2.
Карасуба резко и, что главное, широко распахнула свои серые глаза, в один момент почувствовав невероятную бодрость, однако, в следующий момент словно схлынуло наваждение — тело жутко отяжелело, навалилась слабость, появился лёгкий зуд под кожей, а глаза так и норовили закрыться, потакая желающему сонной безмятежности сознанию. Тяжёлое одеяло казалось свинцовым, а тело — вырезанным из камня. Но нет, она всеми силами перебарывала себя, пытаясь подняться, однако всё, на что её хватило — так это, задействовав одеревеневшие мышцы шеи, отвести взгляд от изумрудного бархатного потолка сначала к плохо освещаемой откуда-то со стороны за её головой стене с тёмно-изумрудными полями обоев, что пересекают золотые цветы, — «Как… старо?» — медленно протянула мысль через едва не скатывающееся в дрёму сознание девушка, что-то чёрное блестело своим лаковым покрытием у высокого резного изголовья с той стороны, но то, как Карасуба лежала, мешало ей рассмотреть словно задвинутый назад предмет. Едва-едва, но Карасуба смогла перевернуть голову на другой бок. Взгляд зацепился за тяжёлое тёмно-зелёное одеяло и такую же тёмно-зелёную простынь, затылок оценил мягкость объёмной перины, а затем, когда Чёрная сэкирэй, сделав над собой поистине титаническое усилие, перевернула голову — то увидела пустую массивную резную тумбу, покрытую лаком. Такие же тёмно-изумрудные обои венчали ту стену. И всё. Раздражение — лёгкое, никак не сравнимое с раздражением неутолённой жажды крови, кою она испытывала практически постоянно — накатило на неё. Нет информации, нет… сил… «Нет… сил…»***
Следующее пробуждение Карасубы было более приятным. Лёгкое, доносящееся откуда-то из-за окна, пение птиц раздражало слух, яркое солнце по касательной освещало её укрытые одеялом ноги. Сон отступил, вернулась ясность мыслей, но не вернулась сила тела. Невероятная слабость в паре с голодом превалировали надо всеми другими чувствами. Однако, вскоре, сильно напрягшись, она смогла поднять торс и подтянуть к себе тело — тем самым оперевшись на мягкое изумрудное изголовье. Комната, частично обозрённая ей при первом пробуждении, оказалась сильно больше, нежели девушке показалась изначально. Огромная кровать с высоким балдахином, который она в полудрёме перепутала с потолком, и резными структурными элементами из тёмного дерева, обитая изумрудным бархатом, закреплённым серебряными клёпками, и застеленная изумрудной простынью с висящими у основания тяжёлыми изумрудными шторами… Две резные чёрные тумбы, больше похожие на готичного вида антиквариат, стояли у изголовья. Однако сама кровать была повёрнута под углом — один её угол был явно ближе к стене, чем должен был, а противоположенный от него сильно отставал, из-за чего одна резная тумба — Карасуба, ведомая желанием узнать, что там, наклонилась на бок, едва не уронив тело назад на матрас, настолько была слаба её отощавшая рука, но смогла удержаться, — на которой стояли какие-то, по-видимому, лекарства, но окромя нескольких языков и бессвязных для незнающего человека названий на пачках она едва-ли опознала что-то из того обилия коробочек, а также, стоящий на серебряном подносе со словно выкованной мастером струящейся вокруг него лозой, наполненный на две трети водой хрустальный графин с искуснейшей гравировкой, закрытый толстой крышкой с резной фигурой на ручке, похожей на распустившийся бутон розы и резной — в таком же «вычурно-растительном» стиле, что и графин — хрустальный стакан рядом с ним на подносе, была скрыта поворотом массивного изголовья и толстой — опять-таки словно покрытой одеревеневшей растительностью — цилиндрической колонной, поддерживающей балдахин. Массивный платяной шкаф из — вот сюрприз — тёмного дерева, башенками на возвышающимся над ним карнизом, подпирал странного и несколько чуждого античного стиля помещению матово-серого цвета потолок, даже на вид тяжёлые двери с глубоко погружёнными в них зеркалами были плотно закрыты, а резные, широко растопыренные, ножки надёжно удерживали гиганта вертикально. Торцом прислонённый к стене рабочий стол с лёгкой — значительно выбивающейся из общего вида — настольной лампой и крупным монитором в одном его углу был… огромен — именно так подумала девушка, когда её взор уткнулся в этого, занимающего визуально чуть ли не четверть комнаты, монстра и стоявшее за ним огромное чёрное кресло — похожее она видела в кабинете этого, использующего её лишь как инструмент для запугивания и редко дающего насладиться кровью и страданиями жертвы, поистине бесстрашного психа Минаки. Чёрная панель — Карасуба, когда мазнула по ней взглядом, привлечённая монструозностью рабочего места, не сразу поняла, что это телевизор — с огромной диагональю висела на противоположенной кровати стене — по крайней мере, с того её места, в которой она вроде бы должна стоять, — а под ней находился низенький стол со стеклянной столешницей, что была умощена на толстые ножки — изначально словно собранные из пухлых овалов, — однако выросшие из-под земли лозы словно разорвали их связь, взяв на себя весь вес толстого стекла и одеревенели, перед столиком — точнее между ним и довольно высокой кроватью — стоял длинный изумрудный диван, с трёх больших подушек которого свисала серебряная тесьма — к слову, присутствующая и на балдахине, а возможно и самой кровати, — а по бокам — смотря перпендикулярно дивану — расположились два массивных кресла в точно таком же стиле. Массивная дверь давила своей монументальностью — если честно, на некоторое время Карасуба даже засомневалась, смогла бы разрезать её своим нодати. Дверь точно вздрогнула — словно неведомый посетитель стоял за дверью, дожидаясь, когда Карасуба переведёт на неё взгляд — и совершенно беззвучно отворилась. Первое, что бросилось в глаза — жидкий столб пара, которым чадила глубокая тарелка на серебряном подносе, по краям которого вились серебряные лозы. Одной рукой — совершенно не напрягаясь на вид — его держал черноволосый парень с красивым — сама Карасуба, хоть и едва то осознавая, могла себе в этом признаться — лицом и худощавым — хотя скорее «жилистым» — понять точно было нельзя из-за общего стиля одежды парня — телом. «Гайдзин?..» сразу всплыло в голове сэкирэй. Она видела многих «гайдзинов» в MBI, однако едва-ли видела у кого-то из них похожие и столь же привлекательные черты лица. Тонкий серый свитер с длинным рукавом и высоким воротником — вновь смотрящийся несколько странно на фоне общей подчёркнутой вычурности комнаты, в которой Чёрная сэкирэй находилась — не был большим и не сильно облегал, оставаясь довольно свободным, но не скрывая атлетической фигуры. Серые тканевые штаны — похожие на спортивные — укрывали ноги, а на ступнях были надеты пушистые белые тапочки. А ещё… коридор за его спиной — рубиновый блеск, быстро скрывшийся за закрытой дверью, резал глаза одним своим видом! — Проснулась, Спящая Красавица? — голос неизвестного, имея небольшой акцент, был мягок и весел, а на лице находилась тонкая, усталая улыбка. — Дха… — тихо проскрипела она, ненамеренно деря сухое горло. Однако парень, заметив это, поспешил с подносом в руках к ней и, не опуская усталой улыбки, проговорил: — Не стоит сейчас напрягать горло разговорами. — он подошел к кровати, одной рукой сдвинул коробочки и поднос с графином, другой рукой поставил на освободившееся место принесённый им поднос и сел на высокий матрас рядом с девушкой. — Сначала немного поешь, а после разговоры, хорошо? — мягкий и усталый голос вкупе с чуть наклонённой головой, настаивающими интонациями и слабостью самой девушки, убедили Карасубу лёгким кивком выразить согласие. Неизвестный потянул к ней руки, отчего злость нахлынула на Чёрную сэкирэй, однако быстро пояснил свои действия, словно чуть извиняясь за необдуманный жест: — Давай я помогу тебе сесть, дабы тебе было удобней? — Карасубу немного удивило такое неформальное обращение в то время как она видит парня лишь первый раз, однако она вновь легко кивнула, внутренне признавая, что сама не сможет нормально сесть, а не принять некое аморфно-полулежащее положение, в котором она сама находилась. Руки неизвестного — сколь быстро и нежно коснувшиеся, столь быстро и аккуратно отстранившиеся — были тёплыми и мягкими, а ещё — заметила Карасуба — имели шрамы на тыльных сторонах ладоней — словно ими защищались от чего-то колюще-режущего — малый размер и достаточная ширина некоторых позволяли предполагать оба варианта, однако она не видела сами ладони. Он поднял поднос и сделал что-то пальцами, отчего от дна довольно тонкого изделия раскрылись тонкие витые закруглённые ножки, благодаря которым парень поставил поднос поверх толстого одеяла ей поверх ног. Карасуба потянула руку вверх, пытаясь взять ложку, в то время как неизвестный смотрел на неё каким-то странным взглядом, однако ложка выпадала из заметно похудевших пальцев. — Чего ещё можно было ожидать?.. — взгляд парня поднялся к балдахину, и он едва слышно прошептал фразу, донёсшуюся до девушки лишь несколькими звуками, она решила не придавать ей особого смысла. — Давай я тебя покормлю? Карасуба лишь слабо кивнула в то время как гримаса злости вновь перекосила её лицо. Злости на номер ноль-один, злости на чёртового Такехито, злости на себя в конце концов — на своё затмившее доводы разума высокомерие и на свою собственную слабость. Однако… человек рядом с ней… это тепло и лёгкость, что неожиданно посетили её после его появления в комнате, его отношение и то, что Она — Чёрная сэкирэй, печально знаменитый номер ноль-четыре, до сих пор неистово не желает его смерти за то, что человек увидел Её слабость… Неужели так внезапно сама судьба, что так жестоко указала ей на её слабость без ненавистного зависенья от ашикаби, заставила этот по сути немаловажный элемент в получении большей силы сэкирэй самому её найти? «Нет!» — она гнала эти мысли из головы, однако это не получалось, как бы она не старалась. Удивительно безвкусный бульон ложка за ложкой поглощался требующим питания организмом, в то время как разум всеми силами сопротивлялся мыслям о ашикаби. Однако парень не так понял скривившееся лицо Чёрной сэкирэй, приняв его на счёт свой готовки, что его весьма задело: — Прости, если тебе кажется это невкусным, но твой организм может просто не воспринять что-то более тяжёлое или с большим количеством специй… — но машинально открывающая рот и глотающая наваристый бульон девушка совершенно не обратила на это внимания. «Пусть… сначала докажет, что достоин!» Лицо девушки разгладилось, уголки губ чуть приподнялись. Она была уверена, что просто убьёт проблемного человека и проблема будет решена. — Как тхебя зовут? — и ранее не отличавшийся ровностью и приятностью голос ещё сильнее искажался болящим горлом, коему не смогла полностью помочь даже достаточно жирная и тёплая жидкость, однако слова более не заставляли Чёрную сэкирэй, что также — помимо прочего — решила перейти на неформальный стиль общения, драть горло. — Энтони. Энтони Уэбб. — представился парень, мысленно отвесив себе оплеуху за забывчивость! Таинственная незнакомка настолько очаровала Энтони, что он совсем забыл об этом?! — А как тебя, о, Спящая Красавица? — Карасуба. — ответила девушка. Уэбб точно уже где-то это слышал, но: «Где же?» — никак не мог вспомнить. — Что-ж… — однако он никак — ни лицом, ни жестами — не выдал скребущегося где-то на задворках сознания чувства дежавю, продолжив держать на лице лёгкую, усталую, совершенно не наигранную улыбку, заговорил. — О, Спящая Красавица Карасуба, есть ли у вас фамилия, или вы настолько не доверяете таинственному, спасшему вас незнакомцу, что даже её не назовёте? Шутка ли, четыре дня без сна и такое сильное духовное напряжение? Для тела нежити — едва не пшик по обоим пунктам, но для его нового тела — серьёзная нагрузка, однако Морфей никак не забирал Уэбба в свои объятья в последние дни. И дело тут даже не в том, что назвавшаяся Карасубой девушка требовала наблюдения — уж очень… странное поведение показывала её душа, да и сильное истощение — как духовное, так и физическое — настигли Карасубу после лечения — Энтони сам не мог уснуть. Казалось бы — давно подавленное тянущее и жуткое чувство одиночества возвращалось с каждым часом всё сильнее, а тело и душа тянулись к незнакомке. Нет — незнакомка сама тянулась к Энтони и притягивала его душу — словно магнит! Это было сродни наваждению. Жуткому и пугающему наваждению. Бульон закончился, и Карасуба, стоило серебряному подносу покинуть её ноги, медленно сползла назад — на огромное ложе. — Если что-то понадобится, можешь просто позвать, но пока лучше пос… — практически белая кожа на её впалых щеках приобрела чуть розоватый оттенок, которого не было даже когда Энтони увидел Карасубу впервые, глаза медленно закрылись, и девушка провалилась в сон, начав засыпать в начале фразы и не успев ту дослушать. — … пи. Уэбб даже не успел договорить и встать с кровати, как девушка заснула, а сам он, всё также беззвучно открыв массивную дверь, вышел в коридор с покрытыми словно рубиновой крошкой стенами, алым ковром с высоким однотонным ворсом и светящимся мягким белым светом потолком, направившись на кухню. Помещение встретило парня своей футуристичной белизной — лишь редкие тёмные полоски, что хаотично пересекали выложенный мраморной плиткой пол, выделялись на фоне серебряных столешниц и прочих функциональных элементов — на подобии ручек футуристичного гарнитура, — и молочно-бежевых седушек на шести белых элегантных стульях. Энтони опустил посуду в раковину, не видя смысла загружать посудомоечную машину, быстро её вымыл и поставил в своё место в шкафу над раковиной — к одинаковым белоснежным рядам прочей посуды. Смотря куда-то в потолок, витая в своих мыслях, он достал белоснежную фарфоровую чашечку с фарфоровым же блюдцем, из другого шкафчика — серебряную ложку, из белоснежной фарфоровой сахарницы взял четыре ложки сахара и налил из белоснежного чайничка тёмной заварки. Хромированный бочонкоподобный чайник, всегда поддерживающий в налитой в него воде высокую температуру, по нажатию кнопки заполнил тут же отставленную на белоснежную скатерть, которой был покрыт стол, чашечку, а сам задумчивый Энтони скользящими шагами хищника переместился к скрытому в фурнитуре холодильнику и достал оттуда любимые шоколадные печенья в прямоугольной коробочке, разделённой от угла к углу. Нижняя серебряная часть и верхняя стеклянная соединялись небольшими закрытыми шарнирами. Он вернулся назад к столу, сел на своё любимое место, с которого открывался прекрасный вид на не такие уж и далёкие для просто невероятного с человеческой точки зрения восприятия высотки. Каждая из них — как мини-город — забавляла и удивляла некоторыми обнажёнными перед толстыми витражными окнами на недосягаемой для простых взглядов высоте сценами. — Ты не влип в очередную историю, Энтони… ты никуда не влип… — он повторил это себе несколько раз, словно заученную мантру. Всё это было крайне, крайне странно, а то, что существ такой силы — одну, кстати, он, совершенно необдуманно и непохоже на себя, решил вылечить! — он в этом мире увидел буквально в одном городе, настораживало. Ещё больше настораживало то, что он — живя в этом районе более двух лет и не раз пересекавшийся с Асамой — ни разу не замечал в ней столь экстраординарной силы. И ещё больше настораживало то — что его крайне низкая «удача» едва-ли ранее серьёзно проявлялась в этом мире, а это обычно неспроста и ранее часто выражалось в резко нахлынувших неудачах. Сначала он думал, что увольнение с такого удобного места, фактически, главбуха — это все последствия раскрутившегося маховика неудач, но, по-видимому, — это совершенно не так!