Война красивых и беспощадных

Линфэй устало наблюдала с балкона за видами снаружи. Стая тёмно-коричневых птиц пролетела мимо, одна из которых присела на перила, начав забавно вертеть головой. Девушка сосредоточила на той всё своё внимание, начав непроизвольно считать оттенки одного цвета на маленьких крыльях. Пощебетав и не найдя ничего съестного, малютка вспорхнула и исчезла спустя пару секунд. Из-за дверей, ведущих в комнату, раздались весёлые голоса. Сюсюкаясь, Лале переняла ответственность по присмотру за детьми на себя, а Гюлистан, поправив грудь, плотно обтянутую тканью, вышла на балкон. Она моментально заметила поникшую Арзу с жалостливо поджатыми губами и странно спокойную госпожу. — Линфэй-султан, принести чего-нибудь? — Нет. — Вы так печальны, — притворно сочувственно сказала Гюлистан. — Неужто дело в паше? — О чём ты? — устало спросила Линфэй, не понимания. — Я про Ахмеда. Линфэй обратила суровый взгляд из-под полуопущенных ресниц на служанку, ожидая продолжения речи. Та облизнула губы и невинно улыбнулась, сказав: — Он ведь наш союзник, а уехал подавлять восстание в Анатолии. Это опасно. — Займись своими делами. Лале одной тяжело с тремя детьми. Гюлистан напряжённо выдохнула и, поклонившись, ушла. Линфэй сжала зубы и кулаки, мрачно смотря той вслед. Стоило резным дверям из тёмно-карминного дерева закрыться, как госпожа обратилась к пейк. — Откуда она знает? — Я ничего ей не говорила, — уверенно ответила Арзу. — Пронюхала, — сделала вывод султанша, — я при ней… никогда наши планы с визирем не обсуждала. — Что будем делать? — с готовностью выслужиться, спросила Арзу. — Ждать. Линфэй приняла ванну с ароматными маслами и облачилась в простое шёлковое светло-голубое платье с длинными рукавами в пол и вырезом под грудь в форме кусочка торта. Арзу, давно привыкшая к службе, ловко заплела несколько кос на затылке. — Не самый приличный выбор наряда, — прокомментировала она вид подруги. — Я всё ещё обижена, — холодно ответила Линфэй, поправляя свободные прядки спереди, — потому попридержи мнение. Раздав указания слугам, султанша в сопровождении пейк отправилась на встречу с братом. Тот ждал в одной из приёмных комнат, выделенных для членов совета Дивана. Развалившись на тахте, Саид разве что не плевал в потолок. — Милый, — позвала она его. — Милый? — усмехнулся парень, выпрямляясь. — Вот так нежности. — Ты разве не скучал? — спросила девушка, присаживаясь рядом. — Чертовски, — ответил он, притягивая сестру в объятия, — но был спокоен. Ведь знал что ты в столице, под охраной по меньшей мере тысячи янычар. — У меня новость, — облокотившись на плечо Саида, сказала султанша. — Хорошая? — Не знаю. Я беременна. — О, — Саид приложил руку к шёлку, — и правда. На куриную ножку не похоже. Да и в этом месте не желудок насколько я помню. — Дурак, — с выдохом спокойно прокомментировала слова и действия брата девушка. — Ты не рада, — уверенно заявил Саид. — Кажется, нет. Я бы может и была счастлива, но закон Фатиха… — Точно, — кивнул Саид, — традиция братоубийства. Думаешь, будет мальчик? — Боюсь этого. И ещё кое-что… — Что? — Мы немного… в сериале. — А? — Саид отстранился и попытался что-то найти в выражении лица девушки. Она говорила медленно, пока его глаза становились всё больше и больше. В какой-то момент Саид шумно выдохнул и растрепал чёрные волосы на голове, возведя синие глаза к потолку. Линфэй старалась рассказать всё, о чём знала и помнила. — Я бы счёл тебя безумной, но память не даёт услужливо выкинуть из головы обстоятельства, при которых мы в шестнадцатом веке оказались. — Я не лгу, только не тебе и не сейчас. — Это-то понятно, — Саид задумчиво пожевал губу, — значит, наша цель — дискредитировать Мустафу? — Всех шехзаде кроме Османа, — поправила она брата, — но да. С него надо первого начинать, он быстро завоюет любовь народа и янычар. — О, нет, — грубо и самодовольно посмеялся Саид, — только не любовь янычар. И не при мне. Об этом я уж позабочусь. — Никто не должен знать, что ты источник неприязни к шехзаде, понял? Сам про него и не говори ничего. — Я же не идиот. Сделаю всё чужими руками и устами. Линфэй кивнула и глубоко вздохнув, откинулась на спинку, обтянутую алым бархатом. Саид задумчиво почесал подбородок и спросил: — Что ждёт нас в ближайшее время? — Память меня временами подводит, но в целом я всё помню. Вскоре должна объявиться испанская принцесса, если уже… — В каком смысле «если»? — Её должны скрывать в охотничьем домике султана. Знать бы, там ли она. — Она объявится здесь? — В конечном итоге должна. Но прежде мы встретимся у Хатидже. Она… покончить с собой решит, устроив пожар. Хуже смерти и не придумать… — Она получит… ожоги? — Саид приподнял брови. — Нет… к сожалению. Зато её привезут во дворец Великого визиря, потому что охотничий домик сильно пострадает. Там и получится увидеть её, оценить. — Вряд ли я смогу как-то сильно помочь с ней, — пожал плечами Саид, поджимая губы. — Я и не жду активных действий, — покачала головой девушка, — просто не хочу от тебя какие-либо события в тайне держать. Да и в любой момент какая-то — пусть даже маленькая — помощь может пригодиться и лучше, если ты будешь понимать, для чего всё делается. — Хорошо. Кстати, у меня тоже новость была, но после твоей из головы всё вылетело. Меня определили в дворцовую школу Эндерун. — Хм, Ахмед-паша там учился, прежде чем визирем стал. Сулейман так решил? — Да. — Ты ближе к совету Дивана, чем я думала, — улыбнулась девушка. Вернувшись в покои, Линфэй устало легла на постель. На балконе попеременно визжали Осман и Туана, в то время как Хюмашах сонными глазами наблюдала за старшими. Вечером, когда пришло время, и освободился повелитель, госпожа поднялась с постели и отправилась по Золотому Пути. Сулейман увлечённо работал над подвеской из зелёных и алых камней. Линфэй подплыла к возлюбленному, присаживаясь на колени. С улыбкой падишах отложил инструменты в сторону, целуя девушку. Тонкий шёлк скользил по телу госпожи подобно воде. Широкая ладонь с сильными пальцами крепко сжала её ягодицы, стараясь прижать ближе. Линфэй остановила мужчину лишь в тот миг, когда его рука оказалась под тканью платья. — В чём дело? — У нас будет ещё один ребёнок, — прошептала она ему в губы. — Правда? — Чистейшая. Они слились в необузданном и диком поцелуе, который пришлось прервать, к сожалению, для обоих. В эту ночь они ограничились беседой. Месяц прошёл в благоговейной тишине и спокойствии, пока Сюмбюль-ага не удосужился сообщить о миловидной принцессе, вынужденно переселившейся во дворец Великого визиря. Новость эта была не такой уж и новостью, потому евнух ничем не рисковал, принося её. Линфэй поправляла прозрачные рукава умеренного сине-голубого оттенка, когда пришла Арзу, возвестившая о готовности транспорта. Гюлистан поправляла тугие косы на затылке госпожи, оборачивая волосы и шею платком. — Идём, — сказала она, кивая Арзу. — Хюррем-султан уже там. — Чудно. В дороге рыжая красавица решила завести разговор, который Линфэй без удовольствия согласилась поддержать. — Все свои ночи Сулейман теперь мне дарит, — самодовольно произнесла девушка. — Наслаждайся, — раздражённо и несколько спокойно ответила Линфэй, сложив руки в замок и поглядывая в окошко, — как только я рожу, ты дорогу в его покои забудешь. — И не надейся, — уверенно заявила Хюррем, пытаясь заглянуть сопернице в глаза. — Мне не нужна надежда, у меня есть знание. — И откуда же ты его взяла интересно? — От Сулеймана, — Линфэй настолько утомило перебрасывание «шпильками», что она решила заткнуть девицу как можно скорее, — он так и сказал: «Я с ней, потому что с тобой не могу». — Врёшь, — сглотнув, прошипела та. Врала. — Нет. — Оглядывайся, когда по тёмным коридорам ходишь, — зло проговорила Хюррем, наклонившись вперёд. — Заткни уже свой поганый рот, — у Линфэй напряглись все мышцы лица, а пальцы схватили фурию за подбородок, — который годится только удовлетворять моего падишаха. — Да я! — Хюррем постаралась вырваться и вцепилась в руку султанши. — Нападёшь? Давай и тогда я заберу твоих детей, так же как забрала сына Махидевран. Одна царапина и убийцу вновь отправят в Старый дворец. Всегда помни… об этом. Хюррем отпрянула, словно злой волчонок, смотря на соперницу. Слова подействовали, и она побоялась лишний раз даже прикасаться к первой супруге султана. «Вот её истинное лицо» — подумала Хюррем, сбрасывая морок всех тех прошлых бесед между ними. Линфэй растеряла всё своё кокетство и все фальшиво-милые улыбки, которые так любила дарить сопернице. Причина этой перемены ждала их во дворце Ибрагима-паши. На пороге их встретила привычно спокойно и нежно улыбающаяся Хатидже с мужем. Она старательно отводила глаза от белоснежных статуй, украшающих сад. Хюррем в свойственной себе манере поспешила выразить никому не нужное мнение. — Аллах, какие они жуткие. Кто их здесь поставил? — А ты как думаешь? — спокойно, но с некоторой претензией задала вопрос Линфэй. — Я привёз их из похода в качестве трофея, — ответил Ибрагим, заметив, как улыбка пропала с лица его возлюбленной. — Артемида и… кто это? — Аполлон. И это Диана, его сестра. — А мне казалось, что вы мусульманин, паша, — Линфэй постаралась смягчить свой тон и чуть улыбнулась. — Я ошибалась? — Что думает повелитель по этому поводу? Интересно, — Хюррем нахально улыбнулась, кинув полный насмешки взгляд на мужчину. — Нам всем интересно. Ибрагим опустил глаза в землю. Их религия запрещала делать изображения людей или животных, а статуи… хуже картин. В воздухе повисло неловкое молчание. — У вас гостья, мы слышали, — сменила тему Хюррем. — Верно. Это испанская принцесса Изабелла Фортуна, послы ещё не знают о её пленении. Пройдёмте, я вас познакомлю. Ибрагим остался задумчиво смотреть на статуи, в то время как Хатидже провела двух султанш в главную приёмную залу, где на маленьких столиках ютились различные блюда: плов с куриными сердечками, который обожала Линфэй, холодный суп-пюре из миндальных орехов, пахлава политая сиропом и перепела в гранатовом соусе. Линфэй успела опробовать половину стола и побеседовать с Гюльфем, которая фактически переселилась к подруге, прежде чем слуги привели принцессу. В простом блёкло-зелёном платье, достойном служанки, она не выглядела представительницей великой династии. — Принцесса Изабелла Фортуна, — представила её Хатидже, указывая рукой. — Verdad? — на родном для девушки языке с лёгкой улыбкой спросила Линфэй. — Sí, soy la princesa Isabel de Castilla. — Extraño, pensé que era costumbre que te llamaras a ti mismo… no importa. Quiénes son tus padres, hermanos, hermanas? — Mi madre... Isabella. Me pusieron el nombre de ella. Y mi hermano es el emperador Carlos V. — Hermano nativo? Todos tienen los mismos padres? — Линфэй подозрительно сощурилась. — …Si , — кивнула Изабелла. — Ты знаешь испанский? — прервала разговор двух девушек Хатидже. — У меня достаточно времени, чтобы выучить десятки языков. — Принцесса, перед вами Линфэй-султан, она мать троих детей падишаха. А это Хюррем-султан, она подарила повелителю шехзаде и прелестную девочку. Линфэй поправила прозрачный платок, который при неосторожном повороте головы неприятно впился в шею. Опустив руку на медленно растущий живот, девушка прищурила глаза и принялась усиленно рассматривать Изабеллу. У неё кожа с коричневым подтоном, глаза и волосы черны словно уголь. Она не походила на испанскую инфанту: ни лицом, ни станом, ни манерой речи. Это была, несомненно, очень образованная и воспитанная девушка, но… Линфэй не верила, что перед ней венценосная особа. Хюррем напряжённо всматривалась в правильные черты лица принцессы. В голове её роились мысли, готовые вырваться бессвязным потоком на язык. Султанша сжала кулаки, кидая взгляд на куда более реальную соперницу. Линфэй выглядела задумчивой, но ни в коей мере не злой. — Мне ехать пора, — резко подскочив, проговорила Хюррем, — Михримах наверняка соскучилась. Она долго без меня не может. — Отчего же ты не взяла мою племянницу? — спросила Хатидже. — Она ночью плакала и не спала, потому я решила не беспокоить её. — Ладно, поезжай, — немного недовольно сказала Хатидже, — Линфэй? — Я останусь. Мы ведь так давно не виделись, дети отнимают всё свободное время. Хюррем поклонилась, и резко развернувшись, со всем доступным себе гневом заглянула в глаза принцессе. Та заметила лишь прикрывающиеся веки султанши, а в следующее мгновение Хюррем уже падала. Все повскакивали со своих мест, подбегая к лежащей без сознания на полу девушке. Вскоре появился испуганный Ибрагим в компании лекарши. Хюррем достаточно быстро пришла в себя, но ей не позволили просто встать и уйти. Хатидже настояла на тщательном осмотре в лазарете. — Да поможет ей Аллах, — проговорила Гюльфем, когда все вернулись за стол. — Что с ней такое? — спросила Изабелла, орудуя ложкой в тарелке с миндальным супом. — Лекарша нам сразу сообщит, если это что-то серьёзное, — ответила Хатидже, — но я думаю, она просто устала. Хюррем ведь сказала, что Михримах всю ночь не спала… — …сама значит тоже, — закончила за султаншу Линфэй. Линфэй запивала пахлаву прохладным щербетом, когда после короткого стука в залу вошла скромная лекарша. Низко и почтительно опустив голову, она поспешила отчитаться. — Это из-за ребёночка слабость госпожу настигла. — Прекрасно, — только и проговорила Линфэй, одним залпом допивая напиток. — Она беременна? — решила уточнить Хатидже. — Да, срок совсем небольшой. Линфэй во дворец так и не вернулась в тот день, предпочтя остаться у своей благородной «подруги». Ибрагим уехал вместе с Хюррем, пообещав супруге вернуться к ужину. Идя по коридорам Топкапы в свой кабинет, он наткнулся на выплывшую из-за поворота молодую светловолосую и полногрудую девушку. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить к чьей свите она принадлежала. — Гюлистан-хатун, в чём дело? — Великий визирь, — девушка глубоко поклонилась, — я искала вас. — Что-то случилось в гареме? Он не понимал что служанке султанши может быть от него нужно. Гюлистан никогда с ним прежде не заговаривала, лишь тенью следуя за Линфэй. Светловолосая рабыня перед ним, несомненно, красива, но прислуживать — её личный выбор. — Нет, я хотела просить о помощи, — Гюлистан взволнованно сцепила пальцы. — Только вы можете провести меня по Золотому Пути. Если попрошу Нигяр, то она доложит Хюррем, и я даже дверей покоев падишаха не увижу. Мелек-калфа сообщит моей госпоже. Евнухи все в той или иной мере куплены. А Дайе-хатун скажет, чтобы я о службе одной думала и не… — Хатун, — угрожающе произнёс мужчина, останавливая речь девушки. — Ты думаешь у меня дел нет? Я Великий визирь этого государства… — Прошу, — взмолилась Гюлистан. Ибрагим хотел отказать. Видит Аллах, он хотел! — Ладно. Мужчина и сам не понял, отчего решил согласиться. Хотел он досадить близкой подруге собственной супруги или той рыжеволосой грубиянке, которая при любом удобном случае старалась словесно задеть визиря? «Сулейман — падишах великой империи, которой нужно ещё много наследников» — так успокоил себя мужчина. В тот же вечер бледный словно мел Сюмбюль-ага подготовил Гюлистан. Впервые не она прислуживала кому-то в бане, а все бегали вокруг неё. «Вряд ли Линфэй осознаёт, какие привилегии имеет» — думала служанка. Ей подобрали тёмно-розовое платье, горячими щипцами завили светлые волосы. Под молитвы Сюмбюля о милости и снисхождении, она прошла по Золотому Пути. Как и полагается, опустилась на колени и подползла к постели, на которой сидел мужчина. Он не отослал её обратно. И лишь Лале-хатун обратила внимание на невесть откуда пришедшую рано утром Гюлистан. Вернувшаяся к обеду госпожа спешно засобиралась по каким-то личным делам, а юная черкешенка не пожелала сеять, вероятно, пустые сомнения. В пять вечера — при активном содействии Саида — у султанши была назначена встреча с сыном венецианского дожа. Линфэй не удалось толком рассмотреть Альвизе Гритти за ширмой из дерева с вырезанными узорами цветов. — Вы знакомы с некой Изабеллой Фортуной? — спросила она для начала. — Знаком, — подтвердил мужчина, — имел… честь беседовать. — И вы никому о ней не рассказали. Ни послам, ни испанской короне. Никто не ищет Изабеллу Фортуну на османских землях. Интересно почему? — … — Гритти продолжительное время молчал, подбирая слова, — эта девушка… лгунья. — Самозванка, — Линфэй победно сжала кулаки, кивая, — как я и думала. Что вас натолкнуло на мысль…? — Её ответы. Она назвалась невестой принца Фридриха Австрийского… никогда не слышал о таком человеке. А вас? — Аналогично. Она запуталась в семейном древе. — Эта девушка пытается дурить падишаха? — Попытка провалилась. Ей стоило дольше подумать над легендой. «А я боялась, что она станет опасной соперницей. Ха, я раздавлю её в мгновение ока» — самодовольно улыбнувшись, подумала султанша. — Спасибо что согласились встретиться, Альвизе, — мягко произнесла Линфэй, — я ценю это. Её уверенности, в момент возвращения в гаремную часть дворца, мог бы позавидовать даже султан. Улыбаясь, девушка летела по коридорам. В собственных покоях, она приказала в срочном порядке достать бумагу и чернила. «Дорогая императрица Изабелла, Моё письмо может показаться неожиданным, ведь я уже отправила одно ранее и ещё не получила на него ответ. Мой вопрос к вам не может долго ждать. С прискорбием вынуждена сообщить, что на османских землях появилась дерзкая самозванка. Негодяйка посмела назвать себя испанской принцессой Изабеллой Кастильской, сестрой императора Карла V. В одном из писем вы упоминали об Изабелле Австрийской, настоящей сестре вашего супруга. И, насколько мне известно, она замужем и имеет прекрасных деток. Мы договаривались никоим образом не касаться щепетильных вопросов политики: внешней или внутренней. К сожалению я оказалась вынуждена в определённой мере нарушить договорённость. Султан Сулейман сразу усомнился в заявлении лже-принцессы. И всё же мы не можем проигнорировать слова самозванки на случай, если она действительно является частью вашей уважаемой семьи. Преступница выглядит…» — Ей конец, — с нежной улыбкой сказала Линфэй, запечатывая письмо и передавая его калфе. Какую-то жалкую неделю спустя из Анатолии вернулся Ахмед-паша с победой и головой предводителя восстания. Первым делом тот отправился на поклон к падишаху и лишь позже смог назначить встречу с султаншей, на которую та несколько боялась идти. Линфэй соврала бы, если бы сказала, что не переживала. Меньше всего ей хотелось, чтобы он видел её… в положении. И всё же пришла, не могла проигнорировать просьбу. — Моя госпожа, — Ахмед низко поклонился, целуя руки девушки, — вашими молитвами я остался жив. Символ нашей связи… он помог мне — направил. Визирь вытянул сжатую в кулак ладонь. Дыхание Линфэй немного сбилось, когда спустя пару секунд она увидела золотую монету с тонким «росчерком», образовавшимся точно поперёк изображения лица повелителя. Солнечные лучи с трудом проникали сквозь витражные стёкла, но их хватало, чтобы осветить два лица и золотой «знак». В груди Линфэй собрался тёплый комок, приятно опустившийся вниз. — Паша, — медленно проговорила девушка, прислоняясь ко лбу мужчины своим, — я каждый день вас вспоминала. — И я вас, — ответил Ахмед и приблизил свои губы, тем самым сливая дыхания, — ещё нашу первую встречу, которую вы вряд ли помните. Вас тогда больше беспокоила супруга Великого визиря. Я помню, вы смотрели на нас, на него. Знали уже тогда? — О чём именно? — Об их чувствах. — Да, — ответила Линфэй, чуть касаясь его губ, — хорошая подруга должна знать о таком. — В… твоём взгляде не было ничего особенного. Ты смотрела на меня без интереса, уважения или… хоть какой-то иной эмоции. Я видел безразличие. На губах улыбка, но в глазах… тот лёд даже с террасы виделся. Рад, что сейчас всё иначе. В следующий миг они слились в поцелуе. Ахмед притянул её к себе за талию, а Линфэй запустила пальцы в тёмные — несколько жёсткие — волосы. Языки их сплелись в интимном безумном танце. На секунду госпоже подумалось, что они уже стали одним целым. Он нравился ей вопреки. Не за знаки внимания, не за силу, не за внешность. А вопреки гордыне, самолюбию и отчаянию, с которым кинулся в омут с головой. Не это ли… она? Они оторвались друг от друга, тяжело дыша. Ахмед не выпускал Линфэй из своих объятий. — Я хочу тебя, — положив обе ладони на лицо мужчины, уверенно заявила султанша, — ты даже не представляешь насколько сильно. От одних мыслей всё стягивало в порочный узел. Клянусь, я тебя однажды… Речь её прервали чужие губы, опустившиеся на шею и оставившие короткую дорожку. На миг она ослабла в его руках, и показалось, что сейчас упадёт. Но он был крепким воином с хорошей реакцией, которая позволила подхватить госпожу. Линфэй повисла в его руках, наслаждаясь поцелуями. — Я запомню твою клятву, — прошептал он ей на ухо, — и спрошу её. Рука его на миг коснулась живота девушки, в котором уже активно развивался плод. Не требовалось никаких слов. Оба они понимали, что такое может случиться. И, конечно, визирь не мог рассчитывать на безоговорочную верность. Глупо было надеяться, что повелитель не пригласит любимую женщину к себе на ночь. Расположившись на диванчике и прижав к себе девушку, Ахмед немного углубился в особенности восстания. Линфэй с интересом прислушалась к словам о мужчине, который называл себя пророком. — Календер-оглу не был простым человеком, — с недовольством признал мужчина, — нужно иметь большой талант и ораторские способности, чтобы люди шли за тобой ради потенциальных наград и земель. Он ничего кроме веры и обещаний своим последователям не давал. С таким же успехом, можно было на словах весь мир подарить. И люди верили! Шли за ним… — Удивительно, — согласилась с мыслями паши султанша, — без какого-либо залога идти за человеком. Я тоже могу сказать: «Эй, девушки! А ну пошли, разберёмся с Хюррем-султан прямо в её покоях». Но только идиотка ответила бы: «За госпожой!». Этот Календер-оглу был чрезвычайно одарён. — Тем не менее я справился. Получилось переманить многих его союзников. Всё же они не были дураками, и когда я пообещал вернуть отнятые земли, то согласились отступить и оставить своего «пророка». Потери с нашей стороны минимальные и за это повелитель наградил меня, увеличив жалованье. Видела бы ты лицо Ибрагима-паши. Он ревнив как жена. — Ха-ха-ха, — Линфэй зажала рот рукой, — как верно сказано. Ты молодец, милый. Ахмед улыбнулся, услышав обращение, и вновь поцеловал руку госпожи. — Так и действуй дальше. Не обращай на Великого визиря слишком много внимания. Он всё горделивее и злее. С женщинами в гареме уже склоки устраивает. — Что? — он посмеялся. — С тобой что ли? — Я бы выразилась иначе, если со мной. Нет, с одной из наложниц повелителя. Видел бы ты, какими они взглядами обмениваются. Того и гляди пламенем и ядом прыскать начнут. Не понимаю, когда только успели повздорить. — Ибрагим-хатун ревнует, — поиздевался над визирем Ахмед. Подарив паше прощальный поцелуй, Линфэй удалилась в гарем. Там она в приятном расположении духа, устроилась на тахте, поглаживая живот. Прикрыв глаза, она помолилась, чтобы родилась девочка. А спустя непродолжительный отрезок времени пришёл ответ из Испании, от императрицы Изабеллы Португальской.