1532
— Идут! — Арзу влетела в покои и принялась командовать служанками, которые спешно начали баррикадировать двери.
— Твари… — прошипела Линфэй, на глазах которой наворачивались слёзы страха и гнева, — глупые девицы, стадо. Я уничтожу их всех.
Вскоре стали раздаваться громкие крики, за ними последовали множественные стуки по двери. Арзу оглянулась на замершую в углу подругу и крепче сжала ятаган. Лале дрожала, вцепившись одной рукой в предплечье Айсу, а другой держала кинжал.
Спустя десять минут ставни поддались и сломались под диким напором разъярённых девиц. Первая же вошедшая девушка встретилась с размашистым ударом меча, который пересёк ей грудь. Айсу перехватила ту, которая попыталась приблизиться к султанше и воткнула кинжал в шею. Другие от ужаса попятились назад и побросали факелы.
Линфэй от злости кинулась вперёд и, схватив светловолосую красавицу, толкнула в сторону Арзу. Пейк выставила ятаган вперёд и наложница «удачно» налетела на него. По щеке пронзённой насквозь девушки скатилась слеза. Султанша заметила, как Фатьма развернулась и кинулась прочь. Сглотнув вязкую слюну, побежала следом и налетела на наложницу со спины, повалив на пол.
— Нет! — панически воскликнула подстрекательница бунта. — Не убивайте меня!
Линфэй перевернула девушку и сомкнула пальцы у той на шее. Лицо Фатьмы вскоре покраснело, ногти впились в нежную кожу госпожи. Султанша ослабила хватку, поднялась и, схватив девушку за волосы, кинула к ногам лучшей подруги.
Сюмбюль, прибежавший на крики, замер в начале коридора с открытым ртом. С ужасом евнух наблюдал за расправой над бунтовщиками. Арзу-хатун вытащила из сапога кинжал и, схватив Фатьму, развернула ту лицом к Линфэй. Наложница всё молила и молила о пощаде.
— Никакого милосердия, — проговорила Линфэй, нахмурив брови.
Арзу, держа ладонь на лбу наложницы, поднесла лезвие к горлу и быстро провела по нему. Фатьма открыла рот, подобно выброшенной на берег рыбе. Кровь полилась обильными потоками на грудь и стала пачкать пол. Арзу убрала руки, и тело Фатьмы упало вниз лицом. Несколько подёргиваний, и оно застыло.
Линфэй прикрыла лицо руками, плечи её задрожали. Столько крови ей в жизни видеть не приходилось. Гнев утих, и его место занял страх. Госпожа подняла глаза на евнуха, и, жалостливо скривив губы, скрылась в собственных покоях. Арзу положила оружие у тахты и принялась вытаскивать тела в коридор.
Звуки пропали, и Линфэй сидела громом поражённая. Почти ничего не чувствуя, девушка опустила глаза на ковёр и вытерла влажные дорожки со щёк. Прошло несколько часов — тела вынесли, следы боя отмыли, — а она так и не сменила положения. Шок её оказался настолько велик, что «вытолкнул дух из тела».
— Мама-мама-мамочка!
Осман налетел на неё ураганом, крепко обняв. Линфэй запоздало сделала это в ответ. Странным взглядом она смотрела на лучшую подругу, которая казалась спокойной. Айсу с Лале позаботились о младших детях, которые не совсем понимали произошедшего.
— Случилось что-то плохое? — тихо спросила младшая дочь.
— Хюма… — Линфэй распахнула объятия.
Хюмашах, заметив красные глаза матери, быстро подошла и попала в объятия. Линфэй вдруг совершенно внезапно — для себя в том числе — расплакалась. Рыдания сотрясали её тело, и при всём желании султанша не могла их остановить.
— Я так рада вас видеть. Вы не представляете.
Нижняя губа Османа задрожала, Туана же не стала сдерживаться — заплакала вслед за матерью.
— Я з-знал, — дрожащим голосом проговорил мальчик.
Посадив на колени Касыма, Линфэй потрепала остальных детей по головам.
Еле заснув, поутру Линфэй приняла помощь от служанок в принятии гигиенических процедур. Айсу заплела госпоже несколько свободных кос, от которых волосы казались гуще. Лале с нервной улыбкой подала платье приглушённо-алого цвета с золотой вышивкой птиц на груди и бёдрах. Поправив длинные свободные рукава из плотной ткани, Линфэй подняла руки. Арзу закрепила тёмный желтоватый металлический корсет-броню, который был достаточно лёгок для ношения и служил в основном символом. Лёгкая роспись украшала его. Айсу застегнула на шее амулет с плоским изображением льва.
Победителем султанша прошла по гарему.
— Кровавая, — послышался тихий шёпот.
Линфэй посмотрела на девушек, и те мигом притихли, опустив головы ещё ниже. Прежде чем она вошла в комнату Валиде-султан, там состоялся разговор.
— Беспрецедентно! Она расскажет Сулейману, я же буду отрицать, и сын не поверит ей.
— У вас есть новый план? — спросила Мелек-калфа, её пустые и безразличные глаза смотрели прямо на Хафсу.
— Нет, я слишком рассчитывала на этот. Кто же знал, что Линфэй устроит бойню?
— Она крепко вцепилась зубами в собственную жизнь и не позволит просто так вырвать.
— Меня больше тревожит Осман и то, что он скажет повелителю, — Хафса взволнованно прошлась от одного края комнаты к другому.
— Не переживайте, госпожа. Он лишь дитя, — сказала Дайе.
— Он шехзаде, — покачала головой Мелек-калфа, — у его слова слишком большой вес. И, всё-таки, Дайе-хатун права, давите на его возраст в случае чего.
— Понимаю. Мелек, продолжай следить. Узнай,
что она предпримет,
что скажет повелителю,
как она это скажет… Ясно?
— Да.
В коридоре Линфэй как раз столкнулась с калфой и вопросительно приподняла бровь. Поинтересовалась о причине посещения Хафсы, на что Мелек нашла логичное объяснение — Валиде желала узнать чуть более о случившемся прошлым вечером.
Линфэй вошла в покои матери падишаха и уверенно приблизилась вплотную. Не приветствуя, не кланяясь.
— Какая оплошность с вашей стороны. Неудача расстроила?
— Что ты такое говоришь? Неужели решила обвинить меня в случившемся?
— Решила? Да, — Линфэй кивнула и расплылась в широкой улыбке, обнажившей зубы, — Осман помог мне в этом увериться. Не сомневайтесь, он и повелителя убедит.
— Не смей использовать ребёнка в своих грязных интригах!
— Грязные интриги это про вас, а не меня. Что будете делать, когда вся столица узнает о вашем вероломстве?
— Никто не узнает, потому что я ничего не делала.
— Я сказала «когда», а не «если». Это случится.
— Смеешь угрожать мне? Мне?
— Это не угроза, а факт. Подобное оскорбление я не забуду и не прощу. Думаете, Сулейман вернётся и с барского плеча дарует прощение? Оу, нет. Этого не будет.
— Замолчи, бесстыжая!
— Вам стоило дружить со мной. Клянусь, я бы стала самой верной вашей сторонницей. Жаль вы оттолкнули мою руку, протянутую в знак союза.
— Не мни себя львицей или воином, — Хафса обвела взглядом облик невестки, — это лишь иллюзия. На самом деле ты слабая и хрупкая птичка.
— А-ха-ха, это птичка в клетке, которую держит лев.
Линфэй в последний раз самодовольно улыбнулась и ушла. В покоях султана её уже ждал временно управляющий столицей Ахмед-паша. Мужчина, который верно служил её интересам уже долгое время. Накинув платок на голову, она зашла и поприветствовала визиря.
— Есть дело. Ты слышал о произошедшем в гареме?
— Мельком. Мы постарались пресечь слухи.
— Не стоило. Я хочу, что бы вся столица знала — Валиде-султан совершила на меня покушение.
Ахмед кивнул. Он выполнил просьбу. Чего Линфэй не знала, так это слухов, которые неосознанно пустили евнухи. По их словам в услужении Линфэй состояли девы-воины, которые устроили резню за свою госпожу.
Падишаху письмо о произошедшем событии передал лично Саид-паша — брат султанши. Гневу мужчины не находилось предела, и в столицу он вернулся с намереньем немедленно найти виновного. Слухи достигли ушей султана в мгновение ока, и входил он в Топкапы с подозрением — собственная мать желала убить его супругу.
— Это сделала она, — заявил Осман, когда Бали-бей начал расследование.
Случилось это сразу после долгожданной встречи падишаха с семьёй.
— Что? — не ожидавший увидеть сына вновь и так скоро, переспросил Сулейман.
— Валиде-султан пыталась убить маму. Когда я понял, что происходит нечистое, то попытался её найти. Мне не позволили выйти из покоев бабушки, связали. Мама плакала, когда нам с братом и сёстрами позволили вернуться.
— Я понял, — султан резко отвернулся и напряжённо замер.
— Никто не может поступать так с моей мамой и женой повелителя мира. Никто.
Осман удалился прежде, чем падишах попросил оставить его одного.
Сулейман тяжело выдохнул и присел на край кровати, положив голову на сложенные лодочкой ладони. Голову его — подобно стае разъярённых птиц — разрывали совсем мрачные мысли. Одна его часть даже думать не хотела о причинах такого поступка со стороны матери, а вторая сразу догадалась.
— Ты всё правильно сделал, — сказала Линфэй вернувшемуся сыну.
— Знаю, пора этой старухе ответить за нанесённый по нам удар.
Вечером того же дня, повелитель позвал к себе Валиде-султан. Та гордо прошествовала к покоям сына и приготовилась сказать столько лжи, сколько потребует ситуация. Сулейман выглядел донельзя рассерженным, но Хафса — его мать…
— То, что вы сделали непростительно!
— …Ты поверил?
— Как тут не поверить… Всё государство об этом говорит. Этот проступок — позор и клеймо на чести династии! Откуда столько злобы, Валиде?
— Меня оклеветали. Линфэй подстроила ловушку, в которую я неосторожно угодила. Как ты этого не видишь? С момента, когда ты, нарушив все традиции, женился на этой женщине…
— Вы возненавидели её? С того момента. Да?
— Нет! Она получила власть и ослепла от неё.
— Я вижу, кто слеп, а кто зряч. Вы больше не будете управлять гаремом, Валиде. Это обязанность временно переходит к Гюльфем-хатун.
— Что?! — Хафса сделала решительный шаг вперёд. — Вот так ты поступаешь со своей матерью? Сначала не спросил благословения на брак, а теперь… Не верю своим ушам. Решил меня на весь гарем опозорить?
— Гарем, с которым вы справиться не в состоянии. Если покушение на Линфэй произошло без вашего ведома, тогда… уважение девушек вы давно потеряли и власть над ними тоже.
Линфэй узнала эту новость одной из первых. Губы её растянулись в широкой улыбке, а после она посмеялась.
— Мой гнев почти утих… Почти.
— Теперь в гареме безопаснее, — проговорила Арзу, заходя за ширму и скидывая тренировочную форму.
— Не думаю. Гюльфем марионетка Хатидже, а та в свою очередь очень любит матушку Хафсу.
— И что мы сделаем?
— Убьём Валиде-султан…
Арзу застегнула последние пуговицы на платье и вышла. Её удивлённое лицо стало вопросом для Линфэй. Та лишь благостно кивнула.
— И в этом нам поможет Мелек-калфа, — с хитрой улыбкой закончила султанша.
Собираясь на ночь к падишаху, Линфэй накинула свободное белое платье с множеством сборок на рукавах. Пройдя по Золотому Пути, супруга падишаха столкнулась с Великим визирем, который остановился и глубоко поклонился.
— Ибрагим-паша, рада увидеться. Я ещё не успела толком поговорить с Мустафой. Как он проявил себя в походе?
— Словно лев, как и подобает главному наследнику.
— Прекрасно. Слышала, Искендера-челеби казнили. Это был великий покровитель дервишей, человек веры. Видимо, даже она не спасает от греха.
— Он допустил серьёзную ошибку и ответил за неё.
— Я кое-что слышала об этом случае… Впрочем, не важно. Отправляйтесь домой, паша. Хатидже наверняка вся извелась.
«Вот и был совершён тобой первый шаг к пропасти, Ибрагим» — подумала Линфэй, оглянувшись вслед мужчине.
Сулейман стоял на балконе и повернул голову, когда раздались тихие шаги возлюбленной. Та с приветливой и тёплой улыбкой подошла и обняла со спины.
— Не тревожься о делах в гареме, любовь моя. Между нами с Валиде-султан существует некоторое недопонимание, это правда. Я собираюсь поговорить с ней наедине и… донести — моё служение вам и династии вечно и сомнениями не подлежит. Уверена, скоро всё образуется.
— Посмотрим… Фатьма на пути к столице.
— …Что?
— Мустафа-паша отошёл в мир иной, и сестра стала вдовой.
— Какое несчастье. Не переживай, я позабочусь о госпоже. Дружеское крепкое плечо поможет оправиться от потери. Фатьма-султан ещё достаточно молода, чтобы снова выйти замуж и обзавестись детьми.
— Рассчитываю на тебя.
— Всё будет прекрасно.
— Знаешь, — Сулейман усмехнулся, — Карл назвал тебя единственной жемчужиной Османской империи. В его дворце висит твой портрет. За авторством Луки…
— Вот почему он сбежал, — Линфэй сделала вид, будто недовольна услышанным, — негодяй. Но не думай об этом. Пусть у врагов будет сотня моих изображений, сама я тут — в твоих руках. И ничто этого не изменит.
Линфэй легко поцеловала супруга.
И она не соврала о намерении поговорить с Хафсой. Следующим днём посетила женщину. Беседа состоялась на балконе, где кроме них двоих не было ни души.
— Я предлагаю мир. Протяните руку в ответ, и мы станем друзьями, союзниками, — Линфэй замерла с вытянутой для рукопожатия рукой.
Ложь. Никакой союз супруге падишаха не нужен от предательской твари.
— Ни за что. Как ты посмела явиться сюда после… оклеветала меня на всю страну и делаешь вид, что не при чём. Бесстыжая.
— Нам нечего делить, — продолжила говорить Линфэй, — я люблю повелителя и до сих пор уважаю вас. Просто…
— Убирайся с глаз моих. И…
— Второй раз я предлагать не буду!
Линфэй вылетела из покоев Валиде и приказала немедленно позвать Мелек-калфу. Время пришло…
***
— Я узнала такое… — женщина склонилась перед Хафсой.
— Не томи, Мелек.
— Линфэй-султан вздумала отравить вас. Она пригласит вас на небольшой ужин в ташлыке, где и совершит всё на глазах десятков наложниц.
— Безумная! — Валиде-султан вскочила со своего места. — Я немедленно иду к сыну, а ты будешь свидетелем слов Линфэй.
— Есть идея лучше, госпожа, — Мелек подняла спокойные глаза на мать падишаха, — можем обыграть дурочку в её же интриге.
— Я слушаю.
— Она хочет подмешать яд в ваш напиток. Возьмите стакан и предложите Линфэй поменяться. Она не сможет отказать и отдаст свой. Заставьте её выпить.
— Линфэй этого не сделает.
— И это докажет вину султанши. Разоблачите её при всех.
— Прекрасный план. Повелитель не закроет на этот проступок глаза.
Дайе-хатун согласно кивнула и довольно улыбнулась. Старые подруги переглянулись и кивнули друг другу. Мелек низко опустила голову.
***
Линфэй поправила рукава ало-оранжевого платья, в котором когда-то позировала для художника Луки и с миролюбивой улыбкой поприветствовала Валиде-султан. Та натянуто улыбнулась в ответ и присела рядом. Наложницы расположились в отдалении, удивлённо взирая на парочку, которую вместе не ожидали никогда больше увидеть.
— Вы приняли приглашение. Это честь для меня.
— Не сомневаюсь.
Мирно они принялись за ужин. Стол ломился от вкусового разнообразия: гороховый суп с курицей, запечённый кролик в кисло-сладком соусе, лимонные пирожные со сливками, рис с тушёными овощами, пахлава с миндалём и сырные лодочки из теста.
Появилась Хюррем-султан, но взмахом руки была отослана в другой конец комнаты, где и нашла пристанище среди простых девушек. Болезненно скривившись, она сжала губы. К ней вскоре присоединилась Гюльфем-хатун.
— Я так старалась, — покачала головой Линфэй, — правда. Лебезила годами, лишь бы снискать вашего одобрения. Заботилась о Хатидже, хотя желала стукнуть её хорошенько по тупой голове. Но вы не оценили моей благодетели. Жаль.
— Негодница, — прошипела Валиде-султан, — смеешь говорить мне это прямо в лицо? Ну что ж, я послушаю. Продолжай.
— Я никогда вас не любила. Презирала, ненавидела, пренебрегала, но не любила и не уважала. Признаю, планировала женить на себе повелителя.
Линфэй откинула прядь волос, в которую служанки вплели нить жемчуга. На лице Хафсы тем временем одну эмоцию сменяла другая. В конечном итоге всё закончилась гневом.
— И да, Мустафа на трон не сядет. Династию продолжит мой сын и никак иначе. Вы, кстати, были правы — зла я много совершила. Только о нём вы не узнаете.
— А как хотелось…
Мелек-калфа забрала у служанки поднос и поставила напитки перед врагами. Линфэй тут же схватила чашку с салепом и поставила перед собой. Валиде-султан осторожно взяла бокал с щербетом. В момент, когда супруга падишаха поднесла чашку к губам, Хафса сказала:
— Постой. Мне нужна хоть какая-то мотивация продолжать диалог. Щербет уже приелся. Меняемся.
— …Я попрошу принести…
— Не стоит. Давай сюда. В чём дело?
— Ни в чём, — улыбка Линфэй треснула, и она протянула свой бокал Хафсе, а та отдала щербет.
— Как сладко, — проговорила с улыбкой Валиде-султан, делая большой глоток, — не будешь пить? Давай же…
— Отчего вы так решили? — Линфэй поднесла бокал и после лёгкого покашливания со стороны женщины, сделала глоток.
— Сумасшедшая? — глаза Хафсы расширились от потрясения.
— Просто ради интереса: вы считали меня дурой, идиоткой? Нет, вы мнили себя сильнее и влиятельнее. Да? Оттого и проиграли.
— О чём ты? — Хафса громко кашлянула.
— С какой стати мне прогонять Мелек-калфу? Потому что я истеричка, которая не умеет признавать ошибки? А вы мать падишаха и все слуги обязаны служить вам верой и правдой. Вот ведь самоуверенность.
— Ты, — Валиде-султан прохрипела и схватилась за горло.
— Мне жаль, — прозвучало совершенно не искренне от Линфэй, — но в этом дворце никогда не было места для нас обеих.
Хафса покраснела, словно её пробила лихорадка. Она поднялась, еле расстегнула ворот платья, обнажая опухшее горло. Линфэй в последний раз победно улыбнулась, и вмиг её прекрасные голубые глаза расширились от ужаса. Она вскочила и закричала:
— Лекаря! Госпоже плохо!
Глаза у Хафсы закатились, и она упала прямо на столик с ужином. Раздался громкий звон посуды и Линфэй склонилась над женщиной, нежно провела ладонью по щеке.
— Валиде-е-е, — панически закричала законная жена султана.
Эмине-хатун вбежала в момент, когда глаза на синем лице Хафсы застыли. Крохотная слеза женщины упала на ковёр. Линфэй ходила туда-сюда, не находя себе места. Гарем всполошился. Отовсюду стали слышаться крики наложниц, осознавших произошедшее.
Выдавив из себя лживые слёзы, Линфэй бросилась в объятия прибежавшего падишаха. Тот замер, смотря на тело мёртвой матери. Он отодвинул супругу и бросился к Хафсе, упав на колени. Покачиваясь, он прижал Валиде-султан к себе. Всех девушек вывели прочь, и Линфэй услышала тихие всхлипывания со стороны мужчины.
Боясь представить насколько ему больно, госпожа отошла и опустила голову, имитируя дрожащие плечи. Шокированная произошедшим Хюррем стояла поодаль и наблюдала. Гюльфем поднесла руки ко рту и расплакалась.
— Кто?! Говори! — Сулейман схватил за груди прибежавшего евнуха.
— Я… ничего не знаю, — проблеял Сюмбюль-ага.
— Меня хотели убить, — испуганно проговорила Линфэй, и все глаза устремились на неё.
— Что ты…?
— Я лично просила служанку принести мне салеп. Но Валиде-султан передумала пить щербет и попросила мою чашку… Я отдала, ведь… что в этом такого? Аллах… нет, — Линфэй закрыла лицо руками и зарыдала.
— Бали-бея ко мне!
Все собрались в комнате ныне покойной Валиде-султан. Когда пришла Хатидже, то Линфэй подлетела к ней и крепко обняла. Бесплодной девушке сообщили детали произошедшего, и та стала кидать полные подозрения взгляды на Хюррем и Махидевран.
Началось расследование. Служанку, которая принесла поднос, не нашли. Дайе-хатун обнаружилась повешенной в прачечной. Линфэй позаботилась, чтобы не осталось никого, кто мог бы рассказать о её преступлении.
Допрос обелил Линфэй. Ведь наивная Гюльфем-хатун видела миролюбивые улыбки Линфэй, посланные для Валиде-султан, видела она и поднос, и обмен стаканами. Ни у кого в гареме не осталось сомнений — убить хотели супругу падишаха.
К похоронам приехала Фатьма-султан, радостное настроение которой смела смерть матери. Сулейман вместе с Великим визирем, Матракчи Насухом-эфенди и Саидом выносили гроб.
«Как и обещала: одно неверное действие, и я тебя убила» — подумала Линфэй.
Спустя неделю Сулейман смог прийти к тому состоянию, чтобы распорядиться и назначить новую управляющую гаремом.
— Мне не на кого больше положиться, — произнёс тихо мужчина, — потому, я дарую эту власть тебе.
— Я не подведу, — сдержанно ответила Линфэй.
Госпожа несколько минут молчала, а после «случайно» уронила со стола чернила.
— Ащ, прости. Что-то я совсем рассеянная.
— Всё в порядке. Слуги приберутся.
— Я просто… поверить не могу. Валиде-султан согласилась отужинать со мной, беседа текла мирно и я уже… думала вот она — возможность стать семьёй. И её вероломно вырвали у меня из рук.
Линфэй резко отвернулась, когда Сулейман оглянулся через плечо.
— Пойду… что-то мне совсем поплохело.
Султанша коротко поклонилась и вышла из покоев падишаха.
В собственной комнате Линфэй уже ждала посетительница. Она еле улыбалась, сидя на тахте.
— Мелек, — Линфэй подошла и женщины обнялись, — ты была идеальна.
— Спасибо, моя холодность играет на руку. Валиде-султан доверилась, хоть и не сразу.
— Да и роль пришлось исполнять несколько лет.
— Стало просто, когда мы «помирились».
— Я буду благодарна тебе до конца своих дней. Награда ждёт.
Сулейман отдалился от дел гарема, что позволило Линфэй в кратчайшие сроки назначить на все важные посты своих людей. Мелек-калфа заняла место хазнедар. Из Старого дворца вернулась Чичек-хатун, став ункяр-калфой. У Сюмбюля-аги не осталось выбора, и тот покорно подчинился новой властительнице гарема.
Виновных не нашли, но в воздухе витало подозрение. Косые взгляды то и дело падали на Хюррем с Махидевран.
А через пятьдесят дней Линфэй организовала ремонт в покоях Валиде-султан.
