Наперегонки со смертью

— Зачем мы здесь? — Анна с любопытством посмотрела на Штольмана, когда он после непродолжительной прогулки свернул к дверям ресторана «Белый кролик», заведения небольшого, но уютного, расположенного в центре города и недоступного для массовой публики в силу необоснованно завышенных цен. — Поужинать, — ответил мужчина, передавая швейцару котелок с тростью, а затем и пальто. Он подошёл к Анне, помогая ей снять шубку. — Еще слишком холодно для долгих прогулок, а сокращать время нашего свидания я не согласен. Метрдотель, разодетый в черный фрак и белый галстук, проводил их до столика, всучил меню и раскланявшись удалился, оставив их наедине. Анна с интересом завертела головой, Штольман тоже огляделся, про себя отмечая, что по обстановке и уровню сервиса это заведение не уступало модным столичным ресторанам. Оставалось надеяться, что и кухня здесь на соответствующем уровне. — Свидание, — задумчиво повторила Анна, не сводя с Якова взгляда своих выразительных глаз и будто пробуя слово на вкус одновременно с глотком красного вина. — Да, мне кажется, я задолжал их тебе, — мужчина улыбнулся и неопределенно пожал плечами. – Мы как-то необоснованно и скоропалительно пропустили этап ухаживаний, перейдя сразу к главному. — Главному? — изящная бровь девушки многозначительно выгнулась. — К предложению, — невозмутимо пояснил Штольман. — Скоро мы станем мужем и женой, а у нас до сих пор не было ни одного свидания. Всё погони, да расследования. Мне кажется несправедливым, что по моей вине ты была лишена удовольствия от красивых ухаживаний. Ты как никто заслуживаешь, чтобы тебя добивались, дарили подарки, искали твоего внимания. Анна мягко улыбнулась и смущенно опустила взгляд. — Ты слишком строг к себе. Я могу припомнить весьма приятные совместные прогулки и даже встречу в кафе, когда ты назвал меня своим ангелом-хранителем. Яков потянулся и накрыл ее руку своей ладонью. — Хотел бы я, чтобы таких моментов было больше. Глаза Анны лучились счастьем, таким тихим и мирным, понятным только им двоим, пока она на мгновение не отвела их в сторону. Ее взгляд лишь на секунду метнулся куда-то поверх его плеча, но что-то неуловимо изменилось. Штольман почувствовал, как напряглась ее рука, и он ободряюще сжал ее крепче. Закусив губу, Анна напряженно перевела дыхание и, натянуто улыбнувшись, глотнула вина. Яков непонимающе обернулся через плечо, но не увидел ничего кроме пары пустующих столиков и глухой стены без окон. — Что случилось? — поинтересовался он. — Ничего, — Анна поспешно замотала головой. — У нас свидание. Самое обыкновенное свидание. Такое, как у всех. Последовала пауза, затем скептический прищур Якова и понимающая ухмылка в уголках его губ. — Что там? — качнул он головой в сторону угла, не оборачиваясь. Анна взволнованно покрутила пальцами ножку бокала и все же призналась: — Дух. — Чей? — Какого-то мужчины, — пожала она плечами, давая понять, что не знает его. — Чего он хочет? — Неважно. Ему уже некуда спешить, может и подождать. Я не хочу портить такой замечательный вечер. Яков приподнял ее руку и поднес к губам, оставляя долгий поцелуй на ее пальцах. — Ты – украшение любого вечера. Именно твоя необыкновенность и непохожесть на других – черта, которую я особенно ценю в тебе. Он оставил на столе купюру, расплачиваясь за вино – ужин заказать они не успели, и подал Анне руку, помогая подняться. — Что он делает? — Штольман вновь кивнул за плечо. — Стремительно направляется к выходу. — Тогда поспешим. На улице было темно и немноголюдно. После хорошо протопленного помещения морозный воздух, кусая за щеки, крепко обнял за плечи, посылая через тело легкую дрожь, и на секунду сдавил дыхание в груди, вырываясь обратно облачком пара. Зябко поежившись, Штольман отвернул ворот пальто, запахивая его поплотнее, и огляделся. Редкие прохожие спешили по домам, звонкий скрип снега под их торопливыми шагами еще долго был слышен в вечерней тишине. Анна, натягивая на руки шерстяные варежки, сосредоточенно посмотрела в сторону фонаря, в желтом свете которого искрил и переливался студеный воздух. «Туда пошел», — мотнула она подбородком и, не сводя глаз с незримого проводника, спустилась с крыльца ресторана. Штольман шагнул следом, решительно взял ее руку, положил на сгиб локтя и, накрыв сверху своей ладонью, будто согревая, отправился за призраком. И вновь погоня и загадка. И вновь он берётся за дело плечом к плечу с Анной. Штольман усмехнулся своим мыслям – не таким он планировал этот вечер, но в целом, выходит неплохо. Через пару кварталов они уже успели отогреться, а еще через три даже дыхание сбилось от быстрой ходьбы. Щеки Анны задорно раскраснелись, глаза горели азартом, когда она вдруг воскликнула: «Туда свернул!», указывая на проход между двумя домами. Дойдя до поворота, они наткнулись на деревянный забор, высотой в человеческий рост. Мужчина приподнялся на носках, заглядывая за ограждение. — Какой-то двор. Думаю, можно обойти вокруг и попасть туда с другой стороны. — Или можно срезать путь здесь, — Анна хитро улыбнулась и сдвинула в сторону расшатанную доску в заборе. Штольман усмехнулся и повел подбородком. — Боюсь, лаз слишком узкий. — Если постараться… — Анна уже примеряла на глаз, сможет ли она пролезть в эту щель. — Я уверен, с обратной стороны есть калитка… — Яков Платонович, куда подевался ваш авантюрный дух? — поддела девушка. — За авантюры у нас вы отвечаете, Анна Викторовна, — улыбался Яков, оглядывая ограждение и брошенные в углу ящики, а, обернувшись к спутнице, удивленно распахнул глаза. — Что ты делаешь? — Ты прав – в одежде я, вероятно, застряну. — Она расстегнула последнюю пуговицу и, сняв шубку, всучила ее застывшему в изумлении Штольману. Недолго думая, она отвела болтающуюся доску в сторону и просунула сначала правую руку, плечо, затем голову, заскользила спиной вдоль деревяного края прорехи в заборе и вдруг остановилась с испуганным «Ой!». В отзывчивой морозной тишине хорошо был слышен треск рвущейся материи. Мужчина опустил взгляд пониже спины и не без интереса поднял бровь. — Ну, что? Юбки тоже снимаешь? — полюбопытствовал он у спины Анны, так как она теперь стояла не шевелясь, опасаясь порвать платье. — Будь сейчас лето, — «прокричала» она шепотом, стараясь не беспокоить жильцов тех домов, в чей двор они бесцеремонно пытались вломиться, — я бы с большим удовольствием оценила всю ироничность данной ситуации и, вероятно, даже посмеялась над собой, но я уже начинаю замерзать. Яков? — Минуту. — Он не мог сдержать улыбки. Аккуратно расправил сборки и складки, спускающиеся от поясницы, провел по ним рукой разглаживая, чувствуя, как Анна чуть вздрогнула и напряглась, и, покрепче прижав их ладонью к ягодицам девушки, чтобы больше ни за что не зацепились, помог ей протиснуться во дворик. Следом просунул шубу и трость. Сам же придвинул один из ящиков поближе к забору, взобрался на него ногами и перемахнул через препятствие. Дворик оказался небольшим, со всех сторон окруженным домами, лишь с небольшими прогалинами, перекрытыми деревяными заборами. В одном из них действительно имелась калитка, и вела она на соседнюю улицу, куда, собственно, и направился дух, по словам Анны. — Мы же не могли знать заранее, остановится он тут или продолжит свой путь, — начала оправдываться девушка, заметив иронично изогнутую бровь собеседника, который, впрочем, благоразумно промолчал. Они уже пересекли двор и направлялись к калитке, когда вдруг, жалобно заскрипев, отворилась одна из дверей дома справа. Реакция Штольмана не подвела, он тут же юркнул в тень выступа, прижимаясь спиной к стене, и притянул к себе Анну. Она уткнулась ладонями ему в грудь и задержала дыхание, прислушиваясь к тому, что происходило во дворе. Послышались шаги, возня, громыхнуло ведро – кто-то занимался хозяйственными делами. Их не заметили. Анна выдохнула с облегчением и улыбаясь подняла взгляд на Штольмана. Только в этот момент она осознала, как близко друг к другу они стояли, что она чувствовала его теплое дыхание на своей щеке, и не смотря на темноту переулка могла видеть блеск его глаз. Провела ладонями вверх к его плечам и прошептала: — Прости, что вновь втянула тебя в весьма сомнительное предприятие. — «Сомнительное предприятие»? — на его губах появилась однобокая ухмылка. — Не совсем то определение, которым бы я охарактеризовал сегодняшний вечер. Анна почувствовала, как его руки, придерживающие ее за талию, заскользили к пояснице и сомкнулись, вынуждая ее прильнуть к его телу. — А как бы ты его охарактеризовал? — задала она вопрос в губы. — Свидание. И никаких сомнений. — Он едва задевал ее губы своими, дыхание смешивалось, но он продолжал дразнить, она чувствовала, что он улыбался. — Хоть я и планировал провести этот вечер несколько иначе, итогом я все же доволен. Слегка склонив голову, он наконец поцеловал ее, неторопливо, тягуче, забывая про мороз и холодную стенку за спиной. Ее пушистые варежки защекотали ему скулы и шею. От этих прикосновений по телу прошел согревающий трепет, разжигающий огонь внутри. Углубляя поцелуй, Штольман подумал, что хотел бы сейчас забраться поглубже под теплое одеяло и прижимать к себе ее обнаженное тело, но топот ног на пороге, оббивающий прилипший снег с подошвы, вторгся в его приятные фантазии, напоминая, где они и зачем туда забрались. Яков, все еще прижимая к себе Анну, выглянул из-за угла – путь чист. Они аккуратно вышли из укрытия и потихоньку направились к калитке. Дух ждал на противоположной стороне улицы, но едва Анна заприметила его, тут же скрылся внутри двухэтажного дома. Время было около девяти, но ни в одном из окон не горел свет. Подойдя ближе, Штольман дернул входную дверь. Заперто. Постучал – ничего. Приподнявшись на цыпочки, Анна постаралась заглянуть в окно, но в темноте ничего не было видно. — Ищите кого? — одернул их настороженный голос. На углу дома с метлой и каким-то мешком в руках стоял дворник с косматой бородой, плавно перетекающей в курчавый мех его лоснящегося от старости тулупа. — Да, хозяев, — Штольман кивнул в сторону дома и сделал несколько шагов навстречу дворнику. — А зачем они вам? И кто вы им будете? — Мужичонка недоверчиво оглядел странную парочку. — Полиция. Штольман Яков Платонович. Побеседовать нам с ними нужно. — Так нет их, — дворник ощутимо расслабился и даже заговорил более приветливо. — Уехали сразу после Рождества. Господин Овечкин увозит свою супругу в теплые края, хворая она у него, морозы совсем не переносит. В этом году в Кисловодск вроде отбыли. — Значит, в доме сейчас никого? — Ни души. Экономка заходит раз в несколько дней, проверить все ли в порядке, да я приглядываю, чтоб никто не влез. Вернутся теперь весной, к апрелю ближе. — Скажите, пожалуйста, — Анна шагнула вперед из-за спины Штольмана, — а как выглядит господин Овечкин? — Да, обычно, — мужик растерянно пожал плечами и задумался, — не примечательный такой. Средних лет, средней полноты, среднего роста. Круглолицый и румяный по сравнению с его худой и болезненно-бледной женой. Волосы темные с частой проседью и залысинами. Штольман обернулся к Анне. Она угрюмо нахмурилась и отрицательно покачала головой. — Скажите, а другие мужчины были в доме? Работники или родственники? — Нет, среди работников точно нет. У них только экономка да горничная. Да и родственников не припомню. А так, сами посудите, откуда ж мне знать, кто у них дома бывает? — А не припомните никого со шрамом на левой брови? — Анна уже цеплялась за соломинку. — Нет, — дворник с сожалением пожал плечами и пошёл дальше по своим делам. Анна вздохнула и посмотрела на Штольмана. — По описанию совсем не похож на моего духа. Он как раз наоборот высокий, статный, темноволосый, довольно молодой, на вид не больше тридцати пяти. Кем же он может быть? — Он еще здесь? — мужчина подошел ближе и взял ее руки в свои. Анна огляделась. — Нет. Вошел в дом и исчез. — Не переживай. Я попробую что-нибудь узнать об Овечкиных и об этом доме. Найдем мы твоего неизвестного. Глаза Анны заблестели радостным блеском, и лицо ее озарилось благодарной улыбкой. Она перехватила Штольмана под руку и крепко прижалась к нему. — Идем, — тихо добавил он. — Я провожу тебя до дома. *** В управление Штольман явился в самом мрачном настроении. Шли третьи сутки без Анны, а ему казалось, что уже треть жизни прошла. Если днем еще работа и проклятый Крутин держали его в тонусе, то ночью он оставался один на один со своими мыслями и чувствами, выедающими его изнутри. Он лежал на кровати, таращась в темный потолок в каком-то немом оцепенении, то холодея от ужаса за судьбу Анны так, что даже сердце сжималось и замирало на короткий миг, то задыхаясь от жгучей ненависти к Крутину, представляя, как он с ним расправится. Теперь его посещала мысль, что вероятно живым ему из этой схватки не выбраться. Стоит признать – его противник не только силен, но и хитер. Измученный бессонницей, он чувствовал утомление и некоторое безразличие к своей судьбе. Лишь бы вызволить Анну. А сегодня, перед тем как все-таки провалиться в беспокойный сон, он понял, что ему даже хотелось бы, чтобы его поскорее убили, если это будет означать скорейшее спасение Анны. Молча кивнув Коробейникову вместо приветствия, Штольман повесил пальто на вешалку и только подошел к своему столу, когда на пороге кабинета возник дежурный. — Ваше Благородие, — обратился он к Якову Платоновичу, — прибыло с утренней почтой, — и протянул письмо. Антон Андреевич напрягся и поднялся со стула. — От него? — спросил он, когда городовой вышел. Штольман нутром чувствовал, что «от него», но пока вскрывал, молчал. В конверте обнаружилась очередная вырезка из газеты: фотография какого-то здания и заголовок «Без родителей, а теперь еще и без дома». Внизу приписка уже знакомым почерком – «Какого наказания заслуживает тот, кто обижает сироток? А, Штольман? Жду ответ в утренней газете». — Твою ж…! — швырнул конверт на стол и наотмашь хлестнул ладонью по карандашнице. Та отлетела, с грохотом ударилась о сейф и упала на пол, растеряв все свое содержимое. — Яков Платоныч… — Коробейников испуганно переводил взгляд с несчастного кубка на разгневанного мужчину и обратно и не знал, что делать. На его памяти он ни разу не видел Штольмана в таком состоянии. — Что тут происходит? — в дверях появился Николай Васильевич. Он озадаченно посмотрел на напряженную спину судебного следователя, стоявшего перед своим столом, устало упираясь в него ладонями. Непонимающе покосился на начальника отдела. Тот, почти извиняясь, пояснил: — Крутин. Штольман развернулся и протянул полицмейстеру конверт. — Новое письмо. Новая вырезка. Полагаю, это значит, что где-то похищен новый ребенок. Трегубов взглянул на корреспонденцию и с трудом сглотнул вставший в горле ком. — А о ранее похищенных что-то известно? Яков покачал головой, тяжело вздохнул и провел ладонью по лицу. Он выдохся и морально, и физически. Сжал пальцами переносицу и устало прикрыл глаза. «Отрешиться. Аня сказала, отрешиться». — Это всё провокация, — заявил вдруг Штольман, кивнув на послание от Крутина. — Он задумал всю эту игру неспроста. Он ведет нас куда-то, к какой-то цели, известной лишь ему. Он умело играет на наших чувствах. Ослепленные отчаянием, мы бродим в потемках, а стремясь достигнуть света, — он указал пальцем на конверт в руках полицмейстера, — становимся только слепее. — Уж не хотите ли вы сказать, что не собираетесь заниматься этим делом? — Трегубов помахал в воздухе бумажками. — Я уверен, Николай Васильевич, что он не тронет детей, даже если мы полностью проигнорируем это расследование. Как и уверен в том, что он не вернет их, когда мы раскроем дело. — Я, конечно, завидую вашей уверенности, но у него моя падчерица. — И моя невеста, — напомнил Штольман. — И мы, разумеется, проведем расследование, иначе он может выкинуть еще какой-нибудь фортель. Нам же выгоднее, если он будет действовать по задумке. Мы хоть и не видим полной картины, но, по крайней мере, на данном этапе знаем, чего от него ожидать. Поэтому, Антон Андреич, вы займетесь сиротами, — он передал письмо Коробейникову. — А вы? — все еще растерянно поинтересовался Трегубов. Штольман вздохнул. — Пока мы бежим за ним, мы остаемся позади. Вероятно, это и было его целью – отвлечь нас здесь, чтобы мы не мешали ему где-то еще. Поэтому Антон Андреич создаст видимость того, что мы все еще идем у него на поводу, пока я постараюсь забежать вперед. — И мы возьмем его в кольцо, — воодушевился Коробейников. — Каким образом? — строго спросил Николай Васильевич, опасаясь поддаваться преждевременной радости, но в глазах вспыхнул огонек надежды. — Начнем с того, что нам уже известно. — Яков Платонович задумался на мгновение, собираясь с мыслями, а затем продолжил: — Настоящий Скрябин Иван Евгеньевич мертв. Убит. Однако тот, кто скрывался под его именем, как мы успели убедиться, тоже обладает определенными навыками в области медицины. Причем, довольно на высоком уровне, если верить словам доктора Милца, а у меня нет оснований ему не доверять. — И что это нам дает? — спросил Николай Васильевич. — Лже-Скрябин… — начал Штольман, но Коробейников уточнил. — То есть Крутин? — Не знаю, — признался судебный следователь. — Мы уже дважды ошибались. Я бы не спешил вешать ярлыки. — Так что же с ним? — поторапливал Трегубов. — Он должен был где-то обучаться профессии. И настоящий Скрябин – наша единственная зацепка на данный момент. Они могли быть однокашниками или коллегами. Нам нужно знать о Скрябине всю подноготную. — Он помолчал, кивнул, будто соглашаясь с какой-то своей мыслью, и добавил: — Я позвоню в Охранку. — Что ж. Замечательно, — одобрил полицмейстер. — Действуйте. Я позже еще зайду. Вслед за полицмейстером кабинет покинул Коробейников, отправляясь на поиски информации о злосчастном сиротском приюте, которому посвящена статья в «Затонском Телеграфе». Штольман позвонил полковнику Литвинову, запросил полный список имен тех, кто взаимодействовал со Скрябиным, а после отправился к госпоже Елисеевой, надеясь, что к утру она сумела вспомнить что-то еще о похитителе ее дочери. Однако Штольмана ждало разочарование. Ее воспоминания ничуть не изменились. Она помнила ровно столько, сколько позволил ей помнить «Он». Она была словно книга, в которой Крутин со злым умыслом закрасил отдельные слова или даже целые абзацы черными чернилами так, что, читая ее, вы возможно получали складную историю, но сильно искаженную. Крутин и здесь играл с ним. Спустившись с крыльца, Штольман остановился и осмотрелся, надевая перчатки. Глаз зацепился за мальчишку на другой стороне дороге. Пока ребятня кувыркалась в куче последнего снега и месила палками талую слякоть, он просто стоял, не шевелясь, и смотрел на следователя. Яков Платонович сделал шаг ему навстречу, и мальчишка тут же сорвался с места и побежал дальше по улице. Но не далеко. Через дом он свернул во двор и нырнул за дверь. Штольман последовал за ним, постучался, дверь открыла женщина, вероятно, его мать. Объяснив ситуацию, следователь был приглашен в сени, где на стуле у окна уже сидел тот самый парнишка. — Степан, — начал Яков Платонович, — ты ведь знаешь Таню Елисееву, что живет в пятом доме? — Знаю, — с готовностью ответил тот. — Только вы не спрашивайте о ней. — Стёпушка… — уж было хотела пожурить его мать за отказ сотрудничать, но Штольман жестом ее остановил. — Тише. — Мужчина настороженно осмотрелся и, заприметив на подоконнике рядом с мальчиком вязальные спицы, решительно переложил их на шкаф. — Степан, может ты сам хочешь мне что-то рассказать? — Да, — к удивлению Якова ответил парнишка и охотно продолжил: «Господу Богу помолимся Древнюю быль возвестим. Мне в Соловках ее сказывал Инок, отец Питирим…» Штольман уставился на родительницу, но похоже, та тоже была в замешательстве. — Что это? — Я… — женщина покачала головой, — понятия не имею. Я впервые это слышу. — Стёп, а ты можешь это повторить. И мальчик повторил, а следователь записал. По пути в управление Яков Платонович наткнулся на Коробейникова, и тот без промедлений решил поделиться добытой информацией. Чуть больше года назад в приюте «Лучезарный» во время снегопада, не выдержав на себе всю массу снега, обрушилась крыша в правом крыле. По счастливой случайности никто не пострадал, так как все находились в столовой – было время обеда. Сиротский дом с тех пор так и простаивает заброшенным. — Кого-нибудь привлекли к ответственности? — спросил Штольман. — Увы, — Антон Андреевич покачал головой. — Дело до сих пор не закрыто, но не похоже, чтобы кто-то горел желанием разобраться в нем. — Времени у нас немного. Надо бы составить список сопричастных… — предложил следователь, когда они входили в управление. В дежурке их тут же окликнул городовой. — О, Антон Андреич, Яков Платоныч, тут… к вам, — он растерянно указал на благородно одетую даму. Пригласив посетительницу в кабинет, предложив ей присесть и чаю, от которого она поспешно отказалась, сыщики попросили ее изложить суть дела. — У меня похитили младшего сына. Мужчины переглянулись. — Когда и при каких обстоятельствах? — уточнил Штольман. — Сегодня утром. При, надо признаться, весьма странных обстоятельствах. Я сама до сих пор не могу понять, как это произошло. Как я могла такое допустить? — Расскажите, что случилось. — Утром к нам в дом пришел мужчина. Он заявил, что Мишенька уйдет с ним, а мне наказал ждать, пока придет полиция. — Но вы все же обратились за помощью. — Да. Я не понимаю, почему отпустила с ним сына. Пока он говорил, я и не думала возражать, мне казалось все верным и правильным. Но когда он ушел, с глаз будто спала пелена. Он словно околдовал меня. — Это не колдовство, госпожа Климова. Это гипноз, — пояснил Штольман. — Вы можете припомнить его действия? Что он делал? Говорил? Использовал ли посторонние предметы? — Я помню стук. Монотонный повторяющийся стук. И его голос, такой глубокий и вкрадчивый. — А вы видели у него в руках табакерку. Маленькую, серебряную. — Нет. — Это он? — Штольман положил на стол перед ней портрет Скрябина. — Да! Вы его уже поймали? – она распрямилась на стуле и даже как-то воспряла духом. Следователь с сожалением покачал головой, как не прискорбно было сообщать людям неприятные новости и отбирать едва ожившую надежду, на данный момент у него не было иного выхода. — Яков Платоныч, — шепотом заговорил Коробейников, отозвав коллегу в сторону, — странно все это, вам не кажется? Не воспользовался табакеркой. Свидетеля упустил. Что если это очередная ловушка? — Я, конечно, могу ошибаться, но думаю, он прокололся. Он использовал обычный гипноз, а по статистике определенный процент людей устойчивы к любого рода внушениям. — То есть, он не догадывается, что госпожа Климова сейчас у нас? — хитро улыбнулся Антон Андреевич. Штольман кивнул и его губы тоже тронула едва заметная улыбка. — У нас появилось преимущество. Они показали госпоже Климовой вырезку статьи о приюте, просили подумать, предположить, как их семья может быть связана с этим зданием. Но она лишь качала головой – никогда не видела, никогда не слышала, и недоумевала, как это все может быть связано с ее одиннадцатилетним сыном. Расспросили про супруга. Господин Климов оказался чиновником уездного казначейства. На последних словах в голове Штольмана что-то щелкнуло и пронеслось с быстротой молнии. Он чувствовал, как волнительно в предвкушении застучало сердце, но не мог уловить ускользающую от него мысль. Однако, он сразу понял – разгадка уже замаячила у него перед носом. Необходимо побеседовать с чиновником. Госпожа Климова уехала, Штольман накидывал на плечи пальто, а Коробейников в приподнятом настроении рассуждал о том, что они почти раскрыли дело, хотя нет еще даже полудня, когда их веселье прервал дежурный с письмом в руках. При одном взгляде на конверт, Яков Платонович помрачнел. Вскрыл. Прочел вслух. «Играешь не по правилам, Штольман! Раз тебе помогли, то справедливо будет сократить сроки. Согласен? Или тебе вновь нужно со столицей посоветоваться? Я был о тебе лучшего мнения. Через три часа на доске объявлений около полицейского управления я хочу прочитать душещипательное разоблачение негодяя или мой маленький тезка больше никогда не увидит свою непослушную матушку». — Черт! — выругался Штольман и рывком дернул дверь. Он выскочил из кабинета и стремглав направился к Трегубову. Коробейников не отставал. — Николай Васильевич, — едва контролируя гнев и раздражение, следователь протянул полицмейстеру письмо. — У нас в управлении завелся Крутинский шпион.