***
— На Земле несколько миллиардов человек, а ты надеешься найти любовь в городе, в котором родилась? — Марк неохотно завтракал манной кашей. Ей было тогда четырнадцать, она думала, что знает о мире всё. Верила в романтические бредни, представляла себя самой особенной девушкой в целом мире. Она была идиоткой. Он разочаровался в мире, будучи пару раз несправедливо побитым. Ему было шестнадцать, и он уверил самого себя, что не нуждается в отношениях. Он влюбился в девушку, для которой ничего не значил. Любил её тихо, наблюдая со стороны. О своём бездействии он ещё долго жалел, в чём когда-то в будущем признался сестре по пьяни. — Хочешь сказать, что такое невозможно? — Да, — кивнул Марк. — Люди годами ищут своего человека. Женятся, разводятся и начинают поиски вновь. — Не все разводятся. — Ты наивная, — покачал головой парень. — У нас не принято разводиться. Подожди лет десять, и люди, может, перестанут терпеть и жить в несчастливом браке. — Наши родители поженились после школы. И… — И разговаривают два раза за день, — Марк убрал пустую тарелку в раковину и налил себе чай, вновь возвращаясь за стол. — Они несчастны. Как только не развелись ещё… Она тогда была с ним не согласна и накричала. Обвинила. А через пару лет поняла, что он был прав. Их родители ненавидели друг друга. Но не разводились. Менталитет и воспитание не позволяли. Оксана поняла тогда, насколько взрослые могут быть тупыми. Чего они боялись? Общественного осуждения? Реакции детей? Дураки! — Никогда не терпи. Люди разочаровывают постоянно. — Я, — она поджала губы, — я не позволю. Я буду только с тем, кого люблю. И с тем, кто любит меня. — Не зарекайся. Любимые чаще всего предают. Они поругались. Она кричала, а он спокойно слушал. Она перешла на оскорбления, хотела задеть, а брат лишь слушал. Молчал, ни слова обидного сестре не сказал. А потом… Ей так жаль. Что она не слушала брата, что ругалась с ним. Ей так жаль. Она так любила его. И будет любить всегда.***
Она не препятствовала. Решила позволить Александре вечером войти в покои падишаха. Вот только от мыслей, что через десять часов другая рабыня окажется в объятиях султана, будет слышать те же слова о любви… Линфэй разрывало изнутри. — Что ты планируешь делать? — Ждать, — Линфэй скривилась, — пусть почувствует вкус триумфа. А после я уничтожу её. — Будь осторожна. Если придётся, годами веди войну. — Мелек взяла султаншу за руку. — Если попадёшься, может всё произойти. Он сын своего отца. Выжидай. Тише едешь — дальше будешь. — Ждать пока она ребёнка родит? — Родит и что? У султана Сулеймана тоже братьев много было. В конечном итоге важно ли то, кто станет санджак-беем Манисы. — Важен не ребёнок, а госпожа падишаха. — Линфэй вскочила с диванчика. — Кто будет в его сердце занимать больше места, сын той и отправится в Манису. — Мне казалось, ты в себе абсолютно уверена. — Если я не допущу вероятность проигрыша, то буду полной идиоткой. — Ну, так не расслабляйся, — Мелек вплотную подошла, — как ты уже успела сделать. Выслала Махидевран и всё? Победа? Александра не первая и не последняя. Будут ещё. Он падишах, а власть развращает. Будь на его месте, что бы ты сделала? Если бы мир работал иначе, и падишахом была женщина… хранила бы ты верность, зная, что тебя будут из раза в раз прощать? — Я бы полюбила. Из сотни рабов нашёлся бы тот самый, ради которого я бы весь гарем распустила. — О, надеюсь. Это очень благородная позиция. На совместный обед с падишахом Линфэй взяла детей. Арзу помогла принести малышей и расположить их на подушках. Трапеза между гражданскими супругами прошла в беседах о дальнейших политических планах султана. Сулейман раскрыл ей свою задумку захватить оплот христианского мира — остров Родос. Линфэй втайне презирала религиозные войны, но на показ поддерживала войну против «неверных». Линфэй подошла к рабочему столу мужчины, глазами примечая алые драгоценные камни, ряд из небольших алмазов, серебряные и золотые нити. В голову султанше мигом пришла идея. Она коварно улыбнулась, будучи повёрнутой спиной к падишаху. — Научи меня, — внезапно для Сулеймана проговорила она. — Чему? — Создавать шедевры, — Линфэй указала рукой. — Хочу. Можно? — Ты, правда, заинтересовалась? — удивлённо приподнял брови султан. — Да. Зачем мне врать? — недоумённо по-детски нахмурилась она. — У меня голова разрывается от идей того, что я могла бы создать. — Тогда я научу тебя, — кивая, улыбнулся он. — Когда? — Линфэй легонько подпрыгнула от радости. — Хоть сегодня, — быстро ответил Сулейман, не думая. — После праздника получается. Ты свободен? — Отчего нет? — Ты ведь планируешь поход на Родос. Я подумала, может времени нет. — Всё моё время и время этого мира для тебя одной. Линфэй невинно улыбнулась. Попрощавшись с падишахом, девушка довольная вышла из султанских покоев. Арзу взяла Османа, а сама Линфэй прижала к груди дочь. Из своих покоев показался Ибрагим, направляющийся к падишаху. Линфэй преградила мужчине дорогу, хитро улыбаясь. — Ибрагим-эфенди, — жеманно пропела султанша, — так радостно видеть твоё лицо. Ты к Сулейману? — Верно, Линфэй-султан, — Ибрагим поклонился, заставив уголок губ девушки дёрнуться — на её лицо пыталась пролезть противная ухмылка. — Так прекрасно, что у нашего повелителя есть такой друг как ты. Всем бы такого, — на эти слова он с лёгкой улыбкой кивнул. — Жаль только… ты, как и любой человек делаешь ошибки. — О чём вы? — Ибрагим нахмурился и убрал руки за спину, выпрямляясь. — Об Александре. Из нескольких десятков покорных красавиц ты выбрал яростную фурию. — Линфэй-султан, на эту девушку обратил внимание сам падишах. Я не думаю, что в твоей компетенции решать, кто зайдёт к нему в покои, а кто нет. — Ты меня не так понял, — Линфэй театрально свела брови домиком и поджала губы, делаясь похожей на шкодливое, но обаятельное дитя. — Александра правила гарема блюсти не согласна. Без конца устраивает склоки и затевает ссоры. Обрати внимание на её подругу. У неё миролюбивый характер. — Так ты не препятствовать Александре решила? Получается, этим вечером позволишь ей войти в покои султана? — Я не понимаю, о чём ты. — Линфэй усмехнулась, отводя на мгновение голову в сторону. — Сулейман пожелал видеть меня сегодня. — Это не так. Вчера… — То было вчера, — султанша прервала его речь поднятием ладони, — а сегодня он хочет видеть меня. Иди и спроси. А мне, пожалуй, стоит вернуться в гарем. Линфэй напоследок солнечно и широко улыбнулась. Уходя, она обратила внимание на замершего хранителя покоев. Ибрагим так и не сдвинулся с места. Он спешно оглянулся лишь когда Линфэй исчезла за поворотом. Вечером Линфэй облачилась в розовое платье с белыми узорами из широких вертикальных линий. На голову девушка надела тику из сплетения серебряных нитей. Шаг её сопровождал тонкий и еле уловимый шлейф из жасминовых духов. Мелек, как и подобает гаремной калфе, сопровождала гражданскую жену падишаха. — Она знает? — внезапно спросила султанша. — Александра? — Уточнила Мелек, проверяя следующих за их спинами служанок. — Да. — Не имею таких сведений. В мои обязанности не входит прислуживать ей лично. Я занимаюсь лишь твоей подготовкой к хальвету. В остальном помогаю Дайе-хатун. У неё нет времени делать все расчёты в качестве хазнедар. Валиде-султан предпочитает её видеть рядом уж больно часто, из-за чего на остальных сваливается много обязанностей. — Если Сулейман не сообщил Сюмбюлю… она тоже сейчас может идти в покои султана. А вдруг уже там? — Не может этого быть, — попыталась калфа успокоить вмиг взволновавшуюся госпожу. — Надеюсь, — сквозь сжатые зубы прошипела Линфэй. Находясь в метре от дверей в личные комнаты султана, Линфэй заметила процессию. Неизменно благоволящая гневливой фурии Нигяр-калфа с испуганными глазами. Ещё более бледный от страха Сюмбюль-ага, зажавший рукой рот. И Александра. Словно ангел, спустившийся с небес в белом платье. Лишь одно мгновение она не казалась злобной и мстительной дикаркой. Лишь одно… Глаза рыжеволосой вспыхнули ярким пламенем. В них разверзся ад. Цепкие руки Нигяр еле удержали рабыню. Черноволосая калфа что-то зашептала на ухо наложнице. Линфэй слабо и напряжённо улыбнулась, останавливаясь напротив стражников, охраняющих покой султана. — Пусть рискнёт, — шепнула Линфэй так, чтобы Мелек слышала, — ну же. Кричи. Маши руками. Бросься на меня. Давай. — Она не посмеет, — неуверенно сказала светловолосая женщина, нахмурившись. — О, Мелек, ты плохо её знаешь. Получив крохи власти, щепотку значимости… она вообразит себя повелительницей мира. Она уже считает себя особенной. — Александра не сделает этого. Она спесивая, горделивая и вспыльчивая. Но не глупая. Я это заметила. Сейчас она ничего не сделает. В другой раз. — Когда почувствует внимание султана. Не могу на неё смотреть — хочу убить. Мелек взглянула на султаншу. Лицо Линфэй обратилось суровой маской. Она более не походила на вечно солнечную и нежную госпожу. Она обратилась суровой, одновременно порывистой и спокойной пургой. Еле прикрытые глаза её казались воплощением неумолимой и безразличной смерти. Губы потеряли всякую эмоциональность. Ледяная. Злая. Мелек непроизвольно вздрогнула. Линфэй резко подхватила подол платья, откинула часть его назад и сделала три чётких стука в дверь. Стража, как и подобает, опустила головы, не позволяя себе посмотреть на госпожу. Прежде чем войти, Линфэй кинула взгляд полный болезненного гнева на Александру. Проведя руками по лицу, снимая дрожь с губ, Линфэй слабо и криво улыбнулась падишаху. Она здесь, внутри. Не Александра. Но отчего ей так страшно? — Я подготовил несколько камней для первой работы, — Сулейман казался возбуждённым и не заметил напряжения в языке тела возлюбленной, обнимая ту. — Позволь, — Линфэй выпуталась из объятий, плавно подходя к столу. Пальцами она слабо перебрала несколько недорогих пород драгоценных камней. Кажется, она заметила яшму. Чудный янтарь оказался, как и ожидалось, приятным на ощупь. Линфэй считала про себя. От одного до десяти. Старалась успокоить собственные тревоги и прогнать гнетущие мысли. Сегодня Александра, разозлённая и разочарованная, вернулась в общие комнаты. А завтра? К горлу подкатила тошнота. Она бы ударила его, имей право. Линфэй хотела видеть его перед собой на коленях, чтобы он молил о прощении и снисхождении. Узнай она об измене и имей власть подобную ему… казнила бы. Не раздумывая. «Ничтожество!» — подумала султанша. Линфэй сделала несколько глубоких вдохов. Как бы она хотела сделать ему больно. За спиной войти в связь. Предать. Ещё несколько вдохов и выдохов. — Я готова, — Линфэй с улыбкой повернулась, чуть наклоняя голову. — Тогда я обучу тебя, — Сулейман легко поверил эмоциям и благодушно пригласил за рабочее место. Линфэй аккуратно и медленно работала над браслетом под зорким глазом Сулеймана. Объяснив ей основы, он занялся брошью, периодически давая указания и показывая правильную технику возлюбленной. Султанша задумалась, рассматривая небольшие щипцы. Ими она подцепляла камни и устанавливала на соответствующие места. Она бы воткнула их ему в глаз. Правый или левый? — Получается? — Да, — кивнула девушка, задерживая взгляд на мужчине. Правый.***
— Голова болит, — пожаловалась служанке Линфэй, выходя из хаммама. — Мне сообщить лекарше? — спросила Арзу. — Нет, я просто поделилась ощущениями. Переволновалась, плохо спала. К обеду пройдёт. Синий бархат платья с золотой вышивкой на груди, казалось, сжимал её со всех сторон. Линфэй приложила руку к животу, чувствуя лёгкое недомогание. Ей стоило бы вернуться в покои, да только из комнаты Хатидже показалась одна из лекарш. Женщина покрепче перехватила свой деревянный сундук и прошмыгнула мимо. — Жди снаружи, — приказала султанша подруге. Тихо постучав, Линфэй вошла. Сестра падишаха, бледная как луна, лежала на шёлковых простынях не в состоянии подняться. Она несколько раз кашлянула, приподнимаясь, после чего откинулась на подушки. У её постели сидела верная Гюльфем, следя за состоянием. — Хатидже-султан, — Линфэй сделала ненавистный поклон. — Тебе нездоровится? — Простудилась, — безразлично ответила она. — Что же ты так? Валиде-султан наверняка извелась, волнуясь. — У неё дела поинтереснее. Меня замуж выдают. Гюльфем напряглась и посмотрела на султаншу таким взглядом, будто та сказала лишнее. А Хатидже… той оказалось всё равно. — За кого? — За Мехмеда-челеби. Сына Великого визиря. — Не так всё и плохо, — Линфэй села рядом, беря руки султанши в свои. Хатидже зажмурилась и отвернулась. — Ты не хочешь, да? — Линфэй наклонилась над ухом госпожи, поглаживая хрупкие и холодные пальцы. — Хочешь, я помешаю? Встану посреди дворца и закричу, что не отдам тебя этому… челеби. И пусть другие думают, будто я с ума сошла. Хатидже разрыдалась, прижимаясь к новоприобретённой подруге. Руками обхватила жену брата за шею. Голос её заполнил собой покои. Гюльфем сзади болезненно сморщилась. Линфэй мягко обвила госпожу руками в ответ, прижимая щекой к щеке. — Я готова. Хочешь? — Нет, — сквозь рыдания выдавила девушка. — Это тебе неприятности принесёт. А меня всё равно отдадут ему. — А я… мне всё равно. — Мне нет. Не хочу, чтобы у тебя проблемы были. Выходя из покоев Хатидже спустя тридцать минут, Линфэй передёрнула плечами. Может от того, что в ситуации дочери Валиде, ей никогда оказываться не приходилось, Линфэй не могла выдержать долгого нахождения рядом с Хатидже. Раздражало. Головная боль усилилась. Мысленно обругав Хатидже, султанша вернулась к себе в покои.***
Вечером он не позвал Линфэй. Она сидела на тахте в ожидании. Гюлистан принесла вести — Александра прошла по Золотому Пути. Линфэй прикрыла глаза, приказав служанкам вернуться к себе. Если бы только она могла высказать всё, что думает. Линфэй не выдержала. Заплакала. Задыхаясь, она стала бродить из одного угла комнаты в другой. В голове прокручивались сотни мыслей. Мести, расправы, смерти. Она хотела сделать ему больно. Чтобы он чувствовал в десятки раз больше, чем она сейчас. Однажды она заставит его пожалеть об этой ночи.