***
Линфэй еле видела столкнувшиеся войска внизу. Из дворца ничего нельзя было разглядеть, но одно становилось ясно — бой начался. Султанша расхаживала по покоям туда-сюда. Ирена качала на руках Мурада, тихо всхлипывая. Она боялась худшего. И пусть с шехзаде они близки не были, он был отцом её племянника и возлюбленным сестры. Хюмашах нервно теребила вышивку, сидя рядом. Вскоре в покои ворвалась Фатьма, а за ней семенили Хуриджихан и Орхан. Женщина ничего не сказала, лишь бросилась с объятиями и горько заплакала. Линфэй погладила её по голове и напела тихую мелодию, словно ребёнку. Они сидели и ждали конца. Хюмашах начала зло рвать нитки, а после бросила деревянную прялку в сторону. Та стукнулась о пол и раскололась. — Слишком тихо, — вдруг сказала Линфэй. — Вроде так же, — нервно ответила Фатьма. — Нет-нет-нет, — Линфэй выскочила на балкон, упорно вглядываясь вдаль. Один чёрт, с такого расстояния не видно ни зги! Продолжался бой или там лежали тела… Линфэй раздосадовано ударила по перилам и вернулась внутрь. Через какое-то время прибежал евнух и доложил, что янычары вернулись в город, битва закончилась. Линфэй вместе с остальными бросилась на улицу. Успех сражения ещё не означал отсутствие потерь. Первыми она увидела сына и брата. На лицах обоих подсохли капли крови. Хасеки бросилась к ним и принялась нервно осматривать. Фатьма расцвела и подлетела к мужу. — Это не моя кровь, мама, — ответил Касым, тяжело дыша. — А вот, — Саид прервался, сморщившись, — на мне и моя есть. Дайте сесть куда-нибудь. — Любовь моя, — Фатьма перепугалась и закричала: — Лекаря! Быстро! — Это порез. Рана не сквозная, всё будет нормально. — Папа-а-а-а, — Хуриджихан принялась громко рыдать, по её круглым щекам потекли крупные слёзы. — Так! Уведите детей, — приказала Линфэй слугам. — Нет! — закричала Хуриджихан. Её пришлось брать на руки и уносить под дикие крики, её присутствие могло только помешать. Саида спешно увели в лазарет. Хюмашах с Рустемом стояли поодаль и наблюдали за происходящим. Муж младшей дочери Хасеки оказался цел и невредим. — Где Мустафа? — вдруг спросила Линфэй. — Мёртв, — ответил Касым, вытирая капли крови с лица. — Дядя убил его. Линфэй прикрыла глаза и сморгнула слёзы. Она приказала отвести Касыма в хаммам и позвать туда лекаря, чтобы тот его осмотрел. Сама женщина удалилась к себе и присела на тахту. Закрыв лицо ладонями, она долго сидела и плакала. Она сделала всё, чтобы Мустафа встретил свой конец. И всё же плакала, когда это случилось. Ей предстояло жить с этим. Она не видела Сулеймана, но позже узнала о его очередном приступе. Он плакал над телом Мустафы, но… Это был его приказ — остановить шехзаде любой ценой. Линфэй вдруг страшно испугалась. Однажды он мог так же ошибочно убить и… их сына. После похорон Линфэй пришла в мечеть и встала около гроба. Одиночество её угнетало, но компания в такой момент была ни к чему. Линфэй глубоко вздохнула. — Прости меня, Мустафа, — тихо начала говорить она. — Ты так мне доверял. Всегда. И конец твой… незаслуженный. Проложенный мной, несправедливый. Теперь всё станет ещё хуже, я чувствую. Если держишь на меня зло… правильно, ведь я заслужила. Ещё раз прости. Линфэй вытерла вновь потёкшие слёзы и ушла. Снаружи её ждала стража, служанки и какой-то незнакомый человек. В руках он держал сундучок с синей печатью на месте личинки. — Это вам. — Что внутри? — Не знаю. Последней волей шехзаде Мустафы это должно перейти именно вам. Линфэй молча кивнула служанке, и та взяла «дар».***
— Новости пришли? — спросила Аден. — По слухам, шехзаде возвращается, — Элиф подала госпоже целебный отвар, повышающий фертильность. — Но как близко он к Амасье, мне неведомо. — Слава Аллаху! — Аден залпом выпила содержимое стакана. — Я боялась худшего. Он ведь такой упрямый, да? Мустафа никого не слушает, идёт до конца. А каков этот конец, Элиф? Я просто благодарна, что он возвращается. Не стал видимо требовать… Кх. Элиф, я… Кх-а! Аден схватилась за горло. Из носа её потекла кровь. — Линфэй-султан более не нуждается в твоих услугах. Лекарша сделала шаг назад, когда Аден упала с тахты. Она корчилась на полу около минуты, истекая кровью. Она потекла из носа, из глаз и из ушей. Аден встретила свой конец, думая, что Мустафа жив. Михринису Линфэй помиловала, потому девушка в скорби отправилась во дворец плача.***
— Я рад тебе. Это правда, — Осман растянул губы в подобии улыбки. — Мы так давно не виделись, — Михримах фальшиво улыбнулась. — Трабзон прекрасен, виды здесь завораживающие. — Да, — Осман напряжённо смотрел на сестру, теряя благожелательность. — Вот уж… Их прервал стук. Пожаловала Кара-хатун. Осман приказал идти ей обратно, но вообразившая лишнего наложница устроила сцену. Она ворвалась внутрь и застыла, увидев Михримах. Кара стушевалась, ведь думала, что шехзаде проводил время с одной из рабынь. Осман схватил фаворитку за локоть и вытащил из покоев. — Имей границы! Если я сказал «нет» — уходи. Я много тебе позволяю, это так. Но терпение не безгранично. — Откуда мне было знать с кем ты?! — Кара вырвала руку из хватки. — Сегодня я слышу слова любви, а завтра очередная Дильруба идёт по Золотому Пути. — Я беседовал с сестрой! С сестрой! — У одной из них ты уже побывал под юбкой! И даже женился! — Замолчи. — Осман ударил Кару по щеке. — Ты получила ребёнка и тебе известно о моих отношениях с Эсмахан. Иди и занимайся Джихангиром, пока я окончательно не вышел из себя. Осман сказал своё последнее слово и вернулся в покои. Михримах нервно отпрянула от его рабочего стола и поправила верхнюю часть платья. Осман застыл всего на десять секунд, а после начал медленно и угрожающе приближаться. — Что ты делала? — холодно спросил он. — Ничего. Просто рассматривала… резьбу. Нервная, испуганная… Это не укрылось от взгляда шехзаде. Он схватил сестру за плечи и встряхнул. — Что ты искала?! — закричал он. — Ничего! Отпусти, иначе… — Иначе что? — Осман грубо рассмеялся. Он схватил её за платье и разорвал лиф. Пуговицы посыпались по полу, и вместе с ними упал слепок. Осман схватил его и раскрыл. Ему не нужно было всматриваться, чтобы узнать личную печать. Михримах было кинулась прочь, но Осман схватил её и бросил на пол. Девушка больно ударилась коленкой и подняла полные ужаса глаза на него. Она только раскрыла рот, чтобы оправдаться, как Осман со всей силы ударил султаншу по лицу. — Чёртова сука! Михримах от шока и не шевельнулась, лишь её голова дёрнулась в сторону. А уже в следующее мгновение её перевернули на живот. Она закричала, когда Осман схватил её голову руками и ударил о пол. Кровь потекла из носа Михримах, она закричала вновь. А после он ударил её снова и снова, и снова, и снова… Осман потерял счёт и остановился лишь тогда, когда сестра перестала сопротивляться. Шехзаде шумно выдохнул и встал. Перевернув тело, он увидел обезображенное лицо сестры. Лицо — громко сказано, ведь месиво уже мало походило на дочь Хюррем-султан. — Сука! — закричал Осман, понимая во что угодил. Он приказал привести Арзу-хатун, и она не заставила себя ждать. Женщина не поверила своим глазам. Михримах она узнала благодаря волосам и платью. Арзу не видела нужды проверять пульс и без того ясно — девушка мертва. — Мама будет в ярости, — жалостливо произнёс Осман. — Не о ней надо думать, а об отце. — Мама так разозлится, — повторил мысль шехзаде, начиная ныть. Арзу покачала головой. Ей было не достучаться до парня. Она усадила его в кресло, а сама отправилась за успокаивающим отваром. Она действительно заварила его, но вместе с тем добавила ингредиент от себя. Вернулась к себе и оставила рядом с письмом из столицы о смерти шехзаде Мустафы своё. И лишь после отправилась к Осману. Принеся полный бокал тёплой субстанции, она протянула его воспитаннику. Осман дрожал и пил отрывистыми глотками. Бросив пустой стакан на пол, он забрался в кресло с ногами и уткнулся носом в колени. — Мама простит меня? — взволнованно спросил Осман. — …Наверняка, — заторможено ответила Арзу, садясь на тахту. Прошло меньше минуты, как Осман начал кашлять. Встав с кресла, он постучал по груди. Арзу заплакала. Осман поднял на неё не верящий взгляд. — Тётя… что вы сделали? — Иди ко мне. Она вытянула руки, и Осман, шатаясь, приблизился. Он практически упал рядом — на край дивана. Арзу положила его голову себе на грудь. Он вновь закашлял. Изо рта хлынула кровь, и голова его упала женщине на колени. — Тётя… — Мне так жаль, милый, — Арзу разрыдалась. — Это ради Линфэй, Касыма и империи. Мне та-а-к жаль. Прости меня, Осман. — Я не… не могу умереть, — прохрипел Осман. — Бог не может умереть. — Да излечит смерть твою душу. Я люблю тебя как своего, Осман. — Мама… Я хочу к маме… — Мне жаль-жаль-жаль. Арзу гладила его по голове, но Осман ничего не отвечал. Он не шевелился. Арзу повернула его голову и встретилась с застывшими глазами. Она вскочила с тахты и закричала. Осман упал на пол и уставился мёртвыми глазами в потолок. Арзу заперла покои и забилась в угол. Она слышала, как стража пыталась ворваться внутрь. Решив всё для себя, Арзу подошла к телу Османа и поцеловала его в лоб, погладила по растрёпанным русым волосам. А после уверенно и будто бы даже спокойно вышла на балкон, залезла на перила и без промедления прыгнула вниз. Это было быстро, никаких раздумий и картин прошлого перед глазами. Арзу даже не успела толком воскресить в памяти лицо Линфэй, как разбилась о землю внизу. Стража сломала двери и сразу после них в покои ворвалась Туана-султан. Она истошно закричала, увидев тело близнеца. Упав перед ним на колени, принялась молиться. — Я прошу тебя, верни его, — Туана горько плакала. — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Ни о чём больше не попрошу никогда. Только верни его! Аллах! Эсмахан застыла на пороге, не смея приблизиться. Она перевела взгляд с тела Османа, на тело Михримах, которое еле узнавалось. Стража принялась рыскать, ища Арзу. Эсмахан по наитию вышла на балкон и взглянула вниз. — Я нашла её! — закричала Эсмахан и отошла в сторону, её стошнило. Вскоре объявился Малкочоглу, который ожидал возвращения жены, когда услышал тревожные новости. Он поражённо присел перед телом супруги и зажал рот рукой. Ему не верилось, что так всё закончилось. Юная несчастная в браке госпожа умерла, так и не познав взаимной любви. Умер и наследник престола, первенец Линфэй-султан. А её лучшая и любимая подруга покончила с собой. В Трабзоне произошла страшная трагедия. И помнить её будут ещё очень долго.***
Линфэй бежала по коридорам с красными от слёз глазами. Она слетела по ступенькам и выскочила во дворик. Там уже стояли гробы. Она приказала снять крышки со всех и первым делом бросилась к тому, в котором лежал Осман. Линфэй схватила лицо сына в ладони и закричала. — Нет, Осман! Сынок! Она вцепилась себе в лицо ногтями и расцарапала кожу до крови. И всё кричала-кричала-кричала. А после тихо плакала у гроба подруги. Опустив лоб на крышку, и прикрыв голову руками, плакала. Успел спуститься Сулейман. Линфэй слышала его нечеловеческий крик, когда он увидел мёртвого сына. Повыскакивали слуги, и последней вышла Хюррем. Стояла ночь, но приезд экипажа из Трабзона всех разбудил. Линфэй узнала о смерти сына чуть раньше, чем привезли тело, но до последнего она не желала верить. — Моя девочка, — Хюррем упала на колени перед телом Михримах. Отодвинув платок с лица, она зажмурилась и заплакала. Её дочь была обезображена и мертва. Хюррем бросилась к Линфэй и схватила её за плечи. Сначала всего лишь встряхнула, а после ударила по лицу ладонью. — Ты убила её! — закричала Хюррем. Линфэй вяло отреагировала как на словесное обвинение, так и на рукоприкладство. В тот миг ей не было дела ни до Хюррем, ни до её слов. Она даже могла понять рыжеволосую султаншу, ведь гнев её скорее проявление отчаяния и горя, чем искренней ненависти. Хасеки спустила бы с рук вспышку ярости, но находящийся рядом Сулейман этого делать не собирался. Хюррем силой увели в покои и заперли. Если бы она только знала, то запретила бы дочери приближаться к проклятому Трабзону. Её маленькая девочка умерла в муках. На похороны приехали Мехмед с Селимом. Шехзаде выносили из дворца гробы со своими родными. Касыму казалось, что он мог упасть на землю в любой момент. Не от веса дерева и тела, а от ужаса и душевной слабости. В мечети они ещё долго стояли, прощаясь. Туана не пожелала уходить и спустя два часа, продолжая плакать над гробом. — Госпожа, — к Линфэй подошёл незнакомый слуга. — Если желаете, к вам приведут шехзаде Джихангира, а после… — Нет! — панически вскрикнула Линфэй, чем обратила на себя внимание тех, кто ещё остался. — С ума сошёл? Осман мёртв, а Джихангир его сын. Я не хочу видеть мальчика. Не произносите его имени впредь. Линфэй знала о печальной судьбе ребёнка, потому не хотела смотреть на него. Джихангир не получит трон, а привязываться к мальчику женщине совершенно не хотелось. Она поручит его воспитание какой-нибудь калфе. Хасеки поправила платок, прикрывающий расцарапанное лицо. Она простояла ещё несколько минут, а после ушла, мысленно пообещав вернуться завтра. В покоях Линфэй застыла на пороге. Куда ей стоило присесть? На край кровати или на софу у камина? В итоге госпожа вышла на балкон и улеглась в большое длинное кресло с мягкой подставкой для ног. Она даже не хотела знать, что конкретно произошло в Трабзоне. И всё-таки… На рабочем столе её ждали сундук Мустафы и скромное письмо от Арзу. Первым делом Линфэй решила открыть послание от подруги. Вместе с вещами она вернулась на террасу, где и распечатала письмо своей бывшей пейк. Линфэй несколько минут мяла в руках бумагу, ища внутри силы прочесть хотя бы первые две строки. «Моя возлюбленная сестра, Когда ты прочтёшь это, я уже буду гнить в гробу. Звучит крайне неприятно, но такова правда. В своей жизни я ни о чём не жалела, потому уйду без груза на плечах. Моим долгом всегда было защищать тебя. Ещё когда ты была девочкой, я уже тогда знала — нас разлучит только смерть. Ты — все, что у меня было. И, по правде говоря, ни в чём ином я не нуждалась. Я сделала это ради тебя. Ради империи, но в первую очередь, конечно, только ради тебя. Осману не суждено было стать падишахом, и ты знала это. Многие знали. Но именно на мои плечи легла забота о его судьбе. Меня попросили — правда, но я не сделала это под давлением. Я взяла яд и вылила в его бокал. Сразу после того как он убил свою сестру. Я помогла отойти шехзаде в мир иной, чтобы тебе не пришлось потом делать это самой. Моя жизнь — твоя. Я отдала её ради тебя. И где бы я не оказалась, не пожалею о своём решении. Прости меня. Или ненавидь. Я даю право использовать моё имя как тебе заблагорассудится. Сделай меня шпионкой Хюррем в глазах повелителя, если это поможет в борьбе за трон. Ты мастерица придумывать небылицы, и что бы ты ни думала, за это я тебя тоже сильно любила. Не медли, заканчивай эту игру.С любовью, Арзу»
Линфэй прижала письмо к груди и расплакалась. Она хотела биться головой о стены и пол, чтобы заглушить боль внутри. Хасеки должна была возненавидеть Арзу, но просто не могла. Верности Арзу мог бы позавидовать любой. Она не предавала Линфэй даже когда была в корне не согласна с методами решения проблем. Не выбалтывала тайны и всегда возвращалась. Никто никогда так сильно Линфэй не любил. Ей не хватило силы духа открыть сундук с письмами Мустафы. В какой-то момент она и вовсе хотела предать «дар» огню, но не смогла. Шехзаде был достойным и заслуживающим уважения мужчиной, она обязана прочесть его мысли, ведь он хотел того. Линфэй покачала головой и убрала сундучок под стол внутри покоев. Сама женщина вскоре переоделась в халат и легла в постель. Сон — ожидаемо — не шёл. Она уже не первый день спала плохо, началось всё со смерти Мустафы. А падающие на голову беды не давали перевести дух. Линфэй смогла уснуть лишь во втором часу, а уже в восемь её подняли слуги. Одна из рабынь — имя которой Хасеки не помнила — принесла чёрное платье с кожаным верхом. Линфэй хотела бы забыть о своём трауре хоть на час, но каждую минуту кто-то мешал этому. Лале-хатун заплела волосы госпожи на затылке в тугие косы. «Лале… когда-то она была такой юной и красивой. А теперь это взрослая женщина, которой я никогда не найду мужа. И не потому что не могу, а потому что не хочу» — с горечью подумала Линфэй. В покоях султана уже стояла Хюррем, мрачная и решительная. Она кинула короткий взгляд на вошедшую Хасеки и вновь сосредоточилась на лице повелителя. Линфэй усмехнулась, видя наглядный результат своего вмешательства. Между Хюррем и Сулейманом не было ничего. — Я отдал приказ и Бали-бей уже начал расследование относительно произошедшего в Трабзоне, — озвучил падишах то, ради чего позвал женщин. — Можете не переживать, правда всплывёт наружу. — Уж надеюсь, — ядовито выплюнула Хюррем и посмотрела на соперницу. — Моя дочь умерла во дворце твоего сына. — Смею напомнить, — грубо сказала Линфэй и развернулась к женщине всем телом, — мой сын так же мёртв. Как и моя подруга. Только посмей в чём-то обвинить Османа. Опорочишь его память и я… — Тихо! — громко закричал султан. — Я спишу эту дерзость на ваше горе. Но впредь не потерплю склок. Я понимаю вас обеих, ведь потерял и дочь, и сына. — Прости, любовь моя, — Линфэй вмиг сделалась ледяной и встала по струнке. — Я выносила Османа, вырастила и потеряла. Пережить ребёнка — страшная мука. Сулейман кивнул и тут же раздался стук в дверь. По одеяниям Линфэй определила в незнакомце лекаря. Он низко поклонился каждому из присутствующих и встал с докладом перед падишахом. — Повелитель, всплыли новые подробности по делу шехзаде Мустафы. Линфэй напряглась, но внешне она этого не показала. — Говори, — приказал султан. — Шехзаде Мустафа получил кафтан от вас незадолго до восстания и после допроса слуг, удалось выяснить, что посыльный умер, когда сам надел подарок. Кафтан был отравлен, повелитель. Смею предположить, что возникло недопонимание… — Ты хочешь сказать, что мой сын умер из-за ошибки?! — Сулейман в ярости вскочил и Линфэй даже показалось, будто он сейчас схватит кинжал и убьёт лекаря. — Нет-нет, — испуганно залепетал пожилой мужчина, — не смею утверждать подобного. Я хотел сказать вот что… Э… На кафтане мы обнаружили два вида яда. Из этого можно сделать вывод, что шехзаде желали отравить сразу два человека. Сулейман резко отвернулся, чтобы никто не смог увидеть его лица. А Линфэй с Хюррем меж тем переглянулись и обе усмехнулись своим мыслям. Усмешка Хюррем была нахальной и довольной, ведь Линфэй собственными руками планировала убить «любимого» пасынка. А Линфэй усмехнулась болезненно… Она была рада тому, что Хюррем следовала сериальному прототипу, но так же в ней пробудились неприятные воспоминания, связанные с кончиной Мустафы. — Я желаю, чтобы были немедленно выяснены подробности! — резко развернулся с криком Сулейман. — Головы отравителей должны быть на моём столе. Линфэй вскоре ушла. Ей срочно нужно было что-то делать! В любой момент могла вскрыться правда об Османе, ведь слуг из Трабзона уже начали допрашивать о том самом вечере. Могли выяснить, что именно Линфэй приложила руку к отравленному кафтану. И если одновременно всплывёт две неприятные правды, то репутация Линфэй в глазах мужа будет уничтожена навсегда. Он мог бы даже казнить её! За смерть Мустафы… «Я не позволю ему. Сулейман уже не раз причинял мне боль, ещё одного не будет! Ни мне, ни моим детям он вреда не причинит!» — думала Линфэй, заходя к себе в покои. Вечером Линфэй отважилась открыть сундук с письмами Мустафы. В них она увидела то, о чём всегда догадывалась — искреннюю и порочащую честь падишаха любовь. Линфэй потратила несколько часов и пролила немало слёз, чтобы прочитать всё. А после растопила камин и сожгла письма, способные уничтожить её репутацию в глазах султана. Мустафа любил её, Линфэй теперь не могла отпираться о такой простой истины. И эта правда вносила очередную порцию боли в сердце Хасеки, ведь именно она убила шехзаде. Пусть приказ и прозвучал от падишаха.***
— Ей там не место, — покачала головой Линфэй, когда Сулейман сообщил о решении отправить Хюррем в санджак Мехмеда. — У шехзаде весна, любовь, а Хюррем страдает от потери дочери. Никто там за ней не присмотрит, может случится непоправимое. Здесь же присмотрю за Хюррем я. — Ты слишком добра, любовь моя, — Сулейман вымученно улыбнулся, его мысли занимали смерти детей. — Как и полагается настоящей госпоже. Хюррем не должна уехать в Манису. Нет-нет-нет. Там она Линфэй не нужна. Ведь Хасеки-султан собиралась закончить эту чёртову войну за престол!