***
— Надолго в столице? — спросила Фатьма, идя по тропинке в саду. — Планирую задержаться на пару месяцев, — ответил Саид, следуя по правую руку, — в гареме неспокойно. Вот и больная наложница объявилась. Нужно дождаться результатов от городских лекарей, проясняющих ситуацию. — Уже объявили карантин. Девушек, которые близко контактировали с Норой, изолировали в одной из комнат второго этажа фавориток. Но тут не о них переживать стоит, а о Мустафе. — Он под постоянным наблюдением знающих людей, о его состоянии докладывается лично Линфэй каждые полчаса. Если что-то случится, мы сразу узнаем. — В этом месте всегда дышалось тяжело, — Фатьма грустно улыбнулась, — кто-то умирал при правлении моего отца, и сейчас трупы выносят… А ведь брат справедлив, не жесток. И всё же смерть не оставила Топкапы. — Ежедневно тут идёт борьба за власть и влияние. Не только у Линфэй пытаются забрать её место, но и фаворитки шехзаде между собой не ладят. Да и не могут они. — Валиде-султан верила, что все могут жить в мире. В её понимании наложницы были способны смириться со своим положением и неверностью повелителя… Глупая мысль. Кто согласится делить своего мужчину с другими? Твоя сестра не смогла, но ей и не приходится. За последние годы у падишаха одна Хюррем побывала раз, да и теперь… дорога ей закрыта. — Печальный финал её надежд и чаяний. Повелитель ещё не говорил с вами о замужестве? Не сегодня так завтра… это непременно случится. — Не говорил, и слава Аллаху, — Фатьма повела плечами, — кто знает, повезёт ли мне так же, как Хатидже. Хотя её жизнь я раем назвать не могу. — Ей пришлось много пережить: смерть ребёнка и матери, выкидыш, уверенность в потере мужа. Не каждая зрелая женщина выдержит столько испытаний, а госпожа ещё совсем молода. — Это мука — переживать за жизнь мужа, но… — Фатьма остановилась, повернулась и осторожно положила руки на плечи мужчины, — вдали ей стало бы только хуже. Да и лучше испытать великую любовь, но отдать за неё плату, чем прожить в тоске, не испытав притяжения и страсти, которые сильнее воли и доводов разума. — Вы получите то, чего желаете, — внезапно для Фатьмы произнёс паша, хитро улыбнувшись. Он оглянулся по сторонам и, подхватив женщину под талию, увёл в заросли. Они исчезли с тропинки, на которой их могли увидеть другие. К счастью для них в сад позволялось выходить членам династии, а остальным лишь с разрешения. Вероятность их застать и без того была мала, а уж когда они спрятались за высокими кустами и деревьями… Саид опасно близко наклонился к султанше, Фатьма удивлённо замерла и даже дыхание её замедлилось. Мужчина усмехнулся, и губы его замерли в жалком сантиметре от её губ. Несколько долгих и мучительных мгновений ничего не происходило. Вместе с ними замер и ветер, перестав трепать кроны деревьев. Затихли птицы, а бабочки слились с бутонами. И всё же Саид поддался вперёд. Обратил прахом собственные давние намеренья держаться поодаль от госпожи радости и праздника. Совершил опасную глупость, стоящую жизни. Отдался искушению и поцеловал женщину, о которой часто думал. Они расстались, почти ничего не сказав друг другу. Потрясённые. В покоях Саид устало прилёг, а после получил письмо из санджака Румелии, бейлербеем которого являлся зять султана — Лютфи-паша. Саид сорвал личную печать госпожи и развернул письмо. В нём Шах, как и прежде, излагала некоторые мысли и свои идеи относительно благоустройства страны и столицы в частности. Женщина любила делиться размышлениями и все они, как правило, относились к благополучию простых людей. Саид напряжённо уткнулся лицом в ладони и несколько минут сидел, раздумывая. Ошибкой было поддерживать личную переписку с Шах-султан, которая имела супруга. Он несколько раз старался свести всё на нет… Однажды Шах показалась ему прекрасной, загадочной, очаровательной. При личной встрече — когда он приезжал в Румелию по одному делу — выяснилось, что девушка отнюдь не являлась ни очаровательной, ни загадочной. Внешне оставаясь изумительно идеальной, внутри она оказалась тёмной, грязной и гнилой. Рабы не любят, когда их называют рабами и в грубой форме указывают на место. Шах его не оскорбляла, совсем нет… Не его. Он написал ответ и передал гонцу.***
— Я видела кое-что, — произнесла Арзу, вернувшись с пятничной тренировки, — ты ведь знаешь — Хюсейн-ага обучил меня, но по пятницам мы всё ещё занимаемся, чтобы я не растеряла навыки. — Что-то… важное? — Интимное. — Ага, — Линфэй напряглась, не предполагая услышать благую весть. — Ваш брат, Саид-паша, целовал женщину… Фатьму-султан. — …Я ослышалась? — Нет. Я услышала их, подошла и увидела. В ту часть Инжирового сада не ходят, но я этой дорогой всегда от Хюсейна-аги возвращаюсь. — Сколько ещё этот дворец увидит влюблённых идиотов… — Ты злишься? Но сама… — Я злюсь не потому что он влюбился, а потому что попался. Уличила ты их, сделает и кто-то другой. Это вопрос времени, когда их неосторожность сыграет злую шутку. — Что будем делать? — Поможем. Я всё решу. Линфэй собрала служанок и отправилась в хаммам, где ей начали немедленно готовить ванную с гранатовым маслом. Айсу-хатун нанесла на волосы доведённую до совершенства краску, рецепт которой хранился в одной из шкатулок султанши. Отлежавшись, Линфэй поднесла руку к лицу — терпкий запах фрукта впитался в кожу. Закончив, Линфэй довольно посмотрела на обновлённый цвет волос и вышла в комнату, где Лале-хатун уже подготовила платье. Из алого шёлка, с пышной европейской юбкой и сомнительным вырезом на груди. Корсет у зоны декольте расходился, словно кто-то расстегнул несуществующие пуговицы или поработал ножницами. Мелек-калфа подала деревянный веер с кружевом. Арзу завила волосы горячими щипцами, собрала на затылке и закрепила шпильками. Падишах задержался на совете Дивана и потому припозднился. Линфэй успела «заказать» у Шекера-аги ужин из: горохового супа, картошки, тушёной с перцем и фасолью в томатном соусе, котлет из красной чечевицы и булгура, сладких творожных лепёшек и напитков. Двери чуть отворились, и Линфэй поспешила расправить веер, прикрывая лицо. Сулейман тепло улыбнулся и прошёл. Приблизился к тахте и скинул кафтан, оставаясь в рубахе и штанах. Султанша тихо посмеялась и медленно замахала веером, не показывая нижней половины лица. — Мухибби… — И я рад встретиться вновь, — Сулейман поддержал игру, — милая Дерьядиль. — Сын Афродиты — Амур — оказался жесток и поразил моё страждущее сердце стрелой любви к вам. Оно открыто, — госпожа провела пальцами по декольте и коснулась груди, — и беззащитно. Отнеситесь к нему со всей осторожностью. Не разбейте столь хрупкую вещь. Покои наполнил негромкий и чувственный голос Линфэй, запевший. Эта оказалась грустная и романтичная серенада, под которую не грех заплакать. Она имитировала мелодию в перерывах между строчками. Надеялась затронуть то, что Сулейман называл сердцем. С любовью и восхищением он смотрел на госпожу, которая принесла гарему и его дому достаточно много зла. И которая не намеревалась останавливаться на достигнутом. Убившая Валиде-султан, погубившая Викторию и несправедливо обвинившая в этом Хюррем-султан. Поспособствовавшая жестокой резне во время бунта, изменившая с визирем. Уничтожившая Махидевран и рискнувшая жизнью падишаха. Отринувшая протянутую руку Гюльбахар. Предательница? Разве можно назвать предателем того, кто изначально находился лишь на своей стороне, хранил верность себе одному? Кто врал «союзникам» от начала и до конца? Вряд ли. Она не предавала Хафсу, та сделала это первой. Не предавала и Сулеймана, тот не хранил верность. Хюррем ей подругой не приходилась. А Хатидже… всё между ними было ложью. Красивая и беспощадная Хасеки Линфэй-султан. Словно опьянённый, Сулейман попал под её чары в очередной раз и покорно попал в крепкие объятия. Он любил свою госпожу противоречий: сладкую подобно мёду, горькую как дёготь, пылающую аки солнце, но… светило это под толщей льда и воды. Она умела быть семейной и наслаждалась минутами, проведёнными с ним и детьми. Могла наказывать безразличием и холодом, молчать. Иногда обращалась бурей, иногда райской нежной гурией. Чтящая традиции, но готовая их нарушить. Она разная и оттого каждый раз новая. И это одна из причин, отчего он забыть её не мог ни при каких обстоятельствах. Даже не роди она детей… он бы не отпустил её, не сослал. Держал рядом до последнего вздоха. И смотрел в глаза на последних минутах жизни. Ему когда-то приснился сон. Вместе они скакали по бескрайнему полю, жара выбивала дух из тела. Линфэй сносила испытание гордо и продолжала преследовать цель. Какую? Он так и не понял. Сулейман выдохся, грудь его сдавило, дикая слабость овладела телом и сознанием. Падишах протянул руку, она протянула свою в ответ, но не остановилась. В конечном итоге он отстал и… почувствовал горечь, радость, облегчение. Это была боль, но порождало его два чувства: любовь и… он так и не понял. — Будущее Фатьмы-султан туманно, — проговорила Линфэй, чуть отстраняясь, — её супруг отошёл в мир иной, прошло достаточно времени… Не пора бы подыскать партию? — Хм, может быть, — задумчиво ответил султан. — Хотя мне и о брате думать нужно. Ему и самому пора познать моё счастье. Образован, молод, красив и вежлив… Нужно подобрать достойную жену. Кого только? — Ты права. Семья и дети — дар Аллаха, который можно пожелать каждому. — На горизонте два одиноких сердца, забавно. Будет сложно в кратчайшие сроки подыскать обоим пару, но с другой стороны одно торжество устроить легче и дешевле. — Я что-нибудь придумаю. И он придумал. Решение появилось спустя пару дней, и для его оглашения повелитель пригласил на завтрак к себе сестру. Та обрадовалась оказанной чести и явилась при полном параде — в прекрасном сиреневом платье. — Столько времени прошло… Ты не скучаешь по семейной жизни? — …Может быть. — Понимаю, с покойным мужем вы не обзавелись детьми. Не знаю насколько вы друг друга любили, но… Время скорби прошло, не так ли? — Прошло, — согласилась она, — но к чему всё это? — Я посчитал разумным выдать тебя замуж вновь. Кандидатура достойная, да и наследие хорошее — дети будут. Фатьма напряглась и застыла с опущенными в пол глазами. Недовольство наполнило её тело, сменившись горечью. Как и прежде, её не спросили о замужестве. Никаких переговоров, как в случае с шехзаде Мустафой и Айбиге-хатун. Лишь факт — выходишь замуж. Если придётся, она вновь пойдёт на… убийство. — Кто он? — Фатьма через силу улыбнулась. — Верный династии брат моей луноликой госпожи — Саид-паша. Фатьма против воли выдохнула, расслабившись. Удивлённо посмотрела на брата, который выглядел донельзя довольным данным решением. Ему и невдомёк — сестра не против, и не потому что повелитель мира и падишах подобрал достойную партию. За пределами покоев, расплакавшуюся от облегчения женщину встретила самодовольно улыбающаяся Линфэй-султан. Она кивнула и повела невесту за собой в сад. Прошли мимо роз, преодолели искусственный пруд и оказались в самых дебрях Инжирового сада. Линфэй указала пальчиком на густое скопление деревьев и кустарников. — Там вас увидели вместе, — произнесла султанша. — Ч-что? — испуганно переспросила Фатьма. — Нужно было просто рассказать мне, а не жаться по углам. Саида могли казнить, понимаешь? Если бы только мимо проходила Гюльнихаль-хатун, верно следующая тенью за Хюррем-султан… пришёл бы печальный конец этой истории любви. И моему брату отрубили бы голову. Саид не заслужил такой бесчестной смерти, словно какой-то предатель. К счастью, вас застала моя служанка и всё рассказала. — Ты поговорила с повелителем, да? — Верно, я натолкнула его на мысль, а решение принял уже он сам. Раз уж вас так тянет к друг другу, что из головы вылетели мысли о безопасности и осторожности… что ж, будьте вместе. Врать и утаивать не стану, ваш брак мне более чем выгоден. Благодаря нему, мне более ждать не придётся. — Ждать чего? — Возможности оставить брата в столице. Пришла пора подняться на следующую ступень, верно? — Я догадалась о чём речь… Придётся мне остаться здесь или нет, какая разница? С таким женихом я бы и в Диметоку отправилась. — Правда? — Линфэй тепло улыбнулась. — Рада, что у Саида появилась сильная любящая женщина за спиной. Всегда боялась, что он найдёт себе необразованную дурочку. Теперь можно об этом не переживать. До встречи, Фатьма-султан. Посети портного, пусть снимет мерки и начнёт шить свадебное платье. — Не желаешь сходить со мной? — вдруг предложила госпожа. — Отчего нет? Может, дам дельный совет. Вечером Линфэй побеседовала и с братом, который вины признавать не хотел, но всё-таки сделал это. От всей души поблагодарив сестру за оказанную услугу, он расслабился. По крайней мере об отрубленной палачами голове думать больше не приходилось.***
— Ведьма она, говорю! Но как талантлива, су-су-су, — евнух издал странный смех, докладывая новости управляющей гаремом. — Подробности, Сюмбюль-ага. Желаю их услышать. — У Мустафы-паши — визиря совета — страшно обострилась подагра, после яда от Аден-хатун. Подосланная служанка тоже постаралась на славу. — Аден-хатун? — султанша обратилась к наложнице. — Его травили несколько недель, так что… процесс необратим. Лучшие лекари столицы и самого падишаха сделать ничего не смогут, — девушка чуть улыбнулась, отвечая. — Не зря я тебя простила, — Линфэй благосклонно улыбнулась, — подойди и присядь, поговорим. Сюмбюль, иди следи за наложницами. И сообщи о новости относительно Норы-хатун, успокой всех. — А что решили относительно причины её смерти? — спросила Аден, когда евнух вышел. — Произошёл разрыв прямой кишки, да и в целом брюшная полость превратилась в месиво. Яд обнаружить не получилось, решили — наследственный недуг. Другого объяснения найти не смогли. Линфэй покачала головой, задумчиво сосредоточив взгляд на тлеющих углях в камине. На её плечи легла организация свадьбы, а нужно было думать об Ибрагиме-паше и… проверить Нигяр-хатун. Султанша совсем забыла об этой парочке, но пришла пора вспомнить. — …Вы хотели о чём-то поговорить? — Да, точно, — Линфэй отвлеклась и посмотрела на фаворитку, — ты отошла от наказания, верно? Выглядишь прелестнее прежнего. Поняла, почему я не спустила с рук проступок? — Правила есть правила? — Нет. Наказание — это урок. За каждое действие придётся нести ответственность. И этого не избежать. Мустафе признаваться ни в чём не смей, иначе вылетишь из гарема. Он так добр не будет, зла не потерпит. Его наказание суровее окажется моего. И это непреложная истина — причиняя вред, будь готова получить его в ответ. Продумывай всё досконально и не попадайся. Нет прямых доказательств — нет вины. — Я поняла, госпожа. — Не хотела делать тебе больно, — Линфэй приподняла лицо девушки за подбородок, — мой милый ангелок из Эдема. Неподражаемая, великолепная и находчивая Аден-хатун. Оставайся умной и смелой, не забрасывай травы… И будь рядом с шехзаде. Как Хафса Валиде-султан любила своих дочерей, так и я люблю Мустафу. А теперь возвращайся к себе. Аден-хатун поклонилась и поцеловала подол платья госпожи, а после с лёгкой улыбкой удалилась. Разбиравшаяся с документами на свежем воздухе — на балконе — Мелек-калфа похлопала в ладоши, показываясь на глаза. — Бра-а-а-во… Это было искреннее наставление? — Нет, конечно. Эта девица опасна, отправила на тот свет сначала Нору-хатун, а теперь и Мустафу-пашу. Её обида мне ни к чему. Пусть верит, что я её самый близкий союзник. Скоро шехзаде уедет в санджак… Аден обязана оставить нам пару рецептов. Отказать не сможет, даже если всей душой захочет.***
Мустафа-паша отошёл в мир иной за три недели до свадьбы Саида и Фатьмы. На торжество прибыли остальные члены династии — сёстры повелителя, султанзаде. Каштановые волосы невесты завили горячими щипцами и волнами уложила на спину и грудь. Портной подготовил алое платье с золотой вышивкой, которое принесли служанки. Саид облачился в подходящий по стилю белый кафтан. Издалека он увидел холодные глаза Шах-султан, которая смотрела за происходящим то ли без интереса, то ли с раздражением. Саид наклонился к уху женщины и прошептал несколько слов, та удивлённо приподняла брови и глянула на сестру. Наместник Анатолии всё говорил и говорил, пока Фатьма ухмылялась. Молодожёны обменялись понятливыми взглядами и приступили к пиру. Через несколько дней состоялось заседание совета Дивана. На него получил приглашение Саид-паша, а так же шехзаде Мустафа. Повелитель объявил о новом назначении. — Как всем вам здесь известно, Мустафа-паша оставил после себя место в совете, которое не должно долго пустовать. Я принял решение назначить на должность визиря Саида-пашу. — Благодарю за оказанную честь, повелитель. Я не подведу ни вас, ни государство. Буду нести службу достойно, как и прежде. Саид поцеловал тыльную сторону ладони падишаха, а слуги тем временем принесли кафтан. Ибрагим смотрел на султана так, словно тот сделал что-то из ряда вон выходящее. Не веря своим ушам, он смотрел на мужчину, которому удалось проникнуть в самое сердце империи. Ибрагим ещё не знал, но… Ахмед-паша, Аяс-паша, Саид-паша — все они были сторонниками Линфэй. Она выполнила задуманное, заполнила совет своими людьми. Узнавшая обо всём Фатьма поздравила мужа и сообщила – с Линфэй-султан они подобрали близкорасположенный дворец Енибахче в качестве нового дома. Спустя несколько недель Ибрагим-паша совершил очередной шаг к пропасти — установил трон для встречи с австрийскими послами. С подачи Саида протокол переговоров немедленно попал к султану и тот разгневался той дерзостью Ибрагима, который посмел поставить себя на одну ступень с Сулейманом. Словно щенка, визиря ткнули мордой в то, что он за собой оставил. Одним днём между братом и сестрой состоялся диалог. — Зачем? — недоумённо спросил Саид, услышав просьбу. — Мелек-хатун — моя хазнедар — натренируется, а после начнёт вести дневник от лица Ибрагима-паши. Ещё много лет он будет лежать без дела, пополняясь записями время от времени. И однажды придёт его время, но Великий визирь этого уже не увидит. — Не до конца понимаю твоего плана, но постараюсь добыть черновики. Уж их пропажу такой важный человек вряд ли заметит. Позже пришло время и шехзаде Мустафу назначили санджак-беем Сарухана, куда надлежало отбыть в ближайшие несколько месяцев. Счастливая данной вестью Махидевран поспешила задеть соперницу парой язвительных слов. — Маниса — самый важный санджак. В нём родился Мустафа и в нём Сулейман набрался бесценного опыта, и прямо из него он отправился навстречу трону. Традиционно туда отправляют только наследника престола. — Мустафа единственный подходящий по возрасту шехзаде, который в состоянии отправиться хоть в какой-то санджак. Право слово, если бы «нашего сыночка» отправили в Амасью… вот это тогда событие стряслось. — Мустафа в Манису уедет, я с ним и оттуда нас уже ничто не выдворит. Только восхождение на престол. И наконец, я избавлю сына от твоих гнусных ядовитых речей. — Вот это дерзость. Как ты смеешь видеть на троне кого-то кроме повелителя? Жалкая предательница, скройся с глаз моих. И поклонись прежде чем уйти, иначе я сочту это за неуважение. Махидевран сжала зубы, скривилась, но вынужденно поклонилась и ушла. Линфэй хмыкнула и продолжила наблюдать за тренировкой Османа с его учителем Бали-беем. Тот расстался с возлюбленной и усиленно занялся службой на благо династии. «Насчёт яда…» — вдруг вспомнила кое-что Линфэй, прокручивая в голове слова Махидевран. Кивнув Малкочоглу, она удалилась. В коридоре ей так удачно встретилась Мелек-хатун, которая держала в руках несколько бумажных свёртков. — От Аден есть новости? — Вот, как раз вам несла, — женщина протянула записи. — Идём ко мне. Оказавшись в покоях, Линфэй развернула свитки. Удовлетворение появилось на её лице, она свернула рецепты вновь и похлопала ими по рукам. После повернулась к верной подруге и бывшей калфе. — Быстрый, медленный и накопительный — как я и просила. Чудесные яды. И даже противоядие от медленно действующего. — А от накопительного? — Там трава одна, даже не рецепт, нужно в кипяток кинуть, сварить и организм начнёт сам очищаться. Процесс неприятный, но так уж устроено всё. — От быстрого не спастись? — Нет, — отрицательно покачала головой султанша, — начинает действовать в течение минуты. Болезненный. — И однажды нам пригодится каждый рецепт. — Да, возможно и против его автора. — Ты совсем Аден-хатун не доверяешь? — приподняла бровь Мелек. — Хотя, я понимаю. Девица без зазрения и совести оборвала жизнь другой наложницы и без вопросов приготовила яд для Мустафы-паши. Бедный умер от обострившейся подагры. — Аден напоминает мне себя. Знаешь чем? Готовностью идти по головам. Не медля и не коря себя, она начнёт оставлять трупы на своём пути в Манисе. Если заиграется и Мустафа изгонит её из своего рая… тогда в игру вступит Ясемин-хатун. — Влюблённый мужчина слеп — истина. Если Аден околдует шехзаде, то он простит ей и руки по локоть в крови. — Мустафа не такой, — ухмыльнулась Линфэй, — он из иного теста, нежели отец. Ожидаемо, вскоре приготовления закончились и шехзаде Мустафа в сопровождении матушки отправился в Манису, где ему предстояло обучиться управлять государством на примере санджака. Прошла пара лет. У Линфэй появились планы на Ибрагима-пашу, а Хюррем-султан строила свои замыслы.