***
— Она сама устроила это шоу? — переспросила Хатидже у продажной калфы — Гюльбану. — Да, отобрала наложниц. — Как всё прошло? — Повелитель бросил одной девушке фиолетовый платок, но… она не взяла. Оставила свой. — Что? — нахмурилась Хюррем. — Я сама удивилась, когда от одной из музицирующих уста узнала. Но вот… имя той девушки неизвестно — на ней была вуаль. Я уже приказала одному евнуху выяснить всё. — Странная ситуация, — проговорила Хатидже, — Линфэй что-то задумала. Но я не понимаю что. — А Фирузе? Сулейман спрашивал о ней? — поинтересовалась Хюррем. — Нет, сейчас все заняты поисками незнакомки. — Нам она тоже нужна, Гюльбану-хатун. Иди.***
Сулейман в гневе расхаживал по комнате, в которой устроили торжество. Чичек-хатун смиренно стояла невдалеке и ждала вестей от посланных «для расследования» слуг. Женщина устало выдохнула и решила помочь падишаху. — Платок очень интересный. Искусно сшитый. Откуда такой у простой наложницы? Хм… Султан оглянулся на пожилую ункяр-калфу и приблизился к сабле, воткнутой в пол. Взял в руки платок и увидел вышивку, даже будто бы услышал плеск волн. Провёл рукой по лицу, догадываясь. Приказал Чичек-хатун прекратить поиски и пошёл прочь. Пересёк несколько коридоров и арочных пролётов, оказываясь у покоев жены. Служанки открыли двери и мужчина вошёл. «Незнакомка» сидела на тахте — почти на троне — так же гордо, как делала покойная Валиде-султан, лишь более развязно. Устроив руки на спинке, женщина расслабилась. — Зачем маскарад? — Тебе понравилось? — театрально и дерзко спросила Линфэй. — Я старалась… Желаешь меня так же сильно, как и раньше? — Сильнее, — султан взошёл на пьедестал, где и располагалась зона приёмов. — Какая жалость, наши желания не совпадают. Танцы утомительны, я устала. — Разве в тебе не горит то же пламя, что и во мне? — мужчина присел рядом. — Ты для этого ничего не сделал, — Линфэй отпрянула, когда Сулейман потянулся снять вуаль, — а вот я долго готовилась, тренировалась. — И ты была богоподобна, моя королева клинков. Загадочна, притягательна и настолько хороша, что я позабыл обо всём и всех. Линфэй разделила эту ночь с падишахом, не снимая платка и вуали. Гнев её поутих, но обида осталась. Предательство госпожа не простит и не забудет. Если бы под подушкой лежал кинжал, она могла перерезать горло мужчине, не сдержавшись. К счастью, под подушкой она ничего не хранила. Утром Линфэй перечитала доклад Рустема-аги и с улыбкой облачилась в золотое платье с запахом и короткими рукавами. Расправила полы юбки, имеющие узоры цветов и листьев. Лале-хатун принесла бриллиантовую корону — символ безоговорочной победы в борьбе за расположение падишаха. Фирузе принимала ванну, когда в бане показалась султанша. Она тихо приблизилась к расслабившейся фаворитке, положила руку на голову и резко надавила. Фирузе ушла под воду и схватилась за запястье госпожи, оставляя царапины. Линфэй вытащила девушку, позволила отдышаться и окунула вновь. Повторив так несколько раз, она отошла, наблюдая за дрожащей наложницей. Та прикрылась руками и загнанным зверьком смотрела на султаншу. — Испугалась? — Зачем вы это делаете? — испуганно спросила Фирузе. — Просто так, — пожала плечами Линфэй, — сделала больно мне, я же сделаю тебе. — Повелитель сам меня выбрал, — девушка вытерла слёзы, которые потекли по щекам, — мне велели идти на хальвет. Я полюбила Сулеймана и в этом моя вина. А он… к нему претензий нет? — Есть. Придёт час — я их предъявлю. — Оставьте меня в покое, пожалуйста. — Сейчас я уйду, но мы встретимся позже. Ты будешь плакать и умолять. Я не послушаю и попрошу кое-кого продолжить. Он примется за дело… Ты закричишь, обещаю. Линфэй позволила Фирузе побеседовать с повелителем во время прогулки в саду. На этом всё. Она не знала, какие слова влюблённые друг другу сказали и, на самом деле, не сильно желала узнать. Переговорив с братом, она приступила к выполнению плана. По личному приказу Линфэй стража бросила Фирузе в темницу. Об этом Гюльбану-хатун, которую ждала незавидная участь, донесла падишаху. Тот приказал немедленно привести к себе супругу. Линфэй непринуждённо прошла прямо к покоям повелителя. Не нервничала и ничего не боялась. — По какому праву ты так обошлась с моей фавориткой? — Она персидская шпионка. На шее у неё есть тату — символ принадлежности к династии Сефевидов. Пригласи её и увидишь. Фирузе плакала, а после прошла допрос от Ибрагима-паши. Призналась в своей «благородной» натуре. Якобы она Фирузе Бегум Хан. Линфэй пришла к девушке в темницу. — Думаешь, это конец? — спросила султанша. — Разве нет? — плача, спросила она. — Ни за что, — Линфэй посмеялась и широко улыбнулась, — второй акт. Прости, первый прошёл так быстро. Но он был предсказуем, даже говорить не о чем. — Какой ещё второй акт? — В котором тебя казнят, — Линфэй провела пальцами по решётке и жалостливо вытянула губы «уточкой». Линфэй поднялась по лестнице, уходя из подвала. У дверей её ждала Мелек-хатун, которая кивнула, подтверждая — Рустем-ага по велению султанши направился к султану с «удивительным» открытием. — Я кое-что выяснил, — главный конюший поклонился, — Линфэй-султан попросила меня разузнать всё о том символе на шее Фирузе. — Попросила? — Да, сама занималась делами вакфа. — И что ты узнал нового? — Фирузе не имеет никакого отношения к династии шаха Тахмаспа. Членам семьи, как и полагается в исламе, не делают никаких тату. А вот последователям религии зороастризма — да. В городе Рей — откуда и приехала девушка — стоит погребальная «Башня Молчания», принадлежащая зороастризму. Фирузе даже не мусульманка, не то, что родственница шаха. — Тогда кто она? — Шпионка. Легенда о Фирузе наверняка выдумка на случай разоблачения. Думаю, следует допросить Фирузе-хатун и узнать всю правду. Она солгала вам дважды, повелитель. Гневу падишаха не нашлось предела. Он отдал приказ — вытащить из девушки информацию любыми способами. Когда Линфэй пришла навестить её во второй раз, то услышала крики — ей под ногти заталкивали иглы. Увидев госпожу, Фирузе взмолилась: — Прошу, помилуйте! Выпустите и спасите! — А я говорила. Вот и сбылось — ты молишь. Помнишь, что будет после? — Линфэй усмехнулась, а после обратилась к мужчине. — Продолжайте пытку. Фирузе пронзительно закричала. Спустя два часа сдалась и всё рассказала. Её звали Хюмейра-хатун. Ещё маленькой она попала в руки религиозных последователей зороастризма, от которых и получила тату. Воспитывалась, обучалась и познавала глубины веры. Наставница передала дар — врачевание. На взгляд Линфэй это не более чем умелое владение массажем. После трагичной кончины воспитавшей её женщины Хюмейра сбежала из храма. Скитания длились достаточно долго, прежде чем она попала во дворец Тахмаспа. Там Хюмейру определили в услужение Фирузе Бегум Хан. С принцессой они стали подругами. Спустя много лет Тахмасп уговорил родственницу отослать Хюмейру в Стамбул для продажи в гарем. Путь осложнил шторм, оставив девушку единственной выжившей. С помощью Хазыр Хайреддина ей всё-таки удалось достичь столицы и стать частью гарема. Её цель — отравить султана Сулеймана Хана Хазрет Лери. С тяжёлым сердцем падишах отдал приказ о казни Хюмейры-хатун. Линфэй пришла, чтобы проститься. Палач держал в руках шёлковый шнурок, султанша попросила того выйти. Бедная шпионка подняла покрасневшие глаза, щёки её впали, хоть девушку и не морили голодом. Кровь стекала по рукам и шее. — У тебя не было ни шанса, — Линфэй коснулась пальцами дрожащего подбородка, — бог жесток к тебе. Серьёзно, ведь именно благодаря ему я тут. С самого начала я знала кто ты. И лишь ждала удобного момента. Хотела, чтобы Сулейман влюбился. Знаешь для чего? Отобрать эту любовь потом, растоптать чувства. И смотреть. — Ты чудовище. — Отнюдь. Называй меня пророком, ведь я вижу будущее. — Тьфу, — Хюмейра плюнула ей на платье, хоть и целилась в лицо, — хуже змеи в саду лишь посланник дьявола среди святых. — …Ого, громкие слова. Линфэй вышла из камеры и кивнула палачу. Не желая облажаться, она наблюдала через решётку за казнью. Мужчина затянул на шее привязанной к стулу девушки шнурок и принялся затягивать. Лицо её сначала покраснело, а после появился лёгкий налёт синевы. Взгляд застыл, уперевшись в потолок.***
Сулейман сидел на небольшом троне в собственных покоях, опустив глаза в пол. Еле отреагировал на приход супруги. Линфэй присела рядом и положила руку на плечо. — Больно? Конечно, да. Тебя предали. Мужчина сглотнул, но промолчал. Не смотрел, не поворачивал головы. Линфэй зло усмехнулась, наблюдая за муками мужчины. Он верил в чувства «Фирузе» и не допускал никаких сомнений. Наложница казалась ему нежным, не тронутым жестоким миром цветком. И словно гром среди ясного неба… предательство. — Растоптали чувства и показали — та любовь ничего не стоила. Хюмейра была ошибкой и связь с ней тоже. Сулейман… запомни, я одна всегда буду рядом. — Я хочу побыть один, — тихо проговорил султан. — Теперь мы так близки, — Линфэй наклонилась к его уху, прошептав это, — нам обоим разбили сердце. Горюй, Сулейман. Ведь эта девушка не любила тебя ни секунды, оставаясь лгуньей и предательницей до самой смерти, до последнего вздоха. Линфэй поднялась и вышла.***
— Поверить не могу, — Хатидже помотала головой, — Фирузе мертва и более того — являлась шпионкой. А мы на неё поставили. Счастье, что повелитель не знает о нашем покровительстве предательнице. — Она могла убить Сулеймана, — Хюррем прикрыла рукой рот и зажмурилась, — я чуть не убила любимого своими руками. Аллах, помилуй меня! — Успокойся, всё кончено… Вообще всё. — Что будем делать? — спросила Гюльфем-хатун. — Искать новую девушку. Фирузе проиграла Линфэй лишь из-за того, кем оказалась. Если найти верную династии и умную уста… тогда выиграем. — Это будет непросто, — покачала головой Хюррем-султан, — возвращаясь из похода, Сулейман опять с радостью упал в объятия Линфэй. — Она провернула трюк с танцем, второй раз это не сработает. Уверена, если бы не беготня с «незнакомкой», то повелитель позвал Фирузе. Не думай ни о чём, Хюррем, подходящую кандидатуру я сама найду. — Провести её в покои повелителя трудно будет. Гюльбану-хатун и без того на волоске от гибели. — Я найду другую калфу. В этом дворце их к счастью не две или три. — А толку? Мелек-хатун и Чичек-калфа быстро всё вызнают и наших людей снова выбросят из дворца. Как случалось уже прежде. — Мне всё равно, — Хатидже всплеснула руками, — я — член правящей династии османов, прямой приказ от меня не посмеет никто проигнорировать. — Хазнедар и ункяр-калфа именно так и сделают. — А они мне не нужны. Я в целом про слуг говорю. Про тех, кого Линфэй не взяла под крыло.***
Осман облачился в чёрный кафтан с золотыми изображениями птиц. Его сестра предпочла бело-голубое платье с высоким воротом. Туана собрала волосы на затылке, оставив две пряди по бокам. Русоволосые и кареглазые они выглядели величественно. Туана любовно гладила прямой европейский меч, который ей по случаю подарила матушка. — Праздник у меня, а подарки получаешь ты, — с усмешкой прокомментировал Осман. — Ты свою саблю получишь позже, — Туана тепло улыбалась, — и не только её. Уважение янычар, почести. — Вы повторили клятву? — Дана-хатун поправила воротник кафтана шехзаде и улыбнулась, наблюдая за мимикой парня в зеркале. — Да, как проснулся. Мама сказала, что если буду слишком сильно зубрить, то забуду в ответственный момент. Хм, уже должны были принести чай. — Что за чай? — Туана с интересом оглянулась на брата. — Успокаивающий, по рецепту какой-то наложницы его уже несколько лет пьёт матушка. — Фирузе-хатун пропала, слышал уже? — Туана строго посмотрела на личную служанку брата, и та отошла к дверям. — Я узнала причину. — Правда? — Осман прекратил смотреть в зеркало. — Отец выслал её? — Нет, казнил, — султанша расплылась в счастливой улыбке, — может, увидел страдания мамы и… прозрел? — Хорошо бы, — кивнул шехзаде, — никому не позволено обижать нашу Валиде. Наконец её ничто не потревожит в этот день. Дядя обещал прийти. — Он будет рядом с отцом. Осман поздоровался с тётей и потрепал по голове Хуриджихан. Та ещё почти ничего не говорила, изрекая лишь простые слова, которым её сразу же постарались научить родители. Линфэй оставила поцелуй на лбу сына и проводила его до площади. Остановилась в дверях и передала Саиду. Тот кивнул и провёл шехзаде к центру, остановив недалеко от трона падишаха. Линфэй поднялась в башню, где уже собрались остальные. Встав напротив окна, она замерла и ничего не сказала присутствующим. Кивнула на поклоны и всё. — Вы можете бесконечно гордиться таким отважным шехзаде. Да дарует Аллах ему долгих лет жизни. — Аминь, — Линфэй кинула презрительный взгляд на сказавшую это Гюльфем-хатун и вновь отвернулась. — Во имя шаха! — до них долетел крик Османа. — Аллах-Аллах! У-у-у-у! Янычары вторили. Их собралось очень много, несколько рот и их командиры, а так же главнокомандующий корпусом — Джем-ага, близкий соратник Саида-паши. — Мой путь — ваш путь, мой перст — ваш перст, моя могила — ваша могила, моя вера — ваша вера! Я сложу голову на вашем пути, отдам свою жизнь за ваши души, раздав богатства за ваш праздник! Мой язык глаголет, святые мудрецы приказывают. Я познал и хлеб, и соль, и воду. Если сверну с избранного пути, пусть ваша сабля опустится мне на шею. На каждое знание найдётся свой мудрец, на каждую истину свой праведник. О, Али, у-у-у-у! Джем-ага произнёс свою часть речи, принимая клятву шехзаде. Своё слово было и у падишаха. — Да занесётся моя сабля надо мной, да сравняюсь я с землёй, да развеюсь я пылью по ветру! Сулейман протянул шехзаде саблю, которой тот коснулся сначала губами, а после лбом. Её один из воинов помог закрепить на поясе. Вот и пришло время выбирать гарем для собственного сына. Ещё совсем юный, он, тем не менее, имел право встречаться с девушками. Если не она это сделает, то очень скоро кто-нибудь намекнёт. Линфэй — по совету Мелек — пригласила к себе в покои молоденьких девушек, которые продемонстрировали свои умения.***
Туана прогуливалась по дорожке в саду, когда услышала тихие стихи. Заглянув за густо растущие кустарники, она приметила молодого юношу. Он писал в тетради и произносил строки, а после зачёркивал их. — Звучало недурно, — спокойно проговорила она. — Я… — парень тут же вскочил и низко поклонился, — прошу прощения. Не заметил вас, госпожа. — Ты и не мог, я подкралась. Так ты поэт? — По совместительству, вот решил немного вдохновиться дворцом. Пока получается не очень, строки идут, но всё не то. — Ты засел на границе Инжирового и Розового сада. Виды получше впереди. Иди к фонтану, там недалеко есть терраса. Обычно все визири оттуда любуются местностью. — Простите, госпожа. Наверное, мне стоит уйти. — Чего ты заладил? «Госпожа-госпожа». — А разве я не прав? Туана призадумалась на мгновение, а после вскинула брови и ответила: — Нет, меня зовут Айше-хатун, мой отец служит султану Сулейману. Мы с семьёй приехали на церемонию вручения меча шехзаде Осману. С господами видеться ещё не приходилось. Хотя я много слышала о них. Линфэй-султан называют самой красивой женщиной государства. — Кровавая праведница, — усмехнулся парень и увидел сошедшую доброжелательность с лица девушки, — эм, меня Ташлыджалы Яхъя-бей зовут. — Да, про Хасеки-султан много чего говорят, и всё же больше хорошего. — Это верно, её почитают в народе. Благотворительница и жертва дворцовых интриг. — Всё так. А ты меня… с Туаной-султан спутал? — На несколько мгновений. — А о ней что говорят? — Честно? Не знаю. Она довольно тихая, сидит в тени брата. — Да? — «Айше» чуть насупилась. — Слышала, жестокая. Повелитель позволил ей обучаться мужскому делу — сражаться. — Хотел бы я увидеть такую девушку, — улыбнулся Яхъя-бей. — Вот как? Тогда жди, приходи завтра на тренировочную площадку до полудня. У неё будет занятие, сразитесь. — Что? — Ташлыджалы испуганно сделал шаг назад. — Ни в коем случае. — Это будут матраки, не переживай. Я соврала, с господами успела переговорить и даже подружиться кое с кем. Приходи, иначе Туана-султан примет это за неуважение. Кто знает, что с тобой сделают тогда… — Айше-хатун… — парень обречённо покачал головой, — ты ставишь меня в неудобное положение. — Верно, — девушка вернула лицу привычную холодность и ушла. — Что же вы делаете? — служанка, ждавшая в отдалении, мигом подскочила. — Имею право. Идём.***
У Джансет-хатун смуглая кожа, пухлые губы и небольшой рост. Она хрупкая, словно тростинка, женственная, будто зрелая дама и красивая. Чёрные волосы слуги уложили волнами, а калфа поднесла блестящее сиреневое платье. — Не разочаруй шехзаде, — строго произнесла Мелек-хатун. — Будьте уверены… — Не буду. Ты в гареме без году неделя, а уже удостоилась такой чести. Смотри, как бы Осман не пожалел, что выбрал тебя среди сотни красавиц. Вскоре подготовка закончилась. Джансет-хатун хитро улыбнулась и вошла в покои шехзаде. Тот стоял у открытых дверей на балкон и смотрел на Луну. Наложница плавно прошла к столику с едой и присела на тахту, вальяжно растянувшись. — Выйди, — Осман холодно посмотрел на девушку. — Что? — Джансет панически вскочила. — Я сделала что-то не так? — Зайди, как подобает правилам. Перед тобой не рядовой визирь, а посланный Аллахом шехзаде. Не забывай этого. — Конечно, — наложница испуганно поклонилась и вылетела прочь. — Что ты такого сделала, если тебя уже выгнали? — Мелек-хатун крепко сжала зубы и схватила девушку под локоть. — Я всё исправлю. Подождите… Джансет сделала глубокий вдох и постучала. После вошла и опустилась на колени. Подняла глаза, Осман сидел на постели. Наложница пождала губы и медленно поползла вперёд. Заметила злую усмешку на губах парня. Остановилась у ног, ожидая приказа. Вскоре он поступил.***
— Согласен? — Как я смею отказать? — Яхъя низко поклонился госпоже. — Отлично, — Линфэй широко улыбнулась, — отныне станешь спутником Османа, ему пригодится такой храбрый воин и верный друг поблизости. Шехзаде должен быть в Инжировом саду. Там тихо и можно спокойно подумать. — Госпожа… могу я сделать это позже? Сейчас меня ждут на тренировочной площадке, я не смею отказать приглашению. — И кто тебя пригласил? — Айше-хатун. Мне так жаль… Она обещала уговорить Туану-султан для небольшого спарринга на матраках. Если вы против, я немедленно пойду к шехзаде. — Айше-хатун? — у султанши взлетели брови. — Аллах помилуй. Иди, мне всё равно. Голову только не потеряй, ей-то ничего не будет. — Я не посмею ранить госпожу. — Я про другое, — Линфэй махнула рукой и ушла. Яхъя непонимающе нахмурился, пожал плечами и отправился на встречу с юной султаншей — оскорблять кого-либо из династии не возникало никакого желания. Помимо «Айше» в коричневом мужском кафтане он заметил Мустафу-агу — учителя султанши. — По крайне мере, не трус. — Где госпожа? — Перед тобой, — Туана спокойно указала на обмундирование, — бери и принимай стойку. — Клянусь, я не знал о вашем статусе. Зачем соврали? — Чтобы ты кланяться и лебезить перестал. Раздражает. Воинственная — подходящее слово для описания Туаны-султан. Иногда она смеялась и тепло улыбалась, но практически сразу пыталась вернуть прежнюю холодность облику, а голосу сталь. Словно безразличные и незаинтересованные в происходящем глаза делали её сильнее. Туана сражалась отчаянно и не старалась жалеть противника. Зорко следила за каждым действием оппонента, прекрасно использовала преимущество телосложения — делала упор на скорость и ловкость. Её удары не были столь сильны, как его, но мечу в руках достаточно одного удачного росчерка по боку или горлу. Туана умела делать «удачные» удары, легко уклонялась и не поддавалась эмоциям. Очередной удар в челюсть повалил парня, заставив опереться на колено. — Вставай, прекрати жалеть меня и бей. Не будь слабаком. Яхъя поднялся, нахмурившись от прилетевшего оскорбления. Туана глядела без жалости, поджав губы и чуть задрав подбородок. Её прекрасное и удивительно привлекательное лицо казалось незыблемой скалой. Ташлыджалы вновь вступил в бой и смог нанести удар в бок. Туана на секунду опустила глаза, но почти никак не отреагировала. Покрепче перехватила матрак и вновь бросилась в атаку. Её удары методичны, без грамма гнева или ярости. Не теряла самообладания даже при вероятности поражения. Они пришли к ничьей. Туана сдула прядь, попавшую в глаза, и отошла. Скинула верхнюю часть кафтана, оставаясь в закрытой рубашке. — Дикая жара, — произнесла она и указала на столик с кувшином воды, в котором плавали кусочки льда. — Вы были очень хороши, я не ожидал. — Ты меня не удивил, все мужчины предсказуемы в своих суждениях. — Так уж и все? — Яхъя усмехнулся. — Удивишься, но у многих людей — не только мужчин — на лице намеренья написаны. Моя младшая сестра настолько явно тяготеет к хранителю султанских покоев, что стыдно. Иногда хочется дать затрещину и попросить не нести глупости при всех. — О ком вы? — Михримах, дочь Хюррем-султан. Её мать занята интригами против моей, проигрывает и всё-таки пытается что-то предпринять. В основном раздражает… муха. — Не очень вы добры к ней. — Она при случае во всём нас с братом обвиняет. — Это беспочвенно? — Нет, — Туана посмеялась, — я и правда вылила щербет на платье Хюррем-султан, а так же подкупила служанку, а она… не важно. Всего на всего детские пакости. — Вы были несносной, верно? — В каком-то смысле. Никто никогда не жаловался на меня матушке, а я умела быть тихой мышкой. Если хочешь победить, то не предупреждай врага об атаке. И не бахвалься победой. Так я и делала. — Что-то изменилось? — Наверняка, — Туана отвела взгляд в сторону, — я больше не дитя. Отныне девушка, к брату уже наложницы ходят, не ровен час и мне мужа найдут. Может и повезёт. Ведь матушке выгодные браки ни к чему, дядя и так в совете Дивана. Хотя... — Думаете, выдадут по расчёту? — Может быть, — вздохнула девушка. — Хюмашах наверняка по любви… она другая история. — Почему? — Она… хм, любимица Валиде. — Не говорите так, Линфэй-султан любит вас. — Думай, на что намекаешь, — голос Туаны вмиг похолодел, — я первенец Валиде, даже не Осман, а я. Матушка будет любить нас всех при любых обстоятельствах, просто… «Кого-то сильнее?» — подумал Ташлыджалы. Ему тут же стало жаль девушку. Он увидел какой-то смысл в её холодности и стальном лице. Всё это с трудом давалось султанше, и всё же она всем видом пыталась дать понять — ей всё равно, плевать. И он понимал, что это враньё. Маска, защищающая от боли. — Линфэй-султан горда вами, — Яхъя приблизился и осторожно коснулся внешней стороны ладони госпожи, — как и повелитель. Не думайте ни о чём таком. Мать есть мать. Хюмашах похихикала, увидев данную сцену. Отряхнула колени от травы, встала и откинула длинные чёрные волосы назад. Она уже как пару лет была в том возрасте, когда прекрасно понимала позывы молодых сердец. — Куда вы убежали, госпожа? Не пугайте, ваша лошадь готова, — Рустема-ага появился из-за спины и отвёл султаншу назад к конюшням. — Ничего такого, ага. Я просто шпионила. — За кем? — За сестрой. — Много узнали? — усмехнулся молодой мужчина. — Достаточно, хи-хи.