Война красивых и беспощадных

— Заедем по пути к Хатидже-султан? — трясясь в карете, поинтересовалась Гюлистан. — Нет, — скривилась Линфэй, прижимая ближе к себе сына, — я устала. Нет настроения вести беседы. — Жаль, — Мустафа стеснённо улыбнулся, — я соскучился по тёте. — Съездим завтра или послезавтра. Мустафа вскоре прикрыл глаза и облокотился на мачеху, засыпая. Линфэй откинулась назад и сама задремала, утомлённая длительной охотой. Кучер старался ехать не слишком быстро, опасаясь тревожить и злить госпожу. Из полусонного состояния Линфэй вырвали голоса. Проведя рукой по лицу, она недоумённо переглянулась со служанкой. Карета резко остановилась, отчего султаншу бросило вперёд. Она успела подхватить Османа, а вот старший шехзаде свалился с сидения. Вскоре Линфэй поняла, что это не просто голоса — крики. Осторожно открыв дверцу и отодвинув штору в сторону, Линфэй выглянула наружу. Перед воротами дворца развязалось сражение. Янычары против янычар. «Дурья башка! Всё забыла» — подумала про себя госпожа. С боевым кличем прямо на неё кинулся один из воинов супруга, но упал раньше, чем успел подбежать достаточно близко. Из спины его торчала стрела. Отведя глаза от трупа, Линфэй подняла их на верного династии янычара. Черноволосый мужчина с голубыми глазами смотрел прямо на султаншу. И это были словно её глаза. — Марк, — неверяще проговорила она, полностью вылезая из кареты, — это ты… — В карету, — он быстро оправился от шока и, схватив Линфэй за локоть, силой затолкал в транспорт. — А ты слезай. Она невольно снова выглянула и увидела, как Марк стащил кучера и занял его место. Линфэй захлопнула дверцу и закрыла окно шторами. Приказала слугам и детям немедля пригнуться. Так они и ехали до дворца Хатидже. — Почему янычары восстали? — спросил Мустафа. — Потому что они идиоты, которые думают, что им всё сойдёт с рук. Вскоре над Стамбулом взвился плотный клуб дыма. Карета с членами династии въехала во дворик дворца Великого визиря. Снаружи остались верные трону воины, которые знали, чем может обернуться мятеж. Марк соскочил с места и помог сестре твёрдо встать на ноги. Линфэй оглянулась, видя, как небо заволокла серость. Марк тем временем подхватил младшего шехзаде и взял за руку старшего. Стремительно они забежали внутрь. У входа их на минуту затормозила стража. — Янычару лучше остаться здесь, госпожа. — Это мой брат, — зло процедила сквозь сжатые губы девушка и кивнула Марку. В одной из комнат на втором этаже их уже ждала взволнованная Хатидже с Гюльфем. У окна стоял Матракчи Насух-эфенди, следя за положением дел. Художник Лука присел на пол у стены. — Где Ибрагим? — сразу же спросила Линфэй. — Уехал с утра в Топкапы, — в глазах султанши собралась влага, — и до сих пор не вернулся. — Нам лучше спуститься в подвал и запереться там. Думается мне, восстание может добраться и сюда. — Зачем им это? — спросила Гюльфем, зная, что вряд ли получит точный ответ. — Они наверняка прибудут сюда, — в разговор вмешался Марк. — Янычары недовольны назначением Ибрагима-паши на пост Великого визиря и… расходами, связанными с недавней свадьбой. Они будут требовать его смещения и наверняка решат штурмовать это место. — Насух-эфенди, — Линфэй обратилась к мужчине, — идите за лекаршей, а после в подвал. Будем ждать вас там. Марк, на тебе шехзаде. — Мама! — Осман потянулся к Линфэй, но был остановлен крепкой рукой воина. Марк вопросительно поднял бровь, удерживая мальчика. Линфэй кивнула и коротко улыбнулась. Он незаметно указал в сторону Мустафы, на что госпожа махнула рукой как бы невзначай. Марк поклонился и подхватил Османа на руки, прикрывая того своей спиной. Старший из детей падишаха ничего для него не значил. Это… не сын Оксаны. — Гюльфем, держи Хатидже. Она еле на ногах стоит. Все вместе они спустились в подвал. Мужчины опустошили кухню и складировали продукты и кувшины с напитками в одном из углов. Слуги принесли матрацы и одеяла. Хатидже приказала забаррикадировать двери, оставив большую часть обслуги дворца на верхних этажах. Местная лекарша осмотрела бледную сестру правящего падишаха и дала немного успокоительного. Лука поглядывал на синеволосую госпожу, но не подходил и не заговаривал. Насух-эфенди осматривал припасы, рассчитывая, на сколько дней их хватит. — Марк, — Линфэй бросилась на шею брату, чувствуя как по щеке катится слеза, — прости-прости-прости. За всё. Я так скучала. — Госпожа, — Гюльфем испуганно расширила глаза, подходя, — кто этот мужчина? — Мой брат, — Линфэй немного отстранилась и заглянула в глаза Марка, улыбаясь. — Саид, — он тепло улыбнулся, касаясь пальцами розовой девичей щеки, — так меня «обозвали». — Саид? — султанша тихо посмеялась и вновь обняла брата. Ей было глубоко безразлично, какое имя он получил в империи. Главное — это он. Линфэй не терпелось расспросить брата о его пути в этом времени. И о том… как он оказался здесь. — Я рада, — Хатидже поднялась с лежака, вставая рядом с не-верной-подругой. — Линфэй, Аллах благословил тебя. — Спасибо, Хатидже. Им всем оставалось только ждать. От стен пахло сыростью и отдавало холодом. Султанша укрыла плечи детей одеялами, запретив снимать обувь. Может она распереживалась, может это были лишние меры, но… после случая с Хюмашах ей и думать не хотелось, что кто-то ещё из детей, за которых она в ответе, мог заболеть. Хюмашах… одна. — С девочками всё будет в порядке, — Гюлистан наклонилась, заглядывая в глаза госпоже, — Валиде-султан о них позаботится, да и Арзу не бросит. Линфэй отстранённо кивнула, мысленно соглашаясь. Арзу никогда бы не оставила детей, которым приходилась… кем? Служанкой, ухаживающей с момента рождения? Линфэй хотелось бы назвать подругу тётей своих детей, но… Что по этому поводу думала сама Арзу? Кем для неё были малыши?.. Всего лишь детьми госпожи? — Не тревожьтесь, — плеча коснулись тонкие пальцы Гюльфем, — никто двух маленьких султанш не бросит. Долг каждого во дворце защищать династию. То есть Туану и Хюмашах. — В подвале. — Линфэй вцепилась пальцами одной руки в рукав другой. — Они в подвале, где температура… недостаточно высокая. Как мне не переживать? Особенно после… Линфэй заглянула в сочувствующие и понимающие глаза Гюльфем. Это была ложь или бывшая фаворитка падишаха являлась настолько альтруистической натурой, что искренне сочувствовала всем и каждой душе в частности? Даже нынешним своего бывшего… — Я понимаю. — Гюльфем присела рядом. — С детьми тяжело, особенно когда это твои дети. Но тебе не стоит волноваться. Отныне всё позади и Хюмашах… весь дворец ради неё одной даже чудо совершит. — Знаю. Из любви, уважения или страха они будут её защищать… Я просто не могу унять сердце. Оно мне неподвластно. Стучит и стучит. В груди, в ушах, в голове… И мысли об одном: «Хюмашах, Хюмашах, Хюмашах». — Аллах уже был милостив к ней, — Гюльфем провела ладонью по спине султанши, — будет и впредь. Не сегодня так завтра султан подавит восстание, и всё вернётся на круги своя. — Ты права. Осталось только саму себя убедить в этом. Непорядки в городе продлились два дня. Всё это время им пришлось провести в подвале. У Линфэй разболелась шея от неудобной подушки. Осман начал хныкать, задавая один и то же вопрос: «Когда мы выйдем?». Саид держался стойко. Для янычара, прошедшего военную подготовку и побывавшему в походе, пара ночей в подвале не предоставляла неудобств. Когда пришла весть о подавленном восстании, все поспешили покинуть подвал. Хатидже первой выскочила в сад подышать свежим воздухом. Линфэй встала у дверей, рядом приосанился Саид. — Как ты оказался здесь? — В империи? — Нет. Это я представить могу отлично. Я про… время. — Шутишь? — Саид приподнял брови, исподлобья смотря на сестру. — А разве похоже? — она недовольно развела руки в стороны. — Ты не помнишь? — лицо его разгладилось. — Мы ехали к родителям и начали ругаться. Я был за рулём, но отвлёкся. За секунду до столкновения… вспыхнул свет. Я мог бы выдвинуть несколько предположений о квантовых полях, но не буду. Сейчас это не имеет никакого значения. — Ссорились? Прости, я даже не помню что говорила. — Я тоже, — Саид тепло улыбнулся, — не до обид было. Думал только о том, где же искать тебя. Да возможности не было. В плен меня взяли юным и привезли сюда. Обратили в веру и тренировали. Не знал, что янычарами становятся рабы. Ты кстати тоже скинула пару лет, когда…? — Пару? Явно чуть больше. — Аллах-Аллах, — Саид растянул губы в заискивающей улыбке, — так ты та самая Линфэй-султан. Первая супруга нашего падишаха после ссылки предыдущей. И ребёнок есть, значит… Смогла запрыгнуть в койку к султану. — Запрыгнуть, — Линфэй повернулась к нему лицом и взяла за грудки, притягивая, — и ухватиться за перины так сильно, что ещё никто оторвать не смог. — Горжусь тобой, — показав все тридцать два зуба, Саид щёлкнул её по носу, — сестрёнка. — Теперь, — султанша расслабленно улыбнулась, — когда ты тут, дела пойдут проще. — О каких делах ты говоришь? — О престолонаследии, братик, — саркастично протянула последнее слово она, — поможешь племяннику? — Занять трон? Не раздумывая, — он снова растянул губы в хитрой и обаятельной улыбке, прищурив глаза. Линфэй несколько раз похлопала его по плечу и обратила внимание на резвящихся у куста роз детей. Мустафа подхватил брата на руки и закружил. В голову Линфэй ударила мысль. Словно резкий звон или гонг. Она наклонилась к брату и шепнула кое-что на ушко. Тот перевёл хитрый взгляд на художника Луку и слабо кивнул. Султанша развернулась и направилась вглубь дворца через парадные двери. Встретившаяся по пути служанка подсказала дорогу. Линфэй приоткрыла дверь в комнату Луки и заглянула. Ожидаемо внутри оказалось пусто. Девушка зашла и приблизилась к рабочему столу. Лёгкий беспорядок немного затормозил Линфэй, но та мигом сориентировалась и стала шарить руками по деревянной поверхности. На глаза попалась чудесная зарисовка лица Хюррем. В одном из ящиков отыскалась тонкая книжка в кожаном переплёте. Султанша схватила дневник и, решив уйти, замерла. Саид тем временем вальяжно приблизился к художнику и заискивающе улыбнулся. — Изображаешь людей? — Да, господин. В христианстве это не запрещено. — Я знаю — родился православным христианином. Мою сестру изобразить не желаешь? — Я уже закончил совместный портрет Линфэй-султан и падишаха. — Здорово. Она заслужила, чтобы история её запомнила. Пока двое мужчин вели беседу, Линфэй медленно приблизилась к картине, скрытой полотном. Стянув белую ткань, она увидела собственное лицо. Оно казалось таким… прелестным. — Так я выгляжу? — она коснулась пальцами изображения и почти сразу убрала их, боясь испортить работу. Госпожа видела себя в зеркале каждый день. Но портрет — не зеркало. Не нужно держать лицо, чтобы посмотреть на саму себя с загадочной улыбкой. Можно расслабиться, перестать думать и просто… наслаждаться. Она накрыла портрет тканью и вышла. Стоя в тени, подозвала рукой брата и сунула тому дневник. Тот кивнул и скрыл его за тканью алой формы. Хатидже набрала в ладошки воды и плеснула в лучшую подругу, на что Гюльфем звонко рассмеялась. Гюлистан присела у куста с тюльпанами и вдыхала свежий запах цветов. — Пора домой, — чуть улыбнувшись, заметила Линфэй, — Сулейман наверняка волнуется. — Мне вас сопроводить, госпожа? — Саид театрально склонился и тихо посмеялся. — Да, ты моя семья. Хочу познакомить с детьми. — Я… слышал у тебя их трое, — он неуверенно посмотрел на сестру. — Верно. Две дочки и сын. — Вот уж не думал. Помнится, кто-то сказал, что не родит раньше двадцати семи. — Это было в другом веке, — Линфэй усмехнулась, — здесь всё иначе. Мои дети — сила. И я даже люблю их. — Даже? Вот это достижение, — он добродушно улыбнулся и потрепал девушку по волосам. Линфэй приподняла руку и принюхалась. На открытом пространстве она поняла, что от неё… странно пахнет. Пылью, потом и… чем-то ещё. Последние восемь лет от неё никогда не… пахло. Султанша решила задержаться во дворце. Слуги подготовили хаммам, и султанша поспешила смыть с себя следы двухдневного заточения в подвале. Хатидже преимущественно пользовалась цветочными маслами, оттого и сама Линфэй вскоре стала благоухать розами. Присев на мраморную лавочку, она немного повернулась вбок и легла. Жар и пар окружили её. Сладкие и лёгкие ароматы заполнили пространство. Линфэй вдруг представила, как Сулейман идёт по коридорам этого дворца. Его уверенные шаги отдавались в воображении. Будь он тут, то влетел бы в баню и кинулся к ней. Линфэй коснулась бы губами его губ… Она скучала? В смежной с баней комнате, где стояли ровные стопки чистых полотенец, Линфэй обнаружила платье нежно-розового оттенка. Расстегнув пуговицы на груди, она поправила двойную юбку с кружевной накладкой сверху. В гостевых покоях служанки помогли высушить и завить волосы. В дверь раздался стук и вскоре показался Саид. Девушки вмиг опустили глаза и отошли на три шага назад. — Всё готово. Осман и Мустафа ждут тебя у кареты. Я поеду верхом. — Как пожелаешь. Линфэй кивнула девушкам и они вышли, остались лишь те, что сторожили комнату снаружи. Султанша требовательно протянула руку и в ожидании посмотрела на брата. Тот ухмыльнулся и, вынув дневник Луки, издевательски помахал им прямо перед носом девушки. Та показушно и грубо посмеялась и резко выдернула записи. — И что это? Я могу узнать? — Дневник художника, с которым ты говорил недавно. — Что надеешься там найти? — Саид присел на тахту рядом и облокотился локтями на колени. — То, что позволит мне уничтожить Хюррем. — Хюррем-султан? Это же вторая женщина падишаха. — Вторая и пятая. — Это как? — Вторая потому что сейчас только она и я есть. А пятая, оттого что перед ней ещё четверо было. Просто кто-то сослан, а кто-то больше не любим. — М, а дневник художника тут причём? — Он её бывший жених. Лука проболтался. Линфэй соврала брату без задней мысли и только спустя минуту поняла что сделала. Не было нужды скрывать что-то от него... Она решила рассказать всё позже. Девушка раскрыла записи, напряжённо вчитываясь в строки. Качая головой, она с недовольством перелистывала страницы. — Он её везде Александрой зовёт. Это сомнительные доказательства… Саид смолчал, встал и оказался позади. Наклонился, читая личные мысли Луки вместе с сестрой. Линфэй перевернула страницу вновь и замерла на строке посередине листа. — О нет, — прошептала она. «…Линфэй-султан противоречивая женщина. Она добра и вместе с тем вероломна. Ко мне она проявила исключительную приязнь. Отчего я заслужил это? Она даже касалась меня. Разве госпоже падишаха и матери его детей позволено подобное? Она соблазнительна, но я люблю Александру и никогда…» В ярости Линфэй отбросила дневник. Глаза от ужаса расширились. — Аллах-Аллах! — она накрыла лицо дрожащими руками. — Тише, — Саид погладил по плечу, — ничего ведь не случилось. — Только благодаря Мелек-калфе, — султанша встала и, приложив руку к сердцу, заходила по комнате, — она посоветовала поискать дневник. Сама я и не думала о таком. Если бы его не я украла, а кто-то другой… Он мог меня уничтожить! Этот идиот мог разрушить всё, чего я так старательно добивалась… — Эй, спокойно, — Саид притянул сестру к себе и крепко обнял, — всё хорошо. Теперь он не сможет навредить тебе своей дуростью. Хочешь, я позабочусь о нём? — Да, но не так как ты уже наверняка представил, — Линфэй отстранилась и заглянула ему в глаза, — на Луку у меня планы были. — Какие? — Он втайне мой портрет пишет. Надо узнать закончил ли. И если да, то посадить на корабль до европейского государства вместе с картиной. — Зачем? Не хочешь портрет себе оставить? — Нет, и я даже не планировала. Сам знаешь, как это может быть опасно. Лука передаст мой портрет в одну из королевских галерей. В этом был план. — Ах ты моя честолюбивая и высокомерная птичка, — Саид с лёгкой улыбкой покачал головой и слабо щёлкнул Линфэй по носу. — Увековечить себя решила. Так и быть. Я с Лукой сам поговорю. Не хватало, чтобы вас вместе кто-то вдруг увидел. — Идёт. Отправляйся к нему прямо сейчас. Я пока разберусь с дневником. Надо его сжечь. Если он и может помочь уничтожить Хюррем, то только вместе со мной. — Не получится страницы вырвать? — Заметят, как запись обрывается. Вопросы будут. Это слишком опасно, собой я рисковать не готова. Подожду другой возможности. — Хорошо, тогда я пошёл. Линфэй кивнула и принялась разжигать камин. Дрова вскоре вспыхнули и в ярком пламени Линфэй стала сжигать листы. Вырвав их все из дневника, она бросила страницы в пламя. Края быстро почернели и бумага скукожилась. Через пару минут всё сгорело и последним в огонь полетел мягкий кожаный переплёт. Когда исчезли какие-либо остатки от дневника, дрова султанша залила водой. У кареты её ждала Хатидже с Гюльфем. — Почему так долго? — Туфля порвалась. Пришлось в срочном порядке зашивать. — Ты что? Я бы дала новую пару обуви. — Постеснялась просить, — Линфэй смущённо улыбнулась. — Не стоило, мы ведь подруги. Линфэй кивнула и забралась в карету к детям. Там их уже пыталась успокоить Гюлистан, но те слабо слушались, шумя. Вскоре меж маленьких штор протиснулась мужская рука с запиской. Линфэй приняла её и прочитала. «Госпожа, я не успел закончить работу. Восстание спутало планы. Приезжайте через пару дней. И прошу, привезите Александру». — Окаянный. По пути Линфэй порвала записку на мелкие части, каждую из них скатала меж пальцами и даже мелких букв на обрывках уже было не разобрать. Образовавшийся мусор султанша выбросила в окошко, когда они проезжали по дороге. Карета проехала через ворота и остановилась у входа в гарем. Там их уже ждали. Валиде-султан держала на руках малышку Хюмашах. А Туана тем временем крепко вцепилась в нижнюю часть кафтана отца. Ибрагим взволнованно бегал глазами и часто дышал. Выскочившая на каменную кладку Линфэй вскоре оказалась в объятиях супруга. Тот поцеловал девушку в лоб и зашептал что-то успокаивающее на ухо. Сулейман отстранился, и взгляд его сосредоточился на молодом мужчине рядом с которым крутился Осман. — Кто это? — Саид, подойди, — она махнула тому рукой. — Полагаю ты защищал мою семью во время восстания? — Конечно, государь. Это мой священный долг. — Молодец. Я благодарен. — Всё не так просто, Сулейман. — О чём ты? — Его настоящее имя Марк. — Марк? И что? — Не помнишь? — она коснулась внешней частью ладони щеки возлюбленного. — Разговор на балконе. В нашу первую ночь. Ты рассказал о сёстрах, а я… — …о брате, — шокировано закончил за неё падишах, — я вспомнил. «Очень необычное имя» — подумал я тогда. Так ты… он. Сулейман как заворожённый сделал шаг вперёд. Молодой человек перед ним действительно походил на Линфэй. Формой губ и манерой улыбаться, а главное глазами — перед падишахом словно предстало мужское воплощение супруги. Этот мужчина защищал семью султана не столь из чувства долга, сколько из-за крепких семейных уз. Как любящий брат он был обязан охранять сестру, и Саид делал это. Сулейман даже… кажется, был внутренне рад такому раскладу. Ведь кто кроме семьи будет отчаянно желать нас защитить? И кто будет готов умереть? Линфэй тем временем поклонилась Хафсе и приняла на руки малышку дочь. Та улыбнулась и прикрыла глаза, чувствуя себя в абсолютной безопасности. Сулейман в молчании смотрел на Саида, и все замерли в ожидании каких-либо слов. Сюмбюль-ага большими глазами взирал на развернувшуюся сцену. На его памяти из женщин одна Линфэй-султан приносила вместе с собой во дворец столько изменений и… новостей. Ему бы стоило… дружить с ней? — Думаю, стоит обсудить кое-что. Саид, тебя проводят в хаммам, а после ко мне. Сюмбюль-ага, позаботься о брате Линфэй-султан. — Я подойду к вопросу со всей возможной ответственностью, повелитель. — А ты, любовь моя, отправляйся к себе. Поговори с Дайе-хатун насчёт новых покоев. — С радостью, милый, — она погладила мужчину по плечу, крепко прижимая второй рукой к груди дочь. В старых покоях уже ждала новенькая девушка — Лале. Очаровательная черкешенка с длинными чёрными волосами меняла постельное бельё. Низко поклонившись, она проговорила: — Валиде-султан прислала меня служить вам. Я буду содержать покои в чистоте и помогать Гюлистан-хатун следить за детьми. У меня были младшие братья, потому я имею опыт. — Валиде сама тебя выбрала? — прищурив глаза, спросила султанша. — Нет, это сделала Мелек-калфа. — Она молодец, — Линфэй положила Хюмашах в люльку, думая о том, что верная калфа выбрала одну из самых красивых девиц гарема. Вскоре на пороге показалась неизменно строгая Дайе. Её светло-фиолетовое платье — несомненно очень дорогое — подчёркивало крепкую фигуру женщины и даже создавало лёгкий флёр молодости. — Что вы желаете изменить? — Всё. Насколько мне известно Хатидже-султан не делала там ремонта? — Нет. — Тогда будет неплохо обновить интерьер. Я сделаю несколько эскизов мебели с пометками, чтобы мастер понимал чего я хочу. Передам их вам через пару дней. Для начала стоит вынести всю мебель. Пусть начнут с покраски стен. Об этом я сама переговорю с нужным человеком завтра. Ремонт произведу за свой счёт. — Госпожа, не стоит. Подобные траты на казне гарема. — Не стоит её лишний раз разорять. Должна же я на что-то тратить своё жалование, верно? Никогда не знаешь что будет завтра, а ведь наложницам и слугам нужно вовремя платить. Я считаю подобное целесообразным решением. — Это так, госпожа. Если желаете… — Я подготовила золото. Пусть придут евнухи когда смогут и заберут — тебе столько не унести, — Линфэй добродушно улыбнулась. После ухода Дайе-хатун султанша приказала пригласить Сюмбюля-агу. Тот обещал прийти сразу как закончит подготовку Саида к личному приёму у падишаха. Линфэй ожидала что и её в определённый момент позовут, потому ополоснула лицо розовой водой, вытерла полотенцем и нанесла розовые румяна. Несколькими уверенными и быстрыми движениями подкрасила ресницы и разжевала палочку корицы для свежести дыхания. Спустя полчаса появился Сюмбюль-ага. Запыхавшийся мужчина с алыми щеками поклонился и в ожидании уставился на госпожу. Он и не представлял для чего его позвали. — Ты отличный евнух. Расторопный и трудолюбивый. Займёшься моими новыми покоями? — Какими? — осторожно спросил он. — Теми в которых прежде Хатидже-султан жила. Будешь контролировать процесс. Работу начнут примерно дня через два-три. — Всё сделаю как надо, госпожа. — Хорошо, ты нравишься мне, Сюмбюль-ага, поэтому… — она закусила губу и посмеялась так, словно он сам был должен догадаться обо всём. Евнух весь напрягся. Он видел неприкрытую наигранность. И он знал, чем может быть чревато излишнее внимание господ и потому здраво опасался развития беседы. Он про девушку перед собой знал слишком много, сопровождал её к покоям повелителя и оказывался сторонним наблюдателем всех конфликтов. И он знал — Линфэй-султан опасна. — …осознавай, на чьей стороне лучше играть. — Я не понимаю о чём вы, — мужчина сглотнул и весь вытянулся, обращаясь каменной статуей, нервная улыбка проскользнула на его лице. — Понимаешь, — она улыбнулась ему, как может только любящая мать, которая наблюдала за ошибками и неумелыми хитростями ребёнка, — Я Мустафе мать заменила. Второго шехзаде родила сама. Вот и думай, на чьей стороне расклад. И да, не болтай лишнего об этом разговоре. Прошу тебя не как султанша, а как добрая женщина, которая желает быть таковой и к тебе. — Я понял, госпожа, — Сюмбюль глубоко поклонился. — Чудесно. Я не прошу ничего сверхъестественного, — Линфэй изящно взмахнула рукой, — если узнаешь что-то… сообщи. В долгу не останусь. Я умею быть щедрой и благодарной с теми, кто помогал мне. Сюмбюль-ага, несомненно, знал, что султанша приплачивала Мелек-калфе за службу. И он знал, что та всегда оставалась довольна суммой. Ни для кого не была секретом удивительная вежливость госпожи при общении со слугами и простыми наложницами. Она отчитывала лишь за дело и редко кричала. Сюмбюль поклонился, соглашаясь. Девушка отпустила евнуха. Спустя примерно пятнадцать минут появился слуга, сообщивший о желании падишаха немедленно видеть свою супругу. Линфэй переглянулась с подругами и после уверенного кивка от одной, встала и пошла. Арзу тихой тенью следовала позади. У покоев султана столпились люди. Среди них стража, Великий визирь и собственно Саид. Девушка переглянулась с братом и после громкого стука, зашла внутрь. Сулейман сидел за столиком на подушках. Блюда с индейкой в кисло-сладком гранатовом соусе и пиде — открытые лодочки из теста с овощной и мясной начинками — радовали глаз. — Присаживайся, любовь моя. Линфэй заняла место напротив и с заискивающей улыбкой спросила: — Как поговорили? Пусть внешне она и выглядела расслабленной, сердце в грудной клетке трепетало подобно маленькой птичке. С братом она не виделась… слишком долго. Ни она, ни он внешне, тем не менее, не изменились друг для друга. И всё же… — Твой брат хороший человек с прекрасным чувством юмора. — Рада, что вы поладили, — Линфэй улыбнулась, немного расслабляясь, — это важно для меня. Ты мой возлюбленный и семья, но и Саид её часть. Мы росли вместе и иногда ссорились. Я думала, что никогда его не увижу и не извинюсь… за то, как вела себя. — Он упомянул, что ты просила прощения… — Да, сразу как смогла. Я ведь люблю его, не смотря на прошлые конфликты. Мы были детьми тогда. Мне-то всё равно, сейчас важно лишь то, что он жив и знает, что я жива. Вопрос: готов ли он забыть и простить? — Готов, — Сулейман благодушно улыбнулся, — он много о тебе говорил. Переживал сильно, и я могу его понять. Если бы моя сестра… пропала… Он упомянул, что ваша матушка… кем же она была? — Учителем. Довольно строгим, но от неё дети уходили со знаниями. — Точно, — тут она заметила, что и сам Сулейман расслабился. — А как её звали? «Он… сомневался?» — с удивлением подумала она. — Мария Григорьевна. Ранимая очень. Надеюсь, она… в порядке. На глазах Линфэй навернулись слёзы от осознания — у мамы лишь отец остался. Она-то думала, та всю свою любовь Марку отдала, а он… он Саид. — Прости, — султанша отвернулась. — Не печалься, русалка моя, — Сулейман переместился и обнял девушку. Сказать большего он и не мог. Подобрать слова утешения для ситуации сложно. Он думал, что осознавал, отчего его возлюбленную разлучили с семьёй. — Твой брат никуда не исчезнет, обещаю. Чтобы он был ближе к нам, я перевожу Саида в мою личную гвардию бёлюк. Большую часть времени он будет проводить в Топкапы и меньшую в корпусе. — Спасибо, — она прижалась к нему сильнее.

***

— Печальный, но закономерный конец, — произнесла Линфэй, смотря через окошко башни за открывшейся картиной. — Его уже наказывали за взяточничество ссылкой в Семендире. Нормальные люди на своих ошибках учатся, — Саид стоял рядом, наблюдая за казнью. — Ферхат-паша сам себе могилу вырыл. — Ты прав, — кивнула султанша. — Грустно, но не очень. С издевательскими усмешками они переглянулись. В момент, когда палач занёс топор, Линфэй отвернулась. — Поворачивайся, голову унесли. — Сколько крови, — заметила она. — Не так много как на войне. — Обещаю, однажды тебе уже не придётся быть в первых рядах. Ты будешь стоять рядом с падишахом. Видишь, как легко места в совете освобождаются? — Главное, чтобы и я так однажды не сделал. — Этого не будет, — уверенно заявила Линфэй. — Ты мой брат. Придёт время… Она наклонилась к его уху. — …и ты Великим визирем станешь.