***
— Я говорю, ты слушаешь. — Линфэй сидела в кресле, в то время как Осман стоял поодаль. — Никаких слов о пророках и богах, если не хочешь закончить в руках палачей. Контролируй себя и не смей трогать Джансет-хатун. — Я был к ней добр в ваше отсутствие. Даже звал к себе. — Шутишь? — Линфэй мрачно посмотрела на сына. — Аллах милостивый… надеюсь, она хотя бы осталась удовлетворена. — Почему нет? — Я бы точно не получила удовольствия, ложась в кровать с мужчиной, который бил меня! Я поговорю с ней и узнаю… настоящие чувства девушки. Если она захочет, ты больше её не коснёшься. Ясно? — Как можно не желать божество? — Осман резко замолк, произнеся последнее слово. — … — Линфэй хотела вцепиться себе ногтями в лицо от безысходности. — Хватит мучать меня, Осман. Ты не Бог, прими это и живи дальше. Не надо разочаровывать меня сильнее. — Вот как… Линфэй напряглась, когда заметила странное выражение на лице сына. В его глазах скопилась влага, и стал он выглядеть «оскорблённой дивой». Хасеки встала из кресла и увеличила между ними расстояние. — Я всё ради вас делал! Линфэй ахнула, когда Осман схватил её за плечи и толкнул на кровать. Женщина уткнулась лицом в бархатное покрывало. — Защищал! Говорил то, что бы выставило вас в выгодном свете! Готов был врать отцу ради вас, мама! Раньше вы говорили, что я особенный и ниспослан небесами. — Я всего раз так сказала… — Не раз! Я был вашим наследником престола! А сейчас? Я освободил место в вашем сердце, и вы с удовольствием усадили на него Касыма? Я старался быть хорошим сыном. Не сбегал с занятий, как Хюмашах. И был безусловно верен… Линфэй полулежала и через плечо испуганно смотрела на упавшего на колени сына. Боясь сказать что-то не то, она молчала. Слушала тираду. — Туана защищала вас. Отомстила Армаан за вас! Сделала так, чтобы та не ушла на тот свет легко. Ради вас! Каждый наш вдох был посвящён вам. И когда мы перестали быть идеальными детьми… вы разлюбили нас, Валиде. Разлюбили же?! Скажите! Линфэй невольно вскрикнула, когда Осман навалился сверху и встряхнул её за плечи. Широко распахнутыми глазами она смотрела на льющего слёзы злого сына. — Нет! — в панике закричала Хасеки. — Не разлюбила! Но тебе нужна помощь… — Это не так, — черты лица Османа разгладились, голос стал спокойным. — Я в порядке. Мне лишь нужны ваши поддержка и любовь. — Не делай и не говори опасных вещей, тогда я поддержу тебя во всём. — Спасибо, мама. — Осман осторожно поцеловал её в лоб и встал, выпрямляясь. — Поздно уже. И я так устала, — всё ещё испуганная Линфэй поднялась следом и поправила волосы. — Пойду к себе. — Как Мустафа? — вопрос остановил женщину на пороге. — В порядке. Не спрашивай подробности, я была занята мыслями о тебе и Туане. Не смогла толком… жить. — Не общайтесь с ним, — Осман присел на кровать, спиной к матери. — Он лживый ублюдок. — А вот это ошибочное мнение, — чуть улыбнулась Линфэй. — Местами он даже наивен. — Это маска, мама. Я видел, как Мустафа смотрит на вас. Ничтожество… Только судьба даст ему шанс, и Мустафа им воспользуется. Ненавижу его. — Спокойной ночи, Осман.***
— Если Аллах жесток, то это наша последняя ночь, — Эсмахан ближе прижалась к возлюбленной. — Что за глупость? — Туана чмокнула девушку в щёку, нежась в постели. — Расставание не разлучит нас. Мы вновь воссоединимся. Ах, как бы хорошо завести ещё одного ребёночка, но чтобы он уже был твоим. Конечно, малыш всё равно будет нашим, но… Ты поняла, о чём я. — Ты недалека от истины… У меня наверняка родится дитя, но вдали от тебя и Разие. Линфэй-султан вознамерилась выдать меня замуж в столице. Молюсь, чтобы её ярость на меня не была велика. Хуже нелюбимого мужа только жестокий нелюбимый муж. — Что? — Туана приподнялась на локтях. — Да. Линфэй-султан сообщила мне об этом ещё в Конье. Даже не знаю, что теперь делать. — То, что я уже когда-то предлагала. Туана вылетела прочь из покоев, накинув закрытый халат. Она неслась к брату подобно буре. Тот — на удачу — не спал, задумчиво сидел за столом и пил вино. Он едва ли обратил внимание на ворвавшуюся без спроса сестру. Лишь махнул рукой на соседнее кресло. — Случилось то, чего я так долго боялась. — Мама отреклась от тебя? — грустно посмеялся шехзаде. — Ещё нет, — Туана невольно скривилась от этой мысли. — Она решила навсегда разделить нас с Эсмахан, выдав её замуж. — Мне жаль. — Осман, я прошу тебя… Ради всего святого, помоги. Я не смогу без неё жить. Особенно зная, что какое-то ничтожество смеет трогать Эсмахан. Мой союз с Яхъёй и вполовину не так… близок. Он без меня проживёт прекрасно, а я без него. История с Эсмахан другая! — Я помогу. Сильнее матушку разочаровать уже просто нельзя, так что… Завтра всё свершится. Туана с радостью накинулась на брата. Тот казался отстранённым и не проявлял опасений относительно подобного решения. Он пригласил кадия и нашёл свидетелей, одним из которых стала сама Туана. Эсмахан просила одуматься, но в итоге согласилась. Она всегда прогибалась, когда дело касалась дочери падишаха. «Дитя… похожее на неё и меня. О!» — Туана хитро улыбнулась этим мыслям. Они решили сообщить обо всём матушке вместе. Эсмахан осталась на попечении служанок, ведь не была готова к «атаке» со стороны Линфэй-султан. Осман встретил мать с извиняющейся улыбкой. Он ещё помнил её слова об опасных словах и вещах, о поддержке. Но если сестра станет счастлива… он готов ко всему. — Сегодня… мы с Эсмахан-султан совершили обряд никяха. Посему она обязана остаться в Манисе как моя супруга. — Мои слова уже ничего не значат, — Линфэй шумно выдохнула и покачала головой. Осман удивился спокойствию матери. Прежде она казалась неумолимым штормом, а теперь превратилась в молчаливый океан. Оставалось только догадываться, что творилось там — на дне. — Тайный никях, без позволения и одобрения отца… — продолжила говорить Хасеки. — Пора преподать тебе урок, Осман. И раз появилась возможность… я ей воспользуюсь. Я немедленно собираю вещи! И возвращаюсь в столицу. Будь уверен, милый, отец узнает об этом недоразумении именно от меня. Я стерплю его недовольство и даже обращу ситуацию себе во благо… А вот что ты сделаешь, когда получишь приглашение в столицу… посмотрим. — Вы этого не сделаете, — с улыбкой сказал Осман, а после взволнованно продолжил: — Не сделаете же? — Нужно отвечать за действия и принимать последствия, — Линфэй поднялась с софы и приблизилась к близнецам. — Думаете, вам всё с рук сойдёт? Тебя накажет отец, Осман. А Туана… ты больше не получишь должного влияния в Топкапы. Никогда. Не после того, что ты сделала с Армаан. Давно пора было так поступить… — Мама… — Молчать! Я достаточно терпела ваши прихоти. А теперь прочь. Я уеду завтра утром.***
Туану расстроили слова матери. Разозлили. Испортили вкус победы. Да, её мать умела окунуть собственную дочь головой в грязь. И подержать под толщей нечистот ради пущего эффекта. Туана вдруг почувствовала, что как никогда начала завидовать младшей сестре. Её мать — заметно для всех — любила больше. И Хюмашах всегда радовала великую и великолепную Хасеки Линфэй-султан Хазрет Лери. Наверняка супруга падишаха стала любить младшую сильнее после «жертвы». Туана зло усмехнулась, подумав о последнем слове. Брак с Рустемом-пашой — не жертва, а награда. — Туана, ты чего застыла? — Эсмахан коснулась её плеча. — А? Задумалась, не переживай. Знаешь, мы извлечём выгоду из никяха. Даже не смотря на угрозы матушки. — Мы уже извлекли выгоду. Я никуда не еду. — Мы возьмём больше, — Туана почти застенчиво улыбнулась. — Разие — это прекрасно. Но девочка, которая будет твоей и моей… это другое. — Я не понимаю о чём. — Есть в этом мире часть меня, способная подарить нам общее дитя. И ты знаешь ответ… никто никогда не осудит тебя. Родить от мужа — не преступление. — Туана… это как-то слишком, — Эсмахан поняла идею возлюбленной. — Я с тобой и брак с Османом ничего не значит. — Так и есть! Но это сыграет нам на руку. Единственный шанс завести ещё одного ребёнка. — Но… есть Яхъя-бей. Ты можешь… — Это не то, милая! Осман — это я. Ваше дитя — наше с тобой дитя. Понимаешь? — Я… понимаю.***
— Я не верю своим ушам, — Линфэй взмахнула руками, заканчивая со сборами. — Эсмахан провела свою первую брачную ночь с Османом? Туана меня удивляет всё больше и больше. — Отношения этих троих… странные, — сказала Арзу. — Я продолжу наблюдать и буду докладывать. Не переживай, сделай Осман что-то… плохое, и ты узнаешь. — Спасибо, Арзу. — Пришло время прощаться. — Пришло.***
— Я так скучаю по твоей матери, — Сулейман устало присел на трон под шатром. — И я, — Хюмашах примостилась на подушки. — Она уже совсем скоро вернётся. Из Манисы пришло письмо — она уже в пути. Без неё здесь так печально, даже Михримах… хотя она грустит совсем по иной причине. — Ты что-то знаешь? — Она влюблена, — хитро улыбнулась Хюмашах. — И страдает, держится поодаль. Даже не подходит к нему. Сердце болит за неё, папа. — Кто этот мужчина? — Было бы так прекрасно соединить их узами брака! Ведь и кандидат достойный. Вежливый, верный, честный, благородный… Малкочоглу Бали-бей. Позови Михримах и спроси обо всём. Она согласится тут же. А для Бали-бея нет большей чести чем… стать мужем моей сестры. Вряд ли он открыто это скажет, лучше… «…не давать ему шанса отказаться» — подумала Хюмашах. — …быть тебе настойчивым и уверенным в словах, отец, — вместо этого сказала султанша. Хюмашах закусила губу и еле сдержала смех, ожидая прихода сестры. Михримах не заставила себя ждать. Девушка присела на подушку напротив старшей и внимательно стала слушать отца. На лице вскоре появился искренний неприкрытый восторг, и Сулейман заметил это. Хюмашах похихикала и намекнула повелителю, что стоит настоять на бракосочетании… ради счастья Михримах. Дочь Хюррем удивилась такой доброте со стороны сестры, но не нашла подвоха. К моменту, когда вернулись Линфэй-султан и Хюррем-султан, уже было принято окончательное решение — Михримах станет женой Бали-бея. Хюррем эта новость порадовала — Бали-бей являлся приближенным к Сулейману лицом, к тому же Михримах питала к мужчине слабость. Назначили день торжества. Линфэй не жаждала стать гонцом с дурной вестью, но выбора ей сын не оставил. Никях — та самая ошибка Османа, которую можно раскрыть без вреда для его жизни. Ведь «комплекс Бога» — еретичество и верная дорога в могилу. — Без моего ведома и твоего дозволения Осман провёл никях с Эсмахан. Узнав, я отчитала сына и немедленно собралась в путь. — Что? Как он посмел?! Линфэй отвела взгляд, напряжённая. Бросив взгляд на двери, за которыми стояла стража, она вновь посмотрела на взбешённого супруга. Ей уже приходилось видеть его в подобном гневе, но каждый раз словно первый. — Я не знаю… — Как ты допустила? — А что я могла сделать?! Мальчишка собственную мать не уважает и делает что вздумается! Я с ума не сошла благодаря Касыму. Вот кто сущий ангел, а не шехзаде. Я мать Османа — верно, а ты — его отец. Не я одна виновата в его… дурном нраве. — Ты… — глаза падишаха расширились от удивления, он не ожидал услышать такого от жены. — Я сообщила об этом не чтобы выслушивать твои упрёки, любовь моя. Поговори с сыном и поставь на место. Пусть очнётся ото сна, в котором он распрекрасный шехзаде. Он человек, раб Аллаха, не более… Сделай что должен отец. — Оставь меня. — С радостью. Умеешь ты разбить мне сердце. Линфэй преувеличила свои чувства от обвинений. Она ожидала их, но в ответственный момент потеряла контроль. Завтра она придёт к нему и… извинится за своё поведение. Разве был иной выбор? Даже сейчас — когда другие женщины ей не соперницы — нельзя терять влияние на султана. Перед свадьбой Михримах — спустя месяц — в Топкапы прибыли шехзаде. Сулейман даже не посмотрел на сына, в котором прежде видел главного наследника. Линфэй стояла рядом с супругом при приветствии и улыбалась. Ожидаемо, они помирились почти сразу. Сулейман слыл обидчивым, но она не сделала чего-то выходящего за рамки. В ночь хны Хюмашах решила сыграть с сестрой злую шутку. Она подменила кисть, которой должны были наносить узоры на Михримах. Линфэй-султан — как самой счастливой в браке женщине — выпала доля окрасить ладони и ступни невесты хной. Она обмакнула кисть в жидкость и только успела коснуться руки госпожи, как предмет треснул и разломился пополам. В помещении все мигом стихли. Юные наложницы недоумённо начали переглядываться. — Какая дурная примета, ой-ой. — Хюмашах с усмешкой отпила из бокала. Линфэй строго посмотрела на дочь и кивнула хазнедар, чтобы та подала новую кисть. Нанеся узоры на хмурую Михримах, Линфэй вернулась на своё законное место. Вскоре невеста вновь повеселела. Линфэй с усмешкой посмотрела на младшую дочь и покачала головой. Туана сидела в отдалении вместе с Эсмахан. Линфэй не позволила им сесть рядом с собой. Её гнев ещё не утих, оттого она не желала даже слышать голос старшей дочери. В день торжества Хюмашах летала по дворцу как птичка, подготавливая столы к пиру в саду. Она напевала себе под нос, чем удивляла всех кроме матери и мужа. Рустем и Линфэй знали причину такого приподнятого настроения девушки. Перед тем как проводить сестру на первую брачную ночь, Хюмашах схватила Михримах за руку и наклонилась к уху. — Ты утонешь в собственных слезах. Заживо сгоришь от боли. Михримах зло выдернула руку и чуть толкнула сестру, уходя. Хюмашах посмеялась и осталась стоять снаружи. Вскоре появился Бали-бей. Он не выглядел радостным или хотя бы смирившимся. Мужчина печальными глазами посмотрел на султаншу. — Ничего личного, Малкочоглу. Признаю, я настояла на вашей свадьбе. Не держи на меня зла, ладно? — Зачем? Вы ведь знали, что я не люблю Михримах-султан. — Верно. А теперь дай ответ на свой вопрос. — …Я понял. — Прости. На лицо Хюмашах проползла сдерживаемая счастливая улыбка. Она кивнула мужчине и направилась прочь. Бали-бей оглянулся и увидел как девушка пританцовывала и покачивала бёдрами. Она задрала одну руку вверх и дёргала ей. Хихикнув, она подхватила подол платья и убежала. Бали-бей вошёл в покои. Ему было невыносимо видеть под алой вуалью улыбающееся лицо девушки. В голове всплыла картина совсем девчонки, которая заглядывалась на него… Она и сейчас оставалась той самой малышкой. Мужчина сморщился. Он принял решение и не намерен отступаться. Встав на одно колено перед женой, он заговорил. — Для меня честь знать, что я достоин дочери повелителя мира. Одному Аллаху ведомо насколько я уважаю падишаха и желаю его одобрения. Но есть кое-что сильнее… У меня есть принципы и нормы морали, госпожа. Я не трону вас и никогда не смогу. Вы росли на моих глазах. Я просто… Она действительно росла на его глазах. С детства Михримах бегала за хранителем покоев султана. В то время как Туана и Хюмашах не обращали на него внимания, Михримах… была слишком навязчивой. Он видел её каждый день в отличие от сестёр. Их он мог воспринимать как женщин, но не Михримах. — Бали, пожалуйста… я так мечтала об этом дне. Давай просто… — Я не могу, — Малкочоглу поднялся на ноги. — Вы всегда будете для меня ребёнком. Простите. Он вышел из покоев, оставив Михримах в одиночестве. Она замерла в одной позе. По щекам потекли слёзы. Девушка содрала с головы фату, прикрывающую лицо. Зажав рот ладонью, она упала на кровать. Рыдания сотрясали её тело до самого рассвета. Она утонула в слезах. Заживо сгорела от боли.***
— Я люблю её, — твёрдо соврал Осман, стоя перед отцом в его покоях. — Без Эсмахан моя душа горела. Я мужчина и никогда не обесчестил бы девушку. Но без Эсмахан… жить не хотелось. Я принял решение жениться на ней и готов ответить на свои действия. — Ты не спросил моего благословения, — Сулейман поставил печать на каких-то бумагах и отложил их в сторону. — Пошёл против правил и устоев. Это недостойное поведение для шехзаде. — Я готов принять наказание. — Фамильное кольцо… верни его. Осман недоумённо посмотрел на отца, а после расстроенно снял светлое кольцо с пальца. Положив его на стол перед падишахом, парень отошёл. — И не смей больше проявлять неуважение к матери. Она Хасеки-султан, жена повелителя мира. Никто не смеет поступать оскорбительно, в том числе ты. Это ясно? — Да, повелитель. Между отцом и сыном состоялось несколько бесед, прежде чем тот отбыл в Манису. Они уладили разногласия, но Осман не был до конца прощён. Потерять доверие падишаха легко, вернуть — вот сложная задача. Линфэй радовало одно — Осман не вёл себя опрометчиво.