***
Малкочоглу Бали-бей резко распахнул дверцу перевернувшейся кареты. Ожидаемо внутри не оказалось ничего: ни сундуков с вещами, ни детей. Мужчина дал указания своим людям, и те принялись шерстить дорогу в надежде найти следы. Один из воинов приметил сломанную ветвь, будто указывающую путь вглубь леса. — Ройте землю, если придётся! — прозвучал громогласный крик Саида-эфенди. Солдаты двинулись вслед за командиром — Бали-беем. Тот кинул взгляд на брата Линфэй-султан, у которого дрожали руки. Малкочоглу сразу понял, отчего именно ему, а не шурину повелителя доверили руководить поисками. Саид выглядел рассеянным, злым и подавленным одновременно. Спустя тридцать минут они наткнулись на небольшую группу разбойников. Состоялась стычка, в которой удалось схватить живым одного из мужчин. Под пытками он в конечном итоге признался, что вместе со своими приятелями и «коллегами» искал в лесу мальчишку. — Не сильно высокий для своего возраста, — дрожащим голосом рассказывал разбойник, — шустрый и достаточно крепкий. — Конкретнее. — Стрижен коротко, русоволос, смугл… в дорогом кафтане. В отличие от младшего ему удалось сбежать. — Младший? — сквозь зубы прошипел Саид. — Да, брат вроде. Внешне похожи сильно, только у второго лицо… острее. — Мустафа и Осман, — жёстко проговорил хранитель покоев, — так зовут мальчиков. Они будущее нашей империи, шехзаде. — … — разбойник сильнее задрожал, ошалевшие глаза поднялись, — мы не знали. Клянусь! — Плевать, твоих братьев по оружию ждёт кара. И лучше большинству умереть в бою, мой допрос обратится для оставшихся адом на земле. Малкочоглу пришлось знатно попотеть, чтобы уговорить Саида-эфенди заняться поисками старшего шехзаде. Лишние эмоции могли повредить делу и подвергнуть жизнь Османа большой опасности. — Как вы будете смотреть в глаза сестре, если что-то…? — Я понял тебя, не дурак. Хорошо, со своими людьми я прочешу лес, — Саид опустил глаза по пожухлую листву под ногами и глубоко вздохнул. — Не переживай, я сделаю всё возможное и невозможное для спасения шехзаде Османа.***
— Ты, — Бали-бей обратился к одному из воинов, — осторожно проберись ближе к хижине и постарайся заглянуть в окна. Узнай сколько внутри людей… хотя бы примерно. Домик, на который указал схваченный разбойник, стоял в самой глуши леса. Неприметный, и, на первый взгляд, кажущийся пристанищем местного лесника. Малкочоглу услышал истошный женский крик и дал сигнал янычарам — ждать более не представлялось возможным, ведь следующим мог прозвучать зов о помощи раненого шехзаде. Бали-бей отдал сигнал, и по команде они выломали двери и ворвались внутрь. Солдаты обнажили ятаганы и завязали бой. Перевес оказался на стороне обученных воинов, прошедших тяжёлую подготовку в корпусе янычар и войну. Бали-бей сразу заметил ребёнка забившегося в угол. От него отползала молодая девушка в плаще и штанах, которая оставляла за собой кровавый след. Держась за ногу, она хныкала. В стороне мужчина увидел избитую служанку, прикрытую сверху лишь одной тряпкой. Та не среагировала на внезапное вторжение. Бали-бей схватил шехзаде и быстро вынес из хижины. Поставив на ноги, оглянулся. Бой заканчивался, вопли раненых разбойников стихали. Янычары добили раненых, а после занялись девушками. Зарифе увела Дану в другую комнату, где помогла одеться. За руки янычары вывели наружу Сану. Лицо Османа помрачнело при виде живой разбойницы. — Почему вы её не убили? — Осман скинул руку Бали-бея с плеча и подошёл к «конвою». — Шехзаде… — Убейте её. Это приказ. — Шехзаде… — Это приказ! Она причастна к тому, что случилось с Даной-хатун. И пусть умрёт за свою жестокость и злобность. Бали-бей качнул головой, не в состоянии привести приговор в исполнение. Сану связали и посадили на одну из лошадей. Осман кинул полный неприязни взгляд на Бали-бея, губы его затряслись. Но мальчик не стал кричать, лишь подошёл к своей служанке и заглянул в глаза. Та опустила взгляд в землю и ничего не произнесла. С Саидом-эфенди они пересеклись на дороге. Старшего сына падишаха уже посадили в карету, где ждали слуги с едой и водой. Хранитель покоев соскочил с коня и подлетел к племяннику. Осман кинулся к дяде и тут же припал к уху, шепча что-то. — Ясно, — ответил мужчина, — что Сана сделала? Услышав ответ, Саид резко поднялся с корточек и грозно уставился на Бали-бея. Пройдя к лошади, на которой сидела пленница, он посмотрел на перевязанную ногу и резко сдёрнул бинты вниз. Разбойница вскрикнула и попыталась лягнуть мучителя ногой. Саид схватил девушку за сапог и стащил с лошади. Больно ударившись о землю, Сана выругалась. — Посадите шехзаде в карету и увезите во дворец. — Дядя, её казнят? — Да, а теперь иди к брату, Осман. Когда карета скрылась средь крон деревьев, Саид схватил разбойницу и зажал её голову так, что нос девушки уткнулся ему в сгиб локтя. Малкочоглу отрицательно мотнул головой, как бы прося одуматься. — Она не человек, а низкая бездушная тварь. Кто ещё может пожелать таких мук незнакомой женщине? Бедная Дана-хатун. После этих слов, Саид резко дёрнул голову девушки в сторону. Руки её, крепко схватившиеся за кафтан мужчины, обвисли без сил. Бали-бей смотрел в застывшие глаза, которые ещё мгновение назад горели от ужаса в ожидании смерти. — Одним чудовищем в этом жестоком мире меньше. Поехали.***
— Осман! Линфэй, только увидев сына издалека, тут же бросилась на встречу. Подхватила на руки и расцеловала. Красные от слёз глаза женщины внимательно забегали по лицу и телу мальчика. Поставив шехзаде на землю, супруга повелителя принялась искать признаки физического насилия. — Меня не били, — ответил мальчик. Султанша тепло улыбнулась, но радость её омрачилась видом еле идущей позади служанки. Дана-хатун передвигалась с чужой помощью. Её провели в лазарет, где начали осмотр. Линфэй приказала увести сына в бани, а после отправить к братьям и сёстрам. Выслушав заключение Эмине-хатун, госпожа прикрыла глаза. На лице её медленно стали проявляться признаки глубокого гнева. — Я прошу скрыть это от Валиде-султан, — сдерживая себя, проговорила Линфэй. — Но как же…? Я не могу. — Знаешь, что с ней сделают? Обвинят в позоре и выдадут в ближайшие несколько недель замуж. Как она вообще сможет на мужа своего посмотреть, а? Не время, Эмине-хатун. Девушке ещё рано покидать гарем. Её душу изранили не меньше, чем тело. А скорее даже больше. — Хорошо. Я скажу, что её просто сильно избили. — Спасибо. Это благое дело, не сомневайся ни секунды. Линфэй вернулась в собственные покои и подозвала Арзу. Та улыбнулась, раскладывая на столике яства для вернувшегося в целости шехзаде. — Кое-что случилось. Поговори с Османом. Я не знаю, как его утешить. — Что произошло? — Сейчас расскажу. Арзу спокойно выслушала подругу. Глаза её вмиг стали печальными от осознания всей тяжести той ноши, которая свалилась на плечи ребёнка. Пейк боялась представить, насколько сны станут терзать разум Османа, присылая жуткие картины произошедшего. Арзу в кошмарах видела мёртвую Гюлистан неприлично много раз. Порой ночами не спала, лишь бы не лицезреть обвинительного взгляда, криков или напротив — счастливой улыбки и тёплых глаз. Любое появление предательницы вызывало головную боль поутру, иррациональный страх и жажду отвлечься всеми возможными способами. Линфэй из дверного проёма наблюдала за тихой беседой между сыном и подругой. Осман не смотрел на служанку матери, лишь изредка кивал. Султанша сглотнула вязкую слюну и почувствовала першение в горле, когда увидела текущие по щекам мальчика слёзы. Вздрогнула от еле ощутимого прикосновения к спине. Обернулась, увидев супруга. — Они ранили его разум, Сулейман. Ему очень плохо, я вижу. — Всё образуется, — хрипло ответил он. — Дети не должны видеть насилия. — В семье исцеление. Линфэй слышала гнев в этих простых словах. Вряд ли падишах полностью верил в то, что говорил. Валиде-султан так и не узнала о деталях случившегося. А султан не услышал имени бедняжки. Таким образом, Дана-хатун осталась в гареме. Осман не пожелал выслать девушку и умолял матушку оставить ту. Линфэй согласилась, отбросив идеи о лечебнице для душевнобольных. «Может именно забота о детях поможет… боли утихнуть» — решила султанша. Сидя вечером за холстом, Линфэй рисовала сюрреалистичные изображения с налётом восточности. Осман рядом пытался изобразить Галатскую башню, что выходило несколько схематично и обрывисто. Туана наблюдала за полирующей меч пейк, а младшенькая возилась с лежащим в люльке братом. — Я не раз слышал злые слова от женщин, — вдруг заговорил Осман, — но никогда не видел такой жестокости. — Не будь наивен, сынок. Женщины способны этот мир как возродить, так и убить. Некоторым из нас присуща животная жестокость. — Разве женщины не нуждаются в защите и опоре? Разве не миролюбивы по своей сути? — Это ложь, в которую верят дураки и дети. В определённых обстоятельствах, многие способны на ужасные поступки. У мужчин и женщин разница в телах и воспитании. Но суть одна. Ребёнок — и мальчик, и девочка — это глина, из которой можно вылепить что угодно. — Вот как… — Запомни: оружие мужчин на виду, а оружие женщин скрыто. Ты можешь не увидеть его, даже если приставят к горлу. — Это… образное выражение, матушка? — Верно. Но суть его ты понял? — Да.***
Саид устало перебирал записи, перечитывая донесения по несколько раз. Ему удалось встретиться с приятелями в корпусе янычар, где он передал некоторые указания. Мужчина усмехнулся мыслям: у шехзаде Мустафы будет не самый удачный старт во взаимодействии с народом, солдатами и политическими деятелями… Насколько же он старательно и искусственно уничтожал репутацию шехзаде. Трусливый, горделивый, непокорный, глупый… какие только слова не пролетали по улицам страны. Одной из других проблем стала Фатьма-султан. Она держалась в последнее время поодаль и почти не приближалась. Мужчина и не знал: радоваться или горевать. С одной стороны, возможные проблемы исчезли сами собой, и, при всём желании, его не смогут обвинить в неуважении, пренебрежении и излишнем внимании к члену династии. С другой стороны, Фатьма оказалась единственной женщиной в столице, — если не считать куртизанок — которая была столь открытой, смелой и смешной. Саид провёл рукой по лицу и выдохнул. Отложив записи в сторону, он встал со стула и размялся. Выйдя на балкон, вдохнул свежего вечернего воздуха. Бросил взгляд вниз и заметил движение на балконе сестры. Мелькнул край оранжевого платья, а вскоре показалась и его обладательница. Волосы её сладко-шоколадными волнами спускались по спине. Саид отвёл взгляд, когда Фатьма подняла на него свой. Несколько мгновений он наблюдал за течением Босфора, а после вновь опустил глаза. Фатьма усмехнулась и облокотилась одной рукой на перила, смотря с вызовом. Саид на секунду прикрыл глаза, а после послал ответную усмешку. Молодая женщина вмиг расцвела и заулыбалась шире. Саид легко поклонился и ушёл прочь. Умывшись, мужчина переоделся. Бросив рубашку на стул, он потушил большую часть свечей и лёг в постель, оставшись в шёлковых штанах. Во время стамбульской жары только они не липли к телу. Глаза Саида сомкнулись, разум медленно погружался в сонную негу, и лишь неловкий стук в дверь заставил чуть очнуться. Саид лежал с закрытыми глазами секунду и вновь услышал стук, но уже более громкий. — Кто? — кашлянув, спросил хранитель султанских покоев. — Я, — ответил узнаваемый женский голос. — Что-то случилось? — Открой. — Госпожа… — Открывай, — уверенно прозвучало. — Ладно, — Саид сделал запрошенное, чуть приоткрыл дверь и отошёл. Сев на кровать, мужчина наблюдал за медленно входящей Фатьмой-султан. Она смущённо отвела глаза в сторону, увидев обнажённый торс. Саид хмыкнул, но промолчал. Тишина затянулась, и никто не пытался разбавить её словами или извинениями за поздний визит. В Фатьме осталось то юношеское веселье, выбиваемое из дам столицы с исполнением восемнадцати лет. Она свободно забывала о правилах и обычаях, говоря с незнакомцами на равных. Не стеснялась призывно улыбаться и умела делать это незаметно для чопорных женщин, стоящих поблизости. — С чем пожаловали? — всё же спросил мужчина. — Пришла навестить. Давно нам не приходилось разговаривать, а в гареме столько случилось за последнее время. Вы как? — Нормально. Это не меня похитили и не меня… В общем и целом, я в порядке. Немного устал, но для этого нужно всего на всего отдохнуть. — Линфэй сейчас не просто. Боюсь представить, что она почувствовала, узнав о пропаже сына. — То же, что и я: страх и ярость. Фатьма молча опустила глаза и вскоре присела на тахту у камина. Их разделяло расстояние целой комнаты. Госпожа бросила взгляд на стол, заполненный книгами и личными записями. Обратила внимание на незнакомый музыкальный инструмент, отдалённо напоминающий скрипку. — Когда моя голова слетит с плеч? Сегодня или завтра? — Прекрати. — Нет, — Саид встал и приблизился в несколько широких шагов, — вам весело, не сомневаюсь. Приходить и вести отвлечённые беседы. Наверняка Мустафа-паша сварлив и молчалив, совершенно не способен воспринимать юмор. Но он ваш муж, и ему без страха за жизнь позволено стоять так близко, говорить в непотребном виде и видеть вас в таком же. — И ты не готов рискнуть? — А ради чего? — Саид нахмурился. — Ради меня. — Ха, — мужчина сделал шаг назад и возвёл глаза к потолку, — у меня есть сестра и племянники. И только ради них я готов рисковать жизнью. Улыбка спала с лица Фатьмы-султан. Спина напряглась, а пальцы вцепились в обивку тахты. — Не это вы хотели услышать, — констатировал факт Саид, — но это правда. И если каждый мужчина, с которым вы флиртовали, обещал жизнь отдать и клялся, что ему всё равно на будущее и на гнев султана… он врал. Нагло и вам в лицо. — Ты! — женщина вскочила. — Я. — Кивнул он с появившейся на губах печальной улыбкой. — Если есть в вас хоть немного симпатии ко мне, то сохраните жизнь. Я не Ибрагим-паша, голову потеряю в мгновение ока. — Не говори ничего! — Вам прежде не отказывали? — догадался Саид. — Не говори… — Я сразу это понял. Сёстрам султана целуют руки и клянутся в вечной верности, а правды не говорят. — Да ты! Фатьма в гневе подняла дрожащий указательный палец. Она несколько секунд смотрела в спокойные голубые глаза мужчины, а после, издав нечленораздельный звук, выскочила вон из покоев. «Пусть накажет меня своим молчанием и безразличием. Боже, пожалуйста» — подумал он. Он не считал Фатьму-султан непривлекательной или навязчивой, наоборот — очень интересной женщиной. Но хранитель покоев не был готов пожертвовать жизнью ради мимолётного влечения и симпатии. Его годы максимализма прошли, остался лишь холодный разум. В борделе достаточно хорошеньких девушек за связь с которыми ему не отрубят голову. Пусть идти туда он при всём желании не хотел — сказывалась ипохондрия. Реакция Фатьмы-султан оказалась именно такой, на какую и рассчитывал бывший солдат. Женщина показушно хихикала в компании дам, не смотрела на Саида и мимо не проходила. Мужчину это против воли огорчало и обижало, но… это лучшее развитие событий для них обоих. Спустя несколько месяцев, не получившая извинений или внимания со стороны Саида, Фатьма собрала вещи и вернулась домой. Там её ждал муж.