***
Через несколько дней Линфэй доставили письмо. Она не ожидала увидеть личную печать Мустафы, который ещё не успел вернуться в Амасью. Линфэй взволнованно сорвала печать и забегала глазами по строчкам. — Что там, мама? — спросила Хюмашах, сидя рядом. — На Мустафу совершили покушение. Все наёмники убиты, допросить некого. Но шехзаде уверен, что за этим стоит Хюррем. — И он верно думает? — осторожно уточнила Хюмашах. — Да, — кивнула Линфэй, поджимая губы. — Почему вы так встревожены, Валиде? — Атмаджа и Явуз. Некие загадочные воины, которые помогли Мустафе. Хм, вроде как их послал Хайреддин-паша. — Вроде как? — …Надо их убрать. — Не думаю, что они так опасны. Воинов не учат дворцовым интригам. — Можно чувствовать себя одинаково комфортно как на поле боя, так и на приёме полном фальшивых улыбок. Не стоит недооценивать воинов. Особенно умелых. — Верно, но сейчас у нас есть другая забота. Нужно ответить на предательство Асие-хатун. Мне жаль, ведь я доверяла ей и тем самым подставила вас, мама. — Ответ должен быть суровым и жестоким, — лицо Линфэй похолодело, в глазах появилась суровая решимость. Сюмбюль-ага помог схватить Гюльнихаль-хатун. Женщину притащили в покои Хюррем, пустующие в отсутствие хозяйки. Султанша уехала к дочери, чтобы помочь в семейной жизни и утешить. Гюльнихаль глядела на всех испуганными глазами лани. Линфэй с болью протянула флакон. — Выпей. Иначе будет больно. Гюльнихаль зажмурилась и расплакалась. Она не проронила ни слова, понимая — её судьбу не изменят мольбы. Яд она взяла смело, чем удивила Хасеки. Быстро выпила его и сжалась в углу. Линфэй отвернулась от горько рыдающей женщины и повернулась только когда все звуки стихли. Гюльнихаль застыла в одной позе, лицо её сделалось мирным и светлым. Стражник взял тело на руки и вышел на балкон. Без промедлений он скинул его вниз. Хюррем лично нашла подругу, возвращаясь во дворец. Она закричала и бросилась к телу. Похлопала по щекам, словно это могло помочь. А после вновь закричала, на сей раз отчаяннее. Линфэй наблюдала за этой картиной издалека. Ледяное её лицо выражало печаль и… злобу. Хюррем подняла красные глаза и увидела Линфэй вдалеке. Она вскочила на ноги и бросилась вперёд. Преодолела разделяющее их расстояние в мгновение ока. Хюррем замахнулась, но Линфэй перехватила её руку. Обе женщины оказались в опасной близости к друг другу. Смотрели с неподдельной ненавистью. — Я уничтожу тебя! — крикнула Хюррем, дёргаясь в хватке. — Мечты — яд. — Она ничего не сделала… — уже совсем тихо проговорила Хюррем. — Совсем ничего. Она никогда не участвовала в моих планах. Слышала их, но… — Гюльнихаль заслужила лучший конец, но именно ты привела её к такому. — Бессердечная! — Я? — Линфэй зло выдохнула и крепче сжала запястье Хюррем. — Иди и посмотри в зеркало. В нём отразится женщина, хотевшая убить шехзаде. Не тебе учить меня морали. Хюррем выдернула руку и ушла. Слуги вскоре забрали тело Гюльнихаль.***
— Мелек-хатун просит аудиенции сегодня до ужина, — Фара пришла на тренировочное поле, где Касым стал появляться редко. Шехзаде занимался делами санджака. Это оказалось чуть проще сделать благодаря урокам и наставлениям дяди Саида и Рустема-паши. Юноша умел разбираться в бумагах и прошениях, отлично помнил чего не стоило делать ни при каких обстоятельствах — принимать послов. — Пусть зайдёт, я не против. — Касым отложил меч и подошёл к девушке. — Я… — Фара смущённо отвела взгляд, её пушистые рыжие волосы трепал слабый ветер, — пожалуй, пойду. — Уверена? — чуть усмехнулся парень. Фара застыла, удивлённая. Она растянула губы в слабой неловкой улыбке. Почувствовавший себя увереннее юноша, протянул руку и коснулся мягких волос девушки. Они выглядели иначе, чем у его матери или сестры. И Линфэй, и Хюмашах обладали исключительными волосами: гладкими и шелковистыми. Локон Фары меж зажатых пальцев Касыма казался немного жёстким. Мягкость пропала, и шехзаде понял — за рыжими локонами рабыня не ухаживала. И всё же выглядели они прекрасно. — Я… — начала было говорить Фара, как оказалась прервана. — Почему ты здесь? — Мелек-хатун… — Не здесь — на улице, а в Кютахье и моём гареме. — Оу, я поняла. Позвольте объяснить, мою сестру выбрали в качестве наложницы для вас. А мы не расставались никогда с ней, вот я и напросилась в калфы. Непросто было оставить Топкапы, ведь я там выросла. К тому же пришлось покинуть подругу — вашу сестру. — Теперь я понимаю… — Мне здесь нравится. Правда, — Фара широко и искренне улыбнулась. — В воздухе висит покой, я чувствую, что могу расслабиться. В Топкапы приходилось быть начеку. Да и я не соперница наложницам, так что… Жаловаться на судьбу не могу. Касым усмехнулся и хлопнул девушку по плечу, уходя. Фара запоздало обернулась, с тоской наблюдая за удаляющейся фигурой юноши. Она нервно сглотнула. Пытаясь казаться довольной раскладом, на самом деле она страдала от того, что не могла пройти по Золотому Пути. Справедливый, умный, вежливый — это Касым. Такой без труда мог забрать сердце. Фара вернулась в гарем и принялась заниматься делами. Вечером она обратила внимание на напряжённую Мелек-хатун, вернувшуюся от шехзаде. Женщина обвела гарем пустым взглядом и задержалась на Фаре. Когда Мелек медленно приблизилась, Фара склонила голову, будто перед ней предстала султанша. Нет смысла таить — молодая калфа боялась управляющей. Тяжёлый вздох заставил Фару осторожно поднять глаза. Мелек смотрела на рыжеволосую калфу так, словно она являлась самой бестолковой служанкой в гареме. — Шехзаде… — Мелек с трудом сказала первое слово и замолчала, не желая произносить следующих слов. — Достопочтенный шехзаде Касым желает видеть тебя сегодня вечером. — Я что-то сделала? — Фара сглотнула. Сердце у калфы пустилось вскачь. Она страшно испугалась наказания. — Да. Фара вся побледнела и чуть не потеряла сознание. Её испуганное лицо позабавило Мелек, отчего она издевательски усмехнулась. — Я очень сожалею… — Фара почти заплакала. — Ты привлекала внимание наследника. Радуйся. Слуги подготовят тебя к хальвету. Иди в хаммам сейчас же. — О? Вы говорите правду? Шехзаде хочет видеть меня… Я! — Замолчи, — прошипела Мелек и принялась уходить прочь: — Скройся с глаз. Фару нисколько не расстроили слова управляющей. Её надежды обратились явью, Фара закружилась и рассмеялась. Рабыни недоумённо смотрели на неё, но никто сильно не удивился. Фара всегда чему-то радовалась. Спустя два часа Фара, счастливая, шла по Золотому Пути. Бело-розовое платье подчёркивало её невинное светлое лицо. Девушка взволнованно приложила руку к сердцу, оно бешено колотилось в груди. «Прекрасный» — с благоговением подумала новоявленная наложница, войдя в покои и увидев шехзаде. Ей хотелось плакать. Громко, чтобы он слышал. Но это были бы слёзы не горя, а радости. Фара с трудом призналась самой себе — она мечтала об этом дне. Он ей снился бесчисленное количество раз. И каждый раз эта мечта таяла поутру. Но на сей раз… это был не мираж. Нежная, хрупкая… она смогла очаровать Касыма.***
1545 — Никаких сомнений, — уверенно сказал Саид. Линфэй кивнула, откинувшись на спинку трона супруга. Она заседала в зале совета Дивана. С одной стороны стоял её любимый брат, а с другой — муж дочери. — Флот — опора империи, — произнёс Рустем, привлекая внимание задумавшейся Хасеки. — Иметь его за спиной — колоссальное преимущество. Если шехзаде Мустафа возглавит восстание, то оно сможет длиться годами. И всё благодаря флоту. — Нам нужен свой капудан-паша, — кивнула Линфэй. — Хайреддин сторону давно занял и не нашу. Я ему не нравлюсь, это точно. И ему не по вкусу мои сыновья. Ха, неприязнь к себе я бы простила, спустила с рук. Но… мои сыновья — другое. — Я удивлён, — Саид тепло улыбнулся, — тому, что ты любишь детей больше себя. — Я выносила их, вырастила… Ничего нет удивительного в моей любви. — Может, у привязанности Барбароссы к шехзаде есть причина, корни? — предположил Рустем-паша. — Я слышал, примерно три месяца назад в Амасью приехала Михриниса-хатун, она дочь Хайреддина-паши. Единственная и любимая. — Думаешь, тайный никях возможен? — спросил Саид. — Именно так я и думаю. — Хм, — Линфэй усмехнулась, пришедшей в голову идее. — Я хочу, чтобы вы выяснили точно: был ли этот никях. И если да, то найдите свидетелей и убейте их. На этом тайное собрание закончилось. Понадобилось время, чтобы докопаться до правды. Но Рустем смог заручиться поддержкой улема, проводившего обряд, а так же нашёл свидетелей. Визирь избавился от троих из них, а четвёртого — сына Хайреддина — оставил в живых. Линфэй смогла уговорить мужа на поездку в Трабзон. У Эсмахан и Османа в прошлом году родилась девочка — Рукийе-султан, а они с супругом её не видели ни разу. По пути они посетили и остальных своих детей. Благодаря этому Линфэй узнала о недавно открывшейся беременности Фары-хатун. Хасеки несколько удивил выбор сына, икбал была старше Касыма года на три точно. Но постель шехзаде — не главная забота его матери. В Амасью Линфэй приехала с планами посеять смуту. Мустафа тепло поприветствовал мачеху и отца. Стоило Сулейману отойти, чтобы обнять восьмилетнюю внучку, как шехзаде рассыпался в комплиментах. Он взял руки Линфэй в свои оставил на тыльной стороне каждой ладони поцелуй. — Вы словно колдунья, — произнёс уже не парень, а мужчина. — Годы не оставили следов на вашем лице. — Льстец, — Линфэй польщённо посмеялась. — Приятно слышать подобное от столь талантливого мужчины. Линфэй в последний раз улыбнулась и ушла. В Амасье она чувствовала себя живой и молодой. Мустафа сказал правду — время оказалось милостиво к Хасеки. Но… Топкапы угнетал, трудности тяжким грузом легли на плечи. Амасья же подарила временную свободу. Мустафа замер и взволнованно сглотнул. Линфэй впервые назвала его мужчиной, и в этих словах он услышал похвалу. Не ту, которую дарят детям или воспитанникам. А ту, которой награждали достойных мужчин. Мужчин. Вечером Линфэй пригласила к себе Аден-хатун. Наложница пасынка пришла почти сразу, она улыбалась, но из её глаз сочился яд. Хасеки указала на подушки у себя в ногах. Аден кивнула и присела на одну из них, снизу вверх смотря на госпожу. — Михриниса… она в гареме? — Вам уже доложили, — Аден слабо усмехнулась. — Верно, она часто бывает. Мустафа пытался скрыть от меня… никях, но не вышло. — Она понесла? — Да. — Отлично. Ты должна сделать вот что, Аден: иди к султану и расскажи, якобы шехзаде вступил в незаконную связь с женщиной благородных кровей. Расскажи о Михринисе и плоде греха в её чреве. — Я не… не хочу быть козлом отпущения. Мустафа узнает и… — Иначе я убью тебя, — Линфэй театрально надула губы и взглянула на свои ровные ногти. — Могу сделать это прямо сейчас. — …Поняла. — Аден тяжело сглотнула, поднялась на ноги и ушла. Разразился скандал. Личность «благородной девушки» всплыла сразу. Михринису доставили во дворец, Мустафа же пытался доказать отцу законность их с девушкой отношений. Сулейман потребовал привести улема и свидетелей никяха. На этих словах Линфэй спрятала усмешку за ладонью. Из свидетелей нашёлся только один, а улем отрицал законность проведения обряда. — Он врёт, — поражённо сказал Мустафа, смотря на пожилого мужчину. — Как я смею? — улем низко поклонился. — Повелитель, я говорю чистую правду. Оставшиеся три свидетеля не нашлись и спустя неделю. Это привело Сулеймана в страшный гнев. Он разругался с сыном и приказал собирать вещи. — Завтра мы уедем! — крикнул Сулейман, ходя из стороны в сторону по покоям. — Как скажешь, любовь моя, — Линфэй с ухмылкой наблюдала за ним, сидя на тахте. Тайный никях — провинность одного толка. Но беременная девушка благородного происхождения, с которой шехзаде не состоял в браке… это иное. Линфэй ни минуты не сомневалась в проведении повторного никяха, ведь несмотря ни на что, Михриниса-хатун носила под сердцем члена династии. Но этот аспект нисколько не волновал Хасеки, она добилась своего — окончательно разобщила отца и сына. Она дала его гневу утихнуть, а после подошла. Сулейман склонился над рабочим столом, когда супруга обняла его со спины. Султан осторожно развернулся и приподнял лицо жены за подбородок. Ему и в голову не приходило, что его любимая супруга причастна к интригам. Сулейман поцеловал её. Нежно, как и всегда. Ночь не принесла султанше желаемого удовлетворения. Их с мужем разделяло девять лет, а пятьдесят один год — срок для мужчины. Линфэй оставила тёплый поцелуй на щеке Сулеймана и вскоре заснула. Утром ей удалось переговорить с шехзаде, прежде чем тот ушёл жениться на одной и той же девушке повторно. — Ты совсем не думаешь о своей репутации, — Линфэй делала вид, словно это её волновало. — Гарем — закрытое место, но слухи выйдут наружу. Ты боялся отца и потому не сделал всё по закону? Мустафа, ты должен был жениться на Михринисе, как выяснилось её деликатное положение. — Госпожа, я клянусь вам, всё было по закону, — Мустафа взял руки мачехи в свои. — Свидетели нашего с Михринисой никяха исчезли, я искал их. Не понимаю что случилось… — Хюррем плетёт интриги, не иначе. Ты никогда не врал мне. Надеюсь, и сейчас говоришь правду. Если да, то вариантов нет. Хюррем вмешалась. — Я должен был догадаться, — Мустафа сокрушённо покачал головой. — Эта женщина коварна, тебе стоит бояться её. Линфэй еле заметно усмехнулась. Прощаясь, она поцеловала шехзаде в лоб и, обнявшись, ушла. Линфэй была рада оставить Амасью. Она кожей ощущала недоверие отца к сыну, между ними пролегла пропасть, которую уже ничто не заставит исчезнуть. И всё внутри женщины кричало о возможном неприятном финале. В Стамбуле они не успели доехать до Топкапы, как развернулись в другую сторону. В отсутствие султана Хайреддину-паше сделалось плохо, его самочувствие в последние годы оставляло желать лучшего, а после смерти жены стало только хуже. Линфэй не собиралась мудрить в попытках избавиться от Барбароссы, она поднапрягла память и решила воспользоваться чужим методом. Мужчине вскоре доставили отравленный мёд, который медленно вёл его к могиле. Хасеки приказала своим людям следить за домом Хайреддина и в день приезда шехзаде Мустафы, Линфэй надоумила Сулеймана посетить старого друга. Она, честно сказать, сильно сомневалась в недальновидности Мустафы и не верила, что он тайно приедет в столицу. Но шехзаде в очередной раз удивил госпожу. Она лишь порадовалась, что подобных глупостей не вытворял её младшенький Касым. Когда Михриниса вышла на улицу, то сразу натолкнулась на Линфэй в алом платье с золотой вышивкой. Госпожа высоко задрала подбородок и слабо усмехалась. Михриниса мигом склонилась и поприветствовала Хасеки. Линфэй опустила глаза на живот девушки и мысленно похвалила себя за сохранение жизни Аден. Супруга падишаха не сомневалась — Аден-хатун сделает всё, чтобы ребёнок не родился живым. Линфэй вздрогнула, когда из особняка вылетел её муж. Глаза мужчины горели чистой ненавистью. Женщина отошла в сторону, ничего не говоря. Сулейман пронёсся мимо и запрыгнул в карету. От него последовал один единственный приказ: — Внутрь, Линфэй. Немедленно. Хасеки успела увидеть Мустафу прежде, чем слуга закрыл за ней дверцу. Кучер дёрнул поводья, и экипаж двинулся прочь. За всю поездку султанша не проронила ни слова. Сулейман был в такой ярости, что Линфэй боялась ненароком рассориться. Спустя несколько дней Хазыр Хайреддин-паша скончался. На его место спешно назначали Соколлу Мехмеда-пашу. Это означало одно — флот на стороне Линфэй-султан. Ей оставалось только вывести на чистую воду оставшихся верными Мустафе капитанов и партию можно заканчивать.***
1546 — С Мустафой я разберусь сама, — Хюррем взяла стакан с водой и выпила немного. — Османа на себя берёшь ты. — Я даже не знаю, что делать, — Михримах устало приложила два пальца к переносице. Она не спала всю ночь, ожидая возвращения мужа. Слуга доложил — Бали-бей провёл всё время в борделе, но исключительно пил. Он не поднимался на второй этаж с девушками и не заказывал танцев, лишь заливал в себя литры алкоголя. Компанию ему составлял давний приятель Насух-эфенди. — Мне нужен слепок печати Османа. Поедешь в Трабзон, якобы желая навестить брата. А там отвлечёшь его и быстро всё сделаешь. — «Быстро всё сделаешь». Как у вас всё просто, мама. — Михримах, это очень важно. — Почему не к Касыму? — приподняла бровь султанша, спрашивая. — Там Мелек-хатун, она тебя и на порог не пустит. Одна из фавориток шехзаде беременна, охрана усилена. В гареме Османа же заправляет всем Арзу-хатун, она женщина попроще. — Трабзон очень далеко, мама. Я не могу оставить мужа в столице одного. Михримах страшно боялась расставаться с Бали. В любую минуту он мог найти утешение и тепло в объятиях другой женщины. Султанше же ошибочно казалось, будто муж почти оттаял к ней, и оставалось сделать последний рывок до их совместного счастья. — Пусть едет с тобой.***
Хюррем вся взволновалась, узнав, что для шехзаде Мустафы готовили особый кафтан. Женщине не приходилось надеяться на гнев падишаха, потому она решила взять ситуацию в свои руки. Незаметно она отравила кафтан. А после подарок покинул Топкапы. Уходя в один из дней ожидания от портного, женщина наткнулась на незнакомую рыжеволосую девушку с маленьким ртом и большими невинными глазами. Она держала на руках маленького ребёнка. В нём Хюррем сразу узнала шехзаде Мурада, сына Касыма. Но девушка перед госпожой не походила на двадцатилетнюю Фару-султан. — Госпожа, — наложница поклонилась. — Как тебя зовут? — сощурилась Хюррем. — Ирена-хатун. Я приехала с шехзаде Касымом, присматриваю за его сыном. — Где мать мальчика? — заинтересовалась Хюррем. — Фара очень слаба. Роды прошли нелегко. — Моё… сочувствие ей. Хюррем вздрогнула, вспоминая свои последние роды. Прошло немало лет, а она всё ещё ощущала редкие фантомные боли. Хюррем кивнула девушке и пошла прочь, предаваясь мрачным размышлениям. Ирена зашла к портному и заказала детскую одежду для Мурада. После она вернулась в покои шехзаде Касыма и уложила ребёнка в колыбель. Ирена резко выпрямилась, когда услышала хлопок двери. Голова её была низко опущена, потому она не видела лица шехзаде. — Как он? — Касым присел на корточки перед колыбелью и погладил малыша по голове. — Ещё не плакал, но впереди целый день. — Ирена тихо посмеялась. — Не переживайте, я провожу всё свободное время с Мурадом. А если ухожу, то оставляю хотя бы двух служанок. — Обедать сегодня будем в саду. За вами придут и проводят. — Как скажете.***
У Аден дыхание перехватило. В голове всё билось одно слово: «Кафтан». Девушка подскочила на ноги и, оставив дочь служанкам, бросилась к возлюбленному. Она слишком сильно боялась не успеть, даже случайно врезалась плечом в стену, отчего на глазах невольно навернулись слёзы. Аден ворвалась в последний момент. — Не надевай! Михриниса удивлённо замерла. Поджав губы, она недовольно смотрела на фаворитку мужа, которую тайно винила в смерти своего мертворождённого сына. И всё же султанша прислушалась и не стала дальше надевать на шехзаде кафтан. — Что с тобой? — нахмурился Мустафа. — Не надевай, — панически повторила Аден. — Что-то тут не так. Пусть он наденет. Аден указала пальцем на гонца, который привёз сундук с подарком от падишаха. Тот тяжело сглотнул и нервно отнекивался. Михриниса отпустила кафтан, и тот упал на пол. Гонец согласился надеть подарок только после прямого приказа от Мустафы. Аден нервно сжала руки в кулаки, боясь показаться дурой. И в первые несколько минут она смирилась с образом сумасшедшей в глазах Мустафы. Вот только гонец принялся тяжело дышать и свалился замертво. Все в комнате застыли.