Всего лишь омега?

       Прошло несколько недель после того, как юный Цзян Чженйи решил учится у Лань Сиченя управлять своей внутренней силой и приехал с этой целью в Облачные Глубины. И был почти месяц с тех пор, как Лань Хуань обрел старшего сына, а Цзян Чженйи обрел отца. А-Сон воспринял новость о старшем брате шоком, даже расстроился, ведь раз за главу клана Цзян он выйти замуж не сможет из-за их одного вторичного пола, то жизнь с Цзян Чженйи он уже представил во всех красках, даже расписал своему отцу свадьбу. Бедный Альфа подавился едой, а Цзян Чженйи только ухмыльнулся, игнорируя все детские влюбленные взгляды в его сторону. Но все же он отреагировал больше радостью, ведь мальчик много раз говорил отцу о том, что хотел бы брата, и лучше старшего, чтобы учиться у него и его именем грозить плохих ребят на улице, с чего Лань Сичень с Чженйи посмеялись.        Этот месяц прошел очень плодотворно. Сию учился упорно и с большим удовольствием, и уже через пару недель у него стали проявляться первые результаты. Также через пару дней в Облачные Глубины приехал глава Не, созванный сюда письмом от своего ненаглядного соулмейта. Сам Не Хуайсан не признавался, почему именно прибыл в Облачные Глубины по первому же письму, но Лань Сичень прекрасно видел, что Хуайсан просто соскучился по Сию, поэтому и приехал. И конечно же его сын не упустил возможности продемонстрировать свои приобретенные навыки, отчего Не Хуайсан впервые, кажется, за свою жизнь был сбит с толку альфой, судя по его виду. Но омеге явно понравилось то, что он ощутил. Лань Хуань же, после появления старшего омеги, не стал мешать влюбленным и занимался своими делами, пока в один прекрасный день ему не сообщили о прибытии главы Цзян. И он поспешил его встретить.        — Я так рад, что ты приехал, Ваньинь, — мужчина легко улыбнулся омеге, встречая его у крыльца главного дома клана Лань, ведь встретить у ворот у него не получилось. — Ты приехал один? Даже без своих адептов? — он осмотрел пространство за спиной омеги. — Проходи, — Альфа пригласил соулмейта в дом, жестом приказывая стоящим возле фусума адептам принести чаю.        — Я приехал, потому что соскучился по Чженйи, — Цзян Чэн пошел следом за Лань Сиченем, убрав руки за спину, простой жест уважения.        Он действительно приехал, потому что соскучился по своему любимому сыну, который так быстро уехал от своего папы, да еще и письма не присылал. Но также он приехал сюда потому, что не знал почему. Просто сердце тянуло, а метка горела, поэтому омега просто собрался, сказал слугам, что отправляется в Облачные Глубины и улетел. А теперь, смотря на Лань Хуаня, не понимая, почему он здесь, Ваньинь так покорно шел за Альфой, что даже думал, что сошел с ума. Мужчины вошли в дом, а Чэн заметил, что до этого Хуань был занят документами, а глава Цзян отвлек его. Ваньинь замялся, опуская глаза.        — Просто позови Сию, я поговорю с ним и улечу обратно. Я ведь видел его всего раз перед его отъездом, даже не смог нормально с ним поговорить, а он так быстро сбежал от меня, — омега грустно улыбнулся, убирая слегка влажные волосы со лба, ведь лоб, виски и шея были влажными от пота. Он благодарно кивнул, когда Цзэу-цзюнь предложил ему присесть, а затем присел за столик, складывая руки на коленях.        — Разве я могу так просто взять и отправить тебя обратно после пяти минут прибытия? — Сичень удивленно выгнул бровь, после легко улыбнулся. — Оставайся в обители клана Лань. Хотя бы до утра. Скоро начнет темнеть, я не могу отпустить тебя на ночь глядя, — мужчина присел за стол напротив соулмейта, аккуратно складывая документы стопкой и убирая их на край стола, когда подали чай и легкие закуски, ведь наступило время легкого ужина. — Сию сейчас немного занят. Видишь ли, недавно приехал Не Хуайсан. Они сейчас гуляют по городу, — Альфа поспешил исправиться, когда заметил потемневшее лицо собеседника. — Но как только он вернется, я позову его к себе. Чэн, надеюсь ты простишь меня — я рассказал ему о том, что являюсь его отцом. Он принял эту новость спокойно, лишь пролил пару слез. Он рад, что у него есть отец и сказал, что прощает меня за мою безответственность и тебя за молчание.        Ваньинь вздохнул, потерев переносицу.        — Благодарю за радушие и гостеприимство. Я рад, что Сию воспринял эту новость спокойно, но больше озадачен тем, что он сразу же побежал ныть своей омеге на это, хотя он прекрасно был осведомлен о том, кто является отцом, — он хмыкнул и вздохнул, потерев виски, затем принимая пиалу с чаем, отпивая немного. — Не Хуайсан истинный моего сына и я рад, что они хотя бы друг друга нашли. Дай Небеса, чтобы они создали и семью тоже, — он отправил в рот палочками легкие закуски, посмотрев в окно. — Уже скоро и правда вечер. Может быть, я и останусь до утра. Нехорошо себя чувствую, — он вновь потер виски. — Да и одному небезопасно.        — Ты и правда выглядишь не очень. Бледный, с тенями под глазами. Быть может, показать тебя лекарям? — но Цзян Чэн лишь отрицательно покачал головой. — Ладно. Но если почувствуешь себя хуже, то говори мне, пожалуйста, — мужчина отпил немного чая, после приступая к легкому салату из овощей и зелени с семенами кунжута. После легкого ужина, он снова разложил бумаги, а пришедший адепт сообщил о возвращении молодого господина Цзян и главы Не. — Отлично. Пригласи их ко мне в кабинет. Сообщи Чженйи, что его хочет видеть его папа, — глава клана Лань кивнул поклонившемуся адепту. — Сию совершает успехи в обучении. Прошел всего месяц, а он уже делает успехи.        Чэн улыбнулся. Он был очень горд за своего единственного сына.        — Он умный мальчик.        Ваньинь тихо вздохнул, обмахивая себя веером, ведь ему было очень жарко. Поэтому он быстро достал свои травяные таблетки, быстро суя их в рот, разжевывая и сглатывая. Мужчина потер висок, взглянув на фусума, за которыми не так давно скрылся адепт. Посмотрев на соулмейта, Ваньинь слегка прикрыл глаза и жадно вдохнул насыщенный запах розмарина и зеленого чая, незаметно для самого Лань Сиченя. Он прикусил губу изнутри, прекрасно зная, что с ним происходит, поэтому он и приехал сюда по первой причине, по первому же зовут природы и сердца. Глупые похотливые желания. Омега посмотрел на распахнувшиеся фусума и красного от бега Чженйи. Он удивился, когда сын подлетел к нему, обнимая.        — Чженйи, — ласково произнес Чэн и прикрыл глаза, целуя ребенка в висок. — Сынок, я так скучал. Прости, что я молчал, что не сказал тебе, что у тебя есть отец… -он мягко отстранился от сына, взглянув на лучшего друга, который вошел в дом. — Не-сюн.        — Папа, я тебя прощаю. Ты не виноват. Так сложились обстоятельства… — юноша обернулся на Хуайсана, который приехал к нему и Альфа выплакался ему в одну из ночей, а когда вновь признался ему и сделал предложение, то он лишь улыбнулся и вновь отказал. — Пап, хм… приехал глава Не, чтобы поддержать меня.        — Добрый день, Цзян-сюн. Я так рад тебя видеть, — Хуайсан улыбнулся, прикрывая улыбку веером, расписанным ветками сливы. — Мы так давно не виделись, что кажется словно прошла целая вечность. Выглядишь все также хорошо и моложаво.        — Раз ты вернулся, Сию, то будь добр проведи немного времени со своим папой, а мне нужно закончить кое-какие дела, — произнес Лань Сичень и легко улыбнулся. — Ваньинь, когда закончишь гулять с Сию, то можешь зайти ко мне в ханьши. Выпьем немного вина, я специально для такого случая одолжу пару кувшинов у молодого господина Вэя.        — Хорошо, — Ваньинь кивнул, посчитав, что невежливо отказываться. Встав на ноги, мужчина мягко улыбнулся сыну, погладив его по щеке. — Ну, идём же. Расскажете мне с чего у вас все началось и что планируете дальше. Я должен знать, ведь Сию мой сын, — Чэн мягко погладил сына по волосам, чуть кланяясь Сиченю, выходя из главного дома.        Спустя некоторое время, когда Цзян Чэн нагулялся вместе с Сию и Не Хуайсаном, узнал все об их планах, то понял, что лучше не вмешиваться, поэтому ближе к отбою отправился в ханьши, вновь съедая одну таблетку, чтобы не улететь от запаха истинного Альфы. Омега постучал в фусума, входя внутрь с позволения, затем снимая сапоги и прикрывая за собой фусума.        — Благодарю за радушный приём. И за то, что ты позволил Сию учиться у тебя и пригласить сюда Хуайсана.        — Тебе не нужно благодарить меня за все это, Ваньинь, — Сичень улыбнулся. — Я сделал все это от чистого сердца.        Альфа уже сидел за небольшим столиком, на котором стояла парочка пузатых кувшинов вина среднего размера, а в пиалах оно уже стыло. Вэй Усянь с радостью поделился с мужчиной своими запасами вина, когда услышал, что это для Цзян Ваньиня. Они уже успели встретиться и Цзян Чэн даже поздравил пару с еще одним пополнением, хоть и успел отругать Лань Ванцзи в своем понимании ругани, что нельзя каждый год рожать детей, потому что это плохо скажется на здоровье Вэй Усяня. Тот мог умереть от столь сильного стресса для организма.Лань Сичень тем временем разлил вина и заговорил вновь:        — Не знаю, хорошо ли это или нет, но от молодого господина Вэя всегда пахнет вином. Но это не неприятный запах, как от давно запившего человека, а весьма легкий и приятный аромат.        — От него всегда так пахло. Я думаю у него это уже природный аромат. Алкоголь. А теперь еще персик и свежая трава, — омега подошел к столу, присаживаясь напротив Хуаня. — Прости, я опоздал. Вино очень вкусно пахнет, — Чэн принюхался, затем взяв в руки пиалу с вином, приподнимая ее. — Первый тост позволь произнести мне. Я хочу пожелать клану Лань благополучия и процветания. И здоровья тебе. Чтобы ты больше не отдавался своей боли.        — С тех пор как я вернулся из Пристани Лотоса, то боль и тоска больше не терзали мое сердце так сильно, как до этого. И все благодаря тебе, — Альфа улыбнулся. — И пусть процветают наши кланы и ещё долго мы будем видеть их цветение, — Сичень приподнял пиалу вместе с Цзян Чэном, после аккуратно выпивая ее содержимое.        Ваньинь аккуратно выпил содержимое пиалы, прикрывая глаза, затем чувствуя как алкоголь обжег горло и скатился в пищевод, почти сразу воздействуя на голову. А вкупе с течкой, которую он подавлял, это дало еще больший эффект. Омега прикрыл глаза, выдыхая.        — Сегодня был такой сложный день…        — Думаю, что он был для тебя ещё и самым счастливым. Ведь ты увиделся с сыном, — легко улыбнувшись, Хуань вдруг заметил покрасневшее лицо своего соулмейта. — Ваньинь? Все хорошо? — обеспокоенно произнес он и подсел немного поближе, касаясь нежной щеки прохладной ладонью. — Ты горишь. Тебе нужно к лекарям и отдыхать. Прости, не стоило мне предлагать тебе вино.        — Нет, все в порядке, просто немного устал и жарко, — Чэн усмехнулся. — Даже в Гусу осень довольно теплая, а в четырех слоях одежды так вообще адский жар, — он выдохнул, помотав головой, жадно вдыхая запах Альфы, затем перехватив его руку, мягко отнимая ее от своей щеки. — Лань Сичень. Все хорошо. И я правда очень рад увидеть Сию. Он мое маленькое сокровище. Я бы хотел еще одного, я даже привязался к Лань Жусуну.        — Кто знает, может быть Небеса приготовили для тебя еще одного, и скоро в твоей жизни появится тот, кто должен быть этому ребенку отцом, а тебе мужем, — Сичень легко улыбнулся. — Ведь все так непредсказуемо. Я буду лишь молиться за то, чтобы у тебя все было хорошо, Ваньинь. И чтобы ты был всегда счастлив, — Хуань приподнял пиалу, наполненную вином. — Пью за тебя, — Альфа неспешно опустошил пиалу в один легкий глоток, поле ставя ее обратно на столик. — А также я очень хочу, чтобы счастлив был наш сын. Оба мои сыновья. Я желаю для них самого лучшего.        Так, за разговорами, к концу подошел первый сосуд вина, отчего Лань Сичень, все еще непривыкший пить, а также имея семейную слабость к алкоголю, захмелел и совсем растерял свой собранный вид главы клана, став похожим больше на впервые выпившего подростка. Щеки раскраснелись, светлые глаза осоловели, а с губ не сходила дурацкая глупая улыбка. Мужчина постоянно зачитывал свои любимые стихи, в перерывах между их разговорами. Вот и сейчас он подпер голову рукой, опираясь о столик и смотря на того, кто занимал все его мысли в последний месяц.        «Свет луны в тихий час ходит кругом по красному дому Нагибаясь неспешно к мягкой двери тотчас Изливает свой свет на бессонную у двери переслону Все обиды оставив не вымолвив к слову Ах, подруга-луна, почему ты стремишься стать полной, Когда люди находятся порознь», — тихо прочитал одно из своих любимых стихотворений Лань Хуань, после тихо прыснув. — Прости. Думаю, мне хватит вина.        Цзян Чэн посмеялся, отпивая вина.        — Очень красивое стихотворение, — он улыбнулся, смотря на Сиченя, обмахиваясь рукой, ведь было так жарко, а вино и обострившиеся запахи совсем не делали лучше. Ваньинь глубоко вздохнул, проводя рукой по лицу. — Думаю, что и мне вина достаточно, я так захмелел. Моя голова полностью плывет, — он посмеялся, затем залезая рукой в рукав, пытаясь найти свою таблетку, но ее там не оказалось. — Мне точно пора.        От алкоголя и начинающейся течки его щеки раскраснелись, а глаза блестели шальным блеском. Волосы слегка растрепались, ведь до этого Цзян Чэн показывал Сиченю один из танцев в Юньмэне с веерами. Правда без вееров, а Альфа с этого так веселился, как ребенок. Омега снял свои верхние одежды, чтобы они не мешались, оставшись лишь в трех слоях нижних. Так было поудобнее.        За все время, что они пили вместе, то постоянно рассказывали друг о друге, Лань Сичень даже спросил насчет Цзинь Гуаншаня, а Цзян Чэн рассказал ему всю правду, без утайки, ведь пообещал больше не недоговаривать своему соулмейту. Он чуть улыбнулся Сиченю, медленно поднимаясь на ноги, проводя рукой по горящей щеке.        — Я сам дойду до своей комнаты. Поэтому можешь не провожать меня.        — Зачем тебе куда-то идти, если ты можешь остаться у меня? — Альфа спохватился, садясь прямо. — Я отдам тебе свою кровать, а сам лягу на полу. Спать на твердом полезно. Именно поэтому монахи и живут долго, — он посмеялся и встал на ноги, слегка покачиваясь и путаясь в полах своих одежд, которые вдруг стали слишком длинными. — Ну же, иди сюда, — Альфа двинулся в сторону Чэна, беря за руку и утягивая к кровати, чтобы просто уложить, но все же запнулся о полы ханьфу и полетел прямиком на кровать, в воздухе сгруппировавшись и упав на спину, ловя омегу в свои объятия. — Как неловко. Прости, Ваньинь, — виновато проблеял Сичень и посмотрел на Ваньиня, замечая блеск в его глазах, который не был похож на тот, какой обычно от алкоголя, а чувствительное обоняние учуяло изменение в сладком аромате. — Ох, так вот почему ты так спешишь уйти…        — Сичень, — прошептал Цзян Чэн, жадно вдыхая его запах. — Пока мы не совершили ошибку… Отпусти меня, — он уперся руками в крепкую грудь, краснея еще гуще от такого их положения. — Однажды мы уже совершили эту ошибку, которая всю жизнь приносила мне только боль, и теперь этой ошибке восемнадцать лет, — омега мягко отстранился от него, но кто бы ему позволил.        Цзян Чэн задрожал от предвкушения, жадно вдыхая запах розмарина и зеленого чая, что стал слишком тяжелым, тягучим, который заставлял голову плыть, а весь эффект от трав испарился под воздействием течки и алкоголя. Омега прикусил щеку изнутри, пытаясь отрезвиться, но разум полностью поплыл. Он простонал от боли внизу живота, сжимая голубоватое ханьфу в руках, зажмуриваясь.        — Лань Сичень, последний шанс… даже в мою течку в Ланьлине ты не подошел ко мне, так и сейчас… — Ваньинь невольно прижался к телу Альфы ближе, проводя носом по длинной шее, закрывая глаза, чувствуя как по бедрам потекло. Он прикусил губу, хныкнув, поерзав на бедрах мужчины. — Ты сам напросился, я теперь сам тебя не отпущу, — прохрипел Цзян Чэн, а с пальца сполз Цзыдянь, резко фиксируя руки Альфы у него над головой. — Можешь сопротивляться, можешь кричать, мне плевать, — Чэн провел руками по его груди, усаживаясь на узких бедрах.        Лань Сичень не мог поверить глазам. Он смотрел на этого восхитительного омегу, раскрасневшегося не то алкоголя, не то от возбуждения, с блестящими глазами, а также слегка приоткрытыми губами, из которых вырывалось влажное и слегка учащенное дыхание, отмечая, что выглядел он невероятно соблазнительно. Он испытывал чувство, словно это уже было, но очень и очень давно. Как в тумане, все расплывчато и во сне. Светлые глаза потемнели, их заволокла дымка желания, стоило только сладкому запаху стать гуще и слаще, а где-то на задворках сознания Альфа словно услышал то, как его зовет омега. Сковавший руки Цзыдянь нисколько не принес дискомфорта, наоборот раззадоривая сильнее. Он облизал губы и поерзал.        — Тогда, в Ланьлине, я был связан по рукам и ногам венцом брака, — слегка хрипло произнес Сичень и сглотнул. — Чэн, я хочу тебя. Не из-за твоего запаха, или чего-то еще. Просто мое сердце готово вновь любить. Не по воле природы, — он жадно огладил тело Ваньиня взглядом, когда столь пошло он распахнул свои одежды. — Но и просто потому что снова может.        — Мы не сможем защититься, если у тебя начнется гон, — мысли Цзян Чэна полностью покидали голову, он едва соображал. — В прошлый раз меня спасла ткань, которую я нашел и намотал на шею. Хуань, ты нужен мне…сейчас… мне так больно, — он хныкнул, потеревшись о член мужчины влажной дырочкой, а своими руками начиная ласкать собственное тело. — Мне нужен альфа, прямо сейчас, всегда во время течки нужен, но если не ты, то никто другой.        Чэн, скидывая с себя свою одежду, а затем и штаны, распахнул одежды Лань Сиченя. Саньду-шэншоу хотел контролировать его, боясь, что его Альфа уйдет. Боясь самих альф после нападения Гуаншаня, после того как его же адепты вели за своим главой носом. И потому Ваньинь хотел контролировать весь этот процесс, едва ли не отключаясь. Лань Сичень тихо простонал, ощущая, как начинает кружиться голова от всего того, что происходило сейчас. Хотелось схватить этого омегу, прижать к себе, ласкать руками, губами до тех пор, пока тот не начнет кричать от удовольствия, ощущать сладкую дрожь в его теле и слушать мольбы о большем. Но чертов кнут не позволял даже пальцем пошевелить. Мужчина жарко выдохнул, когда Ваньинь прижался обнаженной грудью к его, обняв за шею, продолжая дразнить себя о колом стоящий член под одеждой.        — Развяжи… — хриплый шепот на аккуратное ушко, на грани рычания. — Чэн, развяжи меня. Я обещаю, что не причиню тебе боли, лишь подарю удовольствие и буду рядом… всегда буду рядом. Я так хочу тебя. Никто больше никогда не посмеет коснуться тебя, обещаю.        — Не могу, — голос переставал слушаться. — Я боюсь.        Чэн коснулся влажного лба Альфы своим, затем припуская его исподние штаны и кусая свои губы, пальцами скользя вниз к своей дырочке, которая уже так сильно раскрылась. Он прикусил губу, дрожа от удовольствия, прижавшись к Хуаню ближе, беря в руку горячий напряженный член, ведь от запахов омеги почти все альфы впадали в гон, только если они не пили нужные травы. Это был простой инстинкт спаривания, как у животных. Цзян Чэн откинул со лба челку, скользнул пальцами второй руки к заколке, распуская длинные волосы, что коснулись белоснежных бедер Сиченя, отчего Альфа хрипло простонал. Такой вид омеги был невероятно пошлым. Он был похож на небожителя, что одарил вниманием Сиченя и был только его. И больше ничьим. Не церемонясь, Ваньинь медленно насадился на истекающий смазкой член Цзэу-цзюня, дрожа от удовольствия. Он выгнулся в спине, выпрямляясь и громко постанывая от пронзившего его наслаждения. «Как же хорошо…», — он едва слышно шептал, находясь в бреду собственной течки, не позволяя Альфе доминировать, полностью взяв ситуацию в свои руки.        Лань Хуань прикусил губу почти до крови, тихо простонав от прокатившегося по телу удовольствия, ведь омега был просто нереально горячим и узким. Он учащенно задышал, любуясь великолепным соулмейтом и ловя каждую изменившуюся эмоцию на его прекрасном лице, ощущая как жжет руки от желания коснуться, а губы от желания поцеловать.        — Чэн, развяжи… пожалуйста… я хочу любить тебя, хочу касаться и целовать, — Хуань сжал руки в кулаки, попытавшись высвободить их, но ничего не получилось. — Чэн… — он коснулся тонких губ своими, прильнув к Цзян Чэну ближе, целуя горячо, но в тоже время мягко, чтобы не напугать.        Ваньинь хныкнул, уперевшись руками в широкие плечи, дрожа от удовольствия, не двигаясь, а лишь привыкая к размерам члена мужчины, чувствуя, как по телу расходятся искры удовольствия. Лань Сичень был очень большим для Цзян Чэна. Даже все его игрушки, которыми пользовался омега во время течек, были меньше. От этого из глаз катились слезы, а сам Ваньинь сходил с ума от их совместных феромонов, от своей течки, от нарастающего возбуждения, что комом внизу живота расползался по телу, от слов Сиченя, от того, как он ласково называл его «Чэн». Саньду-шэншоу наклонился к Хуаню ближе, начиная медленно двигаться, сжимая крупный член со вздутыми венками горячими стеночками, чувствуя набухающий узел на конце, отчего возбуждение еще большей волной прокатилось по телу. Он совсем перестал думать, попросту отдавшись этой животной похоти и страсти, постанывая и всхлипывая в поцелуй, сладко целуя алые губы Альфы, врываясь язычком в его рот, попросту сходя с ума. Он закрыл глаза, всхлипывая и разрывая поцелуй.        — Хуань… ах, Хуань! — Цзян Чэн самостоятельно двигал бедрами, по которым уже стекала смазка с каждым глубоким движением внутри все больше. Омега всхлипнул, кусая свои губы. — Мх… — он поддался навстречу Сиченю, вновь целуя его, на этот раз страстно и горячо, поддавшись своим чувствам, ведь его он не боялся. Единственного, чего страшился Цзян Чэн — лишь того, что соулмейт вновь может уйти от него. Слегка разорвав поцелуй, отчего меж языками появилась ниточка слюны, стекая по подбородку, Цзян Чэн влажно зашептал: — Если развяжу… то ты бросишь меня… не хочу…        — Ни за что… никогда… — с тем же жаром выдохнул Лань Хуань в губы, которые оказались такими сладкими и невозможно приятными. Мужчина сходил с ума от него, от чувств, что одолели сердце, ведь они кипели вулканом, заставляя тело гореть. — Я не брошу тебя и не уйду, обещаю. Я люблю тебя, Чэн, — шепнул Лань Хуань, вновь поцеловав Ваньиня, после слыша его тихий всхлип и ощущая, как Цзыдянь расслабляет свой натиск, а руки оказываются на свободе.        Он, не теряя времени, тут же обнял Цзян Чэна, прижимая к себе ближе, поглаживая разгоряченную кожу, лаская его, вместе с этим двигая бедрами навстречу размашистым движениям, ловя губами сладкие стоны. Альфа тихо рыкнул, поддавшись страсти и возбуждению, одним движением опрокидывая соулмейта на спину и нависая сверху, касаясь ладонью его, такой небольшой и хрупкой, по сравнению с его, и перелетая их пальцы.        Цзян Чэн вздрогнул, испугавшись такой резкой перемены состояния Альфы, сжимая его ладонь в своей, всхлипнув в поцелуй и прижавшись к Хуаню ближе. Невольно он вспоминал свой кабинет, тело Гуаншаня над собой и стало так жутко. Он прикрылся от Альфы руками, постанывая от глубоких и сильных толчков, прогибаясь в спине, наконец, ощущая, как же ему было хорошо. Он сбился со счета, сколько же раз ему это снилось, сколько же раз он мечтал об этом. Теперь, в бреду течки, ему казалось, что все это продолжало быть лишь плодом его воображения. И если это было так, то лучше бы он не просыпался. Цзян Чэн закатил глаза, прикусывая губу, когда Лань Сичень толкнулся сильнее, ускоряя темп, отчего стало так хорошо, а разум начал вновь уплывать. Он двигался глубоко, что Ваньинь чувствовал, как раскрывается шейка матки, до которой доставала крупная красноватая головка его члена. Сейчас был лишь Лань Хуань, его толчки в узкое тело, что так долго не знало ласки, и всепоглощающее чувство любви, которое Чэн томил в себе девятнадцать лет.        — Хуань, ах! — омега вскрикнул, откидывая руки наверх, продолжая переплетать их пальцы одной рукой, так боясь опустить его.        Лань Сичень немного сбавил свои обороты, ведь в голове всплыли слова Чженйи о том, что его омега боится альф после того, как на него напал Гуаншань. А он не мог допустить, чтобы Чэн начал бояться и своего соулмейта. Движения из резких и страстных стали нежными и плавными. Хуань мягко провел рукой по стройному и гладкому телу, оглаживая и лаская, поглаживая стройное бедро, губами покрывая шею нежными поцелуями, продолжая сжимать его ладошку в своей. Метки засветились легким светом, совсем вскоре засияв ярче любой звезды.        — Прекрасный… сладкий… любимый, — жадно шептал Хуань, учащенно дыша и плавно, так глубоко скользя внутри узкой дырочки, что обхватывала горячими стеночками его член. — Мой. Самый прекрасный лотос во всей Поднебесной, — Альфа вновь поцеловал Цзян Чэна, подхватывая стройную ножку под коленку.        Цзян Чэн всхлипнул, подумав только о том, чтобы Лань Хуань поскорее замолчал и нашел своему языку другое применение. А потому, обняв мужчину за шею одной рукой, просто сходя с ума от того, что же с ним творили, Чэн запечатал губы Лань Сиченя своими. А Альфа совершенно не был против, ускорившись, когда на его бедра надавили стопами. Ваньинь никогда прежде не ощущал себя так прекрасно, как сейчас. Его метка пылала, распространяя по всему телу еще большее возбуждение. А когда Альфа оторвался от его губ и скользнул губами к ушам, обхватывая зубами мочку, то он сдавленно заскулил, сжимая плечи соулмейта, царапая их. Лань Сичень выдохнул, выпрямляясь и убирая спутанные волосы со лба, сдирая я себя налобную ленту. Он закатил глаза от того, насколько же было хорошо внутри Цзян Чэна, который так сладко стонал под ним. Хуань удивленно выдохнул, когда его вновь перевернули на спину, а его член выскользнул из растраханной дырочки. Омега стоял перед ним, полностью обнаженный, скинув все мешающиеся их одежды на пол. Он опирался коленями по обе стороны кровати от Лань Хуаня, а тот провел руками по стройным бедрам, сжимая внутреннюю сторону большими пальцами, а указательными собирая смазку. Ваньинь хрипло выдохнул, смотря так властно, что у Лань Сиченя внутри все сжималось. Он облизал губы, чувствуя сладкий аромат, а затем одним движением дергая Ваньиня на себя, а тот, не удержавшись, едва не рухнул на кровать. Чэн вскрикнул, уперевшись рукой в изголовье кровати, а второй рукой кусая собственные пальцы. Лань Сичень, сам не ожидая от себя, вдруг почувствовал себя во власти кого-то, но все это возбуждало настолько, что он едва мог мыслить. Он вдруг усадил омегу на свое лицо, что было просто немыслимо для Цзян Чэна, который и в жизни не пробовал ничего подобного. Горячий язык скользнул внутрь растраханной дырочки, собирая сладкую и ароматную смазку, что текла в таком количестве, что стекала по подбородку главы клана Лань. Ваньинь вновь громко простонал, попытался воспротивиться и остановить Альфу, но горячий и юркий язык, скользнувший внутрь и огладивший гладкие стеночки, заставили все трезвые мысли вылететь из головы.        Лань Хуань не понимал, отчего появилось столь ярое желание усадить Цзян Чэна на свое лицо. Он едва удерживал себя от того, чтобы просто не вытрахать из него всю суть, даже сам Ваньинь хотел быть в позе наездника, но это похотливое животное желание заставляло внутри разгораться огню. Он облизывал судорожно сжимающуюся дырочку, вылизывая ее и трахая выгибающегося омегу языком. Сичень сглотнул собравшуюся во рту смазку вперемешку со слюной, переходя языком и губами на мошонку и аккуратный член, полностью заглатывая его на всю длину. Он был небольшого размера, что было достаточно удобным. Омега выгнулся, поддался бедрами вперед, а Сичень, слегка приподнявшись, чтобы было удобнее, позволил трахать себя в рот, впервые занимаясь таким развратом. Долго это не продлилось. Цзян Чэн, вдруг крупно задрожав, с громким стоном спустил в рот Первому Нефриту, прикусывая костяшку указательного пальца. Он всхлипнул, едва не рухнув на Альфу, но Лань Хуань перехватил его, переворачивая на спину, готовый продолжить, ведь из-за течки член Ваньиня вновь стоял в боевой стойке. Он подхватил его под коленки, проводя напряженным органом меж округлых половинок, затем головкой своего члена ткнувшись в сужающийся проход. Одним толчком он проник внутрь, сразу же начиная двигаться, выбрав грубоватый и резкий темп, а губами поймав стон омеги, что обвел языком его губы, собирая с них собственный вкус. Лань Хуаня вело. Он сходил с ума от жара внутри этого омеги, от его запаха, от того, что же Чэн с ним творил. Хотелось наполнить его своим семенем, сделать своим навсегда, поставить метку, лишь бы он был всегда рядом. Он едва вспомнил о желании омеги, что он не хочет быть чьим-то, а потому вонзил зудящие клыки в аккуратное плечико. Их тела были влажными от пота, а смазки было настолько много, что при каждом толчке слышались шлепающие звуки от прикосновения бедер к бедрам.        — Ах, не могу больше! — Чэн закатил глаза, всхлипывая от скручивающегося в тугой комок возбуждения, что готово было вот-вот взорваться внутри. Лань Сичень ускорился. — Внутрь! Ах, прошу, внутрь!        Чэн вскрикнул, запрокидывая голову назад, не выдержав глубоких и быстрых толчков, кончая во второй раз, тогда как Лань Хуань толкнулся в последний раз, с силой ударяя по набухшему комочку нервов и головкой раскрывая шейку матки, наполняя омегу изнутри. Узел набух, запечатывая сперму внутри, а Чэн тяжело задышал, целуя Лань Хуаня. Альфа рыкнул, ощущая, как вновь член наливается тяжестью из-за сладкого запаха, что витал по всей комнате. Ваньинь, кажется, тоже не думал заканчивать. Он оторвался от губ Альфы, слизывая слюнку с подбородка и пошло ухмыляясь. Ох, и что же только этот омега творил с Лань Сиченем?        Закончила пара только спустя два дня, когда течка Чэна сбавила обороты и больше не нападала так сильно, а из дырочки больше не текло. Ваньинь впервые вел себя так вызывающе и пошло. Он подставлялся Альфе, выгибался, как шлюха, кричал, молил о большем, рыдал от наслаждения и все больше и больше желал того, о ком влажно мечтал всю свою жизнь. Омега даже сам стал инициатором того, чтобы отсосать мужчине, до этого считая такое занятие грязным. Лань Сичень сначала воспринял странно эту затею, а потом сам толкался навстречу горячему рту, получая невероятное наслаждение.        Проснулся Цзян Чэн рано утром третьего дня, чувствуя себя выжатым, как лимон, в засохшей своей же смазке и сперме, а также и не только своей.Он сразу же подскочил, обхватывая себя руками и не понимая, как так вышло. Вот он, казалось, поднялся из-за стола, собираясь уйти, а потом… воспоминания лавиной хлынули в голову и он закрыл глаза, чувствуя, как в груди все сжимается, ведь он так боялся, что это было лишь велением природы, как и в прошлый раз. Ваньинь боялся, что все слова Лань Хуаня, сказанные во время секса, могли быть лишь от нахлынувших чувств, а не от искренности. Саньду-шэншоу перевел взгляд на спящего Хуаня. Тот продолжал обнимать омегу за талию, словно боялся, что тот сбежит. Он был такой милый и невинный во сне, с покрасневшими щечками, растрепанный, но тем не менее прекрасный. Чэн аккуратно убрал горячую руку, свешивая ноги с кровати, намереваясь сбежать, как и в прошлый раз, крупно вздрагивая от хриплого голоса:        — Пол еще не прогрелся. Ты простудишься, — тихо и хрипло произнес Сичень, вновь обвивая тонкую талию рукой, притягивая к себе Чэна и целуя его в выступающий крестец, на котором был яркий засос. На самом деле, Альфа уже давно не спал, ведь время близилось к девяти утра, в то время как все члены клана Лань поднимались в пять. Но ему было так уютно и тепло рядом с соулмейтом в одной постели, что он решил подремать до тех пор, пока он не проснется, лишь час назад встав, чтобы разжечь костерок для небольшого прогрева комнаты, ведь ночь в горах была холодной и за это время в ханьши стало довольно прохладно. — Снова хочешь убежать, как в прошлый раз? Снова хочешь повторения печальной истории? На этот раз я все помню, Чэн. И слова мои были не пустыми.        Ваньинь задрожал, смотря в пол, сглатывая и прикусывая губу изнутри.        — А какими были твои слова? — голосовые связки, которые слишком напрягались все три дня, отказывались работать. Цзян Чэн сипел. — Ты хочешь сказать, что так быстро готов забыть своего бывшего мужа и влюбиться в меня? Открыть для меня сердце? Мы были вместе лишь три месяца, ты за это время влюбился в меня, когда все года отшивал? — прошептал Чэн, прикрывая глаза и чувствуя, как собираются слезы. — Мне нужно домой. Я не планировал оставаться здесь так надолго… — но когда Лань Хуань спросил почему тогда Чэн был так подготовлен, да еще и такой гладкий, то омега густо покраснел. — Ладно! Да, я думал, что если течка настигнет меня здесь, то я проведу ее с тобой, но я этого не планировал!        Сичень легко улыбнулся, садясь на кровати сзади Ваньиня, обнимая его со спины.        — Чэн, если тебя смущает то, что всего за три месяца я влюбился в тебя, то я прекрасно тебя понимаю. Я многое объяснил тебе еще тогда, в Пристани Лотоса. Да, я много лет отвергал твои чувства, и ты вправе думать многое о том, что я говорил тебе во время нашего занятия любовью и что говорю сейчас. Но мои слова были искренними. Теперь все остается за тобой. Ты боишься пораниться и я понимаю тебя. Но я больше не причиню тебе боли.        — Ты обещаешь? — Ваньинь прижал крепкие руки Альфы к своему телу, обнимая их. Он повернулся к мужчине. — Хуань, ты… я хочу называть тебя по мин, хочу приезжать к тебе, хочу обнимать тебя, хочу целовать, когда захочу, хочу гулять с тобой под луной, когда захочу, хочу брать тебя за руку и просто быть рядом. Я мечтал об этом долгие годы, пока ты был влюблен в другого, пока ты игнорировал меня, а теперь я просто хочу быть любимым, но мне очень страшно. Еще бы давно я сказал тебе «да», но сейчас я все еще не знаю, что ответить. И прошу еще времени подумать. Да и что же скажет твой сын? Что скажет Сию?        — Сию наоборот спрашивал у меня, не сойдемся ли мы с тобой, поэтому, насчет него, я думаю, можно не волноваться, а вот насчет Жусуна… он любит тебя, но как отчима и как мою новую омегу может не принять, — Сичень уткнулся носом в сладко пахнущие волосы Чэна, прикрыв глаза, продолжая крепче обнимать его. — И я дам тебе подумать, Чэн. Такие вопросы не решаются просто и прежде, чем сказать тебе вчерашние слова, я много времени разбирался в себе и раскладывал все по полочкам.        Ваньинь закутался в одеяло, прикрываясь. Он потер лицо, затем взглянув на Сиченя, выдохнув.        — Твои адепты смогут приготовить мне бочку? Я бы хотел помыться. Но если вдруг ты захочешь, то можешь составить мне компанию, я не против, — он вдохнул мускусный запах Альфы, отчего его снова слегка повело, а он невольно повел носом в сторону Сиченя, приоткрывая затуманившиеся глаза. — Вот черт, всего лишь ночь прошла без симптомов, попросишь у лекарей травы?        — Для тебя все, что угодно, — Хуань легко улыбнулся, мягко целуя Чэна в уголок губ. — Все вышло так, как задумывали Небеса, — он мягко отстранился от Ваньиня, вставая с кровати и накидывая на себя свои одежды. — Я не пометил тебя?        Чэн потрогал свою шею, затем отрицательно помотав головой, но схватив Альфу за руку.        — Подожди, — Чэн смутился, поерзав, ведь он очень стеснялся своих желаний, когда голова была чиста и не заполнена возбуждением. Он наклонил Сиченя к себе, мягко целуя в губы, лишь маленькое прикосновение, даже без движений губ и языка. — Я не люблю подчиняться. Я люблю держать под контролем. Поэтому я не люблю течку, боюсь потерять контроль над собой и ситуацией. Но тебе я доверился. Теперь отпускаю, иди, — он отпустил сиченову руку.        Хуань легко улыбнулся.        — Я не подорву твоего доверия, Чэн. Обещаю, — Альфа мягко погладил Чэна по щеке, после отстраняясь и накидывая еще одежды, чтобы самому натаскать воды в бочку, а пока тот купается, то приготовить обед, ведь они не ели несколько дней.

Продолжение следует…