Верно ждущая, Линфэй»
— У меня родился ещё один сын. — Поздравляю, повелитель, — Саид чуть склонился, заговорив, — только могу представить насколько сейчас рада сестра. — Да дарует Аллах долгих лет жизни шехзаде, — проговорил Ахмед-паша, опустив глаза на ковёр. — Аминь. В ноябре войска вернулись в столицу, привезя с собой плоды победы. Вместе с повелителем в гарем позволили войти Великому визирю и хранителю покоев. В величественных и больших покоях Хафсы падишаха ждала семья. Нарушив порядок и правила, к отцу мигом кинулась шестилетняя Хюмашах. Повелитель подхватил девочку на руки и расцеловал в обе розовые щёчки. После принял окрепшего безымянного шехзаде. Церемонию решили провести как можно скорее, и уже спустя пару минут прозвучало имя — Касым. Рыжеволосая султанша стояла бледная, с крупным животом, из которого вот-вот должен был появиться ребёнок. Она с болезненной улыбкой смотрела на падишаха нежащего младшего сына. Сердце её успокаивали одни мечты о скорой встрече наедине. На вечер Линфэй облачилась в безрукавное платье серо-голубого цвета с круглым вырезом на груди и расходящейся овалом тканью под поясом, открывающей белую ткань со сборками. Уставшая после очередной тренировки Арзу отдыхала на диване, в то время как Лале заплетала на затылке госпожи тонкую косу из собранных у висков волос. Айсу поднесла шкатулку с украшениями, из которой султанша выбрала пару колец и серебряный браслет. — Эмине-хатун пришла, — сообщила одна из девушек, дежурившая у покоев снаружи. — Зови. Я прошу оставить нас наедине. Не вышла лишь Арзу, попивающая щербет с кусочками льда. Она кинула на пожилую женщину короткий взгляд, после чего полностью потеряла интерес, откинувшись на небольшую подушку и покачивая ногой, лежащей на подлокотнике диванчика, в воздухе. — Не ровен час и Хюррем родит. На пол ребёнка не в наших силах повлиять, но кое-что мы сделать можем. — Не просите меня влиять на процесс родов. — Не переживай. Мы не сможем вмешаться без вреда для себя. На роды сбегутся все: сёстры Сулеймана, его мать, верные слуги Хюррем. Видишь ли… я страстно мечтаю сделать мою рыжеволосую соперницу бесплодной. И ты можешь помочь, я знаю. — Нет. Как я могу? — Мне помочь ты не хочешь? — Линфэй обула небольшие лодочки и встала. — А вот когда Арзу-хатун попросила… Помнишь? Я в любой момент могу пойти к падишаху и всё рассказать. Во дворце новый палач, уверена, ему не помешает столь небольшой опыт по казни провинившейся лекарши. — Госпожа… — Решай. — …Ладно, я согласна. Есть один способ всё сделать почти незаметно. — Рассказывай. — Можно добавить в воду, которой придётся промывать половые органы, одну смесь. Родовые пути будут достаточно долго расширены, так что в бреду и боли Хюррем-султан не почувствует моего — лишнего — проникновения. — Хитро, жестоко… и так символично, — Линфэй поддельно тепло улыбнулась, — рождение одного дитя и смерть всех последующих. — Выбора вы мне не оставляете, а добавлять что-то в еду я слишком боюсь. — Я буду вечно благодарна и забуду о прошлом проколе.***
Саид оделся и вышел из жаркого хаммама, где провёл последние сорок минут. Откинув мокрые волосы назад, он вернулся в покои. Сложив банные принадлежности в шкаф, развернулся и замер. Сделав глубокий вдох, мужчина усмехнулся и выжидающе уставился на позднюю посетительницу. — Это было грубо. — Простите? — Саид выгнул бровь. — Ты даже не посмотрел на меня во время общего приветствия, — Фатьма притворно надула губы, — а я так ждала возвращения. Сердце кровью облилось… Как так можно было поступить со мной? — Я действовал согласно этикету. А вот вы нарушаете все доступные нормы. — Смеешь обвинять госпожу? — губы её растянулись в заискивающей ухмылке. — …Нет, — Саид пожелал схватить женщину за шкирку и вытащить силой из комнаты, — но раз вы выразили сию мысль… я позову служанок. Нам нельзя оставаться наедине. — Постой… — Фатьма беспомощно протянула руку, жалостливо свела брови и встала с кровати, на которой сидела, но было поздно — хранитель вышел, — какая же я дура. Ей пришлось уйти. Напоследок удалось кинуть извиняющийся взгляд на безразлично стоявшего вдали мужчину, сцепившего руки в замок за спиной. Она лишь хотела подшутить, а он оскорбился. У него не было ни единой причины терпеть или любить Фатьму, и она это понимала. Слуги могли петь о верности, не храня её. «Наверняка досадила ему своим внезапным появлением. И не в первый раз» — расстроенно подумала Фатьма.***
В день обрезания шехзаде Османа и Мустафы произошло несколько событий, нисколько не удививших Линфэй: Хафса оправила русскую наложницу Надю к султану, но тот не принял девушку, а так же состоялось покушение на Ибрагима-пашу. О последнем событии стало известно только ночью, ведь визирь предпочёл подвергнуть свою жизнь опасности и не сообщил о ранении. — Я останусь с детьми, Касым что-то проснулся, — Линфэй сообщила о своём решении слугам, пришедшим от султана. Бросив ранее полученную записку в камин к дровам, девушка прождала несколько минут, прежде чем сама куда-то ушла. В плаще из бархата она проплыла по коридорам и вышла из гарема. Оглядываясь, подошла к одной из комнат, выделенных для членов совета. — Очень-очень-очень рискованно, — прошептала она, увидев тень на тахте. — Но ты пришла. Может что-то в риске тебя привлекает? Тянет? Завораживает? — А если дело в тебе? — Тогда мне лестно. — …Как там твоя жена? — Линфэй усмехнулась и прошла мимо, присаживаясь на мягкую поверхность. На небольшом столике стояли фрукты и кубок с вином. Заполнив стакан до краёв, султанша сделала большой глоток. Четырнадцать лет прошло с момента последнего употребления алкоголя. И не хотелось упускать возможность испробовать дорогого вина. — Заботится о ребёнке, — пожал плечами Ахмед, — мы почти не говорили, как я вернулся с похода. — Она первой выйдет на контакт. — Линфэй поймала вопросительный взгляд мужчины. — Слишком давно приезжала в Топкапы и наверняка соскучилась. Заговорит просто, чтобы сюда приехать. На провокации эти не ведись, видеть здесь я её не хочу. — Отчего же? — Она мне не подруга, а пользы теперь не приносит. — Гюльбахар упоминала, что ты обещала вернуть её сюда. — Кто она такая, чтобы я держала свои обещания? Всего лишь высокомерная и капризная бывшая госпожа. Разве я могла ей отказать, будучи никем? — Не могла. — Ей стоит умерить свои амбиции, — Линфэй покачала головой, делая очередной глоток, — что за неуёмное желание сражаться вне поля боя? Я бы с удовольствием примирилась с каждым жителем этого дворца. Проблема в том, что со мной мириться не хотят. Я бьюсь за будущее не ради самого боя, а ради безопасности, покоя и детей. Гюльбахар же… — …неистовая, непокорная и жаждущая крови? — Да. Вот только сейчас она больше походит на немого, который пытается говорить. Толку-то, язык давно отрезали. — Я мог бы её понять, но столько лет уже прошло, а она всё не угомонилась. — Некоторым не суждено обрести покой, — пожала плечами султанша. Ахмед несколько горько усмехнулся на эти слова и кивнул. Присев рядом, он остановил свой взгляд на пустом стакане из-под вина. Взял его в руку и наполнил тёмно-алым напитком, сделал небольшой глоток. — Скромно, — прокомментировала Линфэй. — Я из тех людей, которым противопоказан алкоголь в больших количествах. — Устраиваешь сцены, напившись? — Засыпаю, а после мучаюсь от тошноты полночи. — Оу-у-у, довольно неприятные последствия. Но от бокала вина плохо не станет. Мы же не… «…не в наивном сериале для взрослых, но с детским рейтингом» — додумала не озвученную реплику госпожа. — И всё же предпочту быть трезвым. Особенно в эту ночь. — Я смелая женщина, но немного храбрости не повредит, — Линфэй забрала из рук мужчины стакан и залпом выпила содержимое. Немного обожгло горло. Давно она этого не ощущала: слегка горько, но сладости больше. Тепло перетекло в район желудка, даря забытое. На пару мгновений вино связало девушку с прошлым, в котором не приходилось смотреть смерти в глаза. — Это место никогда не спит. И мы тому подтверждение, — тихо проговорила Линфэй. — Мир хаотичен, в этом его суть. Каждую минуту что-то происходит. — Иногда не помешало бы этому миру замирать на пару минут. Что скажешь? — Скажу, что сейчас для этого самое подходящее время, — ответил мужчина. Ахмед наклонился, его лицо оказалась в паре сантиметров от лица султанши. Та растянула губы в неловкой улыбке, стараясь скрыть смущение. Вино смогло оправдать её порозовевшие щёки, на него захотелось скинуть и учащённое дыхание. Губы у мужчины были горячие и влажные, с каплями алого вина. В бреду Линфэй даже подумала: «А вдруг у его губ всегда такой вкус?». Мысль эту она быстро отбраковала и выкинула прочь из головы. Предпочла двинуться, отвечая на поцелуй. Он уложил её на спину. На тахте оставалось мало места, но молодым людям хватало. Не прерывая близкого контакта, Ахмед аккуратно расстегнул пуговицы на передней части платья и стянул ткань с плеч. «Он не принял Надю» — вспомнила она шёпот Дайе-хатун и непроизвольно отвернулась. — В чём дело? — спросил Ахмед, остановившись. — Слишком опасно, — Линфэй отпрянула и встала, поправляясь, — кто знает что за этими стенами. В одной из комнат вполне может ночевать Джеляль-заде. Если поддадимся страстям, то оба сгорим в чужом гневе. Наши враги обязательно воспользуются ошибкой. — Я понимаю, — Ахмед провёл рукой по лицу, — дворец неподходящее место… В то время как Линфэй собрала силы, чтобы устоять перед грехом, Сулейман сидел на краю постели друга, перебирая в голове всех знакомых лекарей и молясь. Та ночь стала отправной точкой для череды измен со стороны Ибрагима-паши. Верная Нигяр последовала за визирем на исцеляющие источники, а после не раз возлегла с мужчиной. — Это случилось? — спокойно спросила Арзу, увидев распластавшуюся на широкой постели подругу. — Нет, я не смогла, — тихо ответила Линфэй. — Если однажды всё же… советую подыскать место вне дворца. Тут много любопытных. Попадётесь в конечном итоге. — Даже не посоветуешь прекратить эти встречи? — А ты бы меня послушала? — Арзу устало скинула кожаную накидку и зашла за ширму. — Давай лучше сходим в хаммам, я дико вспотела после тренировки. — Согласна. — …какого это? — М? — Стоять на пороге измены? — уточнила пейк. — Страшно. Горько. И приятно. Сулейман не раз сам ходил налево. Вину он вряд ли испытывал. — Повелитель женился на тебе, разве это не значит что отныне…? — Не значит. Однажды может прийти другая женщина, и Сулейман влюбится в неё. Молюсь, чтобы этого не случилось, иначе… — Иначе? — Моему дорогому мужу несдобровать. Я могу понять тягу к Хюррем, но остальные… иных женщин я ему не прощу. — Не понимаю твоего отношения к Хюррем. Что в ней особенного? Ты лучше по всем параметрам. Ваша схватка закончилась твоей победой. Почему ты всё ещё считаешь её соперницей за сердце падишаха? — Есть причина. И всё же… я почти избавилась от Хюррем. Единожды она войдёт после родов в покои повелителя. Эмине-хатун рассказала некоторые побочные действия того «яда». Если он сработает в худшем своём проявлении… она сама не захочет идти к повелителю. — Бедняжка, — безразлично ответила Арзу, собирая банные принадлежности. — Вот это сочувствие в голосе, милая. — Не осталось его во мне к чужакам, — просто ответила женщина, на губах её расцвела слабая улыбка при взгляде на подругу, — лучше пошли помоемся. В одну из ночей Линфэй привычно проводила время с султаном. Лёжа на мужчине, она кормила его виноградом с рук. Раздались судорожные стуки в дверь, султанша постаралась тут же втянуть падишаха в поцелуй, отвлекая. Тот охотно поддался и не отреагировал на попытку вторжения. Линфэй вмиг распалила желание в мужчине, за много лет она отлично научилась угадывать его настроение и знать за какие ниточки предпочтительнее дёргать сегодня. Султанша стянула ночную сорочку через голову и бросила на пол. А стуки всё не прекращались… — Вот неугомонные. Не обращай внимания, — Линфэй обхватила лицо падишаха ладонями, — ничего плохого в этот вечер произойти не могло, а хорошие новости с утра выслушаешь. Выбери меня… Сулейман раздражённо выдохнул после очередного стука, вскочил на ноги и бросился прочь, успев накинуть сверху халат. Распахнув двери, он налетел на евнуха и схватив того за грудки встряхнул. — Убирайся. — Повелитель, — проблеял Сюмбюль-ага, — у Хюррем-султан начались схватки. — Сообщишь новости, как только они появятся. Роды могут длиться часами. А теперь прочь. Сулейман вернулся и застыл, смотря на лежащую супругу, которая хитро улыбалась, подперев подбородок кулачком. Несколько мгновений он любовался сияющей бледной кожей в жёлтом свете лампадок, чистыми глазами из-под игривого изгиба бровей, длинными синими волосами, оттенок которых с каждым годом становился приятнее. За окном прогремел гром и начался ливень. Тюль, висевший над выходом на террасу, развеял порыв сильного ветра. Он смёл записи со стола и вызвал лёгкие мурашки на коже госпожи. Та обратила свой взор на почерневшее небо. Накинув тонкий белый халат, и слабо завязав пояс, Линфэй вышла на балкон. Очередной порыв ветра подхватил её волосы. Линфэй судорожно вздохнула, когда холод пробрал до дрожи. Присев на перила, она насладилась ощущениями. — Раньше мне казалось: ты — это море и океан. А сейчас я прозрел. Ты — это та частица, что есть во всём: солнце, луне, пламени, льде, воде, земле, ветре… Мир внутри тебя, твоей души и тела. Благодать, ниспосланная Аллахом для меня одного. Или же… всё это ради тебя. Земля, на которой распускаются почки и бутоны роз ради босой ноги одной единственной женщины. Штормы в морях ради взгляда сверкающих глаз. Горы, тянущиеся вверх, дабы лицезреть чудесный лик. Весь мир жаждет твоего внимания. Линфэй смущённо опустила глаза, от столь громких и красивых слов. Капли дождя намочили халат, отчего тот просвечивал. Волосы прилипли к спине и лицу. Линфэй обхватила себя руками, пытаясь сохранить остатки тепла. — Может ли одна мусульманка покорить мир? Да, если она покорит его властелина. Прерывистое дыхание послужило ответом мужчине, который успел промокнуть до последней нитки. Линфэй слабо улыбнулась, схватилась за разные концы пояса и развязала халат. Прогнулась в спине, когда холодный ветер неистово коснулся груди. Капли дождя стекали по телу, очерчивая контуры фигуры. Возбуждение, которое копилось в девушке уже давно, проступило. Заставило её сжать ноги вместе и в ожидании посмотреть на мужчину. Тот разделся и медленно подошёл. Руки его провели от шеи, вниз по груди и до бёдер. Линфэй оставила быстрый поцелуй на губах супруга и, развернувшись, прислонилась к одной из мраморных колон. Холод не остудил её пыла, лишь подстегнул. Прогремел гром, когда он вошёл в неё. Линфэй крепче вцепилась в мрамор. Мозолистые и похолодевшие пальцы вцепились в её бёдра, контролируя процесс. От султанши требовалось устоять на ногах, что она успешно делала. Раскаты грома и шум дождя заглушали громкие стоны девушки, которая и не желала сдерживать себя. Вскоре они вернулись в комнату и продолжили в постели, среди тёплых одеял. По прошествии долгого времени, супруги стали нежиться и перешёптываться. Никто не мог подслушать пару, но чувство таинства и единения приносило счастье.***
— Где мой сын? — нетерпеливо спросила Хафса. — Повелитель дал ясно понять, что стоит его тревожить лишь после родов. — Отойдём, — женщина встала поодаль от тужащейся наложницы падишаха, — он уже один? — Нет, — покачал головой Сюмбюль-ага, — Линфэй-султан зашла примерно в шесть вечера и до сих пор там. — Конечно, развлекаться с девицами интереснее, чем… — Хафса замолчала и отвлеклась на роженицу, — не плачь, а дыши! Давай, думай о здоровье дитя. Хюррем вытерла рукой влагу с лица и усилием воли восстановила дыхание. Нутро её разрывало от дикой боли, крик застрял в горле. Перед глазами плыли тени и пятна, девушка почти впала в бред, когда услышала детский плач и увидела радостное лицо Гюльнихаль. — Мальчик, — пропела служанка. Вскоре двери отворились, и вошёл падишах в сопровождении жены. Синеволосая госпожа вплыла подобно победительнице долгого противостояния. Не выглядя расстроенной или рассерженной. — Ещё один шехзаде для династии. Разве не прекрасно? — Линфэй склонилась вместе с мужчиной над дитя. — Твоё имя Селим… Линфэй чуть повернула голову, чтобы посмотреть на акушерку. Та сначала подняла глаза, а после опустила, говоря этим жестом «дело сделано».***
— Больно? — Да, — Хюррем скривилась, приложив руку к паховой области, — столько месяцев прошло… Гюльнихаль, что-то не так. — Пригласить лекаршу? — Стоит, — кивнула девушка, откинув волосы назад, — её мазь подействовала, но не… полностью. Уже намного легче, чем в первое время после родов. И всё же… Хюррем прилегла на постель и стала дожидаться Эмине-хатун. Та появилась в кратчайшие сроки и принялась вновь осматривать наложницу повелителя. Хюррем вскрикнула, когда пальцы женщины коснулись внутренних стенок. — Влагалище повреждено. Это случилось во время родов. — …Что? — Мне жаль, госпожа. Вы больше не сможете родить. Хюррем зажмурилась. В одном из уголков глаза скопилась влага и потекла первая слеза. Судорожные вздохи и всхлипывания заполнили комнату. Никто не смел встревать со словами утешения или другими потоками бесполезной болтовни. Гюльнихаль присела на край постели и протянула руку, касаясь плеча подруги. — Не трогай меня! — воскликнула султанша. — Не плачь, ты родила уже троих детей и двое из них мальчики. Этого более чем достаточно. — Что ты такое говоришь, Гюльнихаль? Я, по-твоему, должна смириться, что зачахну подобно розе в забытом и заброшенном саду? Мне следует смиренно наблюдать, как эта синеволосая бездушница продолжит рожать моему султану одного ребёнка за другим? — Да пусть хоть сто родит. Всех ещё нужно воспитать. Чем больше детей, тем меньше времени она сможет уделять повелителю. — …Эмине-хатун, когда пройдут боли? Я должна как можно скорее войти в покои Сулеймана. — Я не знаю, госпожа. Может через год, а может через пять лет. Я начну готовить другие мази и настойки, по очереди испробуем всё. Наиболее эффективное включим в обязательный ежедневный приём. — Через неделю мне нужно пройти по Золотому пути. Ясно тебе?! — Я лекарша, а не Аллах. И не обессудьте, но я обязана сообщить всё Валиде-султан. Так велят правила. — Ты… не смей! Если повелитель узнает — я пропала. — Не в моих компетенциях скрывать столь важную информацию от Валиде-султан. Если я донесу её не вовремя, то могу распрощаться с головой. — Только дай мне встать… Почувствовавшая неладное женщина, подхватила свои вещи и бросилась прочь из комнаты. Вставшая Хюррем хотела было кинуться следом, но была остановлена землячкой. Гюльнихаль схватила рычащую и вырывающуюся подругу, пытаясь вновь уложить в постель.***
— Бесплодна? — переспросила Хафса. — Верно. Роды прошли тяжко, я и сама вам это говорила. Просто не подозревала насколько ситуация серьёзна. — Что ж, Золотой Путь для неё отныне закрыт. Пусть займётся воспитанием детей, как и подобает традициям. Один рычаг, влияющий на Сулеймана, сломался сам, а вот второй надлежит сломать нам. Эмине-хатун поклонилась и вышла. Хафса посмотрела на молчаливо стоящую в стороне светловолосую калфу, не проявившую особой заинтересованности в новости. — Линфэй простила тебя, верно? — Почти, — кивнула Мелек, — ещё немного и она станет доверять мне, как и прежде. — Месть дело не быстрое. Будем продолжать ждать, однажды нам выпадет возможность избавиться от змеи. Сколько она травила своим ядом жителей дворца, а? Годами… За самонадеянность и пренебрежение моими словами наступит расплата.***
Прошло чуть более пары месяцев, и в начале весны прибыла Айбиге-хатун, которую с корабля «на бал» сопроводил Малкочоглу Бали-бей. Воинственная крымчанка в кожаных штанах и белой рубахе создала переполох в гареме. Не приходилось раньше рабыням видеть принцессу, способную меч в руках держать. Из Эдирне ждали прибытия падишаха с шехзаде. Охота на диких зверей продлилась несколько недель и подходила к концу. Изнурённых детей отправили первыми и только через два дня сам повелитель решил вернуться в столицу. К сожалению, в дороге мужчине пришлось узнать — карета с шехзаде так и не достигла столицы.