Линфэй до тошноты и спазма в горле не хотела идти на аудиенцию к Валиде-султан. Та, как правило, могла и одним взглядом поставить человека на место. Она осознавала, кем являлась и понимала всю полноту имеемой власти. И она, подобно типичной женщине предпенсионного возраста, была настроена категорически против любых изменений. А ещё Хафса боялась потерять влияние…
Женщина страшилась упустить ту силу, которую обрела, возведя сына на трон. Повелитель отдалялся, предпочитая возносить рабов. И Хафса чувствовала, как власть ускользала из пальцев. Медленно, но её место пыталась занять другая госпожа — моложе.
Присев на тёмно-зелёную подушку у ног Валиде-султан, Линфэй расправила бледно-розовые широкие и невероятно длинные рукава, а после приложила руку к металлическому поясу. Даже через него она, казалось, могла ощутить биение пульса.
В чёрном — словно для похорон — платье Хафса казалась незыблемой скалой. Несокрушимой и неумолимой. Она молчала минуту, прежде чем заговорить.
— Ты пошла против многовековых устоев. Нельзя давать свободу наложницам. Ты хоть понимаешь, что теперь не можешь пройти по Золотому Пути? Свободная мусульманка вне брака… Конечно, ты всё осознаёшь.
— Я не знала, — голос Линфэй чуть дрогнул, она постаралась изобразить шок и непонимание, — клянусь, Валиде-султан. Да и не молила я о свободе.
— И что же, мой сын подарил её тебе просто так? Без манипуляций?
— Что вы! — Линфэй словно бы испуганно отпрянула назад. — Я бы не посмела манипулировать повелителем мира. И в мыслях такого ужаса не было.
— Что ж, — Хафса недовольно покачала головой, — теперь всю себя посвяти детям. Своей свободой ты сама Сулеймана оттолкнула. Даже не думай, будто он жениться на тебе решит.
— Как порядочная мусульманка… я смирюсь с судьбой. Какой бы она ни была.
«Старая карга. Я выйду за него замуж» — зло подумала Линфэй.
Она вдруг ясно почувствовала родство с небезызвестной рыжеволосой красавицей. Амбициозная девушка никогда не смогла бы оставаться в идеальных отношениях с Хафсой. И на секунду — лишь мысленно — Линфэй подумала объединиться с Хюррем для попытки избавиться от матери падишаха.
Линфэй уже мысленно представляла, как эта, психологически истерзанная мёртвым ныне султаном, женщина устраивала на неё одно покушение за другим. Она сжала ладони в кулаки, прикрыв их рукавами. Линфэй не позволит играть с собой и своей жизнью. Если Хафса решит действовать, то Линфэй будет вынуждена защищаться.
«Одно неверное действие и я тебя убью» — с характерным только для монахов спокойствием подумала синеволосая султанша.
Их переглядки прервал стук в дверь, после которого влетела Хатидже. Подобная весеннему ветерку, она порхнула прямо в объятия своей матери. Улыбка при встрече с наивной султаншей сползла с губ Линфэй, когда та кинула полный подозрения и недоверия взгляд.
Беседа плавно утекла в иное русло, но сидеть рядом с «династией» становилось с каждой минутой всё невыносимее. В мимолётно брошенных фразах слышался укор, и обиднее всего было слышать это от Хатидже.
Наверное, Линфэй заслужила. Её дружба с Хатидже была корыстной от и до. Она пользовалась расположением сестры падишаха, выливала грязь мысленно и порой словесно, когда находилась наедине с верными служанками.
И если Хатидже отвернётся, это будет справедливо. Словно возмездие для Линфэй. И всё же совесть жены Великого визиря тоже будет нечиста. Предательство подруги — мерзко. Они обе станут отвратительны.
Линфэй вскоре сослалась на усталость и ушла. Небо за окнами совсем потемнело, превратившись в звёздный полог. Настроение испортилось окончательно и потому, когда пришёл евнух с просьбой посетить покои султана, Линфэй отказала. И у неё было основание сделать это, она всего лишь им воспользовалась.
Линфэй почти уверилась, что он не придёт. В гареме есть десятки красавиц, которые никогда не откажут падишаху во встрече или чём-то большем. Эти её размышления были оправданы, ведь не смотря на все слова и даже поступки, Сулейман не раз предавал возлюбленную. Наверное, они стоили друг друга…
И всё же он пришёл. Линфэй поднялась с диванчиков у окон, приветствуя мужчину. Девушка отпрянула в сторону, когда падишах приблизился.
«Либо пан, либо пропал» — подумала она.
— Луна моя, — султан вновь сделал шаг вперёд, но на сей раз несколько неуверенно, — что-то случилось?
— Нет, мой повелитель. Просто… — она жалостливо поджала губы, практически не играя, ведь в ней было достаточно досады и обиды после встречи с Хафсой, — я недавно говорила с Валиде-султан. Она мне кое-что объяснила.
Линфэй внутренне зло усмехнулась, собираясь обратить слова женщины против неё же самой.
— В чём дело?
— Госпожа сказала, — султанша замолчала на миг, нагнетая, — что я больше не могу с
вами вот так видеться. Я правоверная мусульманка… и свободная. Наш разговор наедине — вот так — уже компрометирует меня. Мне всё равно, действительно всё равно. Даже если бы я была опозорена на всю столицу своей незаконной связью с
вами… мне было бы плевать, пока любовь живёт в наших сердцах. Но есть кое-что важнее земных страстей. И это Аллах. Вера запрещает, а её я не предам… простите.
Она говорила с ним официально, уважительно. Словно не было всех тех ночей полных страсти и нежности между ними.
Линфэй хотела показать, что перед ней отныне стоял не возлюбленный, а повелитель империи.
— Милая, — Сулейман медленно приблизился, рука его замерла у щеки девушки, — я…
— Не заставляйте меня совершать грех, — султанша резко отвернулась, пряча лицо за волосами и поднятыми руками, — с этим я уже жить не смогу.
Сулейман не смог ничего сказать. Гнев, который на секунду всколыхнулся где-то в нём, быстро растаял. Не в состоянии он злиться на девушку перед собой. На столь искреннюю и прекрасную гурию. И не в праве падишах осуждать её верность исламу.
Сулейман осторожно взял лицо Линфэй в свои руки и оставил лёгкий поцелуй на макушке. Зажмурившись, сделал несколько глубоких вдохов. Взяв её ладонь с тонкими пальцами, султан приложил к тыльной стороне лоб и печально улыбнувшись, вышел.
Сам он себе признался — растерялся. Не знал, что сделать или сказать ещё. Потому решил оставить девушку наедине с собой.
Линфэй устало выдохнула и присела на тахту. Гадала, о чём думал падишах и рассматривал ли он возможность однажды вновь коснуться её. Или смирился? Надеялся отыскать утешение в объятиях других женщин? Забыться под бархатным пологом кровати?
Султанша резко зажмурилась, чувствуя, как защипали глаза. Она ведь могла потерять всё, просто потому что не была
той самой. Весть о том, что мать троих детей падишаха, больше никогда не пойдёт на хальвет воодушевила наложниц. Девушки настолько поверили в себя, что даже джарийе вообразили, будто появился шанс.
— Ты получила свободу, но Сулеймана потеряла, — как-то сказала Хюррем, сидя на встрече у матери султана.
— Он всегда будет любить меня, — тихо ответила Линфэй, — искать лицо среди уста, в капле воды видеть мои волосы. Наши дети станут самым великим символом чувств, которые не погубит даже вынужденная разлука.
— Громкие слова, — плотоядная усмешка расплылась на губах Хюррем, — и в них я слышу крик отчаяния… Боль.
— Просто жди. И ты увидишь — меня нельзя победить или сломить. Я всегда получаю то, чего хочу. И ни ты, никто другой преградой на дороге не станет.
— Ты недооцениваешь мои способности. Я стану титаном на узкой тропе.
— Ты назойливое насекомое. Мелкое и оттого раздавить не удаётся.
— Вот она я, — Хюррем пододвинулась, — перед тобой. Дави. Не получается? Может я всё-таки больше, чем насекомое. Ведь иначе, почему не убьёшь меня, если я в твоих руках.
Собиравшаяся ответить нечто едкое Линфэй, замерла под сощуренными в подозрении глазами матери падишаха. Женщина внимательно наблюдала за тихими переговорами невесток, не в состоянии чего-либо услышать.
Первая — убийца, возжелавшая уничтожить всю династию ради собственных амбиций. Вторая — долгое время любимая фаворитка не только падишаха, но и самой Валиде-султан, которая встала на опасную тропу. Хафса задумалась — а правда ли Линфэй хотела за повелителя замуж выйти? Могло ли быть так, что она совершенно искренне обрадовалась полученной свободе и не знала, к чему это может привести?
Хафса запуталась. Кто бы подсказал ей ответ, ведь сложно жить во дворце со знанием, что обе невестки втайне желали безграничной власти. Но слепо довериться одной… Валиде на такое не пойдёт.
Спешащую на кухню Гюлистан, тем временем, выловил Ибрагим. Схватив девушку за локоть, он затащил её в закуток, где никто не мог их увидеть вместе. Большими испуганными глазами та посмотрела на пашу, словно ожидала на его месте Мелек с ножом увидеть.
— Иди в хаммам, тебя там встретят.
— В чём дело?
— Повелитель ждёт тебя.
— Он сам…?
— Не задавай лишних вопросов, а иди. Дайе-хатун в случае чего прикроет, я лично приказал ей позаботиться обо всём.
— Хорошо, паша, — Гюлистан низко поклонилась и убежала.
В хаммаме личные служанки Валиде помогли вымыться дочиста, а верный династии Сюмбюль выбрал платье бежевого оттенка, которое — по правде говоря — совсем не шло светловолосой и кареглазой Гюлистан. И евнух это прекрасно осознавал.
Шла девушка по Золотому Пути взволнованная, но куда более уверенная, чем прежде. Отныне в гареме у неё была защита, которая способна оградить от цепких пальцев Линфэй-султан.
Она была очаровательна и всё же несколько бледна и бесцветна — признал Сулейман. Мужчина долго смотрел на девушку перед собой, размышляя — забыть Великому визирю его вольность или наказать. Этот вечер он планировал провести в одиночестве, наедине с собственными мыслями.
Гюлистан сделала шаг вперёд, но была остановлена выставленной вперёд рукой. Он думал о том, сколько из девушек гарема предало бы веру, оказавшись на месте его возлюбленной султанши. Падишах был зол на Линфэй и вместе с тем восхищён. Однажды он усомнился в её искренности, но эти сомнения она уничтожила. Не позволила чернить его сердце.
Он вспомнил все те моменты, проведённые вместе. Её страсть и жажду сделать ему приятно. Чувство собственничиства, пылающее в ней подобно алому солнцу.
«Всё твоё время должно принадлежать мне. Ты мой» — сказала Линфэй однажды.
Её синие волосы словно шёлк, он увидел их раз и из головы выкинуть не смог. Она была дерзкой в тот день праздника и первой встречи, смотрела прямо в глаза, и Сулейман возжелал увидеть хатун вновь и немедленно. И с той ночи его мысли неизменно к ней одной возвращались. Она могла быть игривой, мудрой, нежной, грубой и всегда оставалась любящей. Её чувства могли быть светлыми как райские сады или тёмными, словно адское пекло.
Каждый день он узнавал её вновь и вновь. Сулейман признался — он ещё не изучил глубины души Линфэй полностью.
И он понял, что любит её и не готов к расставанию.
— Возвращайся к себе, — строго произнёс падишах, — и даже не думай впредь на пороге этих покоев появляться. Что бы сказала твоя госпожа, узнай всё? Тебе должно быть стыдно, как стыдно сейчас мне.
— Повелитель, но… позвольте остаться. Я так полюбила вас.
Ни в первую, ни во вторую ночь Линфэй не признавалась ему в любви. Она ему, несомненно, симпатизировала. Он казался ей привлекательным мужчиной, но Линфэй никогда… И это только укрепило образ любимой в мыслях султана.
— Линфэй стоит немедленно выслать тебя, — покачал головой мужчина, с неприязнью взирая на Гюлистан, — иначе это придётся сделать мне. Убирайся.
Тайная гёзде склонила голову, пятясь назад. Вскоре она вышла и со слезами на глазах медленно последовала обратно. Разочарование настолько сильно заполнило её, что только шок не позволил ворваться в покои падишаха и рассказать о подозрительной связи между Линфэй и визирем Ахмедом.
Она всё видела. Те переглядки и даже монету с оставленным на ней поцелуем.
Гюлистан вошла в покои госпожи с красным лицом, заметила склонившуюся над обеденным столиком Арзу. Та обернулась на подругу и нахмурилась. Окинула взглядом платье и небольшую диадему на голове, приметила маленькую подвеску на шее и серьги с зелёными камнями.
— Что это на тебе? — Арзу начала складывать неубранные столовые приборы на серебряный поднос.
— Саван, — просто ответила Гюлистан, начиная развязывать шнуровку, — всё дело в платье. Определённо в нём.
— Да что с тобой? Истерика? — Арзу подошла, положив одну руку на плечо подруги.
— Убери руки! — воскликнула Гюлистан. — Не трогай меня, ничтожная… подлиза. Удивлена услышать это? Я тебя всегда ненавидела. Ты всё получала несправедливо: высокое жалованье, место пейк, благосклонность госпожи. Вы отняли у меня шанс… стать чем-то большим! Я думала, если на глаза падишаху стану попадаться, то… Но он и не замечал меня, пока я всё не взяла в свои руки.
— Ты на хальвете была? — сложила два и два Арзу. — Аллах милостивый…
— Он не принял меня. Всё про Линфэй вспоминал. Но я всё исправлю, — Гюлистан задумчиво покачала указательным пальцем в воздухе и глаза её вспыхнули, — я всё падишаху расскажу. Про Викторию и про Ахмеда-пашу. И про волосы Хюррем тоже… для полноты картины. А-ха-ха!
— Ты обезумела, — Арзу крепко схватила девушку за плечи и потянула к тахте, — давай поговорим.
— Не буду я с тобой говорить, дура! Слабая… — Гюлистан вырвалась и, что есть силы, ударила пейк по лицу, отчего та упала, — жалкая, никчёмная, глупая, наивная идиотка…
Гюлистан была прервана, когда Арзу схватила ту за ногу и потянула в сторону. Падая, предавшая госпожу служанка ударилась головой о край деревянного столика и застонала. Скрутившись на полу, она болезненно выругалась:
— Дьявол.
— Не вынуждай меня делать тебе больно, — Арзу поднялась на ноги.
— Не сыпь пустыми угрозами. Ты и на мелкую пакость не способна, — с трудом Гюлистан поднялась и, взяв со стола нож, повернулась с ухмылкой к Арзу.
— Гюлистан, — пейк вытянула руки и попятилась назад, — прекрати… Не совершай преступления.
— Я не убью тебя, — Гюлистан начала медленно иди к выходу, — не переживай.
«Если она выйдет, для Линфэй может быть всё кончено» — подумала напуганная развитием событий Арзу.
Пейк сделала один большой рывок навстречу Гюлистан и схватила ту за руку с оружием, крепко удерживая. Девушка взбрыкнулась и вся ощетинилась словно дикая кошка. Она попыталась вырваться, но была остановлена хлёстким ударом по щеке. Гюлистан сильно закричала, когда Арзу почти со спокойствием схватила ту за волосы, сильно потянула вниз и ударила об край столика. Нож выпал из рук служанки и вскоре оказался у Арзу.
— Как больно, — прохныкала Гюлистан.
Она подхватила пейк под колени и повалила на пол. Залезла сверху и перевернула, чтобы взглянуть на лицо. Глаза её расширились, когда Арзу без особых промедлений встретила бывшую подругу ударом ножа в плечо. Гюлистан закричала, сваливаясь с чужого тела. Арзу поудобнее перехватила нож и нанесла колющий удар в другое плечо.
— Стража! — сквозь плач, крикнула Гюлистан.
— Т-ш, — Арзу зажала той рот, навалившись сверху, — никого там нет. Смена караула, да и далеко те стоят — не услышали бы даже. А те девицы, что обычно стоят снаружи, ушли в баню. Мне жаль…
На глаза Арзу навернулись слёзы от осознания того что она сделала. Пейк отпрянула, с ужасом оседая в стороне. Гюлистан стонала от боли, изо рта её начали сыпаться проклятия.
— Сдохни-сдохни-сдохни… Аллах покарает тебя, тварь. Чтобы ты заживо сгнила в этом дворце. Давай, беги, — дыхание её стало прерывистым и тяжёлым, — к госпоже своей. Добить меня смелости не хватит. А позвать на помощь я смогу.
— Нет, — Арзу вытерла слёзы и, стащив со стола покрывало, завязала рот предательнице.
Поднеся лезвие к лицу, она внимательно смотрела на стекающую вниз кровь. После зажмурилась и низко опустила голову, касаясь ковра. Когда её глаза резко распахнулись, пейк вскинула нож и пригвоздила Гюлистан за ладонь к полу.
Вытерев руки о полотенце у туалетного столика госпожи, Арзу выскочила вон из покоев. Она кинулась на перехват служанок, которые вот-вот должны были вернуться, отправив одну на кухню за лукумом и щербетом, а вторую к Линфэй, пребывающую вместе с детьми в «гостях» у Валиде-султан.
Забившись в один из углов, она долго била себя ладонями по голове. Тяжело дышала и плакала. Спустя несколько минут, вяло поднявшись на ноги, пейк отправилась в ташлык, где Мелек-калфа бдительно следила за наложницами и охраняла порядок. Арзу схватила женщину за локоть и отвела в сторону. Гаремной калфе не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять — случилось нечто непредвиденное.
— В чём дело?
— Идём со мной, — сглотнув, тихо проговорила Арзу, — срочно. Пока ещё… просто идём.
— Ладно, поторопимся.
***
— Арзу меня послала, — склонившись, объяснила своё появление гречанка.
— Что-то случилось?
— Сказала, что не может вас встретить. Отправила меня взамен.
— Мне бы и Лале хватило, — султанша подозрительно сощурила глаза, уже мысленно подыскивая повод избавиться от общества Хафсы как можно скорее.
***
Когда Мелек увидела задыхающуюся от слёз Гюлистан на полу, то застыла на миг. Ковёр под девушкой окрасился обильными сгустками крови. Когда бедняжка увидела калфу, глаза её в отчаянии сузились, и она заплакала с удвоенной силой.
— Что произошло между вами?
— Она Линфэй предала, — дрожащим голосом ответила Арзу, — к падишаху на хальвет ходила. И, кажется, не раз. Он прогнал её сегодня и… Гюлистан решила госпожу нашу выдать. Всё султану рассказать, обо всех кознях в которых и сама поучаствовала. Мне пришлось… выбора не осталось.
— Рассчитывала на мягкотелость Арзу? — спокойно спросила Мелек, присев перед истекающей кровью служанкой. — Самонадеянно, но логично. Ведь раньше наша дорогая пейк и свидетелем убийства не желала становиться. Но вон как в этот раз всё обернулось…
— Что делать? Лекаршу звать?
— Можно, — кивнула Мелек, смотря прямо в испуганные глаза предательницы, — её спасти успеют… возможно. Она Дайе-хатун всё расскажет, а та Хафсе. И плакала прелестная головка нашей госпожи. Бери нож, Арзу.
— Я не могу, — побледневшая Арзу почувствовала дикую слабость.
— Давай, — повторила калфа, — так надо. Последнее слово, Гюлистан?
Та рвано кивнула. Мелек развязала девушке рот и та судорожно задышала. Краска схлынула с её лица, и прозвучал тихий слабый голос.
— Нет за мной вины. Я просто хотела большего, это не грех. Отчего именно ей всё досталось? Удача, любовь, дети, богатства… свобода. Разве это справедливо? Она даже не любила меня, никогда не доверяла в достаточной мере. Про Ахмеда-пашу я благодаря случайности узнала. Пусть «госпожа» не сомневается, кто-то ещё тоже сможет выяснить.
— Я услышала тебя, — Мелек безразлично кивнула, а после повернулась к пейк, — перережь ей горло.
— Что? — прозвучало одновременно два голоса.
— Не медли, — калфа чуть подвинулась, затыкая рот Гюлистан, — сделай это быстро. Ради госпожи.
— Мелек! — воскликнула Арзу. — Я не… не смогу. Может ты…
— Впереди ещё много испытаний. Не раз тебе придётся защищать Линфэй и убивать ради неё. Начни сейчас, чтобы в будущем проще стало.
— Не верю, что слышу такое, — в отчаянии простонала Арзу, зажмуривая глаза.
— Убей её, иначе я за лекаршей пойду. Ну?
— Да простит меня Аллах.
Пейк опустилась на колени перед бывшей подругой. Та расширившимся от ужаса глазами следила за Арзу, пытаясь вырваться. Раненная в плечевые зоны, она не могла полноценно сопротивляться. Мелек перехватила свободное запястье. Арзу вытащила нож из ладони служанки, боязливо поднесла его острым кончиком к дрожащему горлу. Зажмурив глаза, резко вдавила острие в плоть. Гюлистан немного прогнулась в спине, из правого глаза покатилась последняя слеза. Алая жидкость хлынула на ковёр с новой силой.
Будто бы в трансе, Арзу отошла в сторону, легла на тахту и свернулась клубочком. Она отдалённо, словно сквозь толщу воды, слышала, как калфа заворачивала тело в грязный испорченный ковёр и оттаскивала в сторону — долой с глаз. Видела, как она прислушивалась к шагам за дверьми, а потом вышла и сама приняла поднос со сладостями, не пустив служанку в покои. Финальным штрихом стала сцена с выговором, как если бы Гюлистан была жива.
Отстранившись от мира, Арзу наблюдала за скорым приходом Линфэй. Та в шоке откинула край ковра, решившись взглянуть на тело и остекленевшие глаза. После в ещё большем потрясении посмотрела на Арзу, когда узнала детали убийства. И пришла в ярость, услышав причину.
Тело Гюлистан вывезли в ковре наутро вместе с пожертвованиями для Старого дворца. По дороге подкупленный стражник избавился от трупа. Для всех Гюлистан была сослана по причине недосмотра за детьми. Гречанка, которая уже не первый год сторожила покои госпожи, подтвердила это. Ведь она «слышала» как Мелек-калфа отчитала Гюлистан. Всех это версия событий устроила.
— Мне она всё равно не нравилась, — просто ответил Осман, когда узнал об «отъезде» няни.
— Сынок мой, — Линфэй притянула сына к себе и чмокнула в лоб.
Арзу словно тень ходила за госпожой и выполняла свои обязанности. Линфэй пришлось просить калфу подыскать ещё одну служанку. Та в кратчайшие сроки привела девушку пятнадцати лет по имени Айсу. Миловидная хорватка с длинными русыми волосами с радостью согласилась прислуживать столь важной персоне.
Сидя за столом, Линфэй сочиняла слезливую писанину для падишаха.
«Повелитель,
Я чётко осознаю — писать вам отныне неправильно и всё же это единственное что я могу. Не лишайте меня данной милости общаться с вами таким образом. В мире нет, и никогда не будет мужчины, которому я бы столь страстно пожелала написать как вам.
Счастье — смотреть на наших деток и видеть в них ваши черты. Осознаёте ли вы, султан, насколько Туана на самом деле похожа на члена династии османов? Иногда я вижу в ней маленькую копию Валиде-султан и вас. Во всех детях я вижу вас…
Иногда я воображаю. Вспоминаю все те моменты, проведённые вместе, и мысленно переживаю их вновь. Эти фантазии пленительны и вырваться из них почти невозможно. Вероятно, потому что только они у меня и остались.
Вы это май, повелитель. Самое лучшее время весны. Когда солнце не душит жаром своих лучей, а зима уже слишком далека, чтобы обжечь морозами. Вы это свежесть и сама суть жизни. Пожалуй, это слишком романтичные и слезливые слова. Но держать их глубоко в себе уже нет сил.
Порой я вспоминала свадьбу Хатидже и Ибрагима. Представляла себя на месте госпожи так часто, что сбилась со счёта. А сейчас… мне ничего этого не нужно. Лишь вы и ваши объятия, любовь. Я бы надела прекрасное синее платье, фату, корону и подобно невесте прошла бы к вам в покои, но я не могу. Вера не позволяет, а я не смею противиться канонам.
Смиренно жду встречи — прогулки по рынку. Где мы могли бы притвориться незнакомцами и говорить так, словно только увиделись впервые. Я бы помогла выбрать ткани для вашей возлюбленной, а вы предостерегли ходить по улицам одной. Но я не одна, за спиной тихие и незаметные слуги. На мне плащ и только вы ведаете что под ним.
Навеки ваша, Линфэй»
Следующим днём слуги принесли весть — Линфэй надлежало сменить наряд, надев нечто неброское. Султанша облачилась в платье служанки, накинула сверху чужой плащ с капюшоном и последовала за евнухом. Её вывели в город, переодетая стража под предводительством Саида следовала позади, пока Линфэй рассматривала торговые лавки. Она часто останавливалась чтобы присмотреться и даже купила пару безделушек.
Евнух вскоре подвёл её к торговцу тканями. Там она сразу заметила мужчину в дешёвой одежде, тюрбане и тёмном плаще. Он перебирал ткани, переговариваясь с хозяином лавки. В стороне госпожа увидела вооружённых мужчин, замаскированных под горожан. Султанша встала рядом с «незнакомцем», рассматривая товар.
— Могу я просить об одолжении, хатун? — спросил голубоглазый мужчина.
— Конечно, господин.
— Я выбираю ткань для платья своей возлюбленной. Не могу решиться.
— Вот эта хороша, — Линфэй подцепила пальцами синий шёлк, — и всё же недостаточно.
Ага, принесите свой самый дорогой и лучший товар.
— А… как пожелаете, — владелец быстро кинулся в подсобное помещение, оставив своего помощника присматривать за товаром.
— Для любимой женщины ничего не должно быть жалко, — объяснила свои действия султанша, скромно улыбаясь мужчине, — как вас зовут?
— Мухибби. А вас?
— Дерьядиль, приятно познакомиться, — Линфэй положила руку на край прилавка.
— Спасибо, что помогаете, — Мухибби проделал то же самое.
— Не в силах отказать, — сердце у неё пустилось вскачь от этой игры, она чуть дёрнула пальцами, надеясь коснуться его.
— Вы добры и прелестны, — его мизинец коснулся её пальца и оба они судорожно выдохнули.
«Поиграем ещё» — подумала госпожа.
Она взмахнула полами плаща и двинулась далее по улице, ища глазами укромный переулок. Она слышала, как мужчина следовал позади. Вскоре попался проход, в который Линфэй мигом нырнула, скрываясь с глаз горожан. Она притаилась в углу, среди ящиков и бочек, прислонилась спиной к каменной стене.
— Хатун, — неуверенно произнёс Сулейман, продолжая спектакль.
— Подойдите, Мухибби, — она взволнованно поманила его пальчиком, — вы это чувствуете?
— Я многое сейчас чувствую, — он приблизился вплотную, дыша девушке в лицо, — о чём конкретно говорите вы?
— О запретном таинстве, витающем в воздухе. Застывшем между нами двумя, уважаемый поэт, — Линфэй еле ощутимо прикоснулась к его подбородку.
— Это что-то особенное, — Сулейман стал ещё ближе, прижимаясь к ней всем телом, — неконтролируемое и бесценное.
Линфэй сделала глубокий вдох и с удивительным для хрупкой девушки неистовством кинулась с поцелуем на мужчину. Впившись в его губы, она постаралась вжаться в мужчину. Их языки мгновенно сплелись, и Сулейман ответил со всей чувственностью и страстью. Она закинула руку ему на шею, а падишах приложил руку к её животу, ощущая заметную выпуклость.
Это был грязный поцелуй. Линфэй чувствовала скапливающуюся в уголках рта слюну, которую она поспешно вытерла, оставляя меж тем лёгкое касание губ на щеке султана. Вернувшись к его губам, она отдавалась чувствам ещё долгие пять минут, прежде чем отыскала в себе силы отпрянуть.
— Я грешница, — она опустила глаза в землю, переводя дух, — но я ещё не так низко пала, чтобы заходить дальше. Мухибби… в последний раз.
Она вновь прильнула к его губам, руки его в отчаянии «загуляли» по женскому телу, пытаясь насладиться, пока имелась возможность. Линфэй сознательно позволяла трогать грудь и, пожалуй, она переборщила, разрешив ему просунуть пальцы под шнуровку, чтобы коснуться обнажённой кожи. Ей было чертовски хорошо.
— Сожми её, — прошептала она, не боясь, что кто-то может появиться в проулке — охрана позаботится и подобного не случится.
Пальцы Сулеймана сжали её обнажённую грудь, а после помассировали. Запретное удовольствие — вот что они оба в тот миг испытали.
— Поцелуй.
Султан подчинился, восприняв эту просьбу по-своему. Он наклонился, и его дыхание обожгло ей шею. Линфэй возвела глаза к небу, ощущая как распалялась. Зубы султана немного сомкнулись на её коже, и спустя всего пару секунд Линфэй издала тихий писк, подавляя стон.
— Я рожу тебе сына, — проговорила с придыханием она, совершенно забыв, что не хотела этого, — не останавливайся, ещё немного, прежде чем… мы расстанемся навсегда.
Его язык жил своей жизнью, гуляя по тонкой бледной шее, а уверенная рука всё массировала грудь. Она в сотый раз пожалела, что беременна. В столь «нежном» положении ей не позволялось многое и всё ради безопасности дитя. Линфэй хотела насладиться ласками, боясь не получить их вновь никогда.
— Аллах меня покарает, — она схватила мужчину за подбородок и оторвала от себя, — я прелюбодейка и гореть мне в адском пламени.
— Дьяволица никогда в нём не сгорит, — с блестящими глазами ответил падишах, наблюдая, как вздымается её манящая грудь.
— Так… неправильно, — она начала гладить его по плечам с силой сжимая их, — и прекрасно. Обними же меня в последний раз, Мухибби. Прижми к себе как самое ценное сокровище, которое не желаешь отпускать.
— Так и есть. Ты — часть моей души, моя Луна и звёзды. Сладострастная госпожа, от прикосновения которой я весь вспыхиваю.
— Я вижу, — посмеялась девушка, закусив губу и увидев выпирающее достоинство в штанах султана.
Она легко коснулась его губ, а после отстранилась. Поправила верх платья, затянула шнуровку и запахнула плащ. Коснувшись пальцами внешней части ладони Сулеймана, Линфэй печально улыбнулась и прежде чем уйти, произнесла:
— Прощай, моя любовь.
Мир, словно замер в тот миг для него. Он наблюдал как султанша медленно уходила. Подол её плаща развевал лёгкий ветер. Кромка капюшона вспыхнула в свете солнца. Она последний раз оглянулась и исчезла.
Сулейман ещё долго стоял, будто надеялся на возвращение любимой. Прислонившись лбом к холодному камню стены, он тяжело дышал. Все его мысли заняла одна Линфэй. Невыносимым было осознание, что он мог больше никогда её не коснуться.
То, что произошло между ними — вольность перед вечной разлукой.
