***
— Кого вы выбрали? — Ту, — Хатидже указала рукой на смуглую худощавую девушку, — её привёз Барбаросса. Зовут Фирузе, помогла пару раз мне с головными болями. Волшебница. — Как мы сохраним всё втайне? Фирузе прежде нужно подготовить, поставить номер. Нельзя просто так отправлять на праздник, — Хюррем внимательно рассматривала удачливую рабыню. — Об этом не переживай. Я подкупила одну калфу, после её уберут из дворца. Но прежде она выполнит свою задачу. — Линфэй избавится от неё. Нужно сохранить интригу, спрятать лицо Фирузе. — Верно, заодно подогреем интерес повелителя. — Да. Хюррем почувствовала как в груди всё болезненно сжалось. Не думала она, что доживёт до такого дня. Собственными руками помогала выбирать наложниц для любимого. Кипяток, лава, ледяная вода — всё это разом вылилось на голову женщины. Любовь Сулеймана Хюррем безвозвратно потеряла и искренне желала такой же участи сопернице. В каком же она отчаянии, раз создала союз с Хатидже-султан… Мелек-хатун принесла расчётные книги и застала свою госпожу в отвратительном расположении духа. Она нервно разбирала забитые украшениями шкатулки, долго всматривалась в сапфировое кольцо — символ первой и значимой победы. Хазнедар поспешила вызнать подробности и неприятно удивилась. — Хатидже в расстроенных чувствах, это верно. Но неужели она так глупа? — Видимо, — ответила Линфэй, пожав плечами. — Разум совсем оставил её. — Пусть она и права, но доказательств на руках никаких. Зато вина Хюррем была доказана и случай с Валиде-султан… идеальный ход конём. Неужели происшествие с Ибрагимом-пашой так сильно дало ей в голову? — Пинка бы ей дать… — совсем тихо прошептала Линфэй, — а ты помнишь её истерику, Мелек? Когда она решила, будто мужа казнили. Адские крики устроила. Раздался стук в дверь и после разрешения зашла ункяр-калфа Чичек-хатун. Женщина поклонилась и вплотную приблизилась. Суровое лицо не предвещало добрых новостей. — Хатидже-султан и Хюррем-султан готовят праздник для повелителя, тайно отобрали девушек для развлечения повелителя. — Узнала их имена? — Одну смогла увидеть прошмыгнувшей в класс танцев. Зовут Настя, с русских земель прибыла. Хотя славянкой её с трудом назвать можно, смуглая слишком. — Русское царство обширно и там не только голубоглазые блондины живут, Чичек-хатун. Узнай, есть ли в гареме девушка по имени Фирузе. Хазыр Хайреддин привёз в подарок султану рабынь, поищи среди них. — Я не понимаю. Это ваша знакомая? — Гадалка предсказала однажды, что придёт эта женщина и постарается забрать у меня любовь. — Не стоит доверять всяким шарлатанкам. — А ты проверь, — всё же с улыбкой попросила Линфэй, — для успокоения. Чичек-хатун покорно кивнула и удалилась. Линфэй не собиралась препятствовать веселью. Главного своего врага за сердце повелителя она свалила, а остальные девицы ей не ровня. К тому же, возникла прекрасная возможность проверить искренность повелителя. — Мелек, дневник Ибрагима… — Начала писать, завтра покажу. Клянусь, от черновиков почерк не отличить. Повезло найти идентичную тетрадь… — Её изготовили по заказу. Саид позаботился обо всём. Вечером — перед праздником — вернулся из Манисы по приказу падишаха Мустафа с матерью. Юноша пришёл к мачехе и принялся рассказывать последние новости. Его назначили регентом государства на время сефевидского похода, шехзаде расстроился, потеряв шанс проявить себя в тактике и стратегии. На празднике одна из наложниц получила фиолетовый платок, а Чичек-хатун сообщила — некая Фирузе нашлась. Линфэй обо всём вмиг догадалась, но предпочла подождать — дать шанс мужу оправдать себя и не совершить ошибки. Султанша покорно вышивала, ожидая удовлетворения своих надежд. — Девушку провели по Золотому Пути, но я не увидел лица, — Сюмбюль-ага низко склонил голову, — мне очень жаль. — Ничтожество, — с широкой улыбкой проговорила султанша, — столько клятв и всё лишь бессмысленная трата воздуха. Он столько мне дал, но не в состоянии делать обыденную вещь — хранить верность. Улыбка пропала с лица султанши — треснула и рассыпалась. Женщина опустила глаза в пол и, пошатываясь, подошла к тахте у камина и присела. Огня давно не разжигали, но султанша чувствовала дикий жар в крови и костях. Слуги замолкли, не смея ничего говорить. Мелек-хатун кивнула Арзу и выпроводила всех. Линфэй осталась одна и дала волю слезам. Надежда — так тщательно хранимая — обратилась пеплом прямо в руках. Птичка доверия открыла дверь клетки и упорхнула далеко-далеко. «Столько лет верности, а теперь…» — горько подумала она. — Мелек-калфа! — Линфэй в гневе выскочила из покоев, вытирая влагу со щёк. — Да? — женщина не ушла, предпочтя проследить за безопасность госпожи в столь непростой час. — Ту женщину, которая променяла меня на Хатидже, бросьте в темницу. Морите голодом, но сдохнуть не дайте. А после вышвырните из дворца. Эта калфа предала меня. Её помощников — евнухов и служанок — отошлите. — Всех в Старый дворец? — …Нет, денег на их содержание я выделять не собираюсь. Девиц за стариков отдайте замуж, а мужчин на рынок продайте. Линфэй вернулась к себе и упала на кровать, проплакав полночи. Поутру она умылась и зло, смотря на себя в зеркало, подумала: «Пусть влюбятся друг в друга, а после я отберу у них всё. Подожгу мосты и буду смотреть». Почти год Линфэй позволяла им встречаться, ожидая уезда повелителя. Ибрагим завоевал Тебриз, но совершил ошибку, назвав себя сераскир-султаном. Ахмед-паша, к большому сожалению госпожи, находился рядом с Великим визирем. Сулейман отправился в поход, в гареме образовалось напряжение. Фирузе в один из дней узнала, что её пожелала видеть управляющая. Она сообщила обо всём своим покровительницам, те успокоили её. — Осману нездоровилось, а о твоём даре многие знают. Иди, не заставляй султаншу ждать. — Верно, тебе не стоит бояться, — кивнула присоединившаяся к «заговору» Махидевран. Фирузе прошла в главные покои гарема и низко поклонилась султанше. Та сидела в алом бархатном платье с бледной вышивкой, рядом расположились близнецы. Госпожа подозвала тайную фаворитку мужа и указала на место в ногах — на подушке. — Ты очень талантлива, Фирузе. Никому ещё не удавалось… лечить руками. — Благодарю, но моей заслуги в том нет. Я молюсь и всё. — Как она тебе, Осман? — тот на вопрос безразлично пожал плечами. — А вашему отцу понравилась. Это его новая фаворитка, которую отчего-то скрыть решили от нас. — Госпожа, — Фирузе резко сделала вдох и испуганно посмотрела на султаншу. — Эта тощая? — Туана недоумённо наклонила голову к плечу, рассматривая девушку. — Видимо она очень красиво поёт и танцует. Иначе… — И ты посмела смотреть матушке в глаза и бесстыдно улыбаться? — Осман нахмурился. — Гадюка, — прошипела Туана. — Линфэй-султан, прошу, давайте поговорим наедине. — Ладно, дети… — Уходим, — недовольно согласился шехзаде. Туана, вставая, вылила чашку горячего чая на Фирузе, та пискнула от боли, но смолчала. А после совершенно неискреннего извинения, с улыбкой кивнула и сама попросила прощения. Линфэй сделала заметку «поговорить со старшими детьми». — Не оглядывайся по сторонам, идя по тёмному коридору. Не ищи яда в еде. Я не убью тебя, Фирузе-хатун. Это сделает повелитель. — Что вы такое говорите? — голос у наложницы оказался нежным, тихим и чуть дрожащим. — Ты ведь наивно думаешь, что Сулейман полюбил тебя? Звал каждую неделю к себе хотя бы раз. Не придумала ли ты себе сказку, в которой он меня не звал? Разочарую, звал. Ты искусна, но со мной не сравнишься никогда. — …Я люблю его, а он любит меня. — Великое заблуждение, — с усмешкой ответила Линфэй, — ты не первая кого я отправлю в ад и не последняя. Линфэй махнула рукой и отвернулась. Фирузе поднялась, поклонилась и вышла. «Я не буду играть с ней. Не стану чего-то ждать. Не понадеюсь на Сулеймана, который мог бы охладеть к девице. Даже жаль, что такая сильная соперница Хюррем уйдёт со сцены так быстро. Кто-то будет разочарован» — подумала султанша.***
Фирузе устало выдохнула, оказавшись в коридоре. Глазами она наткнулась на застывших близнецов. Фаворитка падишаха поклонилась членам династии, а после двинулась по коридору. Не успела она сделать и пяти шагов, как споткнулась и свалилась. — Упала? — спросила Туана с притворным сочувствием. — Случайность. — Ха, — Осман вышел из-за спины Фирузе, и та сразу поняла, кто поставил подножку, — будь осторожнее, хатун. Мало ли… Близнецы ушли, а Фирузе ещё несколько мгновений сидела на полу.***
Линфэй практически не контактировала с Аден-хатун, которая приехала с шехзаде. Та всё лелеяла надежду родить Мустафе ребёнка, но до сего дня попытки оставались безуспешными. Иронично — девушка лучше всех разбирающаяся в травах, не смогла ими помочь себе. За несколько месяцев до возвращения повелителя Линфэй увиделась с главным конюхом. Он подобрал ей молодую лошадь и помог запрячь. Между ними состоялся разговор. — Есть задание, Рустем. Держи это, — госпожа протянула лист с изображением льва в звезде, — узнай про этот символ всё, что сможешь. И не напутай. Есть подозрения, что он имеет отношение к религиозному культу. Проверь все версии. — Будет исполнено. — Что там с Нигяр-хатун? Узнал что-нибудь? — Её казнили, получилось найти могилу. — В Хатидже-султан проснулось какое-то сочувствие, и она поставила бедняжке плиту? — Как я могу судить, да. Могила расположена в глуши, я выследил, как туда ездила сама госпожа. Сидела над могилой и лила слёзы. Видимо, совесть снедает Хатидже-султан. — Совесть? У неё она таки есть… Вот уж удивил. Но вернёмся к поручению, Рустем. Не забудь про него и приступи к выполнению немедленно. Докажи свою верность, покажи на чьей ты стороне. — На вашей, без исключений. — Это правильно, только со мной у тебя будет идеальный союз. Хочешь, расскажу почему? Мы одного поля ягоды, приехали никем, но в состоянии благодаря уму и хитрости вознестись. Династийные султанши нас не примут, уж точно не Хатидже. Она своего мужа рабом назвала, что уж говорить о простых людях… Хюррем же потеряла влияние на падишаха окончательно, угасла как женщина и светлого будущего ей не видать. Запомни: ты и я. — Я не забуду этих слов, госпожа. Ждите новостей, как только всё прояснится — дам знак.***
— Как она узнала, что это ты? — спросила Хатидже. — И не представляю. — Мелек-хатун и Чичек-калфа неустанно трудятся на благо госпожи, — усмехнулась Хюррем, отвечая, — да и Сюмбюль-ага не на нашей стороне. Ничего, Гюль-ага будет служить лучше и вернее. Он со мной уже много лет, так что будем рассчитывать на него. — Переведём тебя на этаж фавориток, раз уж такая песня, — сказала Хатидже, обращаясь к наложнице повелителя, — и всё же ситуация не так хороша. Линфэй что-то задумала. — Мы можем просить помощи у Фатьмы-султан? — поинтересовалась Махидевран. — Нет, я пробовала. Она отказала, — Хатидже поджала губы, лицо её помрачнело. — Её понять можно, — решила заговорить доселе молчавшая Гюльфем-хатун, — у них с визирем родилась дочка, нужно о ней думать. — Чудесная малышка Хуриджихан, — на губах Хатидже расплылась тёплая улыбка, — жаль, но сестра нам не поможет. Да и вы сами понимаете кто её муж… Лишь бы на сторону Линфэй не встала. — Нужно нам начать действовать, — предложила Хюррем, — повелитель давно в походе, скоро вернётся. И до этого момента нам нужно найти компромат на Линфэй. Что-то способное очернить её в глазах падишаха. — Её репутация безупречна, — покачала головой Махидевран. — Отнюдь. Помните ту резню в гареме, которая произошла во время бунта наложниц? — Брат знает, — ответила Хатидже, — для него это не новость. Поздно использовать этот повод, Линфэй уже успела выставить себя в хорошем свете. — Какой-то грешок за ней водится, я уверена. Нужно лишь раскопать небольшую тайну и явить её миру, — Хюррем хитро улыбнулась.***
1536 Повелитель вернулся из похода. В столице загремели салюты, а наложницы устроили праздник: танцуя, играя на инструментах и раздавая сладости. Линфэй облачилась в платье нежно-голубого цвета с треугольным вырезом на груди и твёрдым корсетом, имеющим цветочный рисунок. Лале-хатун завила волосы и закрепила часть на затылке. — Любовь моя, — Линфэй обнялась с мужем. Тот поцеловал супругу в лоб и принялся приветствовать детей. Осман возмужал, превратившись в пятнадцатилетнего юношу. Подходила пора получать ему свою саблю, вступая в корпус янычар. Туана рядом с ним считала трещинки на потолке, а после растянула губы в улыбке, обнимая отца. Хюмашах повертела подолом розового очаровательного платья и счастливо посмеялась после похвалы отца. Пусть султанше и было тринадцать, любой мог сказать — личико симпатичное и… харизматичное. Её ровесник Мехмед скромно смотрел на отца, не решаясь поднять глаз. Одиннадцатилетняя Михримах, напротив, ловила каждый взгляд повелителя. Младшие шехзаде — Касым и Селим, — которые были на четыре года её младше, стояли смирно и тихо. Чичек-хатун заканчивала последние приготовления праздника в честь удачного похода и возвращения повелителя. Линфэй выловила момент, когда Великий визирь остался в своём кабинете. Ибрагим разбирал какие-то записи, на краю стола лежал личный дневник. — Отрадно видеть вас живым, паша. Признаться, я думала, вы вернётесь без головы на плечах. Никого данный исход не удивил бы. — А вы, небось, переживали? — Ибрагим усмехнулся и вплотную приблизился. — Безумно, — с широкой улыбкой прошептала султанша, — сердце чуть было не остановилось, когда новости об измене дошли. — Повелитель слишком дорожит мной, чтобы отдать приказ о казни. Я его брат, спутник по жизни, соратник и Великий визирь, принёсший не одну победу с поля брани. — Тогда узрите поражение: ваша любовница Нигяр казнена вместе с ребёнком — девочкой. Спесь слетела. Ибрагим крепко сжал зубы, а лицо его побледнело. Единственное дитя, подаренной Аллахом, отняла собственная супруга. — Хатидже соврёт. Скажет, будто девочка родилась мёртвой. Найдите её могилу, Гюльфем подскажет, если будете настойчивы. Может, земля там и вовсе пуста? «Я ведь не могла знать, что это девочка… Спишу при случае всё на своих шпионов во дворце паши» — подумала Линфэй. Линфэй ушла, оставив пашу с сомнениями. Планировавший помириться с женой, он уже хотел провести допрос. Нигяр умерла за любовь, а их дитя… Что с ним?