Война красивых и беспощадных

В хаммаме стояла дикая жара. Расстёгивая многочисленные пуговицы на платье, верхняя часть которого походила на жилетку, Линфэй не заметила, как двери тихо отворились и сквозь них «просочились» многочисленные служанки. От мыслей удачливую наложницу отвлекли всплески воды. Лепестки гибискуса и фиалок летели в прозрачную чистую воду. На небольшом столике уже готовили маску для волос из глины. Первым делом её нанесли на мокрые волосы, дожидаясь пока вода для тела настоится и впитает в себя полезные качества трав. После мыла волосы становились жёсткими, но в гареме давно придумали средство от подобного — крем из цветов мальвы. На кожу тела наносили многочисленные маски из глины с настоями цветов. Искупавшись вдоволь, Линфэй расслабилась под умелыми руками местной массажистки. Распаренная кожа быстро затвердевала и морщилась, и потому служанки поспешили намазать её кунжутным маслом с добавлением ароматических капель фиалки. Линфэй позволила накинуть на себя длинный белый халат, чтобы перейти в другие комнаты для подготовки. В одной из них уже ждали служанки с маленькими флакончиками и склянками, наполненными жидкостями густыми как смола и текучими словно вода. — Не торопитесь. Праздник ещё не закончился. Падишах примет её не раньше, чем сам посетит хаммам, — Мелек-калфа сопровождала уста, давая уточняющие указания слугам. Рабыни покорно кивали. Одна из них усадила Линфэй на стул перед небольшим зеркалом. Сняла крышку с одной из коробочек и тонкой кистью подцепила смесь из сурьмы и золы. Осторожными и выверенными движениями окрасила ресницы в чёрный цвет и нарисовала тонкие стрелки. Маленькие палочки корицы меж тем отправились в рот. Одна из служанок подала бетель — пасту с перцем, известью и семенами льна. Губы от этого налились алым цветом. Рабыня-художница нарисовала несколько цветочных узоров на руках хной. Принесли платье с белоснежно-серебряным лифом, нижняя часть представляла собой несколько слоёв оранжевой ткани оплетающих ноги и меж тем позволяющих свободно передвигаться. Украшенным резьбой гребнем тщательно расчесали волосы, слегка закрутили пряди и украсили голову тонкой серебряной нитью с небольшим камнем в центре на манер тиары. На шею повесили скромное ожерелье из небольших драгоценностей. — Идеально, — Мелек подошла сзади, поправляя плечевую часть наряда. — Долго ли вы ещё? — взволнованный Сюмбюль-ага ворвался в комнату. — Стучи, окаянный. — Мелек зашипела не хуже змеи. — Перед тобой будущая гёзде. В чём дело? — Падишах требует девушку как можно скорее. — Она готова, — Мелек сложила руку в замок и гордо задрала подбородок. — Идём. Дайе будет? — Ждёт у покоев, — кивнул мужчина, — а теперь поспешим. Не стоит испытывать терпение султана. Линфэй приподняла подол платья и встала. Слуги как по команде взглянули на неё, оценивая и… наслаждаясь. Первый хальвет Сулеймана в роли султана во дворце Топкапы должен был пройти идеально. Одна оплошность и могли полететь головы. Никто из них ещё не забыл грозного султана Селима, его призрак всё ещё витал над каждым в этом месте. Золотой Путь оказался совсем не из золота. Те же стены из светлого камня и мрамора, тот же пол. Высокие арки и горящие факелы на стенах. За спиной молчаливо следовали слуги. Из ровного уверенного общего шага выбивалось лишь семенение евнуха. Непрошеное волнение вновь подкатило к горлу. В груди подобно запертой в клетке птице затрепетало сердце, порываясь вырваться. Она отдалилась от происходящего, идя на автомате, путающимися мыслями улетая вдаль. У покоев верная стража и Дайе-хатун. Женщина посмотрела строго, без тени улыбки. — Ты всё помнишь? — хазнедар остановила процессию, не позволяя страже постучать. — Да. — Громко не смеяться, — женщина решила повторить давно изученные правила, — не перечить. Говори, только если позволяют. В глаза не смотри, обязательно опусти голову. Когда войдёшь, поцелуй подол платья. Будь вежлива, улыбайся. Запомнила? — Да. Дайе развернулась и сделала несколько постукиваний по двери. Громкое «войдите» стало однозначным ответом. Волнение Линфэй достигло своего апогея. Колени подкосились, а сама она забыла всё, что только что сказала хазнедар. Стражники распахнули двери. Девушка опустила голову, и глубоко вздыхая, под внутренний счёт зашла. Широкий, сшитый мастером ковёр встал перед глазами. Света достаточно, чтобы разглядеть подол белого халата падишаха. Линфэй немного приподняла глаза и осмотрела пространство. Широкая кровать с тремя подушками у стены. Постельное бельё обшито золотой нитью. Из окна, ведущего на балкон, проникал лёгкий лунный свет. Мягкие тени от его сияния ложились на столик со свежими фруктами. Волнение отступало непозволительно медленно. Линфэй приказала самой себе успокоиться. Не вышло. В несколько шагов наложница приблизилась и с недовольством опустилась на колени. Взяла светлый подол и еле коснулась губами. Поднялась и смело заглянула прямо в глаза. Голубые как безоблачное небо в погожий день. А её таили в себе все опасности тёмных и бездонных океанов. — Как тебя зовут? — шершавые пальцы прикоснулись к её подбородку. — Линфэй. А тебя? — Это шутка? — Сулейман беззлобно рассмеялся. — У меня есть манеры, — Линфэй почувствовала, как волнение покидает её, а потому медленно отошла и направилась к столику с фруктами, — меня учили знакомиться по всем правилам. Даже если я знаю имя собеседника. — Сулейман, — тихо ответил мужчина, с улыбкой наблюдая за наложницей. — У этого имени есть несколько значений. Мирный, надёжный. Первый султан сего имени. — Линфэй. Нежность и возвращение. Кто дал его тебе? — Гюльбахар. Наложница вашего отца. Я прислуживала ей какое-то время, дружила с ней. — Тебе нравится это имя? — Да, — девушка тепло улыбнулась, вспоминая бывшую госпожу, — я вижу его смысл куда более глубоким, чем наделила его однажды Гюльбахар. Как бы судьба ни разлучала меня с близкими, однажды я вернусь. И мы будем рядом. Вместе. — Кто же для тебя близкие? — Сейчас лишь моя верная подруга. Мы попали в гарем вместе. Линфэй развернулась спиной к султану, что являлось грубым нарушением правил. Сулейман смолчал, заставив девушку хитро улыбнуться. Выискав глазами несколько спелых ягод, уста отправила их в рот. Сладкие и сочные. Давно она не пробовала чего-то настолько вкусного. — Признайся. Ты русалка? — Ха-ха, — девушка легонько посмеялась и повернулась, с открытой и широкой улыбкой взирая на падишаха, — кто знает. Вдруг я пришла сюда за тобой. Свяжу волосами, как водорослями, и ты утонешь в моих глазах. Я оставлю тебя на их дне. Навсегда. — Я уже это чувствую. Словно тону. — Подожди, я ещё не использовала волосы. — Линфэй провела рукой по синим локонам. — Не кидайся так скоро в омут. Я хочу поиграть. Девушка обошла столик и приблизилась к рабочему месту. Несколько небольших инструментов для ювелирной работы, множество камней разной формы и незаконченное кольцо с изумрудом. Оно не нравилось Линфэй. Двумя пальцами наложница взяла рядом лежащий синий камень невероятно насыщенного оттенка. — Ты ювелир, — она не спрашивала. — Из всех этих камней ты можешь создать украшение? — Я не работаю с коронами или тиарами. Всегда не хватало времени обучиться. А сейчас его и вовсе нет. — Кольца и подвески? — вопрос риторический и Сулейман не ответил. — Прелесть. — Тебе нравятся синие камни? — Не только, — Линфэй положила драгоценность на место и направилась к резному зеркалу. — Красные, белые, розовые. Светлые и тёмные. Но не зелёные. — Отчего же? — заинтересованно спросил Сулейман. — Не знаю. Просто не нравится, как цвет смотрится в камне. Я тут вспомнила одно предание. Или сказку. Уже не помню ни названия, ни автора. — Что за сказка? — О ремесле, — Линфэй взглянула на собственное отражение в серебряном зеркале. — Жил-был король. И однажды, поехал он со своими лордами в странствие по собственным землям. В одной маленькой деревне и одной маленькой хижине жила молодая девушка с родителями. Король безумно влюбился в простую крестьянку и возжелал взять в жёны. Лорды оказались закономерно против. — И что же он? — Он король. Его слово последнее. Но девушка и сама не пожелала становиться его женой. — Почему? — Потому что у короля не было ремесла. Девушка поклялась, что не выйдет замуж за мужчину без ремесла. Но король искренне полюбил её. Решил он изучить самое простое ремесло и стал ткать ковры. Месяц или год учился король, и однажды он вернулся в ту маленькую деревню и в тот маленький дом. С большим и искусно сшитым ковром. Девушка посмотрела и только тогда дала своё согласие. Родители проводили дочь, и уехала она с королём в столицу. Свадьбу играли пышно и долго. А у короля была привычка — гулять по улицам города переодетым в простака. Сулейман напрягся. — И вот однажды бандиты схватили его. И убить хотели, поскольку денег у него не было. Не поверили бандиты, что он король. Дабы спасти себя, король им и рассказал о своём ремесле. Бандиты сохранили ему жизнь. Ткал он для них ковры день и ночь. Много лет. А королева, как верная супруга, ждала мужа и не слушала лордов. Не пожелала выйти замуж за другого. И вот однажды, бандиты принесли новый заказ. Сшить ковёр для королевы. Такой, какой свет ещё не видывал. И чтобы точь в точь как тронный зал, ни дюймом больше, ни дюймом меньше. Король знал о размерах своего зала и сшил ковёр идеально подходящий. Королева увидев его, оказалась довольна и удивилась — ковёр такой как надо. Изучила она его и нашла подсказку в углу. Попросила она привести мастера во дворец. Лорды своего короля не узнали, а как его отмыли и причесали, то повели в тронный зал. Королева увидела своего супруга и тут же бросилась к нему. Так и спасло короля ремесло. — Поучительно, — Сулейман выглядел действительно серьёзным. — Я могла перепутать детали, но суть оставила верную. Кто владеет ремеслом, тот не пропадёт в этом мире. Будь он королём, купцом или нищим. Линфэй провела рукой по резьбе на зеркале. Высокое. Позволяло рассмотреть себя в полный рост и наблюдать за тем, что происходило за спиной. Сулейман, не издавая звука шагов, приблизился. Линфэй окончательно расслабилась и оказалась готова к тому, что могло произойти дальше. И лишь прежде ей хотелось узнать что-нибудь. Неважно что. Хотелось, чтобы он рассказал о себе. — Расскажи о себе, — озвучила своё желание девушка. — О себе? — султан замер. — Да, — наложница повернулась лицом. — Отчего ты так смотришь? Никто прежде не просил? — Нет. — А я прошу. У тебя есть друг? — Да. Почти брат. Ибрагим. Он хранитель покоев. — Вы наверняка знакомы с глубокой юности. У меня никогда не было много друзей. Но это и не нужно. Чем их меньше, тем ты с ними ближе. К сожалению, я потеряла всех кроме одного. — Помимо Ибрагима у меня не было близких друзей. Слуги, наложницы, аги и паши. А друг всего один. — Я могу стать вторым. Если жена мужу не друг, то это плохой брак. Если фаворитка и мать детей тебе не друг, то вы близки не по-настоящему. — Я всегда хотел быть другом сестре, — Сулейман предался воспоминания, — но оставался братом. Хатидже сначала была слишком мала, чтобы стать другом. А потом слишком далека. — Далека? — У неё был муж. Ей всего ничего, а она уже вдова. — Если их разделила сама смерть, то может не судьба. Может, мужчина, которого она полюбит без остатка, и который полюбит её так же где-то рядом. А может и не стал пашой вовсе. — Надеюсь. Хатидже слишком нежная, чтобы страдать. — Она родилась для мирного брака, а не испытаний? — Да. — Я знала таких людей. Среди подруг. Нежные как розы без шипов. Тихие как ручей. Мирные как сад. Созданные для покоя и любви. Не для борьбы. — А ты? Ты для чего? — Я не знаю. Саму себя я вижу лишь в зеркале, но там такого не разглядеть. Никто не хочет борьбы. Все жаждут мира. И я. Линфэй подошла ближе и, взяв султана за руку, повела на балкон. Мимо тахты и низкого столика, прямо к мраморным колоннам и перилам. Луна в эту ночь казалось поразительно яркой. В воздухе витал запах свежести и покой. Над Стамбулом затухли почти все огни. Но дворец не спал. В окнах горел свет, а несколько других балконов оказались не одиноки. — Мирно, верно? — Линфэй положила руки на холодный камень. — Верно. — Тёмная ночь. Но так спокойно. — Ты ощущаешь покой? — Небывалый. И безопасность. Кажется, будто во всём мире сейчас спят, празднуют и любят. Это иллюзия, но такая сладкая и успокаивающая. Словно весь мир забыл о войнах. Наложницы перестали устраивать склоки, и каждая душа счастлива. Но это не так. Счастлива лишь я и мой разум проецирует это на весь мир. — Ты счастлива? — Сулейман встал позади и осторожно положил тёплые руки ей на плечи. — Да. Отчего нет? Если бы кто-то из нас не хотел, то меня бы здесь не было. Но этого хочешь ты. И я хочу. Линфэй почувствовала, как её обняли. Прохладный ветер жаждал сбить это тепло, но крепкие руки мужчины не позволили. Девушка откинула голову на плечо и повернула её. Глаза непроизвольно опустились чуть ниже и заметили молодую вдову. Хатидже наблюдала с лёгкой печалью и одухотворённостью в глазах. Обе девушки, заметив друг друга, смущённо отвели взгляд. — Вы через многое прошли с Ибрагимом? — Нет. Мы ещё молоды. Вместе ходили на войну, но биться бок о бок приходилось лишь раз. Познакомились ещё совсем юными. Нашли общий язык сразу. И пришли к тому, что именно с Ибрагимом я могу обсудить свои мысли. Рассказать о мечтах. — А матушка? — С ней… сложно. — Сулейман прижался ближе. — Она слишком черства. И давно уже не мечтает. Я люблю её так же сильно как в пять или пятнадцать лет. Просто пришёл такой момент, когда… я не в силах делиться с ней мыслями. Или чем-либо другим. — Понимаю. Всем сокровенным я делилась лишь с верной подругой. Все свои грандиозные мечты и планы рассказывала ей одной. И получала поддержку в ответ. Не укор, не просьбу подумать и мыслить реалистично. Не смешки. Поддержку. Она знала всё. Вообще всё обо мне. — Ты её потеряла? — Нет. Теряешь, когда предают. Или предаёшь ты. Когда вы сами решаете больше не встречаться и не говорить друг с другом... Так что нет. Не потеряла. Линфэй задумалась, вспоминая события прошлого. Ночные посиделки с громким шёпотом, диким смехом и поеданием пиццы. Она была так счастлива в те моменты. Настолько, что променяла бы почти всё что имела ради повтора. — У тебя много сестёр? — наложница силой вырвала себя из размышлений, возвращаясь к вопросам насущным. — Что для тебя много? — Пять. — Тогда нет. Их четыре. — Нежная Хатидже одна из них. А кто остальные? — Бейхан. Тихая. Сколько себя помню, она ни с кем никогда не ругалась. Конфликты и ссоры её не интересуют, и думаю, причиняют немало боли. В браке она оказалась счастлива. И я рад за неё. — Милейшая девушка по твоему описанию. Кто ещё? — Шах. Своенравная, гордая и дальновидная. Мы общались мало. Слишком мало. Её рано выдали замуж, и она покинула отчий дом. Слишком рано. Решал этот вопрос не я к сожалению. — Жизнь её закалила как кузнец сталь. А последняя? — Фатьма. Госпожа вечного праздника. — Голос Сулеймана наполнила жёсткость. — И слухов. Линфэй услышала сталь в голосе, недовольство и... стыд? Девушка поспешила разрушить молчание. — У меня был брат. Старше на пару лет. Звали Марк. Сейчас я жалею, что мы общались мало. Тогда мне казалось, что нам терпеть друг друга ещё целую вечность. А оказалось всего ничего. — Ты знаешь, где он? — Нет. Знаю лишь, что в безопасности. Хотела бы однажды увидеть его. Просто чтобы обнять. Я бы хотела видеть их всех. И мать, и отца. Но судьба такова, что ни с кем вечность в мире живых мы быть не можем. — Тоска по дням минувшим съедает всех, — тихо прошептал султан, — и порой семья поступает… жестоко. — Ты об отце? Султан Селим был великим человеком и грозным. — Слишком грозным. Я поклялся не стать ему подобным. — Великая клятва и тяжёлая ноша. Но дети это не их родители. Дети никогда не должны отвечать за деяния родителей. Дети не должны нести на себе тень родителей. Дочь никогда не станет копией матери, как и сын копией отца. Как нет в мире двух одинаковых снежинок, так и двух одинаковых людей. — Иншаллах. Линфэй плавно развернулась и, заглянув в тёплые и доверчиво раскрытые глаза, аккуратно прикоснулась к чужим губам. Немного влажным и податливым. Руки падишаха легли на тонкую талию наложницы и нежно прижали ближе. Ночной ветер всколыхнул длинные волосы девушки, скрыв поцелуй от посторонних глаз. Они молча вернулись в тёплые покои. Но слов и не требовалось. Оранжевое платье упало к ногам, Линфэй сняла украшения. Они оказались обнажены перед друг другом. В мягких простынях и одеяле любовники утонули. В страстных поцелуях за мгновения забылись. Нежные касания пробуждали желания в обоих. Слияние произошло куда приятнее, чем девушка ожидала. Ночь, которая должна была стать испытанием прочности, превратилась в миг. Чудесный миг. Тёплые объятия сна убаюкали Сулеймана и Линфэй. Она осталась в его покоях.