***
Линфэй просидела в каморке несколько часов, прежде чем услышала шаги. Появившийся разбойник махнул головой в сторону, «приглашая» поесть. Хасеки села за высокий европейский стол и посмотрела на кашу из сомнительной крупы в жестяной тарелке. — Можешь не есть, госпожа, но тогда придётся голодать. — Вот уж нет. — Линфэй нерешительно провела ложкой по тарелке. — Шахин, — представился мужчина, внимательной наблюдая за ней. — Хасеки Линфэй-султан Хазрет Лери. — О, Аллах, — его голос был немного хриплым, а губы расплывались в доброй усмешке. — Какая важная персона в руках негодяя. — Почему ты назвал своё имя? — Потому что тебе отсюда не уйти. — Но и убивать не спешишь. Заказчик желает всё сделать своими руками? Хм… Хюррем или Махидевран? Рыжая или черноволосая? — Однажды сама узнаешь, госпожа. Линфэй поправила корону из рубинов на голове, удивляясь, почему Шахин ещё не забрал её. Планировал снять с охладевшего тела? — Рассказы не врали, — вдруг сказал он. — Красивейшая женщина империи, а по некоторым утверждениям и всего мира. Женщина, готовая пролить чужую кровь. Добрая, ведь помогает нищим. Я что-то упустил? Ах, русалка из моря. Законная супруга падишаха и мать двух наследников. Сложно представить, что у такой как вы уже взрослый сын и даже внуки есть. — Ты мой ровесник, но так и не остепенился. Промышляешь грабежами, похищениями и убийствами. Неужели из тех, кто предпочтёт умереть в бою, а не тёплой постели? Хотя я могу понять, ведь у этой тёплой постели в последние минуты никого не окажется. Умирая от ран среди себе подобных чувствуешь… поддержку? Умирая от старости, ты почувствуешь одиночество, ведь ни жены, ни детей. С лица Шахина схлынула игривая доброжелательность. Линфэй задумалась, что именно послужило этому причиной. Его тяготило полное одиночество или отсутствие детей? Линфэй подумала: «И то, и то». Женщины и мужчины вставали на «кривую дорожку» не от всеобъемлющего желания воровать честно нажитое и убивать сопротивленцев. Ни одно дитя не примкнёт к группировке, имея вариант лучше. Кто-то мог сказать, что выбор есть всегда. Но смерть или «кривая дорожка» — не выбор. — В жизни не всё идёт так как мы того хотим. Как я желаю умереть? Упившись вусмерть, чтобы не чувствовать пустоту внутри. Не ожидала такого откровения, госпожа? — Нет, но это логично. — Почему? — Только идиот доверит свои переживания члену банды, откроет кому-то из них душу. Ставлю сто тысяч акче, что половина твоих людей погрязла в таком дерьме, из которого не выбраться. Настолько низко пали, что продали бы собственных детей за несметные сокровища. Ты можешь называть их семьёй, но они продадут тебя, если им хорошо заплатят. Нет никакой «разбойничьей чести», и ты это понимаешь. Среди вас есть женщины? — Да. — Мне их жаль. Ведь каждой пришлось найти себе мужчину, верно? Ничьей быть опасно. Ничья для вас — общая. Они не хотят продавать себя разным остолопам каждый день, предпочтя одного, пусть и нелюбимого. Эти женщины превратились в чудовищ? Не отвечай, я знаю правду. Что они чувствуют, когда видят, как твои люди издеваются над невинными девушками? Эти разбойницы злорадствуют? Наверняка. Им столько раз делали больно, что боль других женщин для них — справедливость. — Твои философствования мне ясны. Но насколько они близки к правде? — Максимально близки. Из правил есть исключения и даже среди разбойников найдётся парочка другая «храбрых добродетелей». Но как я и сказала, это исключение, которое только подтверждает правило. — Ты умная женщина, госпожа. Вижу, отчего именно тебя сделали регентом. — Я умею любить и принимать мудрые решения. Этого хватает, чтобы править в гареме и покоях падишаха. — Легко влиять на дела в империи, когда твой брат Великий визирь. Уже шестой год он занимает данный пост, я так говорю? — Саид-паша Хазрет Лери верен династии и повелителю. Он делает много вещей на благо государства, оттого и является Великим визирем уже шесть лет. Янычары и народ уважают его. — Снаружи и султанский дворец — рай. А вот что творится за его стенами? Саид-паша на вид прямо как Топкапы, добрейший человек, опора простолюдин… Но какова правда? — Не нужно искать подвоха там, где его нет. Иногда святой просто святой. Линфэй взяла ложку и принялась есть предложенное блюдо. В животе её крутило от голода, но вкус этой дряни на языке проник в самое горло и сжал его. Во рту начала скапливаться слюна, и Линфэй зажала его рукой — подкатывала тошнота. Она всерьёз испугалась, что вернёт кашу в тарелку. — Не по нраву? — усмехнулся мужчина. — Прости, госпожа, ничего другого нет. Это было удивительно. Сваренная на воде, каша имела слабовыраженный вкус и всё же от него тошнило. Линфэй через силу доела завтрак, а после опустила лоб на руку, зажмурила глаза и постаралась медленно дышать. В любую минуту её желудок мог отказаться от предложенной еды. — Скоро привыкнешь, — Шахин поднялся со стула и похлопал женщину по плечу.***
— Ты должна соврать, — Туана положила ладонь на заметно округлившийся живот. — То письмо прислала не Шах-султан и покушение не её рук дело. Готова поклясться, всё организовала Махидевран-султан. Её лишили остатков достоинства, обвинив в неудачах Мустафы. — Я обвиню всех троих, — Хюмашах в гневе расхаживала по покоям. — Плевать кто виноват, двоих на плаху, а третью в ссылку. — Никто не накажет их всех сразу! Ты только хуже сделаешь. Покажешь, будто и сама не знаешь кто… похитил маму. Нужно сосредоточиться на одной из них. Я предлагаю на Шах-султан. Её привилегии слишком велики, чтобы вести затяжную войну. Вывести из игры Хюррем-султан и Махидевран-султан всегда выйдет, они рабыни. И обе не имеют доверия отца. — Ты… права, сестра. Если предоставился шанс, то нужно убирать сильнейшего. Хюмашах — что ожидаемо — первой получила приглашение отца для беседы. Туана несколько минут ждала снаружи, стоя рядом с остальными султаншами. Дочь падишаха украдкой посмотрела на женщин рядом. Шах-и-Хубан держалась твёрдо, на её лице не проскользнуло ни единой лишней эмоции. Хюррем расслабленно улыбалась, но кулаки её напряжённо сжались. Махидевран старалась выглядеть стойкой, но дрожь в её стане проскальзывала. — Сестра расскажет правду, — заговорила Туана. — Про письмо в том числе. Три пары глаз уставились на госпожу. Она вновь принялась рассматривать султанш, и только Шах выглядела действительно недоумённой. В глазах Хюррем плескалась насмешка, а Махидевран тяжело сглотнула. Стражники открыли двери после нескольких стуков и показалась напряжённая Хюмашах. Она поджала губы и со злой усмешкой посмотрела на Шах-султан. — Повелитель ждёт вас. Шах шумно выдохнула и зашла в покои султана. Раздались быстрые шаги, переходящие на бег. Туана заметила дядю. Тот подлетел к племянницам и отвёл в сторону. — Кто? — спросил он. В глазах его девушки заметили страх и ярость. — Хюррем-султан и Махидевран-султан. Я поняла по их реакции, — тихо прошептала Туана. — Мы решили подставить Шах-султан, так что вскоре она покинет столицу. Её не казнят, но… — Установим за обеими слежку, — Саид устало провёл рукой по лицу. — Молодец, Туана. Твоей сообразительности позавидует каждая. Хюррем с лёгкой улыбкой наблюдала за перешёптываниями членов династии. — Они знают, — спокойно проговорила она, не поворачивая лица к Махидевран. Шах тем временем стойко держалась под осуждающим взглядом брата. Из раза в раз он задавал один единственный вопрос: «Где Линфэй?». Женщина хотела бы знать ответ на этот вопрос, но пропажа Хасеки-султан для неё являлась такой же тайной, как и для него. — Я не знаю, — дала она в очередной раз свой однообразный ответ. — Ты больше не войдёшь в стены этого дворца, — прозвучал приговор от разъярённого султана. — И покинешь столицу, как только Линфэй вернётся. Завтра я приеду к тебе и задам тот же вопрос. Хочу услышать другой ответ. — Ты не можешь… — Могу! — в гневе закричал падишах. — Я — повелитель мира. Не забывай этого. Я не забыл твоё участие в побеге Армаан из гарема. — Она не сбегала! — Шах твёрдо посмотрела на брата. — И это был ваш ребёнок… — Нет, не мой. А теперь уходи. Шах хотела бы доказать свою невиновность, но её слово ничего не стоило против слова Хюмашах-султан. Женщине оставалось только покорно согласиться с решением падишаха и удалиться. Снаружи она наткнулась на «свору волков». Каждый брошенный взгляд казался острее меча, никто её не поддержал. Шах вздрогнула от мысли, что все они уже знали приговор. Уходя, султанша держалась гордо. Ничто в этом мире её сломить не могло. Бали-бею было поручено провести расследование. Допрос почти ничего не дал, только несколько выведенных из себя султанш.***
Хюррем ожидала увидеть на пороге своих покоев Туану-султан. Та прослыла своей несдержанностью и гневливостью. Мелкая пакостница — вот какой её всегда считала госпожа. Но вместо луноликой дочери повелителя она увидела его храброго сына. Осман лишь махнул рукой, заставляя слуг выйти прочь. Хюррем напряглась, она не ждала добрых слов от ребёнка соперницы. И приготовилась к словесной перепалке. — Ты всё организовала, — нахмурив брови, заявил парень. — Не смей отрицать. В этом дворце есть только одна настолько наглая сука. — Что? — Хюррем чуть было не задохнулась от столь откровенного оскорбления. — Шехзаде, помните кто перед вами. — Рабыня, — хмыкнул юноша. — Я помню. Вы не моя матушка, не свободная и не законная супруга падишаха. — И всё же я госпожа, — Хюррем подобралась и задрала подбородок. — Мать шехзаде, это не делает меня равной девушкам из гарема… Я понимаю вашу боль. Сильнее, чем вы можете вообразить. Потерять мать — ужасно. И я… Осман стремительно преодолел расстояние между ними и оставил пощёчину на лице женщины. От силы удара она повалилась на тахту позади себя, охнув. Парень схватил её за шею и чуть вздёрнул. Расширенные от страха глаза султанши смотрели на лицо шехзаде. — Верни мою матушку. Иначе я заберу твоих детей. По щеке Хюррем потекла предательская слеза. От боли или унижения? Хватка на её шее окрепла, и воздуха стало катастрофически не хватать. С ужасом и горечью Хюррем осознала — ей не с кого спросить справедливости за это преступление против неё. Следы пальцев повелитель не заметит, ведь не позовёт султаншу к себе. А даже позови… лишь для допроса. Его мысли будут столь далеко, что взгляд не заметил бы синяка на пол лица. — Если я не увижу свою мать завтра к вечеру, то начну действовать. Саван ждёт твоих детей. Эти слова привели Хюррем в ужас. Она всегда была сильной женщиной, но когда дело касалось детей… внутри всё переворачивалось, дурнота подкатывала к горлу. Никто не смел безнаказанно угрожать жизням и благополучию её детей. Пристально следя за уходящим шехзаде, она поклялась ударить его в самое сердце. Позвав Гюля-агу, султанша приготовилась разыграть карту. — Какие новости? — Как вы и думали, достопочтенная госпожа, они установили слежку за вами и Махидевран-султан. Обо всех отъездах из Топкапы будет известно. — Асие-хатун не попалась? — Нет-нет, госпожа. Хюмашах-султан доверяет ей. — Отлично. Пришло время проститься с Линфэй-султан. Эта были долгие годы противостояния, но высокомерие погубило её. Ради чего она всё это время позволяла мне жить во дворце? Ради забавы? А вот теперь я позабавлюсь. Сам факт существования Линфэй оскорблял Хюррем. Её лицо и тело служили неустанным символом поражения. Вся та боль, которую рыжеволосой госпоже пришлось пережить, нашла своё пристанище в образе Линфэй. Убей Хюррем соперницу, и придёт покой. Хюррем верила в это.***
Махидевран так долго ждала этого дня. Облачившись в шёлковое платье цвета разбавленного молоком кофе, она прошла по коридорам дворца. Вышла на подъездную дорожку, где уже ждала карета. Тряска оказалась неприятной, но Махидевран стерпела бы куда больше ради шанса… поглумиться. Это был маленький домик в глуши. Махидевран поднялась по ступенькам и зашла внутрь. Там её ждал предводитель наёмников и Линфэй. Её платье помялось, но сидело всё так же хорошо. Волосы спускались по спине, ей позволили причесаться. — Наконец-то, — Махидевран слабо улыбнулась и шмыгнула от накатывающих слёз, — этот день настал. Я узрела твоё поражение и скоро увижу смерть. Не пугайся, это свершится не сегодня. Мужчина, сопровождавший Махидевран, передал записку Шахину. Тот прочитал послание, а после напряжённо посмотрел на Линфэй. Женщина судорожно выдохнула, догадываясь о содержании послания. Находящаяся в экстазе Махидевран не заметила переглядок и поникшего взгляда наёмника. — Мне жаль, госпожа… Линфэй будто облили ледяной водой. Она отступила, ожидая нападения. Махидевран недоумённо перевела взгляд с Линфэй на Шахина, а после обратила внимание на сундук. Его внесли слуги. До полна набитый золотом, он заставлял глаза появившихся наёмников гореть. Махидевран услышала топот множества лошадиных копыт, а после боевой клич. Линфэй бросилась прочь и буквально вывалилась через окно, разбив его. Шахин широко улыбнулся, удивлённый решимостью Хасеки. Махидевран ахнула, когда её схватили за волосы. Ровная сталь кинжала пронзила её живот. Женщина закричала, поражённо смотря в безразличные глаза Шахина. Она свалилась на пол, когда кто-то выбил дверь. Алая форма янычар дала ответ. Её пнули по рёбрам, заставив кричать. Кровь лилась бурными потоками, Махидевран поняла — ей осталось недолго. — Хюррем… — слабо прохрипела она. — Мустафа… нет… Умирать было страшно. Она не хотела оставлять мир и своего милого сына. Разве могло сердце матери успокоиться, когда приходилось оставлять своё чадо на попечение судьбе? Обманутая, использованная она умерла. Линфэй вскрикнула, выдёргивая осколок из ладони. Она прикрыла лицо при прыжке, но умудрилась поцарапать щёку. Корона слетела с головы, укатившись в ближайший куст. Хасеки поднялась на ноги и бросилась прочь, видя, как через окно осторожно начал перелезать незнакомый наёмник. Паника заставила её кинуться к передней части халупы, мозг на минуту забыл об опасности. Другие наёмники у порога? Страх сковал саму возможность критично и здраво мыслить. Везучая госпожа. Ведь как ещё можно было охарактеризовать ситуацию, в которой её широко распахнутые глаза увидели слезающего с коня падишаха в полном обмундировании. Небольшой отряд янычар и… брат. Линфэй вскинула руку, словно её могли не заметить. Но женщина в дорогом алом платье привлекала внимание, даже не будучи госпожой. Линфэй испуганно зажмурилась, когда Бали-бей натянул тетиву и выпустил стрелу. Наёмник за спиной женщины лишь коротко вскрикнул, еле протянул руку к стреле в глазу и упал замертво. Не успела Линфэй отвести взгляд от трупа, как оказалась в кольце крепких объятий. Броня неприятно давила на грудь, но султанша расслабилась. Она чувствовала дрожь в руках мужа, его тяжёлое дыхание походило на предвестника слёз. И она заплакала, но не от радости встречи. Её ужаснуло столь близкое знакомство со смертью. Линфэй готова была бороться и вела себя достойно, что продемонстрировала сразу. Вот только не верила она в свою способность выживать в подобных условиях. Её сила — в словах и интригах, не в физической борьбе. Спасение было… неожиданным. Она не верила в удачу и рассчитывала выбираться из плена своими силами. Взгляд наткнулся на застывшего Османа, он расслабленно разжал кулаки и ожидал своей очереди. Она вскоре настала, и шехзаде с трепетом обнял мать. Саид осторожно приблизился, кладя руку на плечо сестры. Уйти из жизни раньше неё — прекрасная перспектива для любящего брата. Оттого Саид не желал видеть конец Линфэй. Не раньше, чем умрёт сам… Когда бой закончился, Линфэй осторожно вошла в дом. Рядом была семья, и она больше не боялась. Махидевран замерла с вытянутой, но ослабшей рукой. Под телом в районе живота собралась лужа крови, а взгляд застыл. Линфэй вся напряглась от вида карих мёртвых глаз. «Она ползла. Надеялась на помощь» — подумала Хасеки, начиная всматриваться в лица валяющихся тел. Шахин захлёбывался собственной кровью, находясь в шаге от смерти. Его взгляд не казался шокированным или наполненным страхом. Он просто смотрел на неё. Линфэй с горечью поняла — Шахин знал, что закончит свой путь в одиночестве и крови. Он давно понял это и смирился. Такой финал тронул Линфэй даже сильнее, чем самого умирающего. И всё же его смерть — правильно. Он собирался убить её, пусть и немного сожалел. Она же старалась выжить, пусть и не надеялась на милость судьбы. Один из них должен был умереть. — Это была Шах, — произнёс Сулейман, когда они возвращались в Топкапы. — Я знаю. Линфэй сначала не ответила. Она не понимала, отчего он обвинил в этом преступлении собственную сестру и отчего верил в это. Предстал выбор: да или нет. Она предпочла первый вариант. — Верно. Это была она. Корону нашли, она вновь надела её перед приездом. Гордой походкой Линфэй прошла по коридорам. Держа любимую за руку, Сулейман привёл их в гарем. Саид остался стоять в коридоре, а вот супруги и их сын вошли внутрь. Наложницы повскакивали, начиная наперебой шептать и тыкать друг друга в бока. Рот Хюррем открылся, глаза распахнулись, а брови свелись. Со смесью разочарования и удивления она смотрела на вернувшегося врага. Гюльнихаль с затаённым страхом посмотрела на подругу. Схватила за руку, когда та бессознательно двинулась вперёд. Пейк рыжеволосой госпожи прошептала нечто успокаивающее, и Хюррем смогла прийти в себя. Сделав глубокий вдох, она приблизилась к супругам и низко поклонилась. — Повелитель. Госпожа… — Хюррем, рада увидеть меня? — Безмерно. — Мама! Линфэй обернулась, увидев на входе дочерей и младшего сына. Она с теплом обняла всех. Показав гарему, что она вернулась, Линфэй приказала немедленно готовить хаммам. Служанки принялись бегать туда-сюда, раздавая одно поручение за другим. На кухне затопили печь и принялись готовить блюда. Линфэй разделась и хорошенько намылившись, ополоснулась, а после до подбородка погрузилась в горячую воду ванны. Айсу-хатун помогала госпоже промыть волосы. Линфэй была рада, наконец, смыть пот и грязь. Лале-хатун принесла всё нужное для ухода за полостью рта. Чистая и благоухающая Линфэй облачилась в бархатное платье вишнёвого цвета со строгим силуэтом и рукавами, заканчивающимися чуть ниже запястий. У покоев султана стражники низко поклонились ей и пропустили внутрь. Сулейман широко улыбнулся и нежно поцеловал женщину. Не смотря на радость встречи, им предстоял серьёзный разговор. — Как сообщить Мустафе? — Гонец уже уехал с приглашением в столицу, — ответил султан. — Такое в письме не сообщают. — Верно. Его мать мертва, это разобьёт сердце. Что на счёт Шах-султан? — Через два дня она покинет столицу и больше никогда не вернётся. Я не намерен спускать подобное злодеяние с рук даже собственной сестре. — Тяжёлое решение, но справедливое. От мужа она направилась прямиком в лазарет. Там её встретила Мелек, отчитывающая Арзу. Пейк лежала на койке и недовольно вставляла комментарии. Завидев госпожу, обе они замолчали. Мелек по-настоящему тепло улыбнулась и обняла Линфэй. — Я не смогла помочь, — тихо проговорила Арзу. — Прекрати, — Линфэй устало покачала головой. — Ты сделала больше, чем могла бы любая другая на твоём месте. Знаешь, как я переживала за тебя? Боялась, что умерла. И радовалась, узнав правду. Но больше нам не навредят, впредь буду осторожнее. Хюррем ответит за свои действия. — Так и знала, — Мелек самодовольно улыбнулась. — Это была не Шах-султан, пусть именно её и обвинили во всём. Да ещё и с позором выгнали. — Я люблю тебя, Мелек. — Линфэй посмеялась. — Ты никогда не подводишь и мыслишь в верном направлении. Не Шах-султан организовала похищение, а Хюррем и Махидевран. Последняя вот только умерла. Хюррем сыграла по крупному, решив избавиться от нас обеих. Чёрт, я в восхищении. — Немного не повезло, — слабо усмехнулась Мелек. — Как она, должно быть, разочарована…***
— Она посчитала Шах-султан опаснее меня, — Хюррем нервно посмеялась, одновременно оскорблённая этим фактом и обрадованная. — На меня тень от этого события теперь просто не может упасть. — И всё равно мы в проигрыше, — печально покачала головой Гюльнихаль. — Почему? — недоумённо спросил Гюль-ага. — Это как в шахматах, — ответила Гюльнихаль. — Фигуры Шах-султан и Махидевран-султан стояли на нашей половине доски. И мы сами их убрали. Хюррем, Линфэй-султан окружена фигурами. Ты же избавилась и от слона, и от ферзя, оставив две верные себе пешки. Мы с Гюлем-агой сильно не поможем в этой борьбе. Королева открыта, ты почти одна. — В любой момент Махидевран могла сменить сторону. Я провалилась, верно. Но план был хорош, а? — Но не идеален. Они могли спастись обе, и это уничтожило бы тебя, Хюррем. На это женщине не нашлось что ответить. Она сложила руки и отвернулась, признавая правоту подруги и служанки. Гюль-ага благоразумно молчал, не желая злить госпожу лишней критикой. За годы службы он понял — Хюррем-султан критику не любила и не учитывала. Училась исключительно на собственных ошибках. Ожидаемо Линфэй пожаловала. Вошла как королева, победительница. Внутри Хюррем от этого поднялся огненный шторм, который приходилось сдерживать… для собственного блага. Арзу ещё не встала на ноги, потому госпожу сопровождали менее «любимые» служанки. — Бра-во… — Линфэй медленно хлопала в ладоши, смотря на нервную соперницу. — Изобретательный план, хвалю. Но недостаточно продуманный. Тебе невероятно повезло, что Махидевран не дожила до окончания боя. Иначе бы султан всё услышал из первых уст. — Он ничего уже не узнает, — Хюррем подобралась и вплотную приблизилась к султанше. — Благодаря тебе и твоим дочерям. Как ты только смогла проглотить свою неприязнь ко мне, чтобы сделать умный — по твоему мнению — ход? — В той лачуге нечем было заняться. Нашлось время хорошенько подумать обо всём, структурировать мысли. Ты преподала мне отличный урок. Теперь я не буду забывать о твоей смелости. Загони зверя в угол и устрашись его решимости пойти на отчаянный шаг… Больше я ошибки не совершу. — Я знаю на что ты можешь быть способна. — Хюррем нахмурилась, качая головой. — В отличие от остальных вижу эти нити, которые соединяются вместе. Нити, тянущиеся от одного преступления совершённого в этом дворце к другому. Ты хитра и прозорлива, но не думай, будто этого не видно. Времена, когда ты играла дурочку прошли. — Как и времена, когда я давала тебе спокойно жить в Топкапы.***
— Повелитель, — Эсмахан низко поклонилась дяде, — я хотела поговорить и просить вас о милости. Не для мамы, нет! Глаза Сулеймана посветлели, и он с большим желанием решил выслушать просьбу племянницы. — Говори, Эсмахан. — Позвольте не уезжать с матушкой. Я хотела бы, как и прежде, уехать в Манису с… Туаной-султан. Она моя единственная подруга и это… взаимно. К тому же её беременность… может пригодиться поддержка. Прошу, удовлетворите мою просьбу. — Что ты, — падишах улыбнулся. — Это самая малость, которую я могу для тебя сделать. Когда Осман вернётся в санджак, езжай с ним. — Благодарю, повелитель.***
— Ты пришла в себя, — Фара заискивающе улыбалась, глядя на подругу. — Я этому очень рада. Баязид чувствовал твоё волнение, оттого часто плакал. — Я переживала за маму, — Хюмашах кинула взгляд на люльку в которой спал малыш. — Её могли убить, а нам с Туаной ещё и пришлось соврать отцу о настоящем преступнике. Хюррем-султан ответит за свои действия позже. — Назревает очередная буря, — Фара с несколько печальной улыбкой посмотрела в окно. — Хотя когда здесь бывало спокойно? Редкие моменты между катастрофой и мучительным ожиданием этой катастрофы, когда обстановка накаляется. — Это гарем. Чем меньшая у тебя роль в общей картине, тем спокойнее живётся. — Ты права. Знаешь, пойду проверю Ирену. Сегодня у них арифметика, она могла снова сбежать с урока. Не хочу, чтобы Чичек-калфа достала фалаку. — Передавай привет сестрёнке. — Она будет рада это услышать, — ореховые тёплые по своей сущности глаза Фары чуть сузились от широкой улыбки. — Для неё ты отличный пример для подражания. — Тогда скажи, что я была лучшей в арифметике. Может, это пробудит жажду узнать всё о числах. — Хорошая идея, — Фара кивнула и вышла из покоев. Она неторопливо шла по коридору, когда услышала небольшую перебранку между братьями. Выглянув из-за угла, девушка увидела двух двенадцатилетних шехзаде. Они не то ссорились, не то пытались помириться. — Ты вёл себя как марид в прошлый раз. А теперь зовёшь потренироваться? — Ты всё ещё обижаешься? — Селим задрал подбородок. — Не веди себя как дитя. — Наш отец никогда не прощал злых слов в свою сторону. Теперь иди и скажи ему, что он вёл себя как ребёнок. Давай! — Прекрати злиться и забудь. — Извинись. — …Что? — Селим от удивления отступил назад, руки его, ослабев, повисли вдоль тела. — Извинись за те слова. Это будет правильно и благородно. — С каких пор тебя заботит благородство? Говоришь так, словно никогда ничего такого не… — Я не оскорблял тебя! Шутил временами, но по-доброму. И ты смеялся вместе со мной. Селим, просто извинись. Одного слова будет достаточно. — Не буду, — уверенно покачал головой шехзаде. — Я не обязан. — А я с тобой возиться и дружить не обязан. — Мы братья, может и без дружбы… — Какой же ты противный! — Касым не выдержал и крикнул на брата. — Будешь готов извиниться — приходи, нет — я с Искендером отлично время проведу. Когда Селим недовольный финалом беседы ушёл, Фара вышла из «укрытия». Она поклонилась шехзаде, тот недовольно выдохнул, смотря на наложницу. Покачав головой, Касым прошёл мимо в сторону покоев сестры. — Вы поступили правильно, — её голос остановил юношу. — Эм, в смысле… слова звучали очень благородно. Вы — хороший наследник трона. — Да, поэтому я знаю, что подслушивать — плохо. — Это вышло невольно. Простите. — Считай, твои оленьи глазки меня умаслили. Иначе бы назначил наказание на усмотрение Чичек-калфы. — А-ха-ха, спасибо, — Фара чуть смутилась, услышав комплимент от мальчика, который был младше неё.***
— Мне больно говорить это, Мустафа… Линфэй стояла позади трона супруга. Мустафа с взволнованным лицом слушал отца, опасаясь очередного «выговора». Но в этот раз кое-что было иначе… Линфэй-султан присутствовала при беседе. Сулейман никогда прежде не критиковал сына при ком-то. И Мустафа молился, чтобы так оставалось и впредь. Успел ли он что-то сделать? Шехзаде и сам не знал. Что ему — истина, то отцу — ложь. — Случилась страшная трагедия, — Линфэй смотрела сочувствующе. Что-то «йокнуло» внутри него. Мустафа сглотнул вязкую слюну, но в горле всё равно что-то стояло. Они смотрели на него с жалостью, и это пробуждало тревогу. Губы Линфэй зашевелились… — Махидевран мертва. Мустафа почти не слушал и не слышал дальнейших слов. Отец пытался подробнее объяснить, как и почему всё случилось. Мустафа сделал шаг назад и медленно вышел из покоев повелителя. Снаружи стояла Фатьма-султан, она крепко обняла потерянного парня. Её похоронили, не дожидаясь Мустафы. Он понимал почему — из Амасьи путь был неблизким. Мустафа впервые за долгие годы плакал, прощаясь с матерью. «Она знала, что случится нечто плохое» — думал шехзаде. Только на следующий день Мустафа готов был узнать подробности кончины матери. Виновница покинула столицу, отправляясь в ссылку. Ему не оставалось ничего кроме как горевать. Спустя несколько недель Мустафе пришлось вернуться в санджак.***
Линфэй зашла в мечеть и встала перед гробом Махидевран. Рядом с мёртвой султаншей находились другие отпрыски султанской семьи: племянники и племянницы прошлых султанов. Здесь не хоронили более важных членов династии. — Ты должна быть очень благодарна мне, Махидевран. Я могла уничтожить память о тебе, вскрыв правду. Бедный Мустафа и приходить сюда стал бы со стыдом и большим трудом… Ты умерла не предательницей. Почему? Я соврала. Сказала, будто тебе донесли, что я могу быть в той халупе. И ты благородно хотела спасти меня, но никому не сообщила, потому что не была уверенна в правдивости донесения. Я сделала для тебя куда больше, чем ты заслужила… Линфэй направилась к выходу. Зло оглянувшись, она тряхнула полами платья и удалилась.