Обещай себе жить без драм

У сердца отбит бочок. Червоточинка, ранка, гнилость. И я о тебе молчок, А оно извелось, изнылось; У сердца ободран край, Подол, уголок, подошва. Танцуй вот теперь, играй, — С замочной дырой в подвздошье; У сердца внутри боксер. Молотит в ребро, толкает. Изводит меня, костяшки до мяса стер. А ты поглядишь – а взор у тебя остер, Прищурен, глумлив – и там у него нокаут. В. Полозкова

Лед, окруженный темнотой и пустотой - это красиво. Без всяких намеков. Это просто красиво. Яркий свет в окружении сонной пустоты ночи. Они просто работают. Нет. Никогда и ничего у них не бывает “просто”. Они творят. Она-то точно, а Даня - на подхвате. Когда-то давно, в одну из таких вот работ в дуэте, во время которой, ему показалось, что он не делал совершенно ничего, кроме как показывал ей ее же задумки, Глейхенгауз посетовал, де нет от него никакой пользы. А в ответ получил: - Ты стимулируешь правильные мысли. Без тебя трудно. Так бывало и теперь: он оставался стабильно для нее хорошим катализатором. А уж она-то для него и вовсе была источником питания. Вместе им зажигалось. И все остальное, даже секс, было вторичным. Хотя кто ж откажется от хорошего секса? А у них он был хорошим. И все равно - не главное это. Вот кружат они третий час по льду, то соглашаясь, то ругаясь, то пробуя новое, то отвергая идеи друг друга. И никакой усталости и желания прекратить. А перед отъездом он пил чай с девушкой. И через сорок минут понял, что надо или в постель, но не тут же, или срочно придумать себе дело и отправить девушку “подождать” до отъезда. Веселая журналистка норовила остаться. Можно бы было и оставить. Завтра выходной, но как представил, что после ночного льда придет в комнату, там - она. Ну уж - нет! Не так он грешит, чтобы настолько мучаться! - Этери, не отпускай ты меня завтра на выходной!- в одну из размышлятельных пауз говорит Даня. - В смысле? Отдыхать нужно, Даниил Маркович, сезон длинный, силы еще понадобятся,- не отрываясь от собственных мыслей произносит блондинка. - Не отпускай, если я тебе в силах нужен!- почти умоляет Глейхенгауз. - Дань, в свой выходной ты можешь делать что угодно и где угодно. Хоть здесь, хоть в другом месте. Что мне труд дисциплину нарушать из-за тебя? Положено отдыхать - отдыхай!- женщина снова включает музыку. С минуту она стоит у бортика, регулируя громкость, потом поворачивается, вглядывается в хореографа и спрашивает: - Дань, а ты ее совсем не любишь? И вопрос этот такой хрупкий, что небрежным ответом можно сломать все, что за ним прячется. - Совсем!- вздыхает мужчина. - Тогда поезжай-ка ты завтра домой и поговори с ней. Что ты себя мучаешь и ее время зря тратишь!- карие глаза прячутся за темные ресницы.- Нет хуже для женщины, чем ждать безразличного мужчину и верить, что он однажды придет и захочет разделить жизнь. - Осуждаешь меня?- Даня смотрит на эту нежную картину: светлые волосы, опущенные вниз глаза, какое-то удивительное выражение лица, застывшее в складке губ, положении бровей, мышцах скул. Было в его собеседницы что-то ностальгическое, юное, потерянное навсегда. И все же незабытое. Этери медленно покачивает головой: - Не тебя, положение дел, которое ты складываешь,- негромко отвечает Этери. - Честность - лучше, если ты хочешь как-то решать вопрос. - Мне ее жалко, Этери,- невольно защищается мужчина, оправдывая свое молчание. - Ее?- горькая улыбка пробегает по губам и исчезает.- Ее ли, Данечка? Женщина возвращается в центр катка и неспешно поворачивается, обегая взглядом периметр, возвращая себе ощущение места и понимание картины произвольной Майи. Еще час работы. Ритм теперь другой. И общее настроение иное. Даниил Маркович чувствует, что услышал больше, чем ему были готовы рассказать, хотя что ему сказали-то? Прописную истину: живи и дай жить другим. Уже на выходе со льда Даня сознается: - Я думаю, а вдруг она меня сама бросит? Может же так быть? - Она не бросит, Дань,- спокойно отвечает Этери. - Почему? Ты же бросила,- словно повесил в воздухе бомбардировщик, наполненный смертью. Здесь шлюзы откроют или пролетит дальше. - Она ведь не я, Данечка,- еще одна едва заметная улыбка с горьким тоном. - Почему ты меня бросила, Этери?- в жизни каждого человека бывают вопросы, которые однажды необходимо задать и повторять, пока не услышишь правдивый ответ. - Дань, да какая разница?- пытается соскользнуть женщина. - Разница есть,- настаивает хореограф. Он берет ее за предплечье, чтобы не пыталась бежать, ни телом, ни мыслью, ни словом. В ответ получает длинный взгляд-ад: горячий и безысходный, как у пойманного дикого зверя. Хочется отпустить из жалости, но он продолжает удерживать ее руку. - Даниил Маркович, вы вон с молодой, веселой, свободной заскучали и готовы сбежать, и пары лет не прошло. Что бы происходило со мной? Не люблю мучительных расставаний! - Хорошо, что ты с потенциальной головной болью так не борешься! Ампутация головы, говорят, не очень улучшает жизнь!- фыркнул Глейхенгауз. А потом приподнял ее руку, перехватив пониже за запястье и легко поцеловал костяшки пальцев: - С тобой я бы не заскучал. Никогда! - Это тебе так кажется,- усмехнулась Этери.- Пошли спать. А то у тебя-то выходной, а мне завтра работать. Темнота проглатывает их, как только они заворачивают за угол трибун. Она впереди. Он следом. Как за путеводной нитью Ариадны идет Даня за знакомым ароматом духов. Почти дошли наощупь. Где-то тут дверь в коридор и свет. Догоняет. Ловит за талию и бормочет на ухо: - Никогда, никогда и ни за что не смогу заскучать с тобой. Лицо щекочут пушистые кончики кудрей. - Значит еще поработаем с пользой,- доносится в ответ. Из коридора, выход в который открыт ее рукой, сочится тусклый свет ночников, оставленных в целях безопасности.