Обещай себе жить без драм

Ведь прозрачен взор ее как коньяк И приветлив, словно гранатомет – Так что если что-то пойдет не так, То она, боюсь, не поймет. Да, ее черты выражают блюз Или босса-нову, когда пьяна; Если я случайно в нее влюблюсь – Это будет моя вина. Я боюсь совсем не успеть того, Что имеет вес и оставит след, А она прожектором ПВО Излучает упрямый свет. Этот свет никак не дает уснуть, Не дает себя оправдать ни в чем, Но зато он целится прямо в суть Кареглазым своим лучом. В. Полозкова

В три ночи его растолкал охранник. Выполз из “Хрустального”, сел в машину и поехал в Новогорск. В пять утра лежал на кровати Подмосковной базы и смотрел в потолок. А надо было бы спать. И хотелось спать, но он лежал и лениво следил за первыми рассветными лучами на стенах комнаты. Ему тридцать. Он успешен. Счастлив. Женщинам нравится. Молодым и интересным. Что ж тошно-то так? Усталость скапливается как росинки на листьях и медленно повисает на кончиках к рассвету. Вот у него сейчас ощущение, что вся его усталость стеклась в одну огромную каплю и тянет, как тот лист или травинку вниз. И усталость не от бессонной ночи и даже не от работы,а просто от жизни. От того,что его окружает и как окружает. Неудачно накрыло, именно в олимпийский год. Лучше б сразу после. Всех накрывает после. Он соригинальничал и тут. Солнечный зайчик замер ярким пятнышком у самого перекрестья стены и потолка. Вспомнилось. Свет софитов рассыпался о белую гладь катка, прорезая темноту. Вся их веселая разношерстная толпа откатывалась в полумрак. Оставалась только Этери, которая, убегая следом за ними, развернулась и последний раз поклонилась публике, а потом заскользила на сапогах в общий бодрый гвалт. Он, не глядя, словно в прошлом, протянул за спину руку, а она так же, как тогда, доверилась ему, вложив свою. Поворот головы - и у самого зрачка, как солнечный зайчик, зацепился в кофейной радужке свет блика от софита. Тогда он был счастлив. Тем, что все прошло хорошо. Тем, что публика принимала и отдавала свою радость. Тем, что она смеялась, держась за его ладонь. У Этери была зажигательная радость и совершенно заразительная улыбка. От нее, как от искры огнива радостью и энергией наполнялись все в радиусе нескольких метров. Но, если она сердилась, то точно так же ее энергия наполняла людей чем-то темным и тяжелым: кого страхом, кого обидой, кого разочарованием. Хотелось счастливой женщины, которая принесет с собой радости всем, а ему в первую очередь. Может, тогда он перестанет чувствовать, как тяжелым маслянистым весом тянет вниз усталость и тоска. Вот ведь удивительно. В безумном 2020, когда ему было сказано: все, их история закончилась, было обидно и жалко, но не тоскливо, а зло что ли. Хотелось доказать, что он обойдется. И было же еще счастливо: на соревнованиях, на тренировках, в общих празднованиях и сабантуях. Она смеялась. Танцевала. Обнимала его аккуратно, но нежно. Ругалась с ним. Было - нормально. Было неплохо, когда девушка появилась. Приятно. Удобно. И все еще не тоскливо. Прижало, кажется, после чемпионата мира, когда держал за руку Аню и радостно улыбался, а Этери с Серегой были внизу, присоединяясь к общей победе. Он вдруг посмотрел на знакомую кудрявую макушку и понял, что они теперь совсем врозь. Неважно, кто выше и кто ниже. Просто - врозь. Она - отдельно. Он - отдельно. Вот разъедутся на каникулы. И у каждого совсем своя жизнь. Личная. И ведь хорошая у него личная жизнь. Покладистая. Удобная. Но в Мексике стало тяжко. Не от кого было зажечься радостью. Не с кем было посетовать на трудности и услышать слова поддержки. Даже можно нецензурной поддержки со вкусом ругани и наказания. Вот тут почему-то и захотелось завыть от тоски и усталости. И то, что их накрыло. Хорошо, пусть не их - его, а она как всегда просто “восстанавливалась”. Интересно от чего она восстанавливается после отпуска? От счастливой личной жизни, про которую никто не знает и которая не ждет ее вечерами домой? В общем, не имеет значения. Его накрыло. Полной мерой. Пока она была в его объятиях. Губы искали губы. Пальцы путались в ее кудрях. Тела танцевали общий горизонтальный танец. Было и легко, и счастливо. Оказывается после такого безысходностью и усталостью накрывает еще больше. Короткий стук в дверь и голос Дудакова: - Ты встал или не в форме сегодня? Заботливый и понятливый Серега. Он встал. Определенно, Дуд, твой коллега сегодня не в форме. Ждать чуть больше недели. Работать и ждать. Дети не виноваты, что у него кризис счастья на квадратный сантиметр души. **** Лед бежит под коньками, прорезаясь и раскрашиваясь. У бортиков крошева всегда больше. И на лезвия налипает. Сергей по деловому отчитывает и воспитывает. Даня присматривает за началом вкатывания в ритм после отдыха. Минут через тридцать все озадачены работой, и воздух греется молодыми телами, скоростью и надеждами на будущие победы. Мужчины стоят в углу у бортика и наблюдают движение на катке, которое стороннему наблюдателю может показаться броуновским. - Как отпраздновали?- Дудаков не отрывает глаз от Алены, заходящей на недавно “заработавший” снова тройной аксель. - Нормально,- Даня ровно так же не отрывается от Камилы взглядом. - Хотелось бы подробностей, но меня ими не побалуют, да?- Сергей Викторович переключился взглядом на Трусову. - Скажи-ка мне, счастливый именинник, что ты вчера делал, что мне в ночи звонила Этери и велела тебя ждать. Да еще и из “Хрустального”? - Ждал?- Глейхенгауз все так же следит за Ками. - Не очень! Кто-то ж и спать должен был этой ночью, чтобы сегодня работать,- Сергей Викторович отъезжает к Саше, а Даня продолжает наблюдать за Камилой. Скольжение тоже летит поле отпуска. У всех. Пора работать. **** - Серег, а ты счастлив в браке?- и чего он решил с Дудаковым на такие темы разговаривать? В Новогорске уже вечер. Дети еще скачут после всех тренировок. Казалось бы, весь день то лед, то ОФП, то хореография. Ляг и умри к вечеру, а они бегают по этажам и верещат счастливые, как молодые обезьянки. - Да не жалуюсь, Дань. Не без нюансов, но уживаемся как-то. Не деремся. - Ну, это не про счастье,- хореограф наливает себе чай на кухне Новогорского спорткомплекса. - Глейх, ты о чем поговорить-то хочешь?- улыбается Сергей Викторович.- Понятно, что я не прыгаю счастливым козлом, когда она меня целует, так у нас прикинь сколько лет брака уже! Но я до сих пор иду домой с радостью, а это, знаешь ли, дорогого стоит. - Вот в том и дело. А я с радостью из дома ухожу, Серег.- Даниил Маркович морщится,- И это все, что нужно знать о моем вчерашнем праздновании. - Ну, нехорошо,- обтекаемо соглашается Дудаков.- А в “Хрустальный”-то чего побежал? Ехал бы прямо сюда. - Поверишь, если скажу, что потянуло?- Даня грустно хохотнул. - Интересные у тебя фетиши!- насмешливо отвечает Сергей.- Охрана, похоже, тоже не разделила твою любовь. Этери-то хоть поняла? Эта ненормальная сама жить на льду готова! - А что, похоже, что она поняла и полностью одобрила, а тебе звонила, чтобы ты меня поощрил за рвение?- ложка в стакане с чаем бздынькнув передвигается на другую сторону. Мужчины пьют медленно темную до цвета чифиря почти заварку. Каждый думает о своем. Глейхенгауз, побалтывая ложкой, вдруг спрашивает: - Интересно, а у нее кто-нибудь есть?- замечает удивленно-вопросительный взгляд Сергея.- Я про Этери. В смысле, ну… друг, мужчина, любовник. Взгляд Дудакова становится еще более удивленным. Он, кажется, никак не думал, что придется обсуждать личную жизнь начальника и коллеги. - Да, вроде, никого,- наконец пожимает плечами тренер. - Почему, как думаешь?- прячется за горлышком кружки, из которой отпивает глоток чая. - Блин, Глейх, последний вопрос, который меня интересует - почему у Тутберидзе нет мужика!- повышает голос от изумления Дудаков. Вот так выглядит реакция здорового человека на вопросы о личной жизни Этери Георгиевны. Запоминайте, Даниил Маркович. Репетируйте перед зеркалом. И оставьте несчастного Серегу со своими дурацкими вопросами в покое! Блин! Звонко и кратко, как учила Этери… И здесь она! Блин