***
Линфэй с сомнением наблюдала за проведением ночи хны собственной дочери. С одной стороны Туана держалась свободно, с другой спина её застыла напряжённой струной. Во взгляде мелькало предвкушение, но губы почти не улыбались. Линфэй подозвала младшую дочь для тихого разговора. — Что с твоей сестрой? — Понятия не имею, — Хюмашах наклонилась к уху матери, отвечая. — Она ведь влюблена именно в Ташлыджалы Яхъю? — Если нет, то не согласилась бы на брак. Туана так же постоянно переглядывается с Эсмахан. Неужели эти девицы что-то задумали? — Не думаю. Они просто лучшие подруги. — Надеюсь, Яхъя сможет контролировать жену, — Линфэй взяла со столика золотой стакан с водой и сделала глоток, — без моей руки может распоясаться. Наверняка возьмёт управление гаремом брата в свои руки. — Вы этого не хотите, Валиде? — Не хочу, — кивнула Линфэй, — человек, который с трудом контролирует себя, не должен получить и малейшей доли власти. — Знаете, Валиде… я буду скучать по сестре. Хасеки посмотрела на печально улыбающуюся дочь. Она могла понять грусть Хюмашах, ведь другая сестра — Михримах — была далека от звания подруги. Линфэй задумалась, как ей стоило поступить в такой ситуации. Наутро, перед самим праздником, госпожа вызвала к себе хазнедар и объяснила ситуацию. — Я подыщу молоденькую девушку ей. — Сделай это, учитывая характер Хюмашах. Я хочу, что бы они стали подругами. Ясно? — Я позабочусь, что бы госпожа не почувствовала отсутствие сестры. — Спасибо, Мелек. На тебя всегда можно положиться. Туану облачили в классическое алое платье с платком из прозрачной ткани. Словно чего-то испугавшись, девушка сидела с каменным лицом. Старалась не пропустить на лицо ни одной эмоции. Линфэй, сидевшая рядом, заметила идущую хазнедар. Та вела под руку одну из уста. — Линфэй-султан, — Мелек кивнула и указала на наложницу в белом платье, — это Фара-хатун, ей пятнадцать. Прослыла главным источником веселья в гареме. Линфэй придирчиво осмотрела девушку с вьющимися рыжими волосами. Те пушились, создавая приятный глазу объём. Карие очи смотрели с благоговением и трепетом. Передние зубы немного выступали, но тонкие розовые губы создавали идеальное им дополнение. — Если не поладите, то лишний раз не пытайся. Хюмашах не нужна фальшивая подруга. Поняла? — Да, надеюсь, мы сойдёмся с госпожой характерами. — Вы специально для Хюмашах подругу нашли? — Туана поджала губы, злыми глазами смотря на Фару. — Мне такую честь никогда не оказывали. — Но у тебя уже есть Эсмахан. — Это… другое, — Туана отвернулась. Вскоре показалось радостное личико Хюмашах, которая спешила присоединиться к семье. Расправив полы розовой юбки, она присела рядом с матерью и кинула короткий взгляд на Фару. Наложница стояла скромно улыбаясь и опустив голову. — Присядь вот тут, Фара, — Линфэй указала на место рядом со своей младшей дочерью. — Ты заслужила. — Матушка? — Хюмашах недоумённо посмотрела на Хасеки. — Эта девушка мне помогла на днях. Линфэй отвела глаза и перестала обращать внимание на Фару. Та чуть неловко улыбнулась госпоже и при логично прозвучавшем вопросе о помощи Линфэй-султан, рассказала правду. Сначала Хюмашах нахмурилась, а потом задумчиво пожевав губу, кивнула. По крайне мере уста не солгала ей, и одно это заслуживало уважения. — Фара, значит? «Радость»? — Да, — девушка чуть хихикнула, — это из-за моего неутихающего смеха. Я всегда в хорошем настроении, всегда радуюсь чему-то. Через какое-то время мужчины присоединились к женщинам. Яхъя занял место рядом с молодой женой и бросал тёплые взгляды. Туана незаметно поглядывала на юношу и еле улыбалась. Линфэй с радостью позволила сыну сесть рядом. Осман обнял одной рукой Касыма, а вторую положил на плечо матери. Осторожно из-за спины парня приблизилась смуглая Джансет-хатун и поднесла дочь. Передав девочку на руки Линфэй, фаворитка шехзаде поклонилась и отошла. Лицо Хасеки расцвело, взгляд совсем потеплел. — Моя Хатидже, — Линфэй подняла любящий взгляд на сына, — я так рада за тебя, Осман. Знала, что этот день наступит и у тебя будет своя семья и всё же… не ожидала, что всё так быстро произойдёт. — Вы — моя семья, а Хатидже стала её частью. — Думала, ты не привезёшь дочку, она ведь такая малышка. Как дорога прошла? Ничего не случалось? — Я в порядке. — Знаю, — Линфэй рассмеялась, — я про Хатидже. — Она почти не плакала и… Османа прервал звон посуды и дикий кашель. Линфэй подняла взгляд и заметила задыхающуюся Аден-хатун. Та засунула себе два пальца в рот, отвернулась и излила содержимое желудка на траву. Мустафа мигом вскочил и взял фаворитку на руки. Лицо девушки покраснело. Махидевран встала и кинулась за сыном. Все переполошились. Сулейман прекратил битву на матраках с Саидом и подошёл к столу. Гости мигом догадались о произошедшем — яд. Кто-то пытался отравить шехзаде Мустафу, но отраву по неосторожности вкусила его наложница. Линфэй кинула полный гнева взгляд на Хюррем. Сулейман легонько похлопал супругу по плечу и бросился вслед за старшим наследником. Сама Хасеки резко поднялась с софы, и схватив сидящую недалеко Хюррем, вытащила женщину из-за стола и отвела в сторону. — Какая свадьба без убийств, — Туана бессердечно хохотнула. — Ты права, — Осман поддержал близняшку и широко улыбнулся. Хюррем тем временем вырвалась из цепкой хватки Линфэй. Женщины остановились у высокого кустарника. Линфэй еле сдерживала себя от желания ударить наложницу мужа. — Как ты только посмела? — прошипела Хасеки-султан. — Испортила свадьбу моей дочери! Это должен был быть лучший день в её жизни, а теперь… покушение на брата и смерть его наложницы. — Не смей меня обвинять. Я в жизни никому не вредила. — Не трать воздух, всё равно не убедишь. Стыда у тебя нет, раз портишь чью-то свадьбу. — Единственная свадьба, которую я мечтала испортить, это твоя. Не представляешь, сколько раз я прокручивала тот день в голове, будто был хоть шанс что-то изменить. Ты была такой счастливой и красивой, но не поэтому я сидела тихо и смирно… Из-за Сулеймана. Ради него смолчала, ради его улыбки. Почему он был так горд и радостен? Почему ты? — Ответ: любовь. Ты заслужила быть любимой, но чьи-то чувства невозможно получить, сражаясь. Понимаешь это? Сколько бы попыток ты не предприняла, Сулеймана забрать не могла. Ты любишь его, не сомневаюсь. Но этого мало. Важно лишь то, кого он любит. — Чем ты заслужила эту любовь? — Ничем. В том и дело, любовь нельзя заслужить. Любят вопреки. — Что в тебе такого? — Я не знаю, — просто ответила Линфэй, — что же во мне такого, что мы вместе уже почти девятнадцать лет? Загадка и для меня. Разговор прервала Мелек-хатун. Она доложила о том, что рабыня, которой поручили подать на стол, мертва. Линфэй кивнула. — Хорошо сработано, — сказала она Хюррем и ушла. Хюррем быстро вытерла накатившие слёзы, натянула улыбку и вернулась за стол. Туана нисколько не выглядела расстроенной произошедшим событием. Напротив, на лице её расцвела широкая улыбка впервые за день. Они переговаривались с Османом. Перед брачной ночью, Туана послала полный тепла взгляд Эсмахан и удалилась. В покоях её уже ждал супруг. Султанша расплылась в довольной улыбке, позволяя себя проявить истинные чувства. У госпожи был типаж, и он проглядывался в выборе любовных интересов. Романтичные, тонкие натуры. — Если пожелаете, я не коснусь вас. — Ха, — Туана беззлобно посмеялась, — ты думал, как тебя выбрали? — Предполагал, что шехзаде Осман приложил руку, поскольку ценит мою службу. — Нет, совсем нет. Матушка так решила, ведь знала о моих чувствах к тебе. Давно знала. Наверняка Хюмашах донесла, ведь Валиде нет дела до шпионажа за собственными детьми. — Значит… вы сами хотели этого? — Да. Разве могла я найти мужчину лучше? — Могли, — Яхъя скромно улыбнулся, — но мне радостно, что в ваших глазах именно я лучший мужчина. Признаюсь, мне казалось, вы забыли меня тут же, стоило уехать в Кютахью. Мы не вели переписку, а я не осмелился… начинать её первым. — А я думала, вы просто не хотели писать, — Туана покачала головой, — значит, мы оба думали неправильно. Туана провела с ним эту ночь. Исполнила супружеский долг… более чем с радостью.***
Аден-хатун выжила, оправилась. Виновного так и не нашли, но Линфэй сделала всё, чтобы подозрения пали на Хюррем. За неделю до того, как Сулейман отправился в поход на Молдавию, состоялся совет Дивана, на котором объявили о временном наместнике столицы, о регенте государства. Сулейман махнул рукой супруге, приглашая пройти в тайную комнату. Линфэй скрыла довольную улыбку и поднялась по лестнице. Сулейман присел на небольшое кресло без спинки, а Хасеки встала рядом. Сквозь небольшое резное окошко они могли наблюдать за визирями. — Решением падишаха все визири совета отправятся в этот поход, шехзаде Мустафа останется в своём санджаке. Посему волей нашего повелителя я объявляю — на время данного похода управлять столицей и решать дела государственной важности будет… Хасеки Линфэй-султан Хазрет Лери. Женщина задержала дыхание. Рот её немного приоткрылся от удивления. Ожидавшая услышать имя своего старшего сына, она опешила. Опустила глаза на самодовольно улыбающегося Сулеймана и неловко растянула уголки губ в ответ. Лютфи-паша резко поднял взгляд на маленькое окошко, сквозь которое с трудом угадывались очертания падишаха. Поджав губы, он посмотрел в пол и сжал кулаки. На его памяти подобное происходило впервые и не только наяву, но и на страницах книг. Не могла османами управлять женщина. На время отсутствия султана Линфэй перенесла часть своих личных вещей в его покои, где планировала проводить половину дня, занимаясь делами внутренней политики. Хюррем опешила, узнав новости. В её понимании мира не существовало в падишахе той степени доверия к Линфэй, при котором он мог оставить ей государство. Линфэй распрощалась с Мустафой, к которому не смогла бы приехать на этот раз. Осман крепко обнял мать, прежде чем, кивнув Мехмеду, направился прочь. Сын Линфэй кинул на Мустафу полный самодовольства взгляд. Линфэй немедленно распорядилась, не позволяя Джансет-хатун вернуться в Кютахью. Причём Кару, любимицу шехзаде, выслала обратно. Сидя на балконе в покоях султана, Линфэй разбирала бумаги, когда пришла служанка. Айсу-хатун привела за руку шехзаде, который смело взобрался на тахту и заглянул в документы. Ничего толком не разобрав, тот знающе покивал. Линфэй усмехнулась, откладывая записи и донесения. — Соскучился? — Ага, — задорно ответил десятилетний мальчик, — я всегда скучаю по тебе, мама. — Дамский угодник, — Линфэй одной рукой обняла сына и поцеловала в лоб. — Селим не хочет играть? — Мы тренировались сражаться на мечах, прошло всего тридцать минут и пришла Хюррем-султан. Она наговорила какого-то бессвязного бреда и забрала брата. — Бессвязного бреда? — Линфэй переспросила и громко рассмеялась. — Она может. Хочешь, я найду тебе друга? У Джеляль-заде есть сын, ему одиннадцать. — Было бы здорово. Осман и раньше со мной не любил возиться, а Мехмеду скучно. Михримах же невыносима, старше меня на четыре года, а делает вид, словно на все двадцать лет. Противная такая. — А сам будто ангелочек, — Линфэй потрепала его по голове. — Я этого никогда не говорил, — с хитрой улыбкой покачал головой Касым. — Аллах, как я люблю тебя. Ты так похож на дядю. Сразу видно — моя кровь течёт по твоим жилам.***
Ожидаемо казну гарема урезали в связи с походом на Молдавию, и девушки начали выражать своё недовольство, поскольку выплат в этом месяце не предвиделось. Линфэй устало выдохнула, выслушивая очередную жалобу. Ей стало ужасно жаль, что девушек, которые помнили о былом бунте уже всех выдали замуж и выслали. — Внимание! — Линфэй остановилась в дверях ташлыка, обращая на себя взгляды наложниц. — В этом гареме вы живёте и едите, при этом получая деньги. Но стоит раз не удовлетворить вашу неуёмную алчность, как начинаются скандалы и ссоры. Помните, если вас что-то не устраивает, можете забрать свои платья и уйти. В борделе всегда есть места. Ну? Есть желающие вылететь из Топкапы? Запомните, вы рабыни и никто вам ничего не должен. Деньги получите тогда, когда они появятся. Из казны государства никто лишние средства выделять не будет. — Но вы же управляете государством! — Верно. Но те деньги пойдут на другие нужды. Падишах в военном походе, который требует больших средств, а вы жалуетесь! Вас не кормят? Вам холодно спать в ташлыке? Я сделала достаточно, чтобы зимой вы перестали болеть и умирать. Я всё ещё не справедлива? Ждите — вот моё последнее слово. Линфэй совсем не удивилась визиту Шах-султан, которая по доброте душевной предложила выделить деньги для выплат наложницам. Хасеки по всем законам жанра предстояло согласиться. Ведь она знала, что отказ не сделает лучше. Вот только Шах-и-Хубан не учла одну деталь — Фатьму-султан. Линфэй отказалась от помощи и заняла деньги из личных средств брата. Пусть тот и находился в походе, его супруга, тем не менее, оставалась в столице. Наложницы остались довольны, но Линфэй поклялась больше не идти у глупых куриц на поводу. От жестоких мер останавливало только присутствие Шах-султан и её влияние, оказываемое на падишаха. Кто знал, что она могла наплести султану по возвращению из похода. Спустя некоторое время пришла новость — Мустафа начал строить флот против корсиканцев. Линфэй искренне надеялась, что разрешения парень не получил. Так и оказалось, работу на верфях начали без ответного послания от султана. От шехзаде гонцы принесли письма с просьбой написать о флоте султану и от лица Линфэй. Хасеки безразлично сожгла все эти послания, в столице о флоте так и не узнали. В конце года султан вернулся домой. Радостное его настроение продержалось недолго, ведь спустя неделю Рустем-паша донёс — шехзаде построил флот и вышел в море. — Что? Флот? И никто мне не доложил раньше, — Линфэй «недовольно» посмотрела на Рустема. — Видимо, у шехзаде есть очень верные люди. — Зачем скрывать такое? — Линфэй посмотрела на мужа недоумённо. — Мустафа… о чём он думал? Сулейман, ты не переживай. Дурных намерений наверняка не было. — Не переживать? — падишах в гневе вскочил с трона. — Шехзаде запрещено строить собственный флот и выходить на нём в море! Это бунт! Рустем-паша, немедленно вызовите шехзаде Мустафу в столицу. Линфэй усмехнулась и ушла. Мустафа прибыл в кратчайшие сроки. Линфэй перехватила его на подходе к покоям султана, позади семенила Махидевран. Сюмбюль-ага за спиной госпожи хранил спокойное выражение лица, хотя ему невероятно сильно хотелось посмеяться над опрометчивостью Мустафы. — Он очень зол. Извинись. — Линфэй сухо сказала это и пошла дальше по коридору. — Госпожа… я писал вам. Ведь писал. — Врёшь, — ответила она, остановившись на мгновение, — я не получила ни единого письма. Линфэй холодно посмотрела на сощурившую глаза Махидевран. Та сцепила руки в замок у пояса и смотрела без единого признака веры. Махидевран видела отправленные Мустафой письма и даже читала то, в котором говорилось о флоте. Линфэй соврала как Сулейману, так и шехзаде. — Я хочу видеть гонца. Приведите его как я поговорю с отцом, — Мустафа посмотрел на мать. — Надеюсь, он скажет правду. Уверена, Линфэй получила каждое письмо, прочитала и сожгла. — Матушка, не стоит говорить так. Мустафа получил от стражи позволение войти и оставил Махидевран. Женщина поджала губы, сожалея о том, что сын не был столь внушаем как родная тётка. В то время как Хатидже поверила, будто Линфэй повинна в смерти Валиде-султан — в чём сама Махидевран сомневалась, предпочитая видеть вину Хюррем — Мустафа отказывался видеть настоящее лицо мачехи. Когда Мустафа показался, лицо его оказалось мрачнее тучи. Он не ответил на вопросы матери, а стремительно начал удаляться. Махидевран преследовала сына до выделенных ему покоев и только внутри смогла получить ответы. — Повелитель пригласил меня на охоту с братьями. — Разве это плохо? Он простил тебя, получается. — Нет… В Манису мы больше не вернёмся. Поедем в Амасью, отец сослал меня. — В Амасье шехзаде Мехмед! Куда он поедет? — Махидевран задала вопрос, на который боялась услышать ответ. — Он станет наместником Коньи. — А Маниса… — …достанется брату Осману. Кютахья будет пустовать. — Почему… хотя бы не туда? — Махидевран схватилась за сердце и опустилась на софу. — Берегут для младших: Касыма или Селима. Я попал в ад, матушка. Отец отдалил меня от трона так далеко, как смог. Ясно — меня он видеть больше не желает. Мустафа, поникший, присел у камина. Махидевран тяжело дышала, в ушах её застучала кровь. Султанша поднялась на трясущихся ногах и направилась прямо по коридору. Ноги вели её к главным покоям гарема, в которых по традиции проживала мать правящего падишаха. — Сообщите о моём приходе. — Вас ожидают, — сообщила служанка через минуту. Линфэй возвышалась на тахте, напоминающей трон. Руки её, сложенные на коленях, украшали драгоценности. Махидевран сразу заметила кольцо с сапфировым камнем. То самое кольцо, которое она когда-то страстно жаждала получить. Махидевран прикрыла глаза, стараясь отогнать лишние мысли. Факт того, что султан женился на этой женщине причинял немало боли… даже спустя столько лет. — …Будь ты проклята. Сколько зла ты причинила одному Аллаху ведомо. И даже той части, о которой известно мне, хватит на вечность в аду. В день, когда ты переступила порог гарема, наступила тёмная эпоха, чёрный век. — За неуважение ответишь, но позже. В своих бедах ты одна виновата. Да и какая из тебя мать? Не смогла наставить на путь истинный собственного сына! Построил флот и никому не сообщил! Как управляющая государством в отсутствие повелителя, я была обязана получать все новости. Но Мустафа ничего не сообщил! Где это видано? Он против регента пошёл, против меня. — Надеюсь, скоро глаза Мустафы раскроются, и он увидит твою личину. — Это всё мечты. Запомни, всем женщинам мира он предпочтёт меня. — …Замолчи! — Махидевран в ужасе отпрянула. — Хоть слышишь что говоришь? Побойся Аллаха! — За правду никто меня не накажет. Когда смотришь на своего сына, помни, что он мой. Его душа принадлежит мне — и это главное. Мустафа, кстати, простил Аден-хатун? Он её не выслал… хм, значит, дал шанс. — Твоя девица может только мечтать о благосклонности и прощении. Она занимается воспитанием дочери и должна быть благодарна уже за это. Будь моя воля, то не увидела бы Нергисшах никогда. — Из тебя вышла бы слабая Валиде-султан. Собственный сын и в грош слова не ставит… Каково жить с этим? Одна ошибка забрала у тебя всё. Помнишь ту ночь? Ты рвала на себе волосы и разодрала лицо, а после… покинула Топкапы. Потеряла любимого, сына и власть. Ты всё ещё султанша, но это ничего не значит. — Дрянь… — Махидевран тяжело задышала, — я отплачу за боль и унижение. В стократном размере. Так высоко взлетела, что лев кажется букашкой. Но это иллюзия, даруемая небом. — Тешь себя мечтами. И помни, я на шаг впереди. Нельзя победить такого врага, как я. Наш бой от начала и до конца был грязным и нечестным… Несправедливо по отношению к тебе. — Я не до конца понимаю тебя… — Это нормально. А теперь оставь меня. Линфэй указала рукой на выход. Махидевран сжала кулаки, но вынужденно удалилась. Служанки принялись готовить обеденный стол для трапезы. Ожидаемо вскоре пожаловал Мустафа. Он выглядел готовым отстаивать свою честь. — Линфэй-султан, прошу, выслушайте меня. Кто-то в этом дворце совершил страшный грех, предав регента. Посыльный уничтожал или передавал кому-то письма, которые я писал лично вам. Моя попытка найти гонца не увенчалась успехом, он пропал. Если желаете, я наизусть расскажу содержание всех тех посланий. — Сколько раз их пришлось переписывать, что запомнилось наизусть? — Линфэй тепло улыбнулась. — Достаточно, — Мустафа смущённо потупился. — Поверьте мне, госпожа. Я докладывал и вам, и повелителю о флоте. Но не получал ответа, а корсиканцы ждать не могли. — Ты не только построил флот, но и вышел на нём в море. Как это должно выглядеть, Мустафа? — Я бы не предал повелителя! Клянусь, и в мыслях не допускал. Госпожа… — Я верю тебе, — Линфэй вплотную приблизилась к парню и положила ладонь на щёку, — ты заслужил. Никогда не предавал моего доверия и не лгал. Потому тебе я верю. Мустафа судорожно притянул женщину и обнял. Линфэй уткнулась ему в плечо, медленно начиная гладить по голове. Шехзаде перестал быть юнцом, но ветер всё ещё бил в голову, взывая творить глупости. Будучи санджак-беем и отцом прекрасной девочки он страстно жаждал веры и внимания мачехи. Всем своим естеством он хотел видеть её на своей стороне. Мустафа помнил их первую встречу: расстроенная мать, выход из покоев отца, длинные синие волосы. Столь запоминающейся женщины ему знавать не приходилось. Годы не портили её бледного лица и гордой осанки. Она была добра к нему, куда более, чем требовали приличия. В её объятиях Мустафа всегда чувствовал себя дома. Парень провёл пальцами по спине женщины, вдыхая приятный аромат сирени. Прижимая Линфэй к себе как можно крепче, он мечтал остановить время, оставаясь в этом моменте навечно. Если бы только…***
Спустя несколько дней слуги собрали вещи и помогли султану вместе с сыновьями взобраться на коней. Линфэй пожелала им удачной охоты и занялась делами вакфа. Сироты никогда не заканчивались, потому благотворительность требовалась миру. — Мы заключили контракты с выпускниками вашей школы. Получив от вас образование, они обязуются выполнять заказы для дворца бесплатно в течение следующих четырёх лет, — Арзу передала подробный доклад подруге. — Прекрасно. И сироты пристроены, и мы в убытки не уйдём. В то время как Линфэй занималась собственными заботами, султан прогуливался по лесу с детьми. Он давал советы своему второму сыну, передавая многолетний опыт в охотничьем деле. Мустафа плёлся позади в обществе своих младших братьев. Внезапно Сулейман обернулся и вытянул руку, подзывая Касыма. — Иди сюда. — Я побежал, — мальчик кивнул братьям и умчался вперёд. Мустафа тяжко вздохнул. Подавленный он зашёл в шатёр повелителя, где подготовили ужин из пойманной дичи. Пока Мехмед, Касым и Селим беззаботно предавались радостям пищи, Осман и Мустафа переглядывались. Старший из братьев смотрел недоумённо, а младший с нескрываемым превосходством. — Знаете, однажды я вот так же ужинал и со своим отцом. Тогда он сделал мне подарок, — падишах снял с пальца светлое кольцо, — подарил это — фамильное кольцо. Оно передавалось из поколения в поколение. Думаю, пришло время и мне сделать подарок. Время на несколько мгновений застыло, стихло пение птиц и стрёкот насекомых. Мустафа сглотнул, с напряжением и надеждой смотря на кольцо. Несмотря на ошибки, он оставался сыном и первым наследником султана, а потому… — Я дарю его Осману, — Сулейман широко улыбнулся, — носи его с гордостью. Осман коснулся ладони повелителя сначала лбом, а после губами. Надев кольцо, он посмотрел на разочарованного Мустафу. Усмехнулся, незаметно пожимая плечами. Сулейман как раз отвлёкся на вопрос от Касыма, а потому не заметил неприязни между братьями. Об этом случае Мустафа не мог рассказать мачехе, та не поняла бы расстройства. Потому парень выплеснул эмоции на родную мать, которая постаралась утешить добрым словом. В её глазах он заметил ещё кое-что — страх.***
Саид лежал в горячей воде ванны, которую ему подарила сестра, когда двери в баню осторожно приоткрылись, и сквозь щель прошмыгнула молодая девушка. Оперевшись руками на бортики и прикрыв глаза, он не обратил внимания на вторженца. Списал всё на слуг, которые либо принесли что-то, либо пришли забрать. И потому вздрогнул, когда плеча коснулись тонкие холодные пальцы. Откинув голову назад, он устало посмотрел на светловолосую девушку с зелёными глазами. — Что-то с Хуриджихан? — Госпожа уже спит. — Фатьма? — В ваших общих покоях. — Тогда в чём дело? — Саид принял прежнюю позу, закрывая глаза. — Я хотела спросить, не требуется ли чего. Вы так напряжены, как насчёт массажа? — Если бы чего-то хотел, то просил. Возвращайся к обязанностям. — Вы так устали, — девушка положила ладони мужчине на плечи. — Руки! — Саид весь напрягся под чужими прикосновениями. — Иди прочь. Пригласи Фатьму и займись делами. Хватит мешать господам после долгого рабочего дня. Великий визирь проследил за уходом служанки и дождался игриво вошедшей супруги. Фатьма посмеялась и присоединилась к нему в купаниях. Утром следующего дня Саид позаботился о наглой девице. Фатьма, услышав причину, пришла в ярость и допросила девушку. Та призналась в попытке соблазнения и отбыла назад к госпоже, которая её прислала. К Шах-султан.