***
Превратившись из благодарной нищенки в разъярённую фурию, она умудрилась схватить разделочный нож со стола и полоснуть по горлу Олега. Кровь хлынула бурным потоком, заливая рубаху из домотканой ткани. — Сынок! А-а-а-а-а-а! Оксана бросила орудие и кинулась прочь из крестьянской хаты. Крик отца парня, словно раненого зверя, донёсся следом. Мужчина мигом выскочил наружу и взялся за вилы. Подхватив подол платья, девушка ускорила бег. Деревенские взирали на представление с жестоким и безразличным к чужим бедам любопытством. Громкий свист корсара за спиной напугал не на шутку. Старик прекратил преследование, облокотившись на инструмент и тяжело дыша. А вот пираты бросились вдогонку поразительно прытко. Оксана с ужасом осознала, что не сможет убежать. Звук сапог, шаркающих по траве, всё приближался. Её схватили за плечо. Ожидая подобный манёвр, она подготовила свой — с разворота ударила кулаком, что были силы, по лицу корсара. Тот грязно выругался на староанатолийско-тюркском и отвесил хлёсткую пощёчину. Оксана опешила на несколько секунд, но смогла взять себя в руки и бросилась вперёд, пытаясь ударить вновь. Она всё не сдавалась, даже когда подоспели остальные компаньоны пирата. Им пришлось ударить её по лицу несколько раз, ведь лишь это смогло угомонить девушку. Обессиленную и избитую мужчины подхватили Оксану на руки и кинув мешочек монет крестьянской семье, ушли.***
Оксана проснулась в холодном поту, судорожно дёргаясь в постели. Если матрац и простынь под ней можно назвать постелью. На душе тяжким грузом висел камень, и Оксана не знала способа избавления. Заслужил ли тот парень смерти? Он заслужил жестокого наказания. А смерти? Оксана не уверена. Тогда ей казалось, будто смерть — достойная награда за работорговлю. Со стороны наложницы всё справедливо. Но так ли выглядела картина со стороны обывателя? Оксана отринула эти размышления. Справедливость жестока… …А если она продолжит думать, то доведёт себя лишними мыслями до истерики. В гареме «драматических сцен» не любили, и за лишний шум могло последовать молниеносное наказание. Прикрыв глаза, наложница постаралась вновь уснуть, но тревога не позволила телу и разуму расслабиться. По ощущениям, попытки посетить царство грёз длились несколько часов, пока в коридоре не раздались торопливые шаги. — Tırmanış. Güneş doğdu, tam zamanı, — пожилая калфа, которую им видеть ещё не приходилось, подходила к каждой, тихим голосом приказывая подниматься. Капризная флорентийка разразилась бурной тирадой на староосманском, чем взбесила хазнедар. Женщина «плюнула» нечто предупредительного характера, не возымевшее эффекта и, кивнув евнухам, отошла в центр комнаты. Рабыню подняли на ноги, и далее последовало наказание, которого Оксана страшилась ещё долго. Громко выкрикивая своё имя — Лукреция — джарийе брыкалась, ударив ногой одного евнуха под колено. Мужчина скривился, но быстро пришёл в себя и бросил девицу на пол. Пока один оскоплённый держал несчастную, второй принёс фалаку. Ноги Лукреции привязали к жерди, держа последнюю над полом. — Ben bu haremin baş çırağı Çiçek Hatun'um. Ve aşinalık ve uygunsuz davranışlara müsamaha göstermeyeceğim, — с этими словами, калфа взяла в руки тонкую палку и сделала первый удар по стопам наложницы. Лукреция закричала и задёргалась, безуспешно пытаясь вырваться. После третьего удара из зелёных глаз потекли прозрачные капли слёз. А на шестом наложница зашлась в судорожных рыданиях, и лицо её покраснело как спелый томат. На пытку смотрели все, кто успел проснуться. На веранду второго этажа вышло знакомое лицо, с усмешкой наблюдая за чужими мучениями. Оксана бросила взгляд на фаворитку, но та была слишком увлечена зрелищем. Когда пытка закончилась, Лукреция не смогла даже встать. Под гробовую тишину стражники-евнухи перенесли флорентийку на постель. Для рабынь, что только прибыли в Топкапы это показательное представление стало уроком. За завтраком никто не проронил ни слова, боясь разозлить Чичек-хатун. — Bu dersi iyi hatırla. Aksi takdirde uzun süre yürüyemezsiniz, — неизвестная фаворитка лёгким шагом спустилась по лестнице и встала напротив расположившихся на подушках новоприбывших. Марфа кинула презрительный взгляд на красавицу и опустила глаза, отправляя в рот кусочек булочки. Оксана не понимала языка, оттого и не понимала реакции. — Benim adım Gülbahar Hatun ve ben Sultan Selim'in gözdesiyim. Bunu unutma, — фаворитка самодовольно улыбнулась, но под взглядом Чичек-хатун несколько смутилась и ушла. — Что она говорила? — Оксана выжидающе посмотрела на приятельницу. — Гюльбахар-хатун она. Сказала, что мы должны выучить урок Чичек-хатун, иначе нас постигнет та же участь. Добавила, что является фавориткой султана Селима и явно вкладывала в это… угрозу. — Гюльбахар-хатун? — Оксана посмотрела на двери, за которыми скрылась наложница и крепко задумалась. Оксане имя недолговечной любимицы ничего не сказало. История утверждает, будто султан Селим Грозный предпочитал видеть в своих покоях мужчин не меньше чем женщин. Из всех сыновей, которые когда-либо появлялись на свет остался в конечном итоге лишь один — Сулейман. Самым значимым лицом в гареме девятого султана была Айше Хафса — жена падишаха и дочь крымского хана, мать единственного оставшегося в живых шехзаде. Ярый приверженец традиций и поразительно неуступчивая женщина. Не получив женского счастья, она не желала его никому кроме своей любимой дочери Хатидже. — Да, распространённое имя здесь, — ответила Марфа. Слуги начали убирать посуду, Чичек-хатун же построила девушек в ряд. Кивнув слугам, она бросила пару непонятных слов и, пройдя сквозь двери ташлыка, повела наложниц в классы. Класс письма оказался красив. На стенах вились удивительные восточные голубые узоры с золотыми вставками. Пять деревянных круглых столов стояли в равной удалённости друг от друга, а вокруг них по три подушки. Марфы рядом не оказалось, её как прошедшую обучение отправили вместе с «выпускницами». Оксана заняла место рядом с девушками европейской и славянской наружности, по причине возможности взаимодействовать посредством знания языков. Чернильница и чистый пергамент уже лежали перед глазами. Учитель-евнух представился Аязом-агой, и что-то объясняя, прошёлся по рядам, раздавая алфавит. Оксана смотрела на заморские закорючки с ужасом. Османский алфавит оказался типичным представителем восточных языков. Витиеватые линии, каждая из которых похожа на предыдущую — фундамент алфавита. — Ужас, как это читается? — Оксана бросила несколько растерянных взглядов на соседок. Одна из них смотрела на буквы с удивительным пониманием в глазах. Откинув длинные светлые волосы за спину, она заговорила: — Нужно переписать себе. Потому что видишь подписи сверху в таблице? Буква может по-разному писаться, если она стоит обособленно, в начале, в середине и в конце слова. Вот это читается почти как русская [б], но пишется она различно, в зависимости от положения в слове. — Мать моя женщина. А как читаются остальные? — Большинство иначе, чем ты привыкла слышать, но я объясню. — Придётся вспомнить уроки английского и делать русский вариант произношения. — Ты знаешь английский? — рабыня несказанно удивилась. — Не на высшем уровне, но я долго его учила. — И писать умеешь тоже? — Естественно. — Хатун, слушайте меня, — сзади подошёл Аяс-ага, заговорив на родном девушкам языке. — Первая неделя будет сложной. Нужно выучить алфавит в кратчайшие сроки и много тренировать написание символов. Для начала запишем несколько элементарных и обязательных фраз. Начнём с такой — «я новенькая джарийе, госпожа». Оксана кивнула и принялась старательно выводить фразу на русском, османском и османском с русскими буквами (лишь бы понимать, как читать это структурное безобразие). В жизни не пытавшаяся учить арабоподобные языки, сейчас наложница чувствовала себя котёнком, брошенным в воду. — А как вот эти буквы отдельно читаются? В потоке сложно разграничить звучание и выделить, как произносится каждая. — О Аллах, — евнух возвёл глаза к потолку, — как же сложно работать с новенькими. — Я объясню, — светловолосая девушка улыбнулась. — Ты знаешь? — учитель с сомнением посмотрел на невольницу. — Я обучалась на дому. Мой отец был купцом и мог позволить… — О, Аллах, спасибо, — мужчина возвёл глаза к потолку, — проследи за ней и за второй. А я пойду к остальным. Сколько черкешенок привезли в этот раз и всем нужно помочь… Евнух удалился к тройке темноволосых девушек, что-то шепча под нос. Оксана пробежалась глазами по записанным фразам и неприязно дёрнулась. Все они предназначались, чтобы угодить правящей династии. В большинстве своём это различные формулировки извинений и несколько фраз, указывающих на скудное знание языка. Следующим уроком стало музицирование. Оксана сидела с совершенно потерянным видом и всё, что ей оставалось — это слушать новую знакомую Ольгу, которая старалась передать общий смысл лекции ей и ещё одной соотечественнице. У каждой подушки лежал струнный музыкальный инструмент, именуемый кануном. Собой он представлял плоский деревянный ящик трапециевидной формы. Ставился канун на колени, а на пальцы надевались железные напёрстки. — Я уже представляю, — пока учитель ходил меж рядов, проверяя правильное положение за инструментом, Оксана заговорила, — сижу в покоях падишаха и играю на кануне. Да-да, ведь мужчине будет интересно именно это. А то зачем он меня в свои покои звал? Конечно, чтобы послушать мою столь прелестную игру на кануне. — Многим нравятся музицирующие девушки, — Ольга слабо перебирала струны. — Только если округа не заполнена такими. К тому же, пока одна наложница танцует, никто не посмотрит на ту, что исполняет музыку. Ты должна обладать исключительной красотой, чтобы среди всех танцовщиц заметили тебя, играющую на кануне. Ольге оставалось только молчаливо согласиться. Солнце склонилось к земле, когда рабыням позволили покинуть классные комнаты. В ташлыке накрыли столы, уставшие девушки с особым энтузиазмом заняли свободные места. Тушёный со специями рис и отварное мясо птицы стали достойной наградой за проделанную работу. Когда девушки начали готовиться ко сну, Оксана присела на лежанку, рассматривая пальцы рук. Ей снова четырнадцать, подумать только. Никто бы не поверил в такой рассказ. Да и она сама с трудом осознавала данный факт. — Я тут слышала, — Марфа, с которой удалось увидеться только после обеда, закончила переодеваться и залезла в свою «постель», — султану Селиму пошлют скоро новую наложницу. Говорят, падишах увидел одну из девушек где-то и просил подготовить. — Удачи ей. — Ты встревожена. Что такое? — Ничего, семью вспомнила, — Оксана слабо улыбнулась и легла, накрывшись одеялом. Мысли о семье пришли, стоило переодеться. Оксана перевернулась набок, зажмурила глаза и постаралась не думать о том, как тяжело сейчас родителям. Она знала — они живы, но они не знают, что Оксана — да. Небось, лелеяли надежду, а глубоко в сознании строили предположения о страшной участи. За психическое состояние матери душа кровавыми слезами обливалась. С отцом они не виделись два года, он легко перенесёт утрату. Со старшим братом они пусть и общались близко, но Марк достаточно сильный, чтобы пережить пропажу сестры. А вот мама. Мама! От образа плачущей в её комнате матери на глазах у самой Оксаны наворачивались слёзы. Девушка прижала руки к груди и взмолилась — пусть матушка не сляжет от горя. Пусть переживёт. Поскорбит, но переживёт. Ей бы сейчас планировать побег. Но куда? У Оксаны ничего нет теперь. И здесь она никто. Призрак, возникший из воздуха. Этой ночью кошмары вернулись вновь. Но всё было иначе…***
Из губ вырвался судорожный вдох, тут же обращаясь в холодный пар. Стоял столь сильный мороз, что стены дворца покрылись тонким слоем инея. Находясь по пояс в ледяной воде, Оксана пыталась не упасть из-за подкашивающихся ног. У одной из стен плавало тело в длинном светлом платье лицом вниз. Оксана постаралась пересилить испуг и подойти посмотреть. Сделав несколько шагов, она застыла, заметив копну русых волос. В груди всё сжалось от ужаса — это могла оказаться Марфа. Брызги разлетелись в стороны, когда Оксана, пересиливая сопротивление, постаралась как можно скорее приблизиться к телу. Она протянула дрожащие руки к плечам девушки, перевернула тело, и тут же отпрянула назад. Синее лицо, с губами, на которых переплелись сети капилляров, открытые глаза с полностью белыми глазницами — подобное зрелище испугает любого. С неким облегчением Оксана оттолкнула плавающее тело — это не Марфа, не единственное приятное лицо во всём этом мире. И она признаться честно, не знала кто эта девушка. Внешне незнакомка выглядела нездешней, ведь платье с воротником и полупрозрачной тканью на груди выходило за рамки османской моды. Оксана обернулась назад, к распахнутым дверям на улицу. Снаружи разразился ураган, снося собой флаги и стяги. Не помнил Стамбул ещё таких суровых циклонов. Никогда ещё осенние ливни не соседствовали с зимой. Отвернувшись, Оксана побрела вперёд по коридору. Мёртвые тела попадались на каждом шагу. Всех их постигла страшная судьба — замёрзнуть в остуженной январскими холодами воде. Интерьер сменялся один за другим и, наконец, Оксана стала понимать куда идёт — в тронный двор, где коронуют каждого султана и где шехзаде приносят присягу корпусу янычар. Оксана вышла наружу, сталкиваясь с ровными рядами воинов. Дождь ударил в лицо. Мужчины стояли к ней спиной, держа свои руки на ятаганах совершенно невосприимчивые к температуре. Оксана, еле передвигая ногами, прошла мимо и оглянулась на одного из них, сердце тут же пустилось вскачь от открывшегося вида — безразличное белое лицо и ярко-сияющие потусторонним светом глаза. С перехватившим дыханием, джарийе двинулась дальше, видя вдалеке трон падишаха империи. Вода у трона и ног черноволосого командира окрасилась алым. Лицо мужчины в красной форме размыто серой дымкой, но стан видится знакомым. Багряная жидкость подобно живой субстанции собиралась густым пятном вокруг воина. Тот стоял с оголённым ятаганом, поднятым вверх. С лезвия капала кровь. Оксана сдержала рвотный позыв и подняла глаза на трон. В белом юсуфи, расширяющемся кверху, в середине которого крепился эгрет из трёх чёрных перьев и крупного алмаза, в алом кафтане с золотыми узорами сидел мужчина, лицо которого скрывала призрачная тень. Рядом размытый образ женщины. В одной руке кинжал, рукоять которого инкрустирована драгоценными камнями, а вторая лежит на плече падишаха. Голова госпожи повернулась — она осмотрела ряды янычар и скользнула взором по Оксане. Ни лица, ни глаз не рассмотреть, но что-то обожгло нутро, и девушка с ужасом поняла: «Она видит меня!». Женщина сделала решительный шаг вперёд и протянула руку, на что Оксана отшатнулась назад как от огня. По щеке и правда прошло нечто обжигающее, но не пламя — холод. Госпожа взмахнула рукой и все капли дождя, обращаясь ледяными осколками, налетели на Оксану. Девушка закрылась рукой, не способная ни убежать, ни позвать на помощь. Янычары лишь стояли, наблюдая своими сверкающими в образовывающейся темноте глазами. Дикий холод пробрался под платье, впитался в кожу и раздробил кости. Оксана закричала, не в состоянии больше терпеть боль, споткнулась и оказалась с головой под толщей воды. Она проснулась. Наложница раскрыла глаза и спешно села на постели, судорожно сжимая льняную простынь пальцами. В маленькое окошко пробивались тёплые лучи солнца, последняя предрассветная звезда исчезла, ночь уступила дню. Тяжело дыша, Оксана приложила руку к груди, ведя мысленный отсчёт в такт с сердцем — успокаивало. Прошло немного времени, прежде чем начался стандартный для наложницы день. И день этот стал повторяться вновь и вновь ещё много месяцев, прежде чем Оксана была удостоена чести стать уста.