Линфэй вдохнула тёплый майский воздух полной грудью. Соединила руки в замок под животом, который плотно обтянула лиловая ткань платья. Арзу поправила у локтя рукав прозрачной накидки с вышивкой белой нитью. Подхватив свою госпожу под руку, русинка повела её по ровной песчаной тропинке к раскинутому у фонтана шатру.
— Бедняжка еле идёт, — сказала Хафса, расположившись на троне и наблюдая за медленным приближением фаворитки.
— Малыш родится большим, — заметила Хатидже, сидевшая рядом на подушке.
Махидевран не проронила ни слова, лишь поджала губы. Её верная служанка сидела рядом, нашёптывая на ухо успокаивающие слова. Гюльшах любила злословить и делала это с особой настойчивостью.
— Добрый день, — Линфэй одарила своей вымученной улыбкой всех присутствующих, — Валиде-султан, для меня честь получить приглашение от вас.
— Садись скорее, — женщина похлопала рукой по широкой подушке рядом, — вижу, что стоять трудно.
— Благодарю, — устало выдохнув, девушка примостилась на предложенное место, — малыш толкается без конца. Неугомонный. Так и вижу: всё ему надо, всё интересно. Будет задавать по три тысячи вопросов в минуту.
— Иншаллах, — Хафса радостно улыбнулась. — Ты виделась сегодня с Сулейманом?
— Да, мы завтракали вместе, — кивнула Линфэй, — он ещё пригласил меня на ужин. А что такое?
— Всё хорошо. Слышала к тебе подруга приезжала?
— Какая там подруга, — Линфэй махнула рукой, — бывшая госпожа. Я хотела повидать её. Очень уж переживала за здоровье. Надеялась, может у неё ребёнок скоро появится.
— Понимаю. Она счастлива в браке?
— Смиренно приняла свою новую роль. Думаю, влияние Ахмеда-паши прекрасно на ней сказалось.
Удовлетворённо кивнув, Хафса обратилась к притихшей Махидевран:
— Как мой лев Мустафа?
— Учителя его хвалят, — Махидевран через силу улыбнулась. — Он способный, но порой хочет сбежать к отцу. Мустафа очень скучает.
— Мой сын-повелитель готовится к походу. У него нет времени, моя милая.
Слова Валиде противоречили тому, что сказала ранее Линфэй. На завтрак с икбал падишах выделил время, с радостью нашёл и на ужин. Вот только Хафса не могла сказать правды, оттого и лила успокаивающую ложь в уши невестки.
В свои покои Линфэй вернулась измотанной разговорами. Гюлистан как раз дегустировала принесённые слугами с кухни фрукты и ягоды.
— Кто принёс это? — икбал указала рукой на поднос с едой.
— Хасибе. Как и вчера, как и позавчера. На кухне эту благочестивую любят.
Линфэй взволнованно присела на край кровати. Последние несколько недель Сулейман с головой был погружён в работу, проводя все вечера с лучшим другом. На завтраках она шуточно впихивала в него по кусочку от каждого блюда. Заставляла есть сладкое, прежде чем сама вкусит его. Ждала.
Сегодня? Она не знала. Решится Махидевран или струсит. Пьёт она лекарство от головной боли или нет. В сущности Линфэй приходилось гадать. И полагаться на случай. К лекарше Эмине нельзя просто подойти и спросить — обращалась ли к ней черкешенка.
Сделает или нет?
Если Махидевран и планировала рисковать, то Линфэй нет.
— Надеюсь, никто не умрёт, — тихо прошептала девушка и обратилась к служанкам, — к вам будет поручение… Если вечером что-то случится, проследите за тем кто выходит из кабинета Ибрагима-эфенди.
— Что? — недоумённо спросила Арзу.
— У меня плохое предчувствие.
Ей нужны свидетели. Сулейман не выйдет из покоев, если будет отравлен. Не увидит плачущую Гюльшах, которую Дайе выволочет из кабинета хранителя покоев. Вопрос лишь в том, что решит Ибрагим. Скроет личность отравителя или расскажет как на духу?
Если отравитель будет.
Вечером, сидя в покоях падишаха, Линфэй рассказывала историю любви между богатой девушкой и нищим парнем. О тяготах и лишениях. О запретах.
Когда принесли поднос со сладостями, икбал обратила внимание на напряжённую джарийе, которая передала его стражнику. Мило улыбнувшись, Линфэй взяла айву пальцами и поднесла к губам падишаха.
— Ты же знаешь. — Сулейман устало улыбнулся. — Я сладкое не люблю.
— Врёшь, — добродушно посмеялась она, — как можно не любить такой шедевр кулинарии? Давай же. Хочу посмотреть на твоё лицо.
— Ты пробовала?
— Конечно, айву мне приносят часто.
— Я тоже и…
— Давай. Ради меня. Аллах свидетель, что ты ел айву последний раз в Манисе. Что там за повара?
— Хорошие, но так и быть. Ради тебя, — он вкусил сладость.
Линфэй тем временем закинула в рот небольшой кусочек мяса, наблюдая, как повелитель ест. Фрукт, покрытый взбитыми сливками, исчез. Сулейман хотел что-то сказать, но резко кашлянул. Линфэй легонько постучала мужчину по спине. Тот побелел и приложил руку ко лбу.
— Милый? — девушка встревоженно наклонила голову, чтобы заглянуть в глаза мужчины. — Что такое?
Она не ожидала. Думала, бедовая госпожа струсит.
«Не умер плод, не умерла беременная, не умрёт и он», — пыталась убедить себя икбал.
Сулейман завалился назад, падая на пол. Тяжело задышал.
— Стража! — Линфэй не на шутку перепугалась и, вскочив, бросилась к дверям. — Лекаря! Быстрее! Падишаху плохо!
На подкашивающихся ногах Линфэй вернулась к Сулейману. Тот потерял сознание и не реагировал на похлопывания по щекам. В реальности всё оказалось иначе, чем в воспоминаниях и предположениях. Жизнь преподала новый урок. Страха. Линфэй затрясло.
Икбал приложила ладони ко рту, покачиваясь взад-вперёд.
А если умрёт? Оставит этот мир просто потому что какая-то девица пожелала избавиться от соперницы? Великая трагедия. Непростительная глупость со стороны дурочки. Пойти ва-банк лишь бы… победить. Рискнуть войной ради одного сражения.
«Дура!» — про себя подумала Линфэй.
Икбал трясущимися руками с трудом перевернула мужчину на бок. Глубоко вздохнула и сморщилась. Открыла рот падишаха и просунула два пальцы вглубь, надавливая на заднюю часть спинки языка. Султан содрогнулся, и девушка нажала снова. По пальцам потекла рвота, и Линфэй поторопилась их вытащить. Сулейман изверг не успевшую перевариться айву.
Прибежал лекарь. Мужчина. Немолодой.
— Что случилось? — он поставил чемодан с лекарствами и инструментами рядом, присаживаясь на корточки.
— Почему вы так долго? — с испугу закричала на него Линфэй, дрожа.
— Расскажи, что приключилось, — спокойно попросил ага.
— Мы ужинали вместе. Разговаривали о приятных и личных вещах. Пришло время десерта. Его принесла джарийе, служащая на кухне. Сулейман съел одну айву и вдруг побледнел. Упал. Я так испугалась.
— Что ты сделала? — рассматривая рвоту на полу, спросил лекарь.
— Я подумала, что сливки испортились и засунула повелителю два пальца в рот. Его стошнило.
— Молодец. Стража! Помогите мне переложить нашего хана на постель.
Линфэй отошла к стене, прислоняясь. Зажмурила глаза и начала глубоко дышать. Ребёнку в утробе волнение матери ни к чему. Перед глазами встали лица семьи. Темноволосый брат протягивал руку, как делал в детстве.
Когда она сломала ногу, он прибежал первым. Скатился по склону и подлетел к лежавшей в канаве сестре. Марку было немногим больше, но он не позволил старшим ребятам нести её. Тогда они были близки как никогда после.
— Что с моим сыном? — из успокаивающих воспоминаний вырвал голос Хафсы. — Говори!
— Его отравили.
— Что? — женщина схватилась за сердце, оседая на край постели. — Кто?
— Он съел айву. Нужно проверить на наличие яда. Я уверен, что дело не в испорченных сливках.
— Повелитель! — на пороге показался Ибрагим.
Линфэй на миг разглядела в рабе своего брата. Этот взгляд, полный паники и ужаса она уже видела. Ей знакомы такие переживания, она имела честь наблюдать их. Не оценив в тот момент.
— Сделайте что-нибудь. — Линфэй подошла к столику, вытерла руку о скатерть, а после слёзы. — Помогите ему.
— Линфэй, ты ела?
— Что? — переспросила девушка. — А. Нет. Не успела.
— Хоть что-то, — Валиде отвернулась и поджав губы, погладила сына по голове. — Кто принёс поднос?
— Хасибе, — ответила Линфэй.
— Ибрагим, — Хафса в пол-оборота обратилась к другу отравленного, — найди эту девушку. И вытряси из неё правду. Сделай всё, что можешь. Нет! Сделай больше.
Икбал проследила взглядом за выбегающим хранителем покоев. Заметила прибежавших служанок, панически расширенные глаза Арзу и коротко кивнула. Гюлистан схватила Арзу за рукав и отошла вместе с ней к покоям Ибрагима.
— Остаётся ждать, — лекарь чуть отошёл, — и молиться Аллаху.
— Мне присесть надо, — Линфэй схватилась за живот.
— У тебя есть успокоительное? Беременным его можно?
— Надо позвать Эмине-хатун. Уж она и скажет что беременным можно, а чего нельзя.
Линфэй не обратила внимания на диалог между Валиде и лекарем. Вместо этого забралась на кровать и присела рядом с султаном. Тот уже не дышал тяжело и не казался столько бледным как прежде. Тонкими пальцами она провела по щеке мужчины.
Валиде не смогла оставить сына тоже. Ибрагим сообщил, что кинул служанку, принёсшую поднос, в темницу и ушёл. Ему предстояло провести жестокий допрос. Бедняжку казнят в любом случае. Для Линфэй существовал лишь один вопрос: сдаст ли она истинного отравителя?
Хафса медленно встала и нетвёрдой походкой вышла на балкон. Эмине-хатун принесла отвар, после которого Линфэй погрузилась в полусонное состояние. Находясь между явью и миром грёз, она услышала скрип дверей, а затем увидела морально раздавленную Махидевран. Она сделала несколько шагов, пошатнулась и упала на колени. Пронзительно закричала. По щекам её потекли слёзы, а сама она вцепилась ногтями себе в лицо.
Тихая и напряжённая, подобно натянутой струне, показалась Хафса. Она, как и подобает любящей свекрови-не-по-закону, не знала причины столь сильного горя. В её немолодой голове не существовало тайного знания.
Лишь женщина, которая собственными руками по случайности подвергла жизнь любимого опасности, будет так убиваться. Так кричат и царапают кожу лица те, кто винят себя. И не без оснований.
— Махидевран, — Хафса подошла к девушке, положив руку на плечо.
Госпожа взвыла только громче. Молила Аллаха о прощении, не реагировала на звуки голоса Валиде-султан. Поняв, в каком состоянии мать шехзаде, женщина приказала страже увести ту в лазарет силой. Её сопротивляющуюся волокли почти по полу. Она извивалась змеёй и кричала.
Линфэй почувствовала, как бортики кровати впиваются в поясницу. Она легла рядом с падишахом, лицом к лицу. Смотрела на скривлённые в муке губы и корила себя. Икбал могла и должна была его спасти. Гордыня и самоуверенность застлили ей глаза. Она ослепла. Возомнила себя великой и бесчувственной. Так Линфэй и заснула.
Во снах она вновь видела лицо брата. Те детские годы, когда они занимались глупостями в огороде бабушки. Искали палки и били крапиву. Опускали разорванные на тонкие полоски стебельки одуванчиков в воду. Восторгались, когда те закручивались в спирали. Они ели листья клёна, мыли руки маленькими белыми цветочками и доставали из пруда икру лягушек. Искренне верили, что белое пятно в небе — корабль инопланетян. Забирались в заброшенные дома. Падали в ручей у дамбы в марте и бежали домой, надеясь не застать родителей. Они были так счастливы…
— Линфэй, — тихо прошептал Сулейман поутру.
— Жив, — пробормотала девушка сонно. — Мне снилось детство. А тебе?
— Ты. — Хриплым голосом ответил он. — Лишь ты.
На глазах девушки навернулись слёзы. Она подвергла его опасности и в минуты слабости, в своём бессознательном состоянии он тянулся к ней. К ней одной.
— Я позову лекаря, — чувствуя, как по щекам текут слёзы, дрожащим голосом проговорила девушка.
Резко дёрнувшись на тахте, открыла свои глаза Валиде-султан. Изящная, она уже не казалась воплощением женственности. Слабая и поникшая. С опухшими от слёз глазами. Любящая.
— Сынок, — Хафса с трудом поднялась и подошла, — Аллах услышал мои молитвы. Отравительницу уже схватили. Ибрагим занимается допросом.
— Пить, — прохрипел падишах.
Утолив жажду, Сулейман смог приподняться. Присев и облокотившись на подушку, он осмотрел комнату. С еле слышным стуком вошёл Ибрагим. На лице его читалось нечто среднее между отчаянием и неуверенностью. Он поджал губы и не решился ничего сказать.
— Говори же, — потребовала Валиде — Что ты узнал?
— Хасибе призналась, что яд ей дала Гюльшах. Мол, он предназначался для Линфэй. Должен был заболеть живот, но… Хасибе обманули.
— Гюльшах. — Сулейман нахмурился, поник. — Где Махидевран?
— Она в лазарете, — напрягаясь, ответила Хафса. — Ночью бедняжке… стало плохо. Она увидела твоё состояние и обезумела.
— Она не меня отравить хотела, — тихо проговорил Сулейман, — мою жену и ребёнка.
«Жену», — отметила в мыслях Линфэй.
Валиде прикрыла глаза, руками сжимая края рукавов. Было видно, как она сдерживала себя. От разъярённого крика. От желания вскочить и броситься к виновной. Не уследила. Пригрела на груди глупую змею.
***
Махидевран шла в покои падишаха под конвоем. Стража, евнухи, калфы. В этом месте ей более не доверял никто. Само тело сопротивлялось. Она боялась возможного наказания, но куда сильнее взгляда полного презрения и разочарования.
Он стоял спиной. Вдыхал свежий воздух, наслаждался тёплым майским ветром с террасы. Он услышал, что она вошла. Не хотел смотреть. Когда-то эта прекрасная девушка казалась ему воплощением весны. Ложь. Она — это тлен. Погибель.
— Повелитель, — дрожащим голосом позвала султанша, опускаясь на колени, — я люблю вас. Мой падишах, в этом мире лишь одна ваша улыбка способна излечить моё израненное сердце. Вы были для меня дождём, под которым можно согреться и укрыться от невзгод. А сейчас меня накрыл ледяной ливень. Капли на лету обращаются в осколки. Мне одиноко… и страшно.
— Так и должно быть, — жёстко ответил Сулейман. — Ты отравила меня. И если ты сейчас думаешь, что словами о том, как желала отравить Линфэй, сможешь оправдать себя… то глубоко заблуждаешься. Моли Аллаха о прощении, ведь он один в состоянии его тебе дать.
— Мой повелитель, — девушка зарыдала, — я всё делала ради нас. В моей душе поселилась зима, и я лишь надеялась на возвращение весны. Всё стало бы как прежде, если бы…
— Замолчи! — не выдержав, падишах развернулся лицом и закричал. — Каждое твоё слово ухудшает ситуацию. Сладкая ложь более не ублажает. Ты забыла о взаимном доверии, уважении… Забыла обо всём! Ты уничтожила нас. Своими же руками разрушила многочисленные мосты.
— Я люблю вас, — отчаянно проговорила Махидевран. — Ваше внимание — всё, о чем я когда-то либо мечтала и мечтаю.
— Никакие слова тебе не помогут. Гюльшах будет казнена. Я бы отдал приказ и о твоей… вот только не могу. Я любил тебя однажды. И помню те времена. Ты мать моего сына. Ради него я сохраню тебе жизнь.
— Я буду молиться на…
— Ты отлучена от двора. Завтра ты отбудешь в Старый дворец. Я разрешаю забрать самое важное. Остальное перейдёт в казну. А теперь убирайся.
— Нет. Мустафа…
— Останется здесь. За ним есть кому смотреть. Уходи.
***
Линфэй стояла в проходе на втором этаже, наблюдая, как слуги выносят немногочисленное имущество Махидевран. Хозяйка вещей двигалась подобно безжизненной кукле. Не оглянулась и не сказала ни слова. Проплыла словно призрак и исчезла.
— Ты знала? — Арзу подошла сзади, задавая закономерный вопрос.
— Нет. Просто яд — классическое и верное оружие всех женщин и евнухов. Я догадывалась.
— Тебе очень повезло. Ты ведь так любишь сладкое.
— Аллах уберёг, — просто ответила девушка и, развернувшись, вернулась в покои.
***
Линфэй сполна насладилась благодушием Валиде-султан. Получившая удар предательства женщина оказалась не готова к жесту милосердия. Всё своё внимание Хафса уделяла внуку и невестке.
Хатидже как узнала о произошедшем — сильно расстроилась. Распереживалась и слегла на несколько дней с недомоганием. О брате, которого всегда любила больше чем отца и мать, она очень сильно беспокоилась. Мустафа несколько первых дней плакал. После притих. Линфэй внесла мальчика в планы.
За несколько дней до отправления падишаха и армии янычар в поход у Линфэй отошли воды. Одним пасмурным днём, когда икбал сидела за столом и завтракала ей резко поплохело. Стало жарко, дыхание участилось, и она подумала, что умирает. Отравили.
А потом стало влажно в исподние, и Линфэй всё поняла. Арзу помогла ей перелечь на кровать, а Гюлистан бросилась за повитухой. Схватки начались стремительно, она и не ожидала.
— О,
чёрт. — Выругалась на родном языке икбал, — как же больно!
Эмине-хатун прибежала одной из первых. Служанки принесли горячую воду и чистые тряпки. Набежали все, кто смог. Начиная задыхаться от боли, девушка и не обратила внимания на пришедших. Акушерка откинула подол платья, накинула на колени белую простыню и приступила к своим прямым обязанностям.
— Давай быстрее! — закричала Линфэй, пальцами разрывая простынь под собой. — О, Аллах! Помогите!
Краем глаза заметила Валиде и сестру падишаха. Не смогла сосредоточить на них взгляда и закричала вновь. Казалось, будто её внутренности разрывает чудовище. Она не видела, но ей думалось, что крови много. Очень много. Она испугалась, что умрёт. И боялась этого ровно до того момента, когда боль стала совсем невыносимой.
— А! Нет! Нет! Нет! — Линфэй забилась в конвульсиях. — Вытащите это из меня! Давай же! А!
Она перестала бояться смерти и стала…
— Молю! Убейте меня! Убейте!
Перед глазами встало размытое лицо Арзу. Она говорила и икбал слышала слова, но не понимала смысла.
— Тужься! Ещё немного, — Арзу погладила подругу по щеке.
— Не могу! — закричала девушка, но попыталась выполнить требуемое.
Она смогла выдохнуть лишь когда услышала крик. Расслабилась, чувствуя слёзы и боль в паху.
— Девочка!
Линфэй не отреагировала. Повернулась к окну, прогремел гром, и заморосил дождь. Хафса подошла ближе и улыбнулась. Погладила младенца по голове.
— Это знак, — сказала Валиде-султан, — Туана. Твоё имя Туана. Первая капля дождя, упавшая из рая.
— Живот был такой большой, а вот малышка…
— Схватки ещё не закончились. — Эмине помыла руки и заглянула под простынь.
— Что?
— Вот почему живот большой был. Малышей двое.
— О, Аллах, — простонала Линфэй, — дай мне сил. Я не могу. Не переживу этого снова.
Никто не сказал, что будет проще. Никто не успокоил. И кошмар возобновился. Ей уже было всё равно. Кто родится и выживет ли ребёнок. Слишком больно.
— Давай, хатун. Тужься!
Линфэй дышала и тужилась. Дышала и тужилась.
Второй малыш вышел быстрее, появился на свет легче. Девушка потерялась во времени, не знала, прошло пять часов, час или вся вечность.
— Аллах милостив. Это мальчик.
Линфэй слабой рукой вытерла слёзы со щёк. Зарыдала. Ей было так больно.
Лекарша промыла всё чистой водой, вытерла тряпками. Вытащила всё лишнее.
Она лежала, отходя. Ощущения исчезли и боль исчезла. Прошлое показалось страшным кошмаром. Далёким. И одновременно близким.
На пороге вскоре показался Сулейман. Он аккуратно отвёл в сторону свою мать и подлетел к жене. Теперь жене. Тепло и восторженно улыбнулся. Погладил по щеке и поцеловал.
— Моя любовь, сегодня ты подарила мне двух детей. Двух прекрасных малышей.
Линфэй слабо улыбнулась и уставилась в потолок, продолжая отходить. Отрешённо она наблюдала за ритуалом имянаречения. Крохотную дочку держала Хафса, медленно покачивая. Малышка получила имя. Над мальчиком падишах прочитал несколько сур из Корана. Трижды произнёс имя в каждое ухо.
— Осман.
