— Вы выглядите изумительно, — поправляя свободный подол бордового платья, проговорила Лале-хатун.
— Это подарок Изабеллы, — Линфэй немного отдёрнула вниз свободный рукав из полупрозрачной ткани.
— Я не сильно затянула шнуровку?
— Нет, в самый раз.
Лале поднесла и осторожно закрепила на шее ожерелье из бусин двух цветов: алого и золотого. Юная девушка собрала волнистые волосы госпожи на затылке и закрепила их множеством небольших заколок. Последним штрихом была небольшая золотая диадема на европейский манер инкрустированная большими камнями.
— Никакой испанской принцессе с вами не сравниться, — учтиво произнесла Гюлистан, стоя позади.
— Отчего же? — ядовито усмехнулась Линфэй, рассматривая себя в зеркале. — Испанская инфанта вполне могла бы. Нашей же гостье и до гёзде далеко.
— Что происходит? — немного нахмурилась Арзу, не понимая полного смысла слов подруги.
— Всё прекрасно, — ответила султанша, вставая.
Линфэй накинула светлое пальто, позволяя служанке застегнуть гладкие кремовые пуговицы на груди. Спустившись на первый этаж дворца, Линфэй замерла у выхода. В отдалении — прямо у кареты — она заметила падишаха, любезничавшего с рыжеволосой султаншей. Та всё невзначай указывала на свой живот.
— Спокойно, — проговорила Арзу, сопровождавшая госпожу, — у неё в чреве его ребёнок. Конечно, он будет с ней контактировать, справляться о самочувствии и… Не принимай всё близко к сердцу.
— … — Линфэй сделала несколько глубоких вдохов, приводя вспыхнувшие чувства в порядок, — идём. Сегодня прекрасный день, и я не позволю Хюррем испортить мне настроение.
Линфэй несколько холодно поприветствовала возлюбленного и соперницу. Внутри кареты султанша заняла место рядом с падишахом, оставив для Хюррем кресло напротив. Прислонившись к боку мужчины, она плавно растянула губы в миролюбивой улыбке.
— Как себя чувствуешь? — Сулейман приложил руку к животу возлюбленной.
— Прекрасно, а рядом с тобой и вовсе, словно в раю оказалась.
Султан оставил целомудренный поцелуй на лбу девушки.
Хюррем поджала задрожавшие губы, глаза её вмиг наполнились влагой. Она отвела взгляд, посмотрев в небольшое окошко. Судорожно дыша, опальная наложница падишаха старалась сохранять спокойствие. Но видит Аллах, давалось ей это с колоссальным трудом.
Во дворце Хатидже мужчина поспешил оставить своих гражданских жён, надеясь поговорить со своим первым визирем наедине.
— Только не расплачься за столом, — Хюррем схватила султаншу за руку, — когда окажется, что Сулейман благоволит Изабелле не меньше, чем тебе. Не думай, что избавишься от неё так же легко как от Махидевран. Это принцесса, а не простая наложница.
Служанки — Арзу и Гюльнихаль — ждавшие невдалеке невольно переглянулись в ожидании конфликта. Обеих склоки и ссоры двух фавориток не прельщали и временами пугали возможной развязкой. Гюльнихаль прекрасно знала о диком и необузданном нраве своей землячки, а для Арзу не была тайной хладнокровность подруги с примесью жестокости.
— Знаешь в чём разница между тобой и мной? — перевела тему Линфэй. — Ты не научилась пользоваться благами, которыми одарила природа. Для людей ты навсегда останешься лишь ведьмой, потому что не в состоянии угомонить собственных демонов. Я же из иного теста. Умею ждать, в надежде на удобный случай. Знаю, каких слов ожидают окружающие люди. Я сначала подстраиваюсь, а после начинаю менять мир вокруг себя. И благодаря этому не получаю сопротивления. Ты же готова скорее все земли в огне спалить, чем измениться. Не обманывай никого вокруг, ведь всё равно выходит из рук вон плохо. Вместе с одним верным и добрым словом, ты «выплёвываешь» десяток грязных и отвратительных. Ты не умеешь нравиться людям и в этом твоя смерть.
Линфэй на секунду вплотную приблизилась к Хюррем, заглянула прямо в глаза, словно надеялась отыскать нечто на их дне. Со стороны — особенно издалека — они могли сойти за давних подруг, шепчущихся о личном. И лишь подойдя поближе, таинственный наблюдатель мог заметить глубокую обиду на лице высокой и крепкой наложницы с длинными волосами, сотканными из солнца. Вторая из девушек — чуть более низкая — напротив, выглядела уверенной и довольной недавней беседой.
Сделав шаг назад, и поправив бусы на шее, Линфэй кивнула сопернице и зашла внутрь дворца. Там уже учтиво дожидались служанки, принявшие верхнюю одежду и сопроводившие гостей в столовую.
Заняв подобающее своему статусу и положению место, Хатидже устало рассматривала росписи на стенах. Она не сразу заметила приход двух девушек, а после учтиво улыбнулась и пригласила за стол, пообещав скорый приход остальных.
Линфэй не очень-то желала заводить какой-либо разговор, продумывая план разоблачения. Она прикидывала, что скажет и с какой интонацией, а потому пропустила начало возникшей беседы между сестрой падишаха и его наложницей.
— Здесь так мало слуг, — Хюррем обвела глазами залу, словно здесь и должны были в этот миг находиться все жители дворца, — может, в Топкапы девушек подыщите? Лишние руки никогда не помешают, особенно учитывая, сколько внимания и ухода требует маленький ребёнок. Устроите здесь свой гарем.
Линфэй удивлённо приподняла брови, посмотрев на сболтнувшую глупую шутку Хюррем. Та тихо посмеялась, видимо не представляя, в какую ярость эти слова могли привести дочь Хафсы.
— Что ты такое говоришь? — Хатидже словно ужаленная подскочила. — Ибрагим-паша мой муж! Я единственная женщина в его жизни. И так будет всегда. Иначе он рискует потерять не только пост Великого визиря, но… и голову! Да и кем ты себя возомнила, что решила сказать подобное? Ты рабыня…
Линфэй опустила глаза в стол, не желая участвовать в скандале и наблюдать вмиг возникшую из воздуха истерику Хатидже.
— Вы обе рабыни! — султанша вскинула палец, глаза её расширились, а рот искривился. — Можете родить хоть сотню шехзаде, это ничуть не изменит вашего положения. Я по праву рождения госпожа, член великой династии османов и никто не смеет… выражать непочтение. Понятно тебе, Хюррем?
Хюррем промямлила что-то невнятное в ответ. В залу стали вносить горячие блюда. Линфэй подумала о том, как обнаружила бы под металлическим колпаком суп и вылила его на лицо этой «венценосной» особы. Представила, как та закричала бы, а кожа покраснела, и повалил пар.
Конфликт на том и затух. Вскоре показались остальные участники ужина.
Трапеза началась, как только падишах отправил в рот первую ложку с томатным супом. Линфэй решила прежде насладиться кусочками курицы в тарелке, чем начать своё «представление».
— Такая честь для нас, — всё же вскоре заговорила девушка, прикончив порцию, — ваш брат император.
— Да, Карл… лучший правитель, какого только видела Испания, — Изабелла учтиво улыбнулась, решив поддержать разговор.
— А ваша матушка… Изабелла, да?
— Да, — кивнула та, — меня назвали в её честь.
— Наша дорогая гостья упомянула, что у них с Карлом оба родителя общие.
— Верно.
— Тогда я немного запуталась… или же запутались вы. — Линфэй усмехнулась, видя как все за столом внимательно стали наблюдать за развитием беседы. — Матушку Карла зовут Хуана. Как испанская
инфанта могла что-то напутать в данном вопросе? Хотя вы и инфантой себя ни разу не называли, а ведь именно так у вас на родине и принято. Как такового титула «принцесса» нет у вашей династии.
— В чём дело, Изабелла? — Сулейман внимательно посмотрел на пленницу.
— Мою матушку зовут Хуана, — губы девушки сжались, а глаза забегали, — Изабеллой бабушку звали.
— Отказываетесь от слов так же легко, как платья меняете?
— Ни от чего я не отказываюсь, — Изабелла задрала подбородок, — просто перепутала слова. В вашем языке я не сильна.
— В прошлый раз мы говорили на испанском, и вы сказали то же самое.
— Вы что-то напутали, — Изабелла издевательски усмехнулась, — я не могла такого сказать.
— Вашему жениху принцу Фридриху чрезвычайно повезло с такой находчивой невестой. Как думаете, он скучает?
— Фридрих ищет меня, в этом не сомневайтесь.
— Ха-ха-ха, — Линфэй наклонилась чуть вперёд, растянула сначала губы в улыбке и лишь после рассмеялась, — о ком вы? Никакого принца Фридриха не существует. В вашей голове видимо все знания перемешались.
— Вы просто не осведомлены об особенностях европейского имянаречения. Моего брата Карла, так же зовут Карлос. Ничего если вы не знали.
— Знала, — кивнула Линфэй, откидываясь на спинку стула, — вам нравится моё платье?
— …Чудесное, — Изабелла оказалась сбита с толку сменой темы.
— Его мне подарила Изабелла Португальская, супруга «вашего» брата. Мы уже несколько месяцев ведём активную переписку. И я посмела осторожно поинтересоваться… на ваш счёт.
С лица «принцессы» схлынули все краски. Она вмиг побледнела и утратила всю чарующую привлекательность. Стала похожа на маленького загнанного в угол плешивого зверька.
— Милый, — Линфэй положила ладонь сверху на руку возлюбленного, — эта девушка самозванка. Она не испанская инфанта. Арзу!
Стоящая в стороне служанка вытащила письмо из рукава и подала его своей госпоже. Султанша развернула послание и протянула супругу. Падишах посмотрел на сломанную печать и позволил Ибрагиму прочитать содержание.
— Императрица выражает свою благодарность за проявленное почтение и подтверждает — принцесса Изабелла не принцесса.
— Единственная сестра Карла по имени Изабелла замужем и у неё есть дети. И вы не она. Она пыталась обмануть тебя, Сулейман, чуть не выставила дураком на всю Европу. В письме к императрице я указала, что ты с самого начала не поверил этой девице, но не знал как… проверить подозрения.
Над столом повисло гробовое молчание. И лишь яркая мимика присутствующих позволяла понять — они в крайней степени шока. Хюррем часто заморгала, раскрыв рот.
— Я… я не понимаю, — Изабелла встала с места, — эта наглая клевета… Мне что-то нехорошо.
Девушка с ужасом смотрела на пять пар глаз — не считая слуг — обращённых на неё. Не выдержав давления, она бросилась прочь. Несколько секунд все сидели, оглушённые грохотом хлопнувших дверей. А после, словно в панике повскакивали. Мужчины кинулись вслед за беглянкой. Обе султанши принялись мерить шагами зал, взволнованно переглядываясь.
— Милая, — Линфэй подозвала одну из девушек, оставаясь за столом, — принеси второе.
— Конечно, госпожа.
— Как ты можешь быть так спокойна после разоблачения принцессы? Которая даже не…
— Я ещё в день нашей с ней встречи всё поняла, просто не было весомых доказательств. Она определённо не девица с улицы, дочь дворянина или купца. И всё же образования и знаний о рода́х не достаёт.
Сулейман был в гневе. Это Линфэй поняла, когда тот за руку привёл попытавшуюся сбежать самозванку. Тяжело дыша, он толкнул девушку и приказал запереть ту в покоях. Не сказав никому ни слова, сам удалился в комнаты на втором этаже.
Линфэй лишь пожала плечами и приказала подать десерт. Слуги поставили перед девушкой блюдо с небольшими пирожными из пористого теста, пропитанного сладким сиропом. Линфэй подхватила на ложку немного сливок сверху, пробуя их на вкус.
— Что сказал повелитель?
Когда Ибрагим смог оставить падишаха наедине с собой и мыслями, он спустился в столовую комнату к султаншам. И с порога на него накинулась Хатидже.
— Почти ничего. Принц… Изабеллу приказано не выпускать из покоев.
— Уверена, утром Сулейман сообщит своё решение, — Линфэй съела последний кусочек десерта, — да и никому из нас ничего не угрожает, поэтому не стоит волноваться. Самозванка сама решилась на столь большой обман. Она посадила семя лжи, так пусть теперь пожинает плоды.
— Ты приняла во всём этом деле непосредственное участие. Совсем не переживаешь? — тон Хатидже будто на миг стал осуждающим.
— Нет, и не вижу основания делать это.
«Партия разыграна. Шах и мат» — с удовольствием подумала султанша.
Линфэй попрощалась со всеми и направилась к комнате, которую ей любезно выделили во дворце. Там она с особым трепетом погладила совсем маленький живот и оставила лёгкий поцелуй на письме императрицы.
Она ещё и не знала, какой эффект возымели её «брошенные мимоходом» слова на мужчину. «Попытка опозорить на всю Европу» — громадное эго падишаха не могло стерпеть такого. Все мысли вновь и вновь возвращались к тому, как лже-инфанта смеялась бы в лицо султану, когда все государства на далёкие тысячи километров узнали о… промахе такого гордого хана Османской империи.
Он вспоминал разы, когда изо рта Изабеллы вылетали оскорбления. Все они вмиг приобрели новый оттенок, куда более тёмный. Слово «варвар» уже не казалось единственной защитой маленькой принцессы, оно вновь приобрело статус страшного оскорбления.
Напуганная глупая овечка, которая пыталась храбриться — вот какой Изабелла теперь предстала в воображении Сулеймана.
«Если она глупа, но смогла обмануть повелителя мира… То каков тогда я?» — напряжённо подумал Сулейман.
Утром так и не сомкнувшей глаза Изабелле было приказано явиться на личную встречу с падишахом. Для этого Великий визирь выделил свой личный кабинет, где занимался делами, в то время как супруга с ребёнком спали.
Он стоял к ней спиной, нагнетая. В воздухе сгущалось напряжение, и если бы здесь находилась кошка, то она, несомненно, зашипела и поспешила прыгнуть в окошко, чтобы обезопасить себя… Но отчего? От ярости введённого в заблуждение султана?
— Оправданий я не услышу? — спустя минуту молчания поинтересовался мужчина, поворачиваясь.
— Нет, — неуверенно проговорила Изабелла, — а они вам нужны? Полагаю, нам просто стоит поговорить и объясниться. Признаю, я решила, что статус испанской принц… инфанты сыграет мне на руку. Оказалось, совсем нет. К моменту, когда я поняла, что поступила опрометчиво… уже было поздно забирать слова обратно. Я, признаться, не думала, что в вашем гареме есть столь умные и образованные женщины. И уж тем более не подозревала о самой возможности существования переписки между одной из ваших жён и императрицей Священной Римской империи. Линфэй-султан хватило одной встречи, чтобы всё понять… Ха, я уважаю её.
Изабелла усмехнулась и высоко задрала подбородок. Глубоко внутри она даже была довольна тем, что смогла так долго — в течение трёх месяцев — водить султана за нос. И ещё сильнее оказалась приятно удивлена тем фактом, что именно другая женщина её разоблачила.
— Моя супруга умнейшая женщина в мире…
Это было преувеличение горделивого слепца. Но разве не любой любящий муж сказал бы то же самое?
— И я, видимо, должен чаще к ней прислушиваться. Но сейчас я хочу услышать иное… Кто ты?
— Изабелла — настоящее имя, — девушка немного повертела кольцо на пальце от волнения, — я дочь богатого купца. Мой отец заплатит вам много денег, если освободите. Он не король, а мой брат не император, но всё же… Я наполовину венецианка, наполовину испанка. На том корабле меня везли к жениху, который ждал в Кастилии. Вот и вся правда. Я соврала о своём происхождении, потому что подумала — корсары не тронут принцессу. Надеялась, отпустят.
— И ошиблась. Ты хоть понимаешь, чем карается ложь падишаху?
— Убьёте меня словно дикари? — взгляд Изабеллы стал мрачен и тускл.
— Нет, потому что ими являемся мы, прежде всего в твоём уме, далёком от королевского, — султан выглядел взбешённым прозвучавшими словами. — С этого дня будешь жить в Старом дворце. Если однажды кто-то явится, чтобы забрать тебя… пожалуйста. Но до того времени ты часть гарема, пусть и высланного из Топкапы.
— Я думала… — Изабелла замялась, — что здесь останусь или вернусь в охотничий домик. Я дочь очень-очень богатого купца.
— Который при его-то деньгах не нашёл тебя за три месяца. Если вообще искал. Да и охотничий домик для гостей и членов династии. Отыне ты даже не пленница, а лишь одна из моих женщин. Не супруга, не наложница… но моя. Будь благодарна, что не приказал казнить, не бросил в темницу и не выкинул на улицу. В Стамбуле тебе никто бы не помог.
Изабелла сжала губы и опустила глаза. Она знала — иноверцев в империи не любили. И никто не поверил бы, что девушка, говорящая на османском с жутким акцентом, мусульманка. По спине пробежали мурашки от возможных перспектив оказаться на улице чужой страны без гроша в кармане. И дураку ясно — тут два пути: в бордель или могилу.
— Я не буду молить о прощении, — Изабелла смело взглянула на султана, — не в этой жизни. И ваша я только на словах, которые ничего для меня не значат.
Гнев падишаха достиг апогея, он быстрым движением свёз рабочие записи визиря со стола и, приблизившись к полукровке в два больших шага, схватил ту за шею. Изабелла дрожала, но старательно делала вид, будто сохранила самообладание.
— Ты мертва для меня.
Сулейман сделал шаг назад, позволяя самозванке сделать несколько вдохов. Откинув с лица смоляные волосы, Изабелла сморгнула слёзы. Трудно было признаться даже самой себе, что привязалась к этому… «варвару». За последние три месяца он стал единственным мужчиной помимо Ибрагима-паши, с которым дозволялось говорить. Как тут не…?
Изабелла отринула лишние и порочащие её мысли. Меньше чем через минуту, она покинула кабинет и султана. Кармина — служанка, которой пришлось поддерживать легенду — сжимала в руках свои немногочисленные пожитки.
На выходе, в лучах утреннего солнца, стояла Линфэй. Силуэт её светился, словно девушка спустилась с небес проводить в последний путь невинную душу. Она улыбалась тепло, как могла только любящая мать. На дне глаз её плескалось заботливое, защищающее от невзгод, море.
«Она не похожа на злодейку, которая с удовольствием разрушила всё, что я строила месяцами» — заторможено подумала Изабелла.
— Милая, — Линфэй распахнула руки для объятий, — пришло время проститься.
От мрачной каменной маски на лице, которую Изабелла увидела в первую встречу, не осталось и следа. От яда, источаемого за тем ужином, тоже. На миг самозванка растерялась, будто увидела совершенно незнакомого человека.
— Вы довольны моим отъездом?
— Да, — султанша приблизилась, по-семейному положив руки на плечи Изабеллы, — но тебе не стоит переживать…
— Потому что в Старый дворец всё ещё остаётся дворцом? Это не хлев.
— И поэтому тоже, — Линфэй провела пальцами по нежной коже на щеке девушки, — в первую очередь там безопасно. Относительно гарема в Топкапы уж точно… Дворец слёз — такое нелепое название для совершенно мирного и спокойного места.
— Вы бывали там? — заинтересованно спросила Изабелла.
— Нет, — госпожа отрицательно покачала головой, — никогда. Ты мне нравишься, веришь? Такая смиренная, уважительная и… Я бы взяла тебя в слуги, не будь за плечами столь щекотливой истории и гнева Сулеймана.
— Я думала, вы будете смеяться мне в лицо, — честно призналась Изабелла, — пусть я уезжаю именно из-за вашего вмешательства… Всё же хорошо, что мы расстаёмся на такой ноте. Спасибо за понимание и… отсутствие насмешки.
— Удачи, — Линфэй обняла дочь купца на прощание.
Изабелла поклонилась и, увидев поклажу, которую евнухи запрягли на лошадей, уверенно направилась к карете из тёмного дерева. Последний раз оглянувшись, она печально улыбнулась и приложила руку к подвеске на шее, которую ей подарил повелитель.
— Ты была очень добра и вежлива, — Арзу приблизилась к подруге.
— Она другая, не такая как Хюррем. Столько покоя в душе и стати в облике… Манеры не королевские, но я совсем не удивлена, что она смогла сойти за испанскую инфанту. Благородство у неё в душе, а не в крови… А это куда более ценный показатель для меня.
Тем же днём, когда она вернулась в Топкапы, то не постеснялась выловить Хюррем в одном из узких и тихих коридоров. Служанки замерли позади, не смея вставить ни слова.
— Ты, кажется, думала — я плакать буду. Ведь с «принцессой» мне ни вовек не справиться. Упс, я избавилась от неё быстрее, чем окружающие успели свыкнуться с присутствием и существованием Изабеллы.
— Не кичись, — Хюррем не смотрела на соперницу, глядя вперёд, — она не была принцессой. Твоя победа ничего не стоит.
— А ты и на секунду подумать не могла, что перед тобой простая девица. А, я ведь права? На моём месте ты бы слёзы лила, ни в жизнь не догадавшись ни о чём. Признаться, мне не пришлось задействовать и толики своего ума, чтобы всё понять. Весь его… я на тебя направлю, убийца.
— Не смей меня так называть, — Хюррем наконец взглянула на госпожу, сжимая зубы. — Султан прозрел — я невиновна — и тебе того же советую.
— Ты можешь лгать Сулейману, но меня тебе не обмануть никогда, — Линфэй почти рассмеялась от мысли, что она вешала на рыжеволосую султаншу собственное преступление. — Я всегда буду на шаг впереди.
— Ты думаешь, что под защитой, — Хюррем вздёрнула подбородок, кривя губы, — но это временно. Придёт час, когда я избавлюсь от всех, кто против меня идёт. От тебя, твоих детей, Ибрагима-паши, Валиде-султан и если надо — от всей династии.
— Смелые слова, — Линфэй усмехнулась. — Расстрою, ведь я за своих союзников сражаться буду.
Тень, что неотрывно следила за разговором всё это время, еле слышно возмущённо фыркнула и последовала прочь. Она немедленно ворвалась в собственные покои, где над счётными книгами с расходами на гарем сидела Дайе-хатун.
— Валиде-султан, я принесла…
— Позже, Дайе, — женщина, тяжело дыша, села на тахту и приложила руку к голове, — я сейчас такое услышала… вовек не забуду. Хюррем уж слишком себя свободной почувствовала. Думает, мы забыли, как она убила бедняжку Викторию?
— Что она сказала?
— О, Дайе, — Хафса почти в отчаянии посмотрела на свою верную служанку, — эта девица из ума выжила. Хочет нас всех со свету сжить, так и сказала.
— Госпожа, нужно делать что-то с этим.
— Верно, я бы пошла к сыну… Да он ей убийство простил. И беременной её не сослать, а к моменту родов Сулейман и забудет обо всём. Нет, тут нужно ждать удобного момента. Что ж, мне не в первой.
Линфэй тем временем, предпочла проводить время в своё удовольствие. Ей не хотелось видеть «супруга» или смотреть в его лживые и фальшивые глаза. Она так надеялась на какой-то знак любви, символ, поступок… Она дала ему много времени, пожалуй, даже слишком много. И чем он ей отплатил? Страстью к иностранке, изменой духовной и — кто знает — может физической.
Одним из вечеров, Сулейман нашёл её на балконе. Она расслабилась на длинном кресле, обитом красным бархатом, и наблюдала за звёздным небом. На коленях её падишах заметил раскрытую книгу со скандинавскими легендами.
Линфэй безразлично посмотрела на посетителя и отвернулась.
«Если он думает, что одной улыбки будет довольно… он ошибается» — подумала султанша, напряжённо сжимая губы.
Сулейман не был дураком и понимал причины глубокой обиды возлюбленной. Замерев, он долго подбирал нужные слова. Но какие доводы в такой ситуации могли быть достаточным основанием для прощения?
— Спасибо, Сулейман, — решила первой заговорить Линфэй и надавить на чувство вины мужчины, — за доказательство той самой бесконечной любви. «Принцесса» всегда будет милее рабыни? Хотя постой, Изабелла ведь всего на всего обманщица.
— Линфэй…
— Уходи, — голос её непроизвольно задрожал, — я думала, что главное препятствие на пути к твоему сердцу это Хюррем. А оказалось — все девушки мира мои соперницы. Вот она… цена твоих слов. Иных доказательств твоих чувств мне больше не нужно.
— Госпожа моей души, — Сулейман подошёл и присел перед девушкой на корточки, беря одну руку в свои ладони, — я раб твоего сердца.
— Хватит, — Линфэй резко выдернула руку, — это всего лишь красивые слова. На деле данное клеймо лишь на одном из нас. Только я тут несвободна во всех смыслах. «Раб твоего сердца»… ха, ты уже показал, что признания ничего не стоят.
— Нужны поступки? — он сказал это так, словно был готов уже в следующее мгновение сложить к её ногам все сокровища мира.
— Да.
— Я освобождаю тебя, — совершенно свободно и искренне произнёс он, — дарю тебе то, о чём ты наверняка мечтала. Люблю тебя, веришь?
— Правда? — Линфэй настороженно и заинтересованно посмотрела на мужчину. — Я больше не…
— Не рабыня.
Госпожа расцвела на глазах. Пусть в душе она всегда оставалась свободной, в глазах окружающих считалась лишь собственностью падишаха. И этот великодушный дар — большой символ. Линфэй, по правде говоря, никогда не думала, что будет удостоена данной чести. В её сознании засела мысль — одна Хюррем получит всё, о чём мечтала.
Если он подарил свободу… она тут же посмела рассчитывать на большее.
Линфэй тихо беседовала с султаном и посмеивалась, когда Гюлистан, приведя детей с прогулки в саду, зашла к госпоже доложиться. Она резко опустила голову, заправив прядь волос за ухо и поприветствовав падишаха. Тот бросил короткий взгляд на служанку и отвернулся, не удостоив ту большим вниманием.
Гюлистан поджала губы. Она боялась расправы, знала — Линфэй придёт в ярость, когда узнает. В памяти ещё были свежи события, связанные с маленькой и небезобидной Викторией. Гюлистан была уверена — Мелек-калфа без моральных терзаний перережет ей горло. Она никогда не предаст султаншу ради гёзде, которая ещё даже не получила данный статус. И получит ли?
Когда Сулейман оставил возлюбленную, та обратилась к Гюлистан.
— Есть задание.
— Какое?
— Хочу, чтобы к утру весь гарем знал, что султан мне свободу даровал.
— Госпожа… — девушка поражённо замерла, — это правда?
— О таком разве врут?
— …Н-нет, — голос Гюлистан дрогнул.
«Она меня убьёт» — вдруг подумала служанка, предавшая госпожу.
Сердце девушки пустилось вскачь, а ладони начали непроизвольно потеть. Никто ей не поможет, когда женщина, которую повелитель освободил от клейма рабыни, решит разорвать Гюлистан на куски.
С одной стороны Линфэй жаждала самостоятельно сообщить новость, а с другой опасалась реакции женской половины правящей династии. Она не хотела предстать горделивой и спесивой перед Валиде-султан, которая никогда бы подобного не оценила. И Линфэй уже втайне боялась реакции Хафсы.
— Поговори с Дайе-хатун. Скажи, что я хочу построить несколько бань и фонтанов в Мекке и Медине.
«Только свободный человек, по законам шариата, может заниматься благотворительностью в пользу этих городов» — с лёгкой усмешкой подумала Линфэй.
Гюлистан не сразу поняла, какую тяжёлую ношу гонца на неё спихнули. Осознала всю патовость она лишь в момент, когда стояла перед Валиде-султан и смотрела на требовательную Дайе.
— Говори, — уверенно потребовала хазнедар.
— Линфэй-султан пожелала сделать пожертвования для Мекки и Медины. Попросила меня обговорить это дело с вами.
— Это невозможно, — нахмурившись, заявила Хафса, — закон запрещает.
— Почему? — подрагивающим голоском спросила Гюлистан.
— Рабам это не позволено. Это священные города для нас.
— Сегодня… повелитель даровал свободу госпоже, — служанка низко опустила глаза, боясь встретиться с гневом Валиде.
— Что? — женщина замерла, поражённая.
Она кинула вопросительный взгляд на Дайе, а та лишь панически отрицательно покачала головой. Хафса часто задышала, пытаясь осознать мысль и свыкнуться с ней.
— Как это даровал свободу? — нетерпеливо переспросила она.
— Я не знаю, — Гюлистан подняла встревоженно-испуганный взгляд, — это случилось до того, как я привела детей с прогулки. Они с повелителем сидели на террасе и беседовали о чём-то. Он ушёл и госпожа… всё рассказала мне.
— Есть хоть какая-то вероятность, что она врёт? — Валиде устало потёрла переносицу указательным и большим пальцами.
— Думаю, нет, — ответила Дайе.
— Ты права. Линфэй не из тех людей… О, Дайе! Сначала мой сын прощает убийство одной наложнице, оставляя в гареме, а другой теперь свободу дарит. Это… это против правил. Многовековые устои и традиции рушатся у меня на глазах. А дальше что? Сулейман устроит пышную свадьбу?.. А-а-а, Дайе-е-е… Вот что она удумала!
— Госпожа? — хазнедар расширившимся глазами посмотрела на Хафсу.
— Она женить его на себе хочет. Бесстыжая девица… — поражённо прошептала Валиде-султан, — я не позволю! Кое-кто решил пренебречь моим хорошим отношением. За что мне это, Дайе? Одна невестка хлеще другой. Аллах всемогущий, помоги мне.
Гюлистан замерла как мышь в кошачьих лапах, способная лишь наблюдать за разошедшейся в злословии матерью падишаха. Та вдруг обратила на служанку внимание и взмахом руки выгнала. Девушка неслась в покои госпожи, словно в спину ей дышало пламя.
***
Махидевран тем временем получила долгожданное письмо из дворца. Взгляд её забегал по буквам с характерными завитками. И уже через пару мгновений глаза наполнились предательской влагой. Хандан, заметившая изменения в подруге, пододвинулась.
— Всё хорошо?
— Нет, — губы женщины задрожали, — Мустафа ответил на моё письмо неохотно. Я вижу это…
Махидевран потрясла письмом и заметила усмешку на губах Айше-хатун. Пожалев, что решила прочитать послание от сына в общей комнате, она резко отвернулась. Осторожно вытерла слёзы, чтобы больше никто не заметил её расстроенного состояния.
— А чего ты ждала? — громко спросила Айше.
Все глаза тут же посмотрели на неё. Девушки застыли в ожидании развития ситуации.
— Сколько лет прошло… для ребёнка и год без матери — вся жизнь. Годика через три-четыре его в санджак отправят, тогда и увидитесь. Если он захочет, конечно.
— Я же его мать, — беспомощно привела довод Махидевран.
— И что? Воспитываешь его не ты. Он и твоё-то лицо может уже забыл.
— Не говори так, — Махидевран подскочила с подушек, и злобно посмотрев на Айше, ушла.
***
Линфэй вошла через двери в ташлык с высоко поднятой головой. Она гордилась и ничего не могла с этим поделать. Хюррем появилась в поле зрения быстро, встав из-за столика и выйдя в центр. Она выглядела так, словно в любой момент готова была поверить в ложность слухов.
— Линфэй-султан, — рыжеволосая наложница через силу улыбнулась, — все о вас только и говорят. Поделитесь с нами своим счастьем. Конечно, если вам есть что сказать.
Линфэй видела это в глазах султанши — надежду. И она поспешила её разбить, уничтожить.
— Сегодня — час назад — повелитель мне свободу даровал.
Она добилась желаемого эффекта. Слухи всегда оставались слухами. Подтверждение из слов прямого очевидца — вот то, что окончательно взволновало гарем. Десятки любопытных глаз вдруг сосредоточились на Линфэй, многочисленный громкий шёпот заполнил помещение.
— …Ты врёшь, — еле вытолкнула эти слова из своего рта Хюррем.
— Конечно, ведь за это мне ничего не будет, — сарказм в голосе Линфэй не различил бы только глухой.
— Врёшь, — вновь повторила рыжеволосая госпожа, — он не мог… Лгунья!
— Думай, в чём меня обвиняешь, — Линфэй перестала источать доброжелательность и спокойствие, обратившись гневливой богиней правосудия, — есть вопросы или сомнения — иди к падишаху. Но не смей называть меня лгуньей в такой ситуации. Ты рабыня и не смеешь наговаривать на меня — свободную женщину.
Хюррем застыла с открытым ртом, словно выброшенная на берег рыба. Смешок Гюлистан, стоящей позади султанши, породил за собой целую серию издевательских улыбок. Хихикая, наложницы начали активно перешёптываться и показывать пальцами. В ужасе Хюррем заозиралась.
— Замолчите! — закричала она. — Не смейте… Я — госпожа! Вас всех накажут, если сейчас же не замолчите. Стража, эту бросьте в темницу и эту, и эту… и эту!
Евнухи, прибежавшие в ташлык на крики, замерли в растерянности. Не зная кого хватать первым, они переглядывались и качали головами. Линфэй скривила губы и, возведя глаза к потолку, приподняла ладонь в жесте, просящем тишины.
— Иди к себе, Хюррем. Волнения вредят ребёнку в твоём чреве. А девушек в покое оставь.
— Ты не смеешь…
— Смею, — быстро перебила её Линфэй, — мой статус куда выше твоего. Потому помолчи, успокойся и отправляйся к себе. Ты лучше о Мехмеде да Михримах заботься.
— Госпожа, — раздался из коридора за дверьми общей комнаты голос Дайе-хатун, — Валиде-султан пожелала видеть вас.
— Конечно, — ответила быстро Линфэй, напряжённо улыбнувшись.
Тряхнув полами платья, она выпрямила спину и гордо проследовала за хазнедар. И госпожа знала — её ждёт эмоционально тяжёлый разговор.
