Нет ограничений

— Стой! Леви захотелось влепить себе пощечину за это решение, но инстинкт выживания в кои-то веки одержал над ним победу. — Зик, стой! — громче закричал он, взволнованно глядя на уменьшающуюся фигуру Зика в нескольких сотнях метров от него. — Да тормози! Наконец, Зик остановился и обернулся. — Помоги мне! Зик подходил к Леви со скоростью работы сотрудника почты. Плавно и неспешно. Леви все сильнее хотелось вмазать и себе, и ему. — Помочь? — Зик постучал пальцем по подбородку. — Даже не знаю. Я думал, с тобой приятно иметь дело, но любую мою помощь ты обесцениваешь. — Да какую помощь? — спросил Леви. — Я ни о чем не просил. Раньше. — Ага, ну так что? — Вытащи меня отсюда. — Боюсь, мне понадобится IQ обезьяны, вроде так? — хитрая улыбка доводила Леви до бешенства. Но он сдался — вернуться в лагерь до наступления темноты было важнее, чем давняя распря. — Прости, — сказал он. — Что? — переспросил Зик и поднес ладонь к уху. — Прости, — громче повторил Леви, — что сравнил твой АйКью с АйКью обезьяны. — И-и-и… — Что еще?! — Обещай, что будешь паинькой и не будешь больше грубить, — Зик взял Леви двумя пальцами за подбородок. Леви хлопнул его по руке. — Издеваешься? — У тебя все еще есть выбор: остаться здесь или дать мне обещание и уйти. — Ладно-ладно, — Леви закатил глаза. — Я не буду с тобой спорить. А теперь вытащи меня отсюда. Зик наклонился вниз. Одной рукой он придерживал Леви за ногу, а другой что-то рыл в земле. Понадобилось секунд двадцать, чтобы Леви стоял на двух ногах и потирал пострадавшую испачканную лодыжку. — И не скажешь «спасибо»? — спросил Зик. — Если бы я застрял здесь, ты бы был первым подозреваемым. Хотя, ты и так подозреваемый. — В смысле? Леви снял кеды, присев на кочку, и вытряхнул мелкие камешки. Его обычная брезгливость на время улетучилась. — Я о блоге. Учитывая наши отношения, у тебя была мотивация таким образом насолить мне, — сказал он, обвязывая шнурки вокруг щиколоток. Зик препирался: — Несостыковка. Майк узнал о твоем блоге после того, как я… — он резко умолк, и Леви это показалось еще более подозрительным. — Тебе стоит выложить всю правду, пока ты окончательно не запутался во лжи. Довод оказался весомым, и Зик присел на толстый изогнутый корень дерева, зарывающийся глубоко под землю, собираясь все рассказать. Леви приготовился слушать его, но тот молчал, долго собираясь с мыслями. — Нас ждут, — напомнил Леви. — Да знаю, — Зик раздраженно повел плечом и прижал к себе одно колено, поставив ногу на корень. — Тогда в чем дело? — Если ты думаешь, что я знаю, кто рассказал о тебе Майку, то зря. Леви приобнял себя за локти, ощутив, как внутри от нарастающей тревоги мысли сбились в кучу. Смотря на то, как спокоен и уверен Зик, он понимал, что тот не врет. Зик в самом деле не знает, кто подсобил Майку и с какой целью. — В школе я заметил, что ты часто мараешь бумагу. Твои руки будто приклеились к карандашу. А один раз мне удалось подробно разглядеть целую страницу, когда я проходил мимо, — охотно вспоминал Зик. Леви слушал его, замерев и затаив дыхание, словно ожидая в конце услышать приговор. По интонации Зика он не мог разобрать, злорадствует ли тот, ощущая себя хозяином положения, или ему все равно. Все было похоже на уступку. — Потом по случайности я наткнулся в интернете на твой рисунок. Тот самый, который я успел рассмотреть. И все стало на свои места. Честно говоря, мне было плевать на то, чем ты занимался. Но зачем-то я подписался на тебя и начал общение, — увидев, что челюсть Леви отвисла, Зик скривился. — Брось, за этим не стояло умысла. Мне было скучно, и все. — Скучно? Ты решил развлечься? Всего лишь? — не веря, спрашивал Леви. — Какие еще версии? Я же говорю: все было случайностью. Но Леви не мог так запросто поверить в сказанное. Он напряг все свои извилины, чтобы оправдать подозрения, но его плутающие мысли приходили раз за разом к одному выводу: Зику просто было скучно. Он не живет в романе или фильме, чтобы его цели были корыстными и запутанными. Он — обычный человек и терзается обычной скукой жизни, состоящей из серой рутины. Кенни сказал однажды истину: все проще, чем кажется. — Что там с общением? — Леви снял кепку с головы и взял ее в руки. — Это был эксперимент. Было интересно, твой образ в интернете отличается от образа в реальности? — ответил Зик. С каждым произнесенным словом слушать его было труднее и труднее. Леви будто силком вытаскивали из спасающего от невзгод панциря в опасный мир. Он сжался и ссутулился. — И как? — робко спросил он, нервно улыбаясь. — Немного, — Зик перевел взгляд на его кепку. — Наверное, это нормально, что мы разные люди в зависимости от ситуации и окружения. В своем блоге ты более смелый. — Конечно, я ведь аноним, к которому люди приносят свои похотливые просьбы. — Нравится хранить чужие тайны? — Очень. — И мне. Поэтому я никому не сказал о твоем блоге. Тем более, мы общались, а бесполезная гнетущая штука — совесть — не позволяла мне выставить твой секрет на обозрение. Эти слова подействовали на Леви ободряюще, и он немного расслабился. — Это было странно, — Зик нахмурился. — В реальности мы молча проходили мимо или огрызались, а ночью обсуждали серии Евы и твою татуировку. В голове Леви раздался оглушающий звон. — Так ты… — он мысленно запнулся. Слишком много дум теснились в его разуме, и он не мог вычленить что-то одно. — Твою же мать, Зик. Ты как змея на шее! Зик сорвал одуванчик и начал скручивать стебель. — Символ мудрости зато, — миролюбиво сказал он. — Не стоит продолжать, ты и так все понял. Но учти, что я никому не говорил о нас. Мне самому не нужны проблемы. — Зачем тогда ты брал у меня заказы? — Леви был уже на грани. — У тебя был застой, нужны были деньги. А мне было не сложно помочь. К тому же, это был предлог для переписки. Мне просто было интересно узнать тебя. И понять кое-что в себе. — Но это не оправдывает то, что произошло между нами на школьном дворе. Зик отбросил измятый одуванчик в высокую траву. — Забудь об этом. Ясно? — он прозвучал угрожающе. Сквозь стекла очков его глаза казались темнее и излучали настороженность. — Я и так все понял, — Леви приподнял брови. — Порко. Ты дорожил дружбой с ним. А когда ты заступился за меня в туалете, то он понял, что у тебя есть секрет. Вы оба плохо скрываете свои эмоции. — Теперь я вне подозрений? — Зик поднял руки ладонями вперед. На его лице показалась ухмылка. — Теперь ты в списке самых опасных. Моя месть будет страшна. Я переименую тебя в Штирлица, придумаю анекдоты и заспамлю ими, — Леви провел ладонями по лицу. — Господи, ты идеально втерся ко мне в доверие и выдал себя по приколу. Мне даже обидно, а ведь это ненормально! — Вдох и выдох, — напомнил Зик. Прихрамывая, Леви пошел к палатке, радуясь, что скоро забьется куда-нибудь в угол и начнет разрывать телефон Кенни вибрациями от сообщений, в которых расскажет о прелестях похода и природы. Он припомнит все: тряску в автобусе, плохой интернет, странного инструктора с плохими навыками рекламы и то, как он чуть не достался на съедение львам, или кто там водится в этих дурацких лесах с дурацкими ловушками. В лагере Шадис завалил его гневными фразами: — Я не разрешал отлучаться надолго! — он кружился около Леви, как стервятник, размахивая руками. — Что ты там затеял? Учти, если ты устроишь пожар, то мы умрем и я на том свете сверну тебе шею! — Но это не будет иметь никакого смысла, я ведь уже буду мертв, — Леви задумчиво почесал затылок. Шадис растерянно моргнул и, похоже, совсем отчаялся. — Уйди пока от меня, — с неподдельным страданием произнес он и отодвинул Леви от себя. — Ты невыносимый. Через пять минут мы пойдем к утесу, и только попробуй что-нибудь сделать. Я запрещаю тебе отходить от меня далее, чем на сорок метров. Если ты отойдешь на сорок один метр, то я скину тебя с утеса. Понял? — У меня не очень хорошо обстоят дела с глазомером… — Я не помню, что бы совершал убийство, так за что ты попался мне в наказание? — спросил Шадис. — Полагаю, это риторический вопрос? — Леви постучал пальцем по щеке. — С каждой секундой рядом с тобой — нет. — Ясно. Леви спешно ретировался к своей палатке. Обернувшись, он посмотрел на остальных ребят и почувствовал, что обстановка накалилась. Первое, что он заметил: рассерженный Майк, активно жестикулируя, стоял напротив Эрвина, и что-то втолковывал ему. Другие притворялись, что заняты своими делами, но смотрели на них исподтишка, вытянув шеи и убрав волосы с ушей. Моблит делал вид, что роется в рюкзаке, а Порко ходил взад-вперед, якобы что-то выискивая. — Ой, — Леви замешкался. Подходить в такой момент было попросту опасно для жизни. Но и равнодушно смотреть на Эрвина он не мог. Он видел, что руки Эрвина были сжаты в кулаки, а поза была оборонительной, будто тот вот-вот взорвется и устроит погром. Однако Майк не останавливался и что-то бурно отстаивал, стуча кулаком по ладони. Только призыв Шадиса собраться предотвратил эту катастрофу. Леви свободно выдохнул и подловил Эрвина, когда Майк ушел. — Боже, дай мне сил, а ему по роже, — буркнул под нос Эрвин. Леви разумно решил отвлечь его и весь путь до утеса тарахтел без остановки о том, что «Титаник» он все-таки досмотрел до конца и теперь не числился в неучах. — Вывод: если тонете, начинайте играть на скрипке, — завершил он свой рассказ. — Тебе нельзя показывать никакие фильмы. У тебя исключительно самоубийственные толкования, — Эрвин цокнул языком. Шествие на утес оказалось интересным, но непростым: то на пути лежали старые толстые ветви, то Шадису приспичило рассказать очередную байку о его армейских буднях. Но слушателями его были только Леви и Эрвин, потому что выполняли правило сорока метров, а остальные без конца пихались, шептались, убегали друг от друга. Зик после того разговора забыл про Леви напрочь и шел рядом с Порко, толкая его. К краю утеса выходить было запрещено, разумеется, но все же ощутить высоту над синим холодным морем удалось. Задувал сильный ветер, трепавший одежду и сбивающий с голов кепки. Леви сидел на большом камне, глядя на играющие пенистые волны внизу, а Эрвин устремил взгляд в даль, пытаясь разглядеть нечто за горизонтом, пусть это и было невозможно. Леви не смел пока трогать его. Наверняка ему нужно было уединение, чтобы все обдумать. — Шадис, там внизу пляж! — заголосил Моблит, уяснив свою ошибку со званием «сэр». — Давайте спустимся! Теперь Шадис смотрел на него благосклоннее и уступил. — Ваша задача: не утонуть и не пытаться спасти тонущего, — говорил он. — По статистике… Чтобы пробраться к пляжу, пришлось долго спускаться по извилистой тропе, но непростой путь стоил всех усилий. Лазурная чистая вода шумно омывала белый песчаный берег. Высилось ясное безоблачное небо. Охлаждённый свежий воздух, в котором витал особый солоноватый аромат моря, опьянял. Цепкий ветер сорвал кепку с головы Леви и окунул в воду. Он погнался за ней, но, стоя на самом краю берега, смирился, что ее не вернуть. — После можем поехать и купить новую, — Эрвин подбежал к нему. — Не в этом дело. У Петры такая же. Парные побрякушки как-то предсказуемо, и мы остановились на кепках, — Леви посмотрел на браслет на запястье Эрвина. — Ты его не снимал? Эрвин не сразу понял о чем шла речь, и лишь спустя десять секунд до него дошло. Он задрал рукава белой рубашки и подошел ближе, хрустя подошвами по песку и медленно проваливаясь с каждым шагом. Ветер растрепал его волосы и обнажил высокий лоб. — Ни разу, — сказал он. — Не в обиду Петре, но мой талисман — это твой браслет. — Надеюсь, он принесет тебе еще много удачи, — искренне пожелал Леви и сел вниз, скрестив ноги. Неподалеку галдели другие ребята, но их крики врезались в невидимую стену и не долетали до Леви и Эрвина. Они сидели на сияющем от солнца песке, словно на отдельном далеком островке. Только они и морской бриз. Ветер забирался им за шиворот и ласкал кожу. Они молчали, наслаждаясь этим мигом и понимая, что он останется в коридорах памяти навсегда. Рядом с их смехом, ревом байка, бьющем в лицо ветром и тем дождем, после которого они прятались в комнате и робко думали о том, как пересечь границу дружбы. Какое-то время назад никто бы из них не подумал, что когда-то они будут играть в переглядки, смущаться и безрассудно искать обжигающих секундных прикосновений. Особенно Эрвин. Это не про него — стесняться, сомневаться. Он мог обрушиться на человека стихией, но в последнее время что-то в нем изменилось. Он стал более вдумчивым и спокойным, хотя и не изменял своей тяге к авантюрам и не прекращал испытывать удачу. Леви любил его, любил разным, и мучился, не зная, как это выразить словами. Это довольно обычно для их возраста — вспышки чувств. Но только их влюбленность давно перетекла в глубокую привязанность. Леви до сих пор помнил как пахнет шея Эрвина и как его джинсовка трется о его щеку, после чего остается красноватый след на белой коже. А что помнил Эрвин — было тайной. Как и все общительные люди, пользующиеся популярностью, он редко с кем говорил открыто о том, что клубится внутри него. И прямо сейчас, испытывая калейдоскоп чувств, от тревоги до эйфории момента, он уперто молчал, кусая губы. Он сидел рядом с Леви, не подозревая, что их сердца колотятся одинаково быстро. Пропускал через пальцы песок и не знал, как пристально изучают его профиль, обводя глазами жилку на шее и острую линию скул. И конечно же он не знал, что на бумаге он мог бы найти свой профиль, нарисованный мелкими хаотичными штрихами, во время урока. В воздухе встряла паника. Они сидели на пляже, отрезанные от всех, и не знали, как подступиться друг к другу. Им вдруг стало жарко и до одури хорошо от того, что они рядом и вообще есть друг у друга. Что их связывает повседневность, необычайно яркая, побуждающая встречать каждый новый день с предвкушением. Раньше Леви и подумать не мог, что что-то заставит его добровольно выходить на улицу. Всего за пару месяцев жизнь перевернулась с ног на голову, и причиной всему был Эрвин. Он ворвался, как ураган, и подхватил его в настоящее путешествие, ни о чем не сказав. Буквально подхватил, тогда, в школьном дворе. — Рядом было так много людей, но ты бы знал, как был мне нужен и как я завидовал тем, кто видел тебя каждый день, — сказал Эрвин, повернувшись к Леви. Сердце Леви застучало так, словно собиралось раскрошить ребра. — Да? — несмело спросил он, замерев. — Я сам себе тогда не верил, — Эрвин облизнул кончиком языка сухие губы. — Думал, что надо перетерпеть или лишить себя свободного времени, но в итоге думал о тебе все больше. — Послушай, Эрвин, — на выдохе произнес Леви, собираясь с духом. — Я так рад, что моей первой любовью стал именно ты. На лоб Эрвина упало несколько прядей, и Леви придвинулся к нему, убирая их рукой за уши. — Первой? — переспросил Эрвин тихим голосом. Леви привык, что губы Эрвина плотно сжаты или усмехаются, а глаза светятся сумасшедшей уверенностью, но сейчас — Эрвин был по-настоящему взволнован. Тогда Леви понял, что им дорожат. Он не очередной человек в его жизни. Эрвин мельком посмотрел на море и вновь на Леви, серьезно задумавшись. Было видно, что такие откровения ему чужды и сбивали его с толку. — Правда, — подтвердил Леви и положил ладони на его колени. — Как мы впервые заговорили, я застрял в тебе и выбираться не хочу. Мне так легко с тобой. А когда ты зовешь меня «деткой», то внутри все радостно сжимается. Я никогда такого не чувствовал. Если бы его голос не оборвался, он бы наговорил Эрвину все, что только скопилось в нем за все время. Он бы завалил его сотней признаний. О том, что из-за него перестал бояться скорости и полюбил дожди, а утро встречал с нетерпением. О многом. Неосознанно, Леви жадно запоминал каждую деталь вокруг. Подушечки его пальцев были шершавыми и ощущали тепло Эрвина. Вдали мелькали цветные размытые пятна. В паре метров бурлила и шипела пена. Глаза его застелила мутная пелена. Он только слышал, как слова Эрвина эхом разлетаются в его голове и попадают прямиком в сердце. — Я запомнил тебя с самого первого совместного урока, — голос Эрвина стал ниже, и в нем появилась приятная хрипотца. — Не знаю, что именно меня привлекло. Но ты был безумно красив, когда сосредоточенно смотрел на лист, скучающе подпирал щеку кулаком или грыз кончик карандаша. Я места себе не находил. Так странно, — Эрвин усмехнулся. — Я мог заговорить с любым, но к тебе подступиться никак не получалось. — Ты влюбился в меня, когда я грыз карандаш? — Леви усмехнулся. — Что бы ты ни делал, детка, я влюбляюсь в тебя все больше и больше, — выдохнул Эрвин. — До сих пор. Мне все в тебе нравится. Как ты краснеешь, как неловко спотыкаешься, как водишь карандашом по бумаге. Леви словно оглушили. — Я никогда не думал, что кто-нибудь будет говорить обо мне так, — пробормотал он. — Эрвин, ты… Эрвин обхватил его предплечья и впился в губы. Ни шум моря, ни гвалт чаек, ни удивленные вдалеке возгласы не вернули их в реальность. На это мгновение они остались вдвоем в недосягаемости. Леви оторопел на секунду, не понимая, почему в груди стало тесно. Его будто ударили в солнечное сплетение, и в легких закончился воздух. Лишь вдохнув аромат вишневых сигарет, он все понял и положил руки на спину Эрвина, прижимая его к себе и углубляя поцелуй. Губы Эрвина были влажными и теплыми. Леви хотел бы чувствовать их на своей коже всегда. Каждое прикосновение вызывало в нем шквал эмоций, ведь на то и была дана юность. Эрвин опустил руки на его талию, разорвав на миг поцелуй, и они посмотрели друг на друга, переводя сбитое дыхание. С растрепанными волосами, с блеском в самых прекрасных глазах — Леви запечатлел его таким и ослабил хватку. — Давно ты хотел это сделать? — спросил Леви полушепотом. — С самого начала, — Эрвин поднес руку к его щеке и провел сгибом указательного пальца линию. Леви вновь прижал его к себе и поцеловал. Неумеючи, но так, как желал давно — обхватив руками шею и закрыв глаза, чтобы целиком отдаться ощущениям. Эрвин поддался ему и тоже прикрыл веки, слыша, как ветер гонит волны, и они ударяются о глыбы, сгруженные неподалеку.