Обещай себе жить без драм

Но в любви не как на войне, А скорее всего как в тайной Агентуре: предатель не Осуждается, а случайной Пулей потчуется во сне; Ты рискуешь собой вдвойне. В. Полозкова

Перед вечерней тренировкой сидят и разбирают планы на грядущую неделю. В их тандеме все умеют все, но каждый что-то делает лучше, чем другие. Дудаков - прыжки. Даня - скольжение. Этери? А Этери в случае чего без любого из них обойдется. Лучше всего Этери умеет отходить в тень и показывать миру их, ее команду. Мир, правда, не слишком-то верит в это, и все равно делает ставку на Тутберидзе. И правильно. Любого, даже Серегу, можно заменить, а Этери останется: лицом, брендом, силой этой команды. Лидер - призвание, такое же, как любая другая гениальность. И тем удивительнее, что сейчас она никак не проясняет Данину ситуацию, хотя отправила его решать вполне конкретный вопрос и должна бы интересоваться тем, что произошло. Глейхенгауз пытается не думать о грядущем обязательно, от этого не деться, разговоре. И, когда удается совсем задушить червяка совести, становится особенно легко и безбашенно. Идеи сыплются как из рога изобилия. Даже Этери дивится такой плодовитости хореографа: - Даниил Маркович, ты сегодня неудержим!- улыбается она.- Это свобода с вами, профессор Плейшнер, играет такую злую шутку? - Именно!- сначала соврал и только потом понял, как легко ему далась ложь. Легче правды. Намного. - А говорят, лучшие работники - семейные люди! Опять статистика нам врет,- еще одна фирменная усмешка Тутберидзе. - Врет,- соглашается мужчина. И сам он врет. И плевать! Зато спокойно. - Я бы попросил!- возмещается Дудаков. - Сереж, кто-то и в нашем тандеме должен вписываться в статистику. Пусть это будешь ты!- с лица Этери все так же не сходит улыбка. И зачем эта правда нужна? Чтобы она перестала улыбаться и начала смотреть холодно и давяще? Пусть здесь будет хорошо и счастливо. Всем. Ей. Ему. Отмахивается от сверчка-совести, который было начал зудеть над душой. Здесь он свободен. А там… Он освободится в конце концов. Как-нибудь. Если бы Даня всерьез поинтересовался законами физики и психологии, спросил у того же Дудакова, то узнал бы, что еще никому не удавалось зависать в прыжках надолго. Даже их безумной Сашке Трусовой. И падать обычно очень больно. Но об этом Даниил Маркович не думает. Сейчас он взлетает только: не чувствует ни сбитой центровки, ни неверного толчка. Боль - потом. Новогорск молчит предночью. Двое на льду создают маленькую историю фигурного катания. Короткая программа - не про творчество, а про то, как незаметно бежать от элемента к элементу, набирая дополнительные баллы. И казалось бы, что там делать - ерунда: два прыжка, один каскад. Но к нему еще дорожка, а туда еще спирали, да к тому три вращения. И все это не просто так, а с надеждой на бонусы. Желательно до кучи не загубить фигуриста в процессе. Две с половиной минуты как одна маленькая смерть - сначала для постановщиков, потом - для исполнителя. - Нет, Дань! У нее при выходе из вращения какая-то ерунда целых семь секунд. Мы их кому там дарим?- Этери откатывается в угол, где по их плану должна оказаться фигуристка после раскрытия из комбинированного вращения и спирали.- Давай ее уведем в аксель через бауэр и тройки? Тутберидзе намечает точку выхода из вращения, через беговой уходит в бауэр. Прогиб у нее, конечно, не Валиевой, но она уже двести лет как не спортсменка. А вот реберность конька - на загляденье. Этому некоторым девчонкам даже из их банды учиться и учиться. Единственное чего нет и никогда не было в Этери - плавности. От этого временами гладкая женщина кажется сложенной исключительно из углов и ломаных линий. И в жизни она, подобна своему телу, вся из углов, изломов, прямых. Если б не кудри и улыбка, вовсе казалась бы неприступной ледяной глыбой. Но глыбой-то она как раз и не была. Внутри всех этих линий и углов плескалась горячая до обжигания каждым вдохом лава. И, попав в ее эпицентр, нельзя уже остаться самим собой. Прожжет тебя насквозь. Изменит. Научит терпеть самый большой пожар и любить его. Так и прикипаешь к ней, обжигаясь, то внешним льдом, то внутренним пламенем. Некоторые не выдерживают количества ожогов и уходят. А потом все время вспоминают, как прикасались и болели в ее ледяном пожаре. Вот и Даню окончательно приперло слишком ровным теплом и слишком приятной прохладой. Хотелось обжигаться и обдираться. Только так почему-то получалось творить. В сытости и покое было тоскливо и нетворчески. Сейчас он обжигался о ее движения. Взгляды. Случайное прикосновение пальцев к его рукам. И понимал, что слишком давно не обжигался губами о губы. Пальцами о позвонки под матовой кожей. Языком о дорожку от шеи до пупка, протекая между грудями. Слишком давно. От этого мотор фантазии работал на повышенных оборотах, создавая то, что даже сама Этери называла “почти гениальным”. А вся “гениальность” прочно опиралась на недоступность при близости. - С тобой и правда сегодня работается особенно здорово. Неужели настолько все было плохо дома, Дань?- Этери неспешно направляется к выходу со льда. - Не плохо,- Глейхенгауз едет сзади и взглядом медленно чертит невидимую линию вдоль такого же невидимого под одеждой позвоночника, останавливаясь на ягодицах женщины- Просто она - не та. - Удивительные вы, мужчины, создания,- покачивает головой Этери.- Понимаете, что “не та”, но продолжаете встречаться, жить, строить планы. Зачем? “Ремонт”,- промелькнуло в голове у Даниила и угасло, чтобы не портить настроение. - Какие интересные вопросы сегодня тебя занимают,- резче, чем сам думал, отвечает Даня. - Наверное, потому что я сама всю жизнь была вечно “не той” для всех,- она не поворачивается к нему, а по голосу не очень понятно, с каким чувством произносятся эти слова. - Это все были не теми,- ответ возникает сам собой, как всякая искренность всегда убийственно точный. Этери резко оборачивается: - Комплименты тебе сегодня тоже удаются, Данечка. Вот зачем женщине нужен рост! Чтоб резко повернуться и обжечь мятным дыханием губы того, кто рядом. И за этой мятой потянутся, словно магнитом, навстречу, в соединение. Он ее целует так, как никогда бы не смог целовать “не ту”, потому что эта женщина “та” и даже “та самая”. Ладонь, забирающаяся под кудрявым каскадом волос через щеку на затылок и шею. Держать рядом, не отпускать. И особенный соблазн - ее руки, проскальзывающие под его куртку и обнимающие за талию. Справа свет ото льда, слева мрак ночи. Они между. Ничего не видно, но слышен хруст распускаемых молний: пуховик, жилет под пуховиком, дальше олимпийка. И потом тело. Тоже - “то самое”. Маленькая грудь, прижатая спортивным топом. Вздернуть вверх кусок ткани и утопить в руке. Чувствовать, как о центр ладони трется возбужденный сосок. Как пытается сбежать от его поцелуев мятное дыхание: - Дань, мне надо подумать!- тихий шепот ему в шею. - Солнышко, разве об этом думают?- подталкивает к бортику, прижимает бедрами. Даже через лыжные штаны, которые сейчас на женщине чувствуется, что ей предлагают в комплексе ощущений. Грудь уже обнажена полностью и накрыта обеими руками мужчины. Пальцы перебирают соски. Глаза сами собой закрываются, чтобы отдаться коротким разрядам, бегущим из кончиков груди вниз живота, где плотно прижато мужское тело. - Я не хочу ошибиться, пожалуйста!- это мольба о пощаде, о возможности дать ей шанс сделать иной выбор. С учетом всех рисков, о которых сейчас думать просто нечем, так как мысли стекли к точкам, где движутся мужские пальцы и ощущается тяжесть чужой плоти. - Хорошо,- сбивчивый от такого же неровного дыхания, как и у нее, ответ.- Только, пожалуйста, Этери, не ошибись! Он сам опускает ее топ, застегивает олимпийку так, чтобы была видна ложбинка между грудями и на прощание ныряет туда взглядом. От напряжения, не получившего разрядки, в теле все звенит и каждый шаг отдается дискомфортом. И все-таки он отпускает ее. Может быть, в том числе и потому, что понимает, надави чуть сильнее, и эта женщина начнет биться за свою свободу, в первую очередь за свободу от собственных желаний, порождающих страхи. По комнатам расходятся молча, даже не пожелав друг другу спокойной ночи. Какой уж тут покой, если он знает, что она за противоположной дверью? Ледяной душ на ночь чертовски бодрит. Уже в постели берет телефон. И Москва возвращается пропущенными вызовами и отправленными сообщениями. Ну как же! Нужно же обсудить дизайнера и ремонт! Эротические мысли убивает лучше брома, и сама тема, и та, кто ее принесла. Скидывает с экрана все сообщения, не открывая ни мессенджер, ни соцсети. Пусть считает, что сегодня ему было не до интернета. Ему и впрямь не до того. Откладывает телефон. Надеется забыть про московскую жизнь в мыслях о новогорской. Странно, что Этери могла быть для кого-то “не той”. И чего только не хватило мужчинам в такой как она? Уж в такой-то? Ну, и хорошо, что все были дураками. Ему больше достанется!