Война красивых и беспощадных

Линфэй наблюдала с этажа фавориток за образовавшимся праздником. Нигяр-калфа помогала слугам разбрасывать золотые монеты, в то время как Махидевран наслаждалась всеобщим вниманием и поздравлениями. Новость сообщили на рассвете, и в тот же миг гарем проснулся. Слуги сновали туда-сюда без устали. На кухню отправили джарийе в помощь. Обещали подать сочных и крупных перепёлок, плов, фаршированные овощи, пахлаву, щербет на самый изысканный вкус. Евнух перечислил чуть больше двух десятков видов блюд. К обеду в ташлыке показалась женская часть династии. Некоторые уста взялись за инструменты, наигрывая выученные наизусть мелодии, другие заняли позиции посреди помещения и задвигались в такт. Джарийе разносили еду. Линфэй присматривала себе место среди наложниц. Арзу верно дожидалась решения, стоя позади, а получившая разрешение Гюлистан играла на кануне. Взгляды двух любимиц султана пересеклись, обе не показали слабости перед соперницей. Махидевран была для этого слишком счастлива и уверена в победе, а вторая горда. Подошедший слуга передал слова Валиде: — Вас пригласили к столу. — Займи место рядом с Лукрецией. Вижу, там свободно одно, — Линфэй повернулась к подруге, отдавая просьбу. Линфэй натянула свою улыбку №5 — идеально благодушную. Придерживая подол зелёного платья, спустилась по лестнице, легко откинула волосы с голого плеча. Волоски щекотали нежную кожу, ткань прикрывала мало, и оттого плечевая часть платья норовила сползти. Присев в поклоне перед Валиде, девушка проговорила: — Для меня большая честь получить приглашение присоединиться к вам. Благодарю, госпожа. — Садись, Линфэй. Заняв подушку рядом с Махидевран, гёзде тепло улыбнулась всем присутствующим за столом. Никто не почувствовал подвоха. Внимательные глаза Линфэй прошлись по бывшей султанше в лице Гюльфем. Смерть единственного сына оставила следы на её лице в виде неглубоких морщин. Являясь ровесницей падишаха, она реагировала на присутствие Линфэй со всем возможным спокойствием. Махидевран в шёлковом платье горчичного цвета держалась стойко, не выражая неприязни. В этот момент она была слишком уверена, чтобы испытывать дискомфорт. Деланно равнодушно Линфэй положила ладонь на стол. Кольцо с синим сапфиром блеснуло. И взгляд черкешенки вмиг преобразился. К зелёному платью цвета августовской травы оно совершенно не подходило, но девушка надела его по иной причине. Напомнить. В отличие от Махидевран у гёзде имелось множество поучительных примеров о беременности. Никогда ещё ребёнок на её памяти не спасал брак. Мужчина двадцать первого века постарается либо остаться, либо сбежать. Останется и семейная жизнь превратится в ад. Для дитя в первую очередь. Уйдёт и… Султана удержать подобным образом сложнее в сотни раз. Потому что женщина уйти не может, а он перестать звать её — да. У падишаха достаточно средств содержать и сотню детей. — Мои поздравления. Если на то воля Аллаха, то родится мальчик. По моему мнению, главное — здоровье ребёнка. Остальное уже второстепенно. — Мальчик — это прекрасно, — Валиде предавалась приятным размышлениям, — империи нужны наследники. Но если родится внучка, я буду счастлива не меньше. — Дети — цветы жизни. — О, как верно сказано, — Валиде согласно кивнула. — Ты очень любезна, — Хатидже выглядела самой искренней и доброжелательной за столом. — Если Сулейман рад, то и я. Его семья много для меня значит. Хафса удовлетворённо кивала. Прозвучали слова, которые она всегда желала услышать от невестки. Образ мыслей, с которым обязана жить каждая девушка гарема. Как велят традиции и обычаи. Линфэй отпила холодного щербета из серебряного стакана. Взгляд Махидевран оставался прежним, пусть в нём и появилась искорка сомнений. Черкешенка не видела, но знала о великолепной лжи соперницы. Взглядом полным тепла она смотрела на беременную и поигрывала кольцом. Держала лицо безупречно. Пожалуй, Махидевран поверила бы, не увидь тогда в коридоре искривлённых в насмешке губ и презрения во взгляде. — Ты, говорят, танцуешь хорошо. — Махидевран издевательски усмехнулась. — Для нас станцуешь? — Прошу, — Валиде поддержала идею. — Пусть сыграют «Райские воды». Линфэй дала себе обещание в ту же секунду — не провоцировать. Наложницы заиграли нужную мелодию, в которой русинка знала каждую ноту. Плавные движения рук, словно спокойные мирные волны. Медленная прокрутка вокруг себя, течь по залу подобно волшебной воде, подражающей воздуху. Несколько прогибов в спине. Лёгкие и тягучие покачивания бёдрами, без грамма страсти. Зазывающие движения руками. Ладони, невесомо и невинно ласкающие тело. Взгляд полный одухотворённости, направленный в «небо». И руки, тянущиеся следом. В финальном акте, Линфэй, будто в замедленном времени опустилась на пол, обнимая саму себя за плечи. Подняла глаза на Валиде и слабо совсем по-детски улыбнулась. Махидевран не смогла достойно ответить на номер, предпочитая промолчать. — Так чувственно, — Хатидже похвалила фаворитку брата. — Ты настоящая мастерица. — Действительно, — согласилась Валиде. Вечером гарем продолжал веселье. Девушки поздравляли госпожу, взамен получая благосклонность. Линфэй танцевала с Гюлистан под быструю музыку. Женская часть династии со своими слугами удалились, а потому гёзде могла расслабиться. Розовощёкую и тяжело дышащую её из общего круга вытянул Сюмбюль-ага. По его сверкающим глазам и заискивающей улыбке она всё поняла. Кивнула служанкам и проследовала за евнухом. — Привезли цитрусовые и сиреневые масла. Что предпочтёшь? — Какого цвета платье? — Светло-жёлтое с пышной юбкой и накидкой имеющей кружевную вышивку более насыщенного оттенка. — Цитрус. Идя по Золотому Пути после продолжительной подготовки, Линфэй ощущала удивительный запах свежести и лета. Сочный, пробуждающий разум. Слуги ступали следом, хотя причины в их присутствии девушка не видела. Для короткого сопровождения достаточно калфы или евнуха. Линфэй замерла, когда после звонкого стука изнутри стража отворила двери. Их глаза встретились. Карие, полные разочарования и голубые, самодовольные. Перед гёзде предстала прекрасная черкешенка, держащая за руку маленького шехзаде. — Русалка! — воскликнул мальчик. — Она самая, — подтвердила девушка. — Идём, Мустафа, — султанша напряжённо схватила сына за руку и повела прочь. — Чудесный мальчик, — Линфэй попала в объятия падишаха. — Может и я однажды… Гёзде затихла, наслаждаясь чужим теплом. На глаза попалось развёрнутое послание написанное чёрными чернилами. Качественная жёлтая бумага привлекла внимание. Линфэй прижалась сильнее к мужчине, стараясь увидеть хоть пару слов. «…сердце пылает, тоскую нещадно, молю о взгляде…» Ладные стихи другой женщины. Несомненно, писала Махидевран. — Я получила посланные тобой шикарные подарки. Подобное внимание наполняет моё сердце трепетом. Клянусь, не увидь тебя сейчас, то… от тоски обратилась бы высохшей розой. Океаном, из которого пропали все рыбы. Пустым и безжизненным. — Мой милый ангел, — пальцами он заправил выпавшую прядь волос за ухо, — если Аллах позволит, ты родишь много детей. — Иншаллах. Этой ночью, прежде чем утонуть в любви, Линфэй продолжила свою сказку. История о предательстве, казалось, не знала конца. Сулейман выглядел действительно увлечённым. Девушка разыграла перед падишахом спектакль одного актёра. Уже утром гёзде сонно потягиваясь на кровати, размышляла о дальнейших планах. Рассчитывать на выкидыш, способный произойти на фоне нескончаемых переживаний? К великому сожалению, Линфэй оказалась в безвыходной ситуации, где оставалось лишь ждать. — Проснулась? — Нет, — девушка улыбнулась, зарываясь носом в подушку. — Лежи, — рассмеялся Сулейман, — не могу же заставить подняться. — Отчего же? — Линфэй надула губы, рассматривая себя в повёрнутом зеркале. — Можешь. Но не станешь. Я откликнусь, если прикажешь поцеловать. Вскочу, желая коснуться губами. Остального не проси… — Вот как? — мужчина медленно встал, подходя. — Обнимать не будешь? — Это можно. — Линфэй посмотрела на возлюбленного. — Не хочу идти в ташлык. Там шумно. — Оставайся. Без тебя здесь и солнце не светит. Уходит следом. — Тогда не отпускай меня. Не бросай. Иначе солнце погаснет навечно. Мир не заслужил вечной тьмы. Тягучий и сладкий поцелуй прервал стук в дверь. Линфэй устало выдохнула и поспешила накинуть платье. В конце концов, не исключено что снаружи ожидал позволения войти хранитель покоев. — Кто? — Сулейман накинул поверх халата накидку без рукавов. — Махидевран-султан пожаловала. — Я буду на террасе, дорогой, — гёзде чмокнула мужчину в щёку и вышла на обширный султанский балкон, где хватило бы места для десятка людей. Тёплый период осени закончился. Золото украсило улицы Стамбула, воды реки потемнели. Ветер более не расслаблял и не освежал. Зябко поёжившись, Линфэй обхватила плечи руками. Открытые двери и тонкие шторы пропускали звуки беседы между падишахом и его гражданской женой. — Мне так жаль, — сквозь рыдания прозвучал голос Махидевран. — Повелитель… — Не стоит. — Сулейман растерял всё своё прекрасное утреннее настроение. — Аллах видимо решил, что я слишком счастлив. — Простите, — слова звучали слабо, — я… прошу, давайте… — Нет, — прозвучал холодный ответ, — уходи. — Повелитель… Линфэй озябла и осторожно зашла внутрь, тихо ступая. Падишах не заметил свидетеля развернувшейся сцены, продолжая смотреть на свою бывшую любимицу с каким-то затаённым разочарованием. Глаза султанши наткнулись на русскую наложницу. Мать шехзаде опустила глаза, поджимая губы. В белоснежно-белом халате, с растрёпанными волосами, бледнее смерти она выглядела… как Гюльбахар. Гёзде вмиг оказалась вынуждена повторно наблюдать нелицеприятную сцену. Линфэй непроизвольно покрутила сапфировое кольцо, и заметившая это султанша поникла окончательно. Лицо обратилось каменной маской, в глазах госпожи застыли слёзы. Кристальные капли скатились по лицу. — Нет, — слабо покачав головой, проговорила Махидевран. — Почему? Ты оставил меня. Я не понимаю… Почему? Что в ней такого? — Уходи, — повторил мужчина. — Нет, — отчаяние явно читалось на лице султанши, — не прогоняй меня. Оставь. Отошли её. Прошу… — Уходи. Махидевран зажмурилась, замерев в одной позе. По щекам её текли слезы, и единственная причина, почему девушка ещё не ударилась в истерику — султан напротив. Перед ним она старалась сохранить остатки образа той самой Махидевран. Какой она оказалась в Манисе, какой он увидел её впервые. Весенняя роза Сулеймана, нежная и улыбчивая. Дарящая покой. То время прошло. Госпожа ничего не произнесла в ответ. Заторможено развернулась, еле постучала в двери и на ослабевающих ногах вышла. Пока стража закрывала двери, девушка так и не повернулась. Лишь сгорбленная спина, накрытая белой тканью, оставалась видна. — Приляг, — Линфэй боязливо подошла сзади. — Я хочу остаться один. — Нет, — упрямо покачала головой гёзде, — я тебя не брошу. Это лишь твоя боль. Твоё горе, но это не значит, что нужно оставаться одному. Приляг. Сулейман не повернулся, вместо этого послушно подошёл к постели и опустился на мягкую перину. Линфэй подошла сбоку и присела на край. Обняла одной рукой, поцеловала в лоб и стала медленно гладить. Как когда-то делала с Гюльбахар. Мерзко. Помощь и поддержка сейчас как никогда нужна лишь Махидевран. Терпя дикие боли, она нашла в себе силы подняться и дойти до покоев любимого. Выдержала его осуждающий взгляд. До последнего надеялась получить толику сочувствия. Линфэй медленно напела мелодию. Без слов и особого смысла. Тихая, успокаивающая, настраивающая на размышления. Бедная, бедная Махидевран… Падишах не мог позволить себе долго отдаваться эмоциям. И не сделал этого. В молчании она помогла слугам подобрать кафтан. Прекрасная чёрная ткань достаточно твёрдая, чтобы создать сильный силуэт. Вышивка золотой нитью разбавила мрачный образ. Стоя за спиной мужчины, глядя на его лицо через зеркало, Линфэй размышляла. Он, правда, хотел этого ребёнка? — Думаю, мне не стоит приходить сегодня, — тихо прошептала гёзде. — Не говори этого. — Падишах оказался достаточно резок в своём тоне. — Ты хотела быть рядом. Передумала? — Решила что тебе это неприятно. Не хотела… докучать. — Приходи. — Как пожелаешь, — в этот раз она погладила его по щеке, — я приготовлю добрую сказку. Наклонила его голову и встала на цыпочки. Лёгкий поцелуй в лоб. От неё. Совершенно невинно. Новый стук разбил образовавшуюся атмосферу и влюблённые отстранились. — Мелек-калфа просит аудиенции, — сообщил стражник. — Что у неё? — Это насчёт Линфэй-хатун. — Проси. Женщина вошла с низко опущенной головой. Сделав глубокий поклон, калфа заговорила. — Повелитель, я бы хотела переговорить с Линфэй-хатун. Это важно. — Что случилось, Мелек? — Ничего серьёзного. — Тогда почему не подождала меня в ташлыке? — удивилась гёзде. — Вопрос не терпит отлагательств. — Ты же сказала что ничего важного, — голос султана приобрёл нотки стали. — Прошу простить меня, повелитель. Дело касается цикла. Это исключительно личная тема, которую девушки могут обсуждать между собой или с калфой. — Ты ошиблась, — покачала головой Линфэй, — я в порядке. У меня ничего не болит. Проверь записи. — Ошибки быть не может, — возразила женщина, — прошу, пройдёмте со мной. — Всё же придётся уйти, — Линфэй повернулась к мужчине и провела рукой по груди и приятной ткани одеяния. — Увидимся. — Она сможет прийти вечером? — Вполне вероятно, — калфа вновь поклонилась и вышла вместе с фавориткой. Обе отошли достаточно далеко от покоев, прежде чем Линфэй решила заговорить. — Я бы знала. У меня всегда болит живот за день до начала. Тянет внизу. Цикл вероятно сбился. — У меня другое предположение. Интереснее. — О, — гёзде остановилась, замерев от догадки, — уверена? — Нет, я не лекарша. — Она в любом случае не сможет понять. Если плод и есть, то ему и недели нет. — Я уже говорила, что ты везучая? — М? — Забеременеть так быстро… Аллах явно на твоей стороне. — Я тебя умоляю. Там где я жила, все усилия люди направляли на попытку не забеременеть. — Разве можно не хотеть детей? — У тебя же их нет. Калфа рассмеялась и понимающе кивнула. За обсуждением последних сплетен в гареме девушки подошли к покоям Махидевран. Они пролегали между ташлыком, и местом где падишах проводил свои ночи. Нечеловеческие крики доносились из-за закрытых дверей. И было непонятно какого характера боль, испытываемая султаншей. — Я пойду и найду её. Хочу посмотреть в глаза ещё раз, — послышался голос Махидевран. Самостоятельно открыв двери, она вышла в коридор. Верная пейк старалась остановить свою госпожу, но та редко слушала кого-то помимо Валиде и падишаха. Взгляды соперниц встретились, и Линфэй не успела подумать о возможных последствиях, как черкешенка стремительно подлетела и ударила гёзде по лицу. Линфэй отшатнулась и зашла за спину калфы, которая встала перед султаншей живым щитом. — Ты виновата! — закричала мать шехзаде. — Ты! Признайся, что околдовала его. Девушка постаралась уцепиться за гёзде, но Гюльшах удержала её. Мелек прикрывая свою и падишаха фаворитку, помогла гёзде пересечь коридор. — Вернись! И ответь! Ответь за то, что сделала! Оказавшись в ташлыке, Линфэй остановилась и тронула щеку. От прикосновения пальцев небольшая царапина засаднила. Скривившись, девушка чуть было не выругалась. И лишь в своих покоях она позволила эмоциям вырваться. — Сука. — Говори это тише, — Мелек зашла следом. — Моё сочувствие не безгранично, — сквозь сжатые зубы прошипела Линфэй, — трудности не оправдывают такого поведения. Объясняют природу вспыльчивости и истеричности, но не оправдывают. — А сама бы ты как поступила? — калфа усмехнулась. — При свидетелях никак. — Оу, — протянула с хитрой интонацией женщина, — как интересно. Правильная мысль. Если уж и хочешь отыграться, то не тормози на полпути и не оставляй следов. — Ты сейчас даёшь справку как правильно убивать? — Да, — привычные глаза Мелек оставались ледяными, таким обратился и тон голоса. Из шкафчика Линфэй достала небольшое зеркало с ручкой. Посмотрела на тонкую красную линию, пересекающую щёку. Кровь не текла. — Ударь меня, — продолжая рассматривать результат действий бедовой султанши, внезапно попросила гёзде. — Что? — Мелек растеряла остатки показного добродушия, хмурясь. — Жалкая царапина. К вечеру засохнет, а завтра я сниму корку. Останется лишь блёклая розовая полоска. Да и та вскоре пропадёт. Ударь меня. Пусть останется синяк. — Обезумела? — Ты же умная, вот и подумай, для чего я это делаю. — Кажется, — женщина задумалась, — поняла… Сработает ли? — Он ей недоволен. Хочу усилить эффект. Мелек глубоко вздохнула, покачала головой и возвела глаза к потолку. Прошептала что-то совсем тихо, себе под нос. После преодолела расстояние между ними в два шага и без предупреждения ударила по щеке кулаком. Линфэй отшатнулась, но крепкие руки калфы подхватили её, не позволяя упасть. — Вот же… чёрт! — Тихо. Не поднимай шума, — женщина зажала гёзде рот рукой. — Почему не предупредила? — Линфэй убрала руку калфы и села на постель. — Господи, ай. Больно. — Ты бы закрылась. Непроизвольно, но прикрылась бы руками. Не люблю тратить на плёвое дело много времени. — Уф, ну ты и… Не думала, что согласишься. — Попросила бы избить, то я ушла бы молча. Всё-таки, — Мелек подошла, легко похлопав фаворитку по животу, — ты вероятно плод носишь в себе. Простой синяк на него не повлияет, а вот нечто серьёзнее… — Я буду осторожна, — Линфэй шипя, трогала место удара, — по коридорам одна ходить не стану. Лишь со служанками. — Вот и отлично. Как там их зовут… — Арзу и Гюлистан. — Приняли ислам? Чудно. Кто из них кто? — Марфа взяла имя Арзу. Ольга отныне Гюлистан. — Гюль, Гюль, Гюль… Каждой второй дают имя, начинающееся с Гюль. Означает «роза», а вот на моём родном языке звучит… не слишком благозвучно. — Мне тоже не по вкусу, но выбирал Сюмбюль. Мелек не стала задерживаться сверх меры и вскоре ушла. Рассматривая себя в зеркале, Линфэй отчего-то вспомнила старый сон. Перед глазами всплыло расплывчатое, но знакомое лицо командира янычар. Она бы подумала, что сны смысла не несут. Вот только… перемещения в пространстве и времени… Она в такой знакомой вселенной, где предсказания сбывались, а сны несли предзнаменование. Почему его лицо казалось ей знакомым? От мыслей отвлекли вернувшиеся служанки. Арзу, увидев наливающееся алым цветом пятно на лице подруги, встревоженно подскочила. — Кто это сделал? — Махидевран-султан, — спокойно соврала девушка. — Это сулит ей неприятности, — Гюлистан потянула руку к щеке, но Линфэй успела перехватить её. — Не стоит трогать. Это очень неприятно. Лучше пригласи лекаршу. Хочу создать шумиху. — Для чего? — удивилась Арзу. — Для справедливости. Гюлистан? — Уже иду. Это будет весело, — светловолосая кивнула и поспешно ушла. — Я доверяю, — Линфэй внезапно замолчала и, осторожно открыв дверь, выглянула. Гюлистан поблизости не оказалось, как и других наложниц. — Доверяю только одной блондинке в своём окружении. И это Мелек. — Ты её отослала, чтобы что-то сказать? Что? — Я и, правда, не прочь шумихи. Это подмочит репутацию Махидевран среди девушек. Но синяк оставила не она. — Что? — Арзу удивлённо нахмурилась. — Царапина её авторства, а вот синяк уже нет. — Кто? — Мелек, — тихо ответила гёзде. — Что?! — Тише ты. — Линфэй приложила палец к губам. — Хочу очернить Махидевран перед султаном. Арзу опустила голову. На её лице читался процесс важных размышлений. Она закусила губу и, зажмурившись, кивнула. — Хорошо. Пусть будет так. Я с тобой. Свидетели были? — Мелек и Гюльшах. Обеим придётся подтвердить перед падишахом факт произошедшего. Мелек сделает это по доброй воле, а вот Гюльшах окажется вынуждена. За ложь падишаху есть наказание. — Смерть, — мрачно добавила Арзу.

***

Гюлистан подобно бабочке пролетела мимо наложниц. Одна из них остановила её вопросом: — Чего ты такая счастливая? Расскажи нам. — Да. Расскажи. Мы видели, что у твоей госпожи что-то со щекой. Отчего ты веселишься? Служанка посмотрела на подруг Айше-хатун. Две девицы, собирающие сплетни ничуть не хуже. — Я просто иду к лекарше. — Гюлистан приосанилась. — Махидевран-султан напала на Линфэй. У неё такой синяк налился на лице. Поэтому мне некогда с вами болтать. Стоило светловолосой уйти, как ташлык загудел. Девушки зашептались, передавая новость из уст в уста. Прошло чуть менее пятнадцати минут, когда мимо пробежала женщина, занимающаяся здоровьем фавориток. И чуть более тридцати, когда уже весь гарем знал о произошедшем. Слухи распространялись здесь быстро.