***
— Скажите, что я пришла. — Госпожа, — проговорил стражник, не поднимая головы, — повелитель просил его не беспокоить. — Это важно, — Хюррем нервно поправила широкий пояс. Она затаила дыхание, дожидаясь пока мужчина сообщит падишаху о приходе фаворитки и получит ответ. Шумно выдохнув, девушка на миг закусила губу. Она ожидала, что он решительно откажет. Каково же было удивление Хюррем, когда ей позволили войти. Падишах стоял спиной, сложив руки в замок. Хюррем сделала несколько вдохов-выдохов, успокаиваясь. Дрожащими руками она поправила пряди густых волос, отросших достаточно чтобы девушка не чувствовала себя ущемлённой на фоне остальных длинноволосых красавиц гарема. — Повелитель, — Хюррем присела на полу, опуская голову, — спасибо, что решили выслушать. Я… лишь прошу дать мне пять минут. — Говори, — он повернулся к ней лицом. — Я невиновна, — она видела в его глазах сталь, но продолжила говорить дрожащим голосом, — поверить в это трудно. Все доказательства против меня. Но я клянусь, меня подставили. Двери в покои не закрываются. Ни снаружи, ни внутри. У меня даже служанок не было. Одна подруга, которую я брала везде с собой. Кто угодно мог зайти и забрать серёжку. Я даже не надевала этот комплект ни разу… Не успела. Глаза девушки покраснели и наполнились слезами. Она шмыгнула носом, и лицо её жалостливо скривилось. Хюррем быстро вытерла влажные дорожки со щёк и продолжила. — И никто мне не верит. Я одна. И мне так… плохо. Одна часть меня сгорает от обиды за клевету, а вторая от… ваших ледяных глаз. Один Мехмед скрашивает моё горе. И его скоро отнимут. Я уеду из этого дворца убийцей, несправедливо обвинённой и… презираемой вами. Я не хочу, чтобы вы на меня так смотрели. Хюррем болезненно улыбнулась, но уголки поднялись лишь на пару секунд. Она выглядела разбитой и искренней. Сулейман вспомнил лицо Махидевран, её дрожащие от страха руки. Она была виновна и знала это. Но Хюррем… верила, что никого не трогала. — Поэтому, — она подняла глаза полные смирения и какого-то безразличия, — я прошу убить меня. От шока Сулейман непроизвольно сделал шаг назад. Глаза его расширились, и он замер. Хюррем медленно достала из-за пояса небольшой изогнутый кинжал, обнажила лезвие и приставила один его конец к груди. — Лучше умереть, — она снова через силу посмотрела на него, — не хочу жить со знанием, что вы считаете меня убийцей и ненавидите. Прошу… Она всхлипнула и пождала губы. Слёзы крупными каплями скатились по её лицу. — Я готова. Лишь бы вы знали — это была не я. Если в последний миг я увижу в ваших глазах тепло и… веру, то умру счастливой. Повелитель… — Что ты такое говоришь? — падишах часто задышал от волнения. — Уходи. — Нет, — прошептала Хюррем. — Я готова умереть. Лучше это, чем жизнь несправедливо обвинённой. Вы не хотите брать грех на душу. Я понимаю. Ради вас и правды… той правды где я невиновна… Я могу сделать всё сама. Хюррем несмело надавила кинжалом и на груди проступила алая капля. Девушка скривилась от боли, глубокого вдохнула и смело нажала. Внезапно руку её перехватили чужие ладони. Она подняла заплаканные глаза на испуганного султана. Тот шумно дышал и смотрел на неё… иначе. Не так как прежде.***
— Папа любит меня больше Мустафы? — совершенно невинно спросил Осман. — О, малыш, — Линфэй тепло улыбнулась сыну, поглаживая по голове, — несомненно. Ты особенный. Аллах отправил тебя нам. Ты другой. Тебе уготована особенная судьба. Но тш-ш-ш-ш… В этом дворце много злых людей. Ты мал и слаб, пока что. Если они узнают что ты особенный, то решат помешать. — Чему помешать? — Твоей судьбе. — А какая у меня судьба? — Туана дёрнула матушку за длинные рукав платья, требуя внимания. — Помочь брату. — Как? — Однажды ты узнаешь. Беседу прервал тихий стук в дверь. Неуверенно порог переступила Арзу. Госпожа кивнула служанке, и та увела детей в смежные покои. Линфэй поднялась с подушек и в ожидании уставилась на… бывшую лучшую подругу. — Рада, что роды прошли без осложнений. — Я тоже, — кивнула султанша. Повисло неловкое молчание. — Мы всё ещё семья? — спросила Арзу. — Не знаю. Ты мне ответь. — Ты всегда для меня будешь родной. — Взаимно. Жаль, что частенько члены семьи не ладят. Думала нас такая судьба не постигнет. Ну что ж… Твои ожидания обмануты… И мои тоже. — Я сама виновата. Знала, что в гареме тихие и добрые долго не живут. Высоко не поднимаются, а если уж удалось, то не могут удержаться. Я просто не думала, что ты тронешь невинного. — Она не была невинной. Евнух видел её в компании стражника, — не моргнув соврала Линфэй, — а в комнате Гюлистан нашла нож. Украденный со стола нож. Не знаю кем она была, но точно не белой овечкой. — Мне плевать. Линфэй опустила глаза, понимая к чему всё идёт. — Пусть хоть святой, — продолжила говорить Арзу. — Я поторопилась, оставляя тебя. Со всеми этими интригами… тебе нужна моя защита. Султанша от удивления раскрыла рот. Она… простила? — Ты возвращаешься? — Линфэй сделала несколько шагов вперёд, с надеждой смотря на… лучшую подругу. — Да, — Арзу покивала и несмело улыбнулась. — О, милая, — Линфэй сморгнула слёзы и обняла девушку. — Я рада, что ты выбрала меня. — Всегда. Я всегда буду выбирать тебя. Арзу обхватила подругу в ответ. Прижала к себе изо всех сил и уткнулась носом в сгиб шеи. Неделю спустя началось празднование свадьбы Хатидже-султан и Ибрагима-паши. Торжество на улицах города длилось день и ночь. Народ ликовал, а среди янычар поползли недовольства. Воины империи считали, что все деньги, привезённые с Родоса, были несправедливо потрачены на девятидневное торжество. В день бракосочетания Линфэй надела светлое платье цвета слоновой кости и накидку с крупной зелёной вышивкой и коротким рукавом. Служанки помогли завить волосы и закололи их на затылке тёмными шпильками. Арзу поднесла низкую корону из жёлтых камней. Гюлистан перевязала небольшую бархатную коробочку — подарок для Хатидже — белой лентой. В карете они отправились на свадьбу во дворец будущих супругов. Линфэй с тёплой улыбкой вспомнила спокойную и тихую ночь хны. Хатидже раскрасили руки, та любовалась собой долго. Девушки тихо беседовали, и покои султанши напоминали собой мирную гавань. — Я тоже хочу. — Ты о чём? — спросила Арзу, покачивая на руках Хюмашах. Осман, Туана и Мустафа ехали в другой карете вместе с Гюлистан. — О свадьбе. Хочу. Пышную. Я бы заказала у портного лучшее белое платье, на какое он только способен. Раньше я думала, что мне не нужен брак. Я и сейчас не жажду связать себя цепями. Но… я уже во власти падишаха. Брак не изменит наших отношений и моих обязанностей, но… он возвысит меня. Над остальными. Он будет символом безоговорочной победы. — Падишахи не женятся. — Верно. И уж точно не на рабынях. Или бывших рабынях… Я никогда не заставлю сына жениться на крымской принцессе ради сомнительной выгоды. Или на любой другой принцессе. Если Осман однажды решит связать себя узами брака, то только с любимой. И с той, которая меня устроит. — Сложно будет помешать заключить союз с той, которая тебе не понравится… Если он действительно её полюбит. — Арзу, я другая. Я не буду ждать у моря погоды. Действовать нужно сразу, а не когда родятся наследники… В глазах и сердце сына я всегда буду первой. Иного не потерплю. Выходя из кареты, Арзу спросила: — А где Мехмед? — Понятия не имею. К счастью за ним я следить не обязана. Вероятно он с Валиде-султан, — пошептала Линфэй, рукой подзывая детей. — Мустафа, иди ко мне. Госпожа обняла одной рукой мальчика. Она подметила, как он подрос за последние пару лет. У шатра их уже ждали. Линфэй замерла, когда заметила рыжеволосую фаворитку, на руках которой мирно спал Мехмед. — Какого чёрта? — прошипела сквозь сжатые зубы Линфэй. Натянув спокойную и милую улыбку, она поприветствовала присутствующих и присела напротив Хюррем. Та самодовольно задрала подбородок. Валиде-султан бросила на фаворитку сына суровый взгляд, не желая лицезреть ту среди членов правящей династии. Хатидже немного напряглась, замечая взгляд Хюррем. — Моя милая подруга Хатидже, в этот день я, наконец, могу вздохнуть спокойно. — Линфэй с улыбкой обратилась к султанше. — Зная, что в своей семейной жизни ты не испытаешь горя, я… вся трепещу от радости. Любовь живёт в сердце каждого человека. Внутри каждый мечтает найти того, кто сможет его дополнить. Стать той недостающей деталью в сложном механизме. Аллах благословил тебя браком с любимым мужчиной. И пусть мой дар никогда не сравнится по ценности с любовью, я всё же… Линфэй взяла из руки служанки коробочку и протянула Хатидже. Та с интересом взяла подарок и потянула за один конец ленты. Сняв крышку, она вытащила на свет браслет ручной работы. — Это не самое ценное, что будет в твоей коллекции. Не самое изящное. Но я сделала браслет своими руками. Сама подбирала камни, сама разработала дизайн и сама… создала это. — О, Линфэй. — Хатидже счастливо улыбнулась. — Это куда более дорогой для меня подарок, который я получила на свадьбу, чем многие другие. Спасибо. Ты всегда поддерживала меня. И это… только брат делал для меня украшения ручной работы. Теперь и ты. Линфэй учтиво склонила голову. Во время празднества девушке удалось остаться наедине с Валиде-султан. Та периодически кидала неприятные взгляды на Хюррем, а после расцветала от вида счастливой дочери. — Госпожа. — Линфэй обратилась к женщине, когда Хюррем отошла в сторону вместе с сыном. — Не посчитаете ли вы за дерзость, если я спрошу кое-что? — Предполагаю, о чём ты хочешь узнать, — женщина покивала, — говори. — Хюррем-хатун по какому праву здесь присутствует? Пусть она родила сына, это не уменьшает её греха. — Мои мысли не отличны от твоих, дорогая. Разве мой сын-повелитель тебе ничего не сказал? — Нет. Потому я и спрашиваю у вас. В этом мире нет человека, которому повелитель доверял бы сильнее, чем вам. Кого бы уважал больше. — … — Валиде-султан удовлетворённо улыбнулась ответу. — Я не знаю, милая. Сулейман и мне ничего не сказал. Я поговорю с ним сегодня. Всё же не стоит убийце оставаться во дворце слишком долго. Пора ей продолжить ссылку. Вечером, перед ночью с повелителем, Линфэй вызвала лекаршу. Эмине-хатун пришла в кратчайшие сроки и на просьбу султанши ответила: — Нет. — Я ослышалась? — Линфэй угрожающе приподняла брови. — Простите, госпожа, но я не могу удовлетворить вашу просьбу. Подобное против правил гарема. — Ты видимо самая необученная акушерка в мире. Две должности не позволяют учиться новому в полной мере? Конечно, тебе надо и наложниц лечить и за родами следить. Много знать приходится. Позволь я тебя просвещу, — Линфэй притворно дружелюбно — и Эмине это видела — приложила руку к груди и улыбнулась. — Бесконечные роды убивают. Хочешь, чтобы я умерла, рожая четвёртого? Дай мне хоть два года на восстановление, и я буду вновь готова продолжать род османов. — Если кто-то узнает, то мне не сносить головы. — И мне. Как будто я не получу наказания вместе с тобой. Дай эту чёртову смесь из трав. Я заплачу двойную цену. Никто кроме нас знать не будет. Эмине-хатун раздумывала минуту. После чего согласилась. Взяв оплату, она ушла, пообещав принести «лекарство» через пятнадцать минут. Такое она с собой никогда не носила, но в запасах имела. После её ухода вернулись служанки. Хюмашах принесли от кормилицы, а Гюлистан привела старших с прогулки. Вскоре показалась и Мелек. — Валиде-султан просила кое-что передать. — Я слушаю, — Линфэй кивнула калфе. — Она прощена. Хюррем выделили покои восточнее ваших. Он её не вызвал сегодня к себе, но она не уедет. Линфэй скривилась и в непонятном жесте вскинула руку. Соединила кончики пальцев и упёрла их в лоб. Почти минуту она молчала, и никто не решался вставить слова. Поднявшись с тахты, султанша хриплым голосом сказала: — Гюлистан, бери детей и иди к Валиде-султан. Скажи, что они соскучились. Хюмашах тоже забери. Одну из девиц снаружи попроси помочь. Когда лишние люди исчезли, Линфэй раскрыла рот и закричала. Схватила железный чайник и бросила тот в стену. Арзу от страха вздрогнула и отошла в угол. Кипяток оставил отпечаток на стене и разлился по полу. Девушка содрала тюль с окна и кинула его на пол. В неистовстве пнула столик и перевернула его вверх ногами. — Ей так везёт. Всё у неё выходит. Всё! За что не берётся, всё получается! — Не говори ерунды. Разве у тебя что-то не выходит? — Арзу постаралась успокоить подругу. — Выслать её навсегда не вышло, например! Аллах, она так напоминает мне… себя. — Соглашусь, — кивнула Мелек, — вам обеим везёт. И вы видимо обе умеете лить мёд в уши мужчинам. Да и гнева обеим не занимать. Хотя ты себя на людях умело сдерживаешь. — Годы усилий, — ответила Линфэй, садясь на край кровати, опуская голову, — когда-то я была такой же. Чуть что выходила из себя, кидалась с кулаками. Мне помогли обуздать гнев. — Давно же это было, — сказала Арзу, — учитывая, как долго мы знакомы. — Одну жизнь назад, — устало произнесла Линфэй. Обе служанки восприняли это как образное выражение. — Что будешь делать? — задала главный вопрос калфа. — Буду делать видимость миролюбия. Пусть думает, что у меня к ней претензий нет. Я не допущу ошибки Махидевран. Хюррем и знать не будет, что источник всех её бед я. До поры до времени не будет знать. — В каком смысле? — уточнила Арзу. — Однажды я ей расскажу. Признаюсь во всём. Но лишь в тот момент, когда для неё всё будет кончено. Кстати, — Линфэй достала из стенного шкафа письмо, — Мелек, отошли это в Старый дворец. Для Хандан. — Как скажешь, — калфа спрятала письмо за поясом. Служанки вскоре известили о готовности бани. Линфэй захватила с собой сменное платье и ушла. Арзу с Гюлистан остались следить за детьми. Сама султанша планировала напомнить Валиде-султан, что ей полагается ещё минимум две девушки в услужение. Без Арзу оказалось непривычно идти куда-либо, но нельзя оставить всех троих детей на одну Гюлистан. Внутри хаммама Линфэй провела рукой по мрамору ванны. Она бы не отказалась и от душа, но это уже слишком большая роскошь. Султанша заплатила за это «чудо» баснословную сумму. В приличном обществе за такое желание нажиться мастера побили бы. К счастью, в этой жизни Линфэй больше не пришлось думать о деньгах. Их хватало. Линфэй добавила в воду ароматические масла и розмарин. Скинув платье, она медленно погрузилась в воду, горячая она приятно покалывала тело. Закрыв глаза, Линфэй и вовсе на миг почувствовала себя в родном доме. Эта сладкая иллюзия так захватила девушку, что она не обратила внимания на хлопнувшие двери. — Что это? — Ванна. Прекрасно расслабляет тело и… вода по полу не льётся. — Где ты только взяла это в Стамбуле? — Заказала, Сулейман. Где я, по-твоему, беру платья? — Не удивился, если бы шила сама. Порой мне кажется, что ты можешь всё. — Ты идеализируешь меня, — улыбнулась девушка, не открывая глаз и не поворачивая головы, — я не умею шить или… стрелять из лука. — А хотела бы? — Может быть, — чуть посмеялась она, — я хочу всего. Если мир будет готов предложить… я возьму всё. Для начала я хочу доступ к твоей библиотеке. В гаремной и читать нечего. — Разве? Она довольно обширна. — Она полезна тем, кто учится жить здесь. Мне там узнавать нечего. — Ты получишь доступ ко всему, чему пожелаешь. — М, — соблазнительно протянула Линфэй, — тогда я хочу доступ к твоему сердцу. — Он у тебя уже есть. — Спасибо, что сказал. А-то я гадала. Линфэй с усмешкой наблюдала за обнажающимся мужчиной. Сулейман впервые за много лет почувствовал себя юнцом перед опытной женщиной. Щёки его чуть заалели, а сам он на несколько мгновений замер. Взгляд её казался уж слишком знающим и мучительно манящим. Он залез в ванную по другую сторону. Хотел приблизиться, но девушка резко вскинула ногу и упёрла ему в грудь, останавливая. Губы её театрально вытянулись. — Сядь там, — это прозвучало как приказ, но он подчинился. Они оказались напротив друг друга. Так близко и далеко. Сулейман задался вопросом: «Ей нравится испытывать меня?». Он согнул ноги и чуть расставил. Линфэй мигом подняла свои и положила сверху. Его колени впились девушке в икры. — Поговорим, — безапелляционно заявила султанша. — Как пожелает госпожа моего разума. — Да, — с ухмылкой согласилась Линфэй, — как я пожелаю, так и будет. Ты очень всепрощающ. Была особая причина или она невиновна? — Она была искренней. Ты не видела, на что Хюррем была готова пойти, лишь бы не оставаться убийцей в моих глазах. — Надеюсь, её оклеветали. Будет очень горько, если выяснится, что она соврала тебе. — А ты никак ревнуешь? — Сулейман самодовольно улыбнулся. Линфэй зловеще ухмыльнулась и подплыла. Её грудь коснулась его. Тонкими пальцами она крепко взяла нижнюю часть его лица и насильно подняла вверх. Она казалась ему разгневанной и величественной богиней в тот момент, смотря сверху вниз. — Я не буду делить тебя с кем-то ещё. Всё твоё время должно принадлежать мне, — она наклонилась и прошипела ему это в губы, — ты мой. Было в этом что-то болезненное, до жути ненормальное и… впечатляющее. Он не впервые видел её другую сторону, но… Сулейман и не думал, что тьма может быть так прекрасна и чарующа. Падишаху только оставалось удивляться, как в этом создании одновременно могут жить нежный ранимый ангел и ревнивый опасный дьявол. Вскоре она поднялась, оставив его ни с чем. Накинула алое свободное платье и поманила пальчиком. Линфэй провела его по освещённым факелами коридорам и завела в один из классов. Большая часть аудитории оставалась свободной. Сквозь широкое окно лился обильными потоками лунный свет. Султанша улыбнулась, осматривая стены. — Я любила проводить здесь время. Лишь в этом классе нам позволяли не соблюдать тишину. Здесь мы на час становились подругами. Все следовали инструкциям евнухов, никто не ругался… Мы громко смеялись и шутили. Чудесные времена. — Здесь наложниц обучают танцам? — Сулейман уже с куда большим интересом стал оглядываться. — Да, — Линфэй тихо напела незамысловатую мелодию и подобно лебедю проплыла по кругу, — каждый день. Иногда с порога я наблюдаю за девушками. — Ты любишь танцевать? — Когда-то не любила. Попав в гарем, изменила мнение. Линфэй запела одну из тех песен прошлого, которые запомнила. Подхватила падишаха под руки и повела в танце. Припала спиной к его груди и в достаточно быстром темпе задвигалась. Сулейман прижал девушку к себе и постарался не сбиваться с шага. — Узнаю песню. Ты уже пела её однажды для меня. — Ну, раз узнаёшь, то спой вместе со мной. — Что? Нет. — Давай-давай. Как в поход, так сразу, а как спеть вместе с любимой женщиной так… в кусты что ли? — Ни за что. Идёт, поём вместе. Линфэй никогда прежде не слышала, как он пел. И была уверена, что и другие тоже. И пусть он владел своим голосом не так искусно как она, зачатки таланта имелись. Под пение дуэтом они пустились в пляс. В бешеном ритме пара двигалась ещё долго, и одна луна оставалась свидетелем.***
Хюррем тем временем, оставив Мехмеда на попечение Марии, отправилась в покои падишаха. Она надеялась на совместную ночь, раз он простил её и помиловал. Хюррем подумала: «Линфэй разозлилась, узнав, что я прощена или просто расстроилась? Она такая милая, что тошнит. Воевать она со мной не хочет. Ну и пусть, зато я хочу. И глазом моргнуть не успеет, как я выгоню её из дворца. Махидевран ошиблась, она сама вырыла себе могилу. Линфэй тут не причём». — Извините, госпожа, — один из стражников остановил огненную султаншу, — повелителя нет. — Где же он? — Ушёл почти час назад. — Ладно, — девушка кивнула самой себе, — значит, скоро вернётся. Я подожду. — Вам стоит уйти, — стражник не поднимал головы, — насколько известно, он отправился на поиски Линфэй-султан. Евнух сообщил, что её нет в покоях и падишах… — Я поняла, — Хюррем болезненно скривилась. На негнущихся ногах она развернулась и ушла. По щеке стекла тонкая полоса слёз. Вытерев её, девушка зашла в свои покои, где Мария качала проснувшегося шехзаде.***
Они присели на пол, тяжело дыша. Линфэй смотря на мужчину, усмехнулась и притянула руками к себе. Жёстко поцеловала, прикусив губу и захохотала. — Сыграем в игру, — внезапно предложила она, — выиграешь и можешь снять с меня это платье. А если нет, то… что ж, значит, я вернусь к себе в покои. — Что за игра? И в чём подвох? — Считай до тридцати. Я в это время уйду и спрячусь где-нибудь. Чтобы не делать задачу не выполнимой, я не буду уходить за пределы гарема и господских покоев. Буду близко, но не на виду. На поиски даю тридцать минут. Удачи. — Эй, стой! — Сулейман протянул руку, но Линфэй посмеявшись, выпуталась из объятий и выскочила из класса. — Ладно, играем по твоим правилам. Падишах стоически досчитал до нужного числа, а после нетерпеливо и быстро бросился следом. Для начала ворвался в её собственные покои. Служанки от испуга повскакивали с постелей и похватали подсвечники. — Госпожа не возвращалась, — сглотнув, ответила Арзу, — клянусь. Он проверил прачечную и кухню, оказался в ташлыке. Некоторые девушки перешёптываясь, поднялись. Сулейман долго всматривался в лица, надеясь найти нужное. Одна из девушек уверенно поднялась и, склонившись, сказала: — Повелитель. Вам что-нибудь нужно? — Линфэй появлялась? — достаточно громко спросил мужчина. Наложницы переглянулись и отрицательно закачали голова. Смелая девушка ответила: «Нет». «Идиот» — подумал он про себя. Он понял, где она. Не желала ведь Линфэй, в самом деле, закончить ночь любви простым возвращением в собственные покои. Она хотела поиграть, а не сбежать от него. Значит… Сулейман бросился прочь из ташлыка. С улыбкой он пролетел по коридорам и оказался у себя. На столе дожидался принесённый слугами ужин. Колпак одного их блюд оказался снят, а часть зажаренной в соусе рыбы отсутствовала. Он заметил открытую дверь на террасу. Там и обнаружилась возлюбленная, сидящей на тахте. — Успел. Я умею засекать время. Ещё десять минут, и я бы ушла. По правде сказать, я думала это второе место, которое ты проверишь, — она облокотилась локтем на спинку тахты и повернулась в пол-оборота. — Ты слишком непредсказуема. Как тут угадаешь? — Иди ко мне, — она с улыбкой поманила его. Он присел рядом, и Линфэй положила свои ноги ему на колени. Подперев щёку пальцами, она загадочно усмехнулась. Частенько Сулейман гадал — что же происходило в её голове. О чём она думала, смотря на него и их детей, насколько была близка с Хатидже и насколько сильно любила его. Перед глазами Сулеймана встали лица их общих детей. О Аллах, он так любил их. К собственному стыду он осознал кое-что, но постарался задвинуть эту мысль глубоко-глубоко. Не хотелось думать, что дети от Линфэй ему дороже, чем… Заглушая эту мысль, он притянул девушку к себе и впился в губы поцелуем. У неё талия осиная и трогать её всегда было неизменно приятно. В его руках она одновременно казалась и покорной, не способной сопротивляться и сильной, готовой без труда вырваться. Её длинные синие волосы он видел во снах и походах. Идя на Родос, плывя по морю, он вспоминал о ней. В отражении волн ему виделось лишь её лицо. Линфэй протянула руку к пуговицам на его халате. Сулейман замер, ведь они были на виду. — Не бойся, — прошептала она ему на ухо, — тахту с других балконов не видно. Бывшего хранителя покоев нет, он сейчас занят семейной жизнью в собственном дворце. Никто не увидит. Он поддался. Как и прежде. Не то что бы Линфэй жаждала сделать то, на что решилась… Но это отлично бы «сплотило» их ещё больше. Она расстегнула пуговицы на халате и опустилась на колени. Никто прежде ничего подобного для него не делал. Традиции не позволяли не то что проворачивать подобное, а даже упоминать. Ни с одной из женщин ему так хорошо не было. Кажется, свою судьбу он всё же встретил. На празднике в честь восшествия на престол. Выглядит ситуация и правда так, словно сам Аллах в тот день послал ему всё что нужно. Трон и жену. Вскоре Линфэй поднялась и села мужчине на колени. Прижала к себе и поцеловала. Он пальцами расстегнул пуговицы на её накидке и стянул вниз мягкие чашечки платья. Девушка усмехнулась на это действие, понимая желание султана поскорее перейти к ещё более активным действиям. За короткий промежуток времени они умудрились полностью скинуть одежду. Тёплый весенний ветерок прошёлся по коже. Они слились.***
Хандан тихо переговаривалась с Махидевран-султан, когда пришло послание из Топкапы. Чичек-хатун с ледяной улыбкой протянула свёрток девушке. Черноволосая с лёгким волнением развернула письмо. «На моей родине за такое отрезают язык». Айше-хатун бесцеремонно вырвала бумагу из руки задрожавшей Хандан. Прочитав одну единственную строку, она издевательски усмехнулась и сказала: — Ты покойница.