и зачёркивала, писала и выбрасывала. Смелость словно покинула её, оставила разбираться со всем этим самостоятельно. Гермиона подошла к двери и коснулась ручки. Скрипучая дверь отворилась, и она сделала первый шаг к нему. Ей хотелось его увидеть, просто чтобы запомнить лицо на случай, если умрёт. Молча попрощаться. Тео переместился в комнату, которая находилась рядом с её. Мысль, что он спал рядом, грела. Его присутствие означало безопасность и покой. Тихий страж её снов. Она медленно отворила дверь, решив не стучаться, чтобы не будить его. Если разбудит, никуда не уйдёт. Тео распластался по всей кровати. Поза хаотичная, небрежная, в его духе. Даже отдаваясь сновидениям, он оставался самим собой. Он лежал на спине, голова чуть склонена в бок, мягкие губы приоткрыты, одна рука согнута в локтях, вторая вытянута по всей постели, подушки разбросаны, простынь смята от частых телодвижений. Одеяло прикрывало лишь одну его ногу, вся остальная часть была скомкана и свисала на пол. Тео был так красив в свете луны и звёзд. Ночное небо его любило. Наверное, оттого, что он отвечал тем же. Поддавался капризным небесным светилам, безропотно отдавая себя их тайнам. Его дыхание было размеренное, лёгкое, грудная клетка двигалась в такт вдохам и выдохам. Гермиона застала интимный ритуал сна, скрытый от других, ворвалась как преступница, но вместо того, чтобы совершить преступление, лишь скромно наблюдала за ним. Внутри всё трепетало от волнения. Подойдя ближе, поддалась порыву и нежно коснулась его щеки. Кожа гладкая, мягкая, созданная для нежных прикосновений. Тео словно почувствовал, что она рядом. Его дыхание стало более глубоким, зрачки при закрытых глазах начали бегать, будто сон переменился и стал более беспокойный. Гермиона не могла отвести от него глаз, изумляясь тому, как можно быть таким прекрасным даже во сне. Ей не хотелось причинять ему боль, но это было так же неизбежно, как смерть каждого ныне живущего. Гермионе сложно было понять свои чувства, и начинало казаться, что «понимание» придумал кто-то, чтобы всё усложнять. Обязательно ли искать смысл в желании касаться, целовать, видеть? Ей просто этого хотелось, даже в тот момент, когда сердце тянулось к другому. Но правило гласило: нельзя любить одного и хотеть другого. Эгоистично лишь одно это желание. Гермиона наклонилась, губами прильнула к его холодному лбу и замерла на несколько секунд, прикрыв глаза. Тео не проснулся, но стоило ей завершить свой поцелуй, на его губах растянулась блаженная улыбка.***
— Ты можешь исполнить одну мою просьбу? — спросила Гермиона, смотря в лицо Амрита. За его спиной маячили неясные тени, окрашенные мраком глубокой ночи, но он сам излучал еле уловимое свечение, и, чувствуя это, сложно было поверить, что он зло, тёмная душа, не ведущая пощады. Молодость играла на его лице, создавая приятную мужскую красоту, невозможно было разглядеть прародителя. Перед ней стоял лишь молодой мужчина, возвышаясь как скала. На его благородном лице сияла кривоватая улыбка. Он понимающе кивнул. — Говори. — Вылечи Драко Малфоя от головной боли. Он страдает от неё. Я буду очень благодарна. — Тебе известна причина этой боли? — Нет. А тебе известна? Амрит усмехнулся. — Быть может, когда-нибудь он сам расскажет тебе. Не успела Гермиона ответить, как Амрит исчез. Его не было меньше минуты, и, когда он вернулся, из его ладоней всё ещё искрил жёлтый свет. — Твоя просьба исполнена. — Как мне отблагодарить тебя? — спросила Гермиона, но отчего-то испугалась ответа. — Пусть это будет мой подарок, — он протянул ей руку, и Гермиона, чуть замешкавшись, вложила свою ладонь, доверившись тому, кого никогда не знала.