Война красивых и беспощадных

Изабелла оказалась заложницей на собственном корабле, захваченном османскими корсарами. Время тянулось неприлично медленно, и даже жалкий час превращался в вечность. Служанка стоически переносила плен, разложив на коленях полотно с вышивкой. Внезапно раздался гулкий топот на палубе и в каюту девушки ввалились пираты в компании двух на вид благородных господ. Один из них слабо поклонился и сделал шаг вперёд. Изабелла сглотнула вязкую слюну, ожидая каких-либо слов или действий со стороны «гостя». — Позвольте представиться, Альвизе Гритти — сын венецианского дожа. — Венеция? — уголки губ Изабеллы нервно дёрнулись. — Вы пришли спасти меня? — Представьтесь и вы, сеньора, — мужчина скупо улыбнулся. — Конечно, — тонкие пальцы вцепились в юбку чёрно-белого платья, — принцесса Изабелла… Кастильская. — Вы невеста… — Принца Фридриха Австрийского. Прошу, заберите меня отсюда. — Непременно, — Альвизе усмехнулся и развернувшись, резво взобрался на палубу. Гритти поправил горчичного цвета кафтан, кивнул своему спутнику, спустился по трапу и направился прочь. Капитан корабля ринулся следом, останавливая вопросом: — Не будете предлагать выкуп? — Боюсь… — Гритти поджал губы, — у меня нет столько средств, чтобы заплатить за столь ценного пленника. — Даже не попытаетесь? — А вы бы согласились продать девушку? — Если бы во дворце отказали. Альвизе усмехнулся, кивнул капитану на прощание и предпочёл вернуться к собственным, куда более важным, делам. Во дворце Линфэй тем временем перебирала филактерии с духами, пытаясь среди этого множества отыскать один единственный — с настоем. Добавив пять капель «лекарства от нежелательной беременности» в лимонный щербет, выпила стакан залпом. — Баня готова, госпожа, — сказала пришедшая Лале. — Платье? — Ждёт вас. Платье это было особенным. Синее и яркое, как самая прекрасная звёздная ночь. С тугим лифом, длинными рукавами, золотой вышивкой и миллионом маленьких точек. В него султанша облачилась, омывшись. Служанки обвенчали короной, высота которой позволялась лишь матери падишаха, закрепили на затылке платок. — Госпожа-а, — глубоко склонившись, поприветствовал девушку Сюмбюль, — лошади готовы, обе крепкие. Поклажу закрепили на седло более выносливой, ехать она не помешает. — Прекрасно, — Линфэй передала евнуху пару монет, — повелитель спросит, где я. Скажи: жду его в конюшне. Оказавшись в помещении с десятками стойл, Линфэй накинула неприметный плащ, оставляя такой же — куда большего размера — на скамье. Пропустив каштановую гриву жеребца сквозь пальцы, султанша прижалась щекой к массивной шее. — Такой ты спокойный, — проговорила она, прикрывая глаза. — Завораживающе, — раздался голос падишаха со стороны выхода. Линфэй улыбнулась возлюбленному и скоро забралась на лошадь, слабо покачиваясь в седле. — Что снова задумала? — без упрёка спросил падишах. — Мне нужно многое обсудить с утра на совете… — Я еду либо с тобой, либо одна, — девушка махнула рукой на «маскировку». — Только вместе, — Сулейман накинул плащ, подошёл и взобрался на второго коня. Они промчались по улицам Стамбула, где прохаживались редкие горожане. И углубились в лес. Скинув капюшон, Линфэй завороженно замерла. Вдалеке показалась блестящая в бледных лунных лучах река. Остановившись у кромки воды, девушка спрыгнула. — Мне сказали: в этом месте течение слабое, а воды тёплые. Линфэй стянула обоз с лошади и разложила плотное тёплое одеяло на траве поблизости. Сулейман лишь кивнул, снимая со своего коня небольшие припасы с едой и напитками. Девушка постаралась незамедлительно насладиться видами ночного неба откуда-то кроме как с балкона покоев. Она прилегла и потянулась, почувствовала как султан опустился рядом. — Небо здесь другое, — вдруг сказал он и добавил: — Шире. — Здесь всё другое: воздух, звуки, природа. И мы. — Мы? — Да. Словно просто мужчина и… просто женщина. — Это иллюзия, любовь моя. — Знаю, — Линфэй присела, осторожно снимая корону и кладя её рядом, — мы часто охотно насылаем на самих себя морок. Ты чувствуешь себя в безопасности? — Да, — Сулейман налил себе в бокал щербета, делая большой глоток. — Это морок. Безопасности не существует. — Кто может навредить нам здесь? — Дикие животные. Бандиты, которые предпочтут перерезать наши шеи, узнав на кого покусились — ради своих жалких жизней. Я могу убить тебя… — Что? — он посмеялся. — Ты не можешь. — С чего ты взял… — Линфэй наклонилась к возлюбленному, беря нож и хладнокровно направляя на мужчину, — что уже не мёртв? — О чём ты? — он замер, часто задышав. — Будь я шпионкой, то… — султанша забрала бокал свободной рукой и вылила напиток на траву, — отравила бы тебя. Или зарезала вот этим самым ножом. Ты по своей воле ушёл со мной сегодня и предоставил прекрасную возможность навредить. — Ты любишь меня, — покачав головой и самодовольно улыбнувшись, сказал Сулейман. — И в этом твоё спасение, — Линфэй любовно провела тупой стороной ножа по шее возлюбленного и усмехнулась. Султанша тихо посмеялась, прикрыв глаза, и поднялась на ноги. Оставив нож на покрывале, странно пританцовывая, направилась к кромке воды. Прежде Сулейману не приходилось видеть подобных движений. Покачиваясь, словно от опьянения, она покрутилась и стала дёргать руками, имитируя те движения тех исполнителей, о которых Сулейман никогда не узнает. «Не от мира сего» — с улыбкой подумал мужчина. Она стала напевать странную песню, вдруг резко изменив настрой. Вскинула одну руку вверх, а вторую упёрла в бок и активно задвигала бёдрами. После захохотала и начала снимать платье. Вид очарованного падишаха позабавил её и придал уверенности. Уже через пару секунд, она исчезла под толщей воды, не подняв брызг. Сулейман вскочил и взволнованно приблизился, высматривая место в котором река «не спокойна». Линфэй вынырнула в нескольких метрах от места, где погрузилась. Поманила его пальцем. — Ты хочешь утопить меня? — со смешком спросил падишах. — Это не океан. И даже не море. Эта вода… она не вернёт мне хвост, — султанша смущённо посмеялась, вспоминая все те романтичные сказки про русалок, которые она выдумала ради Сулеймана. — Вдруг ты меня обманываешь? — Не узнаешь, если не присоединишься. В каком-то смысле у него не было выбора. Он мог бы взобраться на лошадь и ускакать вдаль, но… На самом деле он не мог. Он не хотел оставлять её в тот миг настолько сильно, что даже весть о столице в огне не заставила бы ноги идти прочь отсюда. Сулейман расстегнул кафтан и сбросил всю одежду, постепенно заходя в реку. Тихая мелодия со стороны Линфэй послужила сопровождением. Он протянул руку, оказываясь по грудь в воде, и она протянула свою в ответ. Притянув мужчину к себе, Линфэй оплела его талию ногами и провела руками по лицу. Слившись с возлюбленным в чувственном и тягучем поцелуе, султанша вдруг представила совершенно другого мужчину. «Это её стихия» — подумал падишах, когда девушка прогнулась в спине и провела руками по поверхности воды. Её волосы, вопреки ожиданиям, не сливались с синевой реки. Они плавали, образуя вихревые узоры. Крепко держа девушку за стан, он повёл руками выше, касаясь большими пальцами груди. Линфэй дёрнулась всем телом, тихо рассмеялась и, вырвавшись, нырнула под воду. Её бледное в лунном свете лицо показалось вдалеке — там, где ноги уже не касались земли. Внезапно улыбка пропала с её лица, она опустила взгляд, словно увидела нечто под толщей воды. — Сулейман, — испуганно позвала Линфэй мужчину, — у меня ногу свело. Она сделала один пробный гребок в его сторону, но не смогла удержаться на поверхности воды. Сулейман медлил всего секунду — от охватившего тело и разум испуга — а после бросился к тому месту, где любимая исчезла. Нырнув с головой, он открыл глаза, но лунного света оказалось недостаточно, чтобы рассмотреть что-то под водой в столь позднее время суток. Мужчина бездумно и слепо протянул руку, к собственному удивлению и радости хватая девичье запястье. Он притянул её к себе и крепко обхватив, вынырнул. Попытался плыть к берегу, но был решительно остановлен. С недоумением посмотрел на мягко и победно улыбающуюся супругу. Та, кокетливо закусив губу, сказала: — Так героически… — Линфэй положила обе ладони ему на плечи, держа на расстоянии, — я была бы безмерно благодарна, если бы и правда тонула. — Что? — неверяще прошептал Сулейман. — Тебе не было смешно? — её улыбка стала сквозить чем-то удивительно жутким. — Нет! — воскликнул он тут же. — И мне не смешно, когда ты оставляешь меня, предпочитая компанию другой женщины. — Я из похода вернулся, — Сулейман притянул её к себе и положил левую руку на щёку, — и к тебе сразу… К тебе! А ты лишь о маленькой мести всё это время думала? — Мечтала взять меч и сражаться спиной к спине с тобой там — при Мохаче. Надеялась, что все твои мысли обо мне. Хотела эту рыжую красавицу в Босфоре утопить. Уверена была, что ты её любишь и потому даже не смотрела на неё — боялась не сдержать гнева. — Я тебя люблю, — беря её лицо в свои руки, уверил он. — Докажи, — Линфэй ловко проплыла мимо и вскоре выбралась на берег. — Как? — спросил Сулейман, медленно бредя следом. — Это же твоя любовь, — развела руками девушка, поворачиваясь лицом к мужчине, — сам должен осознавать… — Скажи, чего желаешь, — старательно заглядывая в глаза возлюбленной, проговорил Сулейман, — я всё сделаю. Линфэй рассмеялась и ответила: — Со всем-то ты хочешь быстро управиться. Подумай, милый, и реши. Я не говорю совершать во имя меня подвиги завтра на рассвете… Нет. Даю время. — Это пытка, — прокомментировал слова супруги падишах, полностью выходя из вод реки. — Отнюдь, — усмехнулась Линфэй, уперев руки в бока, — скорее испытание. Убей мои сомнения или они убьют… меня. Она хотела сказать «одного из нас», но поостереглась. Сулейман всегда был гордым, и не стоило испытывать его весь вечер завуалированными угрозами. — И да, — султанша присела на одеяло, — сделай мне приятно. Потому что я… намерена сегодня только получать. Он осторожно и молча приблизился, опускаясь на колени. Пальцами провёл от её щиколоток до колен. Линфэй слабо улыбнулась, откидываясь назад. Протянула руку в сторону и оторвала несколько ягодок с виноградной ветки, лежащей на серебряном блюде. Линфэй слабо вздохнула, приоткрыв рот, когда сухие пальцы приподняли её ногу, тёплое дыхание, а после губы коснулись её икр. Султанша прикрыла глаза, ожидая дальнейших действий. И судорожно выдохнула, когда почувствовала касание между ног. Пожалуй, она не ожидала, что он осмелится на нечто подобное. Она часто задышала, сжимая пальцами одеяло под собой. Щёки её раскраснелись, в то время как его горячий язык активно двигался ниже живота. Линфэй положила руку Сулейману на голову в странном нетребовательном жесте. Когда его глаза оказались напротив её глаз, девушка в бессилии приводила дыхание в норму. Влажные поцелуи украсили её шею и грудь. Их соединение было тягучим и медленным. Она обхватила его руками за шею, а Сулейман придерживал возлюбленную за спину. Линфэй уверенно двинула тазом навстречу. — Ты же не планировала активного участия, — с усмешкой послал он ей шпильку. — Помолчи, — прошипела она, закатывая глаза, — иначе я свяжу тебя и сделаю всё сама. В неожиданном для себя порыве, девушка укусила мужчину за шею, оставляя два ряда следов. И к собственному стыду, на пике удовольствия — в последний миг перед «фейерверком» — она увидела другое лицо. Притихшая Линфэй лежала в объятиях возлюбленного, задумчиво закусывая внутреннюю часть губы. Плавно и незаметно для неё разговор перетёк в сферу внутренней политики. Госпожу сильно заинтересовала лишь одна деталь. — Восстание? — удивилась она. — Да, в Анатолии. И оно набирает обороты. — Ибрагима-пашу отправишь? — уже спокойно спросила султанша. — Нет, хотя и думал об этом. Ахмед-паша прекрасно проявил себя при взятии Белграда и в экспедиции на Родос. Уверен, он сделает всё что нужно для восстановления порядков. — …Не сомневаюсь в твоём решении, — с запозданием ответила Линфэй, — я помолюсь за благоприятное разрешение конфликта. Следующим днём Линфэй прогуливалась в саду, раздумывая о дальнейших событиях. Она помнила об испанской принцессе с большими тёмными глазами и непокорным нравом. И гадала «Где же она?». Присев на бортик фонтана, девушка стала взволнованно вертеть в руках небольшую золотую монету, которую случайно прихватила с собой. Она уже хотела бросить ту на дно фонтана, загадав желание, как заметила стоящего на террасе пашу. Они долго смотрели друг на друга. Линфэй вдруг загадочно улыбнулась и поцеловав монету, оставила ту на мраморной поверхности фонтана, уходя прочь. Она оглянулась лишь раз, чтобы увидеть как Ахмед спускался по лестнице и шёл к тому месту, от которого она поспешила удалиться. За поворотом султаншу встретила Гюлистан, стоящую спиной и следящую за резвящимися детьми. Навстречу выскочила немного взволнованная Мелек-калфа, сжимавшая в руке письмо. Она молча протянула его госпоже. Та несколько секунд вглядывалась в незнакомую печать, прежде чем поднять глаза на ближайшую помощницу Дайе-хатун. — От кого оно? — Испанский двор, — Мелек сглотнула, — от императрицы Священной Римской империи, супруги Карла V. — От Изабеллы Португальской? Линфэй с трепетом разорвала печать и вчиталась в ровные строки на языке, который продолжительное время учила. Пропустила многочисленные титулы. «Весть о вас пришла и на испанские земли. Слухи о вашей ангельской красоте разлетелись от Кастилии до Арагона и дальше. Надеялась ли я когда-нибудь узреть лик женщины султана, уверенно завоёвывающего все земли на которые тот ступал? Мечтала, но не верила. Ваш портрет — хочу думать, что нас не обманули — отныне находится в галерее моего супруга — императора Карла. И я гадаю: кто из нас восхищён им сильнее. Признаться, я не знаю — мне рассчитывать на ответ или нет. Мы не союзники на политической арене, но мы и не мужчины. Незачем воевать двум женщинам, которые просто хотят светлого будущего для своих детей. Наша переписка — не более, чем беседа двух подруг. Смею я на подобное рассчитывать? Быть женщиной властительного супруга тяжёлая ноша, я права? Придворные наверняка много от вас ждут. В первую очередь абсолютной безупречности во всём. Положение обязывает к такому. Знаете, в детстве мне казалось, что время когда я вырасту и стану прилежной супругой никогда не наступит. Я жаждала мига, в который стану взрослой. Тот миг случился, и я рада быть женой императора, но это тяжелее, чем кажется даже с высоты прожитых моей матушкой лет. Тяжело ли быть султаншей? Я мечтаю немного услышать и о вашей жизни. В качестве знака моей приязни и желания дружбы, я высылаю небольшой подарок — платье, отвечающее последней испанской моде». — О чём она пишет? — Гюлистан заинтересованно «сунула свой нос», наклоняясь. — Хочет вести со мной переписку, — Линфэй спешно свернула письмо, убирая его от любопытного взора служанки. — Мелек-калфа, Изабелла пишет о подарке… — Платье у портных. Смею заметить очень… богатое, но наденешь его не раньше, чем оно пройдёт проверку. — Несколько глупо травить меня вот так, не находишь? — султанша усмехнулась. — Чрезвычайно глупо, но правила диктуют проверять всё, что может потенциально нести угрозу. Особенно если это что-то прибыло из-за стен дворца. — Императрица написала тебе! — Гюлистан выглядела ошарашенной и вместе с тем донельзя счастливой. — Только не кричи так громко, — Линфэй немного скривилась, а после и сама широко улыбнулась, — я, чёрт возьми, вне себя от восторга. Помимо императрицы знаешь королевой скольких мест она является? А я даже не законная жена падишаха, чтобы писать… И всё же… Аллах-Аллах! — Великая честь, — кивнула Мелек. — Нужно написать ответ, — Линфэй глубоко вдохнула, — Мелек, помоги мне. Идём. — Госпожа… — Гюлистан нерешительно сделала шаг. — Следи за детьми. — Я просто хотела… — Что? — Ничего, прошу прощения. Не смею больше отвлекать, — служанка низко поклонилась. Два месяца в гареме царил покой, прерываемый редкими  — почти невинными — пикировками двух женщин падишаха. Линфэй куда больше интересовала Изабелла Португальская и рассказы о нравах её государства, чем маленькая ревнивая рыжая птичка. — Это женщина не пишет ничего провокационного? — Валиде-султан интересовал лишь один вопрос. — Что вы, — Линфэй улыбнулась, — мы обмениваемся мыслями касаемо материнства. Она столько рассказала мне о природе Кастилии и Леона… мы не обсуждаем политику. Ни мне, ни ей это не нужно. — Правильно, нечего обсуждать дела мужчин. — … — Линфэй еле удержала покорную улыбку на лице, — вы как всегда правы, госпожа. — И сходи к лекарше, дорогая, — женщина положила ладонь на колено Линфэй, — я уже не молода и глаз намётан. — Вы о чём? — Ты беременна. Я верю в это. — А, — Линфэй посмеялась, сведя брови, — не думаю. Я бы почувствовала. — У тебя животик маленький появился, — Хафса коснулась небольшой выпуклости пальцами, — и это явно не стараниями пахлавы и индейки, потому как бёдра и талия прежними остались. Сходи к Эмине-хатун. Линфэй вынужденно кивнула и согласилась, ведь объяснить ситуацию не могла. Пришлось отправить Лале в лазарет — назначить встречу. Тихая и покорная черкешенка передала, что лекарша будет ждать госпожу в промежуток между обедом и шестью часами вечера. — У меня будет ещё одна сестра? — спросила Туана, помогая шатающейся Хюмашах ходить перед столиком. — Если Аллах позволит, это будет брат, — Хафса потрепала внучку по русым волосами и посадила к себе на колени черноволосую младшую дочь невестки. «Только если у Сулеймана волшебный…» — она не успела закончить мысль, ведь на пороге покоев показалась Хюррем вместе со своими детьми. Маленькую Михримах держала Гюльнихаль, а Хюррем поставив Мехмеда на ноги, помогла тому дойти до бабушки. С сияющей улыбкой, девушка поцеловала внешнюю часть ладони Хафсы и присела с противоположной от Линфэй стороны. — Всё в порядке, Хюррем? Хафса посмотрела на рыжеволосую славянку, вокруг которой вечно крутилась «сотня» слуг. Она не доверяла убийце, которой так и не нашлось оправдания. — Спасибо, что спросили, Валиде-султан. С детьми всё хорошо, они не болеют и не капризничают. — Это хорошо. Повезло, что Михримах молоко не отвергала… как Мехмед. — Да, — улыбка Хюррем «треснула». — Линфэй, милая, иди к лекарше прямо сейчас. Я ждать не могу, всё думаю об одном. — Что-то случилось? — с надеждой на худшее, спросила Хюррем. — Вот скоро и узнаем. Иди. — Как пожелаете, — Линфэй поклонилась и достаточно быстро вышла, мысленно обругав мать падишаха. Гюлистан с Арзу остались стоять в стороне на случай, если Хафсе наскучат внуки. В лазарете султанша кивнула лекарше и достаточно быстро заняла место на одной из небольших кроватей. Она желала разобраться с нелепой ситуацией как можно скорее. — Поздравляю, — лицо Эмине выглядело напряжённым, — вы беременны. — Ха-ха, — Линфэй посмеялась и покачала головой, но спустя несколько мгновений нахмурилась, — ты серьёзно? — Более чем. Срок достаточный, чтобы я говорила уверенно. — … — Линфэй снова широко и несколько зло улыбнулась, вставая и подходя к женщине, отчего та попятилась назад, — что не так с твоей настойкой? — Госпожа… — Что с ней не так?! — султанша сорвалась на крик, фальшивая улыбка слетела с лица, а глаза обратилась острыми осколками льда. — Клянусь, раньше такого не было. Возможно дело в вас, — она вся задрожала. — Я тебя сейчас ударю… Раньше ведь всё было нормально! Хочешь сказать, что эта дрянь просто перестала действовать? Не пытайся меня обмануть, «привыкание» годами происходит. Должно было пройти лет семь, чтобы моя матка сказала: «Эй, я приспособилась, сучка!». — Что сказала? — щёки женщины заалели от услышанного ругательства. — Не. Шути. Со. Мной. — Я… — В бордель отправишься мигом. Лекарша из тебя плохая, раз я снова беременна. Удачи в раздвигании ног перед каждым, кто будет готов деньги… — Арзу-хатун угрожала мне! — призналась напуганная до смерти Эмине. Линфэй застыла. Весь её гнев мигом схлынул, оставив лишь недоумение ярко отразившееся на лице. Минуту она просто стояла, в неверии смотря на лекаршу. А после хрипло произнесла: — Объяснись. — Сказала, что пойдёт либо к Валиде-султан, либо к падишаху, — глаза Эмине-хатун покраснели и из них полились слёзы. Линфэй было неловко смотреть, как женщина куда как старше неё самой плакала. Отчего-то стало неимоверно стыдно. — Продолжай. — Арзу-хатун сказала, что вы всегда добавляете настойку в щербет, чтобы не чувствовать горечь трав… Мы решили, что если подменить её чем-то похожим по вкусу, но совершенно безобидным по действию, вы ничего не поймёте и не заметите. У меня не было выбора, госпожа… Что мне оставалось делать? Если бы падишах узнал… вас бы простили сразу же. А я? Эмине упала на колени, вцепившись сухими морщинистыми пальцами в подол тёмно-зелёного платья султанши. Линфэй замерла лишь на пару секунд, а после спешно подняла женщину на ноги. Не могла она смотреть на взрослую, по сути безвинную женщину, упавшую ниц. Это ощущалось неправильно и… болезненно. — Присядь, — мягко приказала Линфэй лекарше, — не плачь. Я… ничего не сделаю. — Правда? — Я просто разозлилась и наговорила лишнего. Арзу совершила ошибку, ей и отвечать. — Но я тоже… — Тебя заставили шантажом. Угрожали смертью считай. Линфэй присела на край кровати рядом с женщиной, опуская голову на сложенные лодочкой руки. Вскоре всхлипывания со стороны Эмине-хатун пропали. — Ничего уже не поделать, — прошептала султанша, — либо рожать, либо рисковать жизнью… с большой вероятностью сдохнуть. Арзу никогда не слушай больше. Да и я запрещаю говорить с ней. Подойдёт ещё раз — беги ко мне. — Конечно, госпожа. Словно в забытье Линфэй брела по светлым коридорам дворца. Мимо проходили слуги, не решаясь заговорить или спросить что-то. Все кланялись, оглядывались. Линфэй в тот момент и не думала толком ни о чём. Мысли заполнила редкая гостья в виде пустоты. Она замерла перед покоями Валиде-султан. Служанки снаружи опустили головы, не решаясь сделать три заветных стука, возвещающих о приходе госпожи. Линфэй опустила глаза в пол и сделала несколько судорожных вдохов-выдохов. «Я — хорошая мать» — сказала она себе мысленно и даже смогла слабо улыбнуться. Похлопав себя по щекам, Линфэй натянула приветливую улыбку и вошла в покои Валиде-султан. Та сидела на диванчике у окна, разговаривая о чём-то с внуками. Хюррем молчаливо за этим наблюдала. Она первой обратила внимание на вошедшую девушку. — Всё в порядке? — Хюррем плотоядно усмехнулась, надеясь услышать дурные новости. — Да. — Ну? — Хафса приподняла Хюмашах и усадила рядом. — Не томи. — Вы были правы, — покивала Линфэй, сцепляя руки в замок у живота, — я беременна. — О, милостивый Аллах! — Что? — неверяще переспросила Хюррем. — Я рожу ребёнка, — посмотрев той прямо в глаза, повторила Линфэй. — Счастье-то какое, — мать падишаха и не заметила мрачных переглядок двух султанш, принимаясь расцеловывать внуков и внучек. Пока губы Хюррем дрожали, а глаза медленно начинали краснеть, Линфэй полным холода взглядом посмотрела на подругу. Арзу сглотнула, но постаралась сделать вид, словно не она приложила к «удивительному событию» свою руку. Линфэй сослалась на усталость и махнув Арзу, вышла. Молча она проследовала до собственных покоев. Тихие шаги позади давали знать — пейк покорно плелась за госпожой. Почти вылетев на балкон, который ей достался с отъездом Хатидже, султанша замерла. Напряжённо наблюдая за течением вод Босфора, она пыталась успокоиться. — Поздравляю, — раздался голос Арзу, которая ещё не знала о проболтавшейся лекарше, но догадывалась. — За моей спиной игры устроила. Сегодня подмена настойки, а завтра прыгнешь в постель к султану? — Что ты… я бы не посмела. — Да кто тебя знает, — проговорила зло Линфэй, не поворачиваясь лицом, — такого вероломства я не ожидала. Не от лучшей подруги уж точно! — Линфэй… Я просто избавить тебя от будущих неприятностей хотела. — Ты, — девушка осторожно приложила ладонь к животу, — сделала непростительную ошибку. Не посоветовалась со мной, даже не попыталась донести свою точку зрения. — Я ведь знаю тебя. Что бы я ни сказала, ты не прислушалась бы. — Скажи спасибо, что большую часть своего гнева я излила на лекаршу. Иначе бы я тебе ударила, клянусь. Весь дух выбила бы. — Ну так сделай это, — опустив глаза в пол, покорно предложила Арзу. Линфэй резко застыла, шокировано приоткрыв рот. Не веря в слова, которые услышала. — Я тебя ненавижу, — повернувшись к подруге, дрожащим голосом сказала султанша, — и люблю. Если я рожу мальчика, то либо ему, либо Осману придётся умереть. Об этом ты подумала? — А? Я… — глаза Арзу расширились от ужаса, — я не знала… — И дураку понятно, — Линфэй устало выдохнула и присела на длинное кресло, откинувшись на спинку, — если бы знала, то… Есть закон, Арзу. Звать «закон Фатиха». Ввёл Мехмед II и суть его — убей брата своего, взойдя на трон. Жестокий, но действенный метод по предотвращению полномасштабных гражданских войн. — Прости-прости-прости, — дважды за день перед ней упали на колени. — Встань сейчас же, — султанша отвернулась, отказавшись лицезреть унижение подруги, — если бы только поговорила со мной… — Мне так жаль, — голос Арзу дрогнул от нахлынувших слёз. Обе они просидели в тишине почти час. Арзу переместилась на тахту, не смея издать ни звука. Линфэй же задумчиво гладила живот, размышляя о половой принадлежности будущего дитя. И молилась в никуда.