именно такой

1.

В какой-то момент музыка прекращается и Рики стирает рукавом футболки пот со лба. Чонсон кидает ему бутылку воды, и он жадно пьёт, наконец, чувствуя удовлетворение. Танцы позволяют ему отбросить всё мирское, что забрасывает его безжалостно камнями изо дня в день и просто позволить себе быть, словно бросаясь в огонь, при этом оставаясь без единого ожога, или в воду, вдруг научившись плавать. Это ощущение почти такое же, которое посещает его в театральном кружке, но гораздо сильнее и весомее. Способность поддаться музыке и позволить своему телу двигаться в любом направлении, как отдушина, для человека полностью обездоленного. Он чувствует себя прекрасно, когда все мысли, гложущие его и режущие без ножа, вдруг исчезли, оставив после себя лишь пустые белые листы с едва заметными чернильными кляксами. В этом часть его личной свободы. — Я записал нас на участие в школьном концерте, — говорит Чонсон как ни в чём не бывало, будто речь пошла о погоде или планах на каникулы. Он припадает спиной к стене напротив зеркала и смотрит в отражении, как младший тормозит, и часто моргает. — М? — Рики слегка закашливается и отставляет бутылку с водой. — В смысле? Я же и так участвую с театральным кружком. — Я про танцы. Это мой последний год, я должен выложиться. — А я причём? — Ты мой партнёр. У него почти что глаза на лоб лезут от потерянности, когда на максимальной скорости не можешь сложить даже два плюс два, в надежде, что время замедлится и даст возможность скоординироваться, уловить грёбаный смысл. — Но я не танцую нигде, кроме этой студии, — возражает Рики, качая головой, вдруг ощущая закрадывающееся внутрь волнение. — И только с тобой или в одиночку. Он посвятил себя танцам почти что с пелёнок, в детстве участвуя в каждом третьем проекте от школы, от кружков и местных детских клубов, пока подростковый максимализм не решил вдарить по первое число и загнать всего себя в страхи, безнадёгу и обесценивание. На него словно всё накапало, от ухода отца из семьи, до переезда в другой район, потери себя настоящего и утраты любви к себе. И он не стал себя сам до последнего удерживать, оборвав некоторые ниточки и завязывая узлы на других. А теперь он пытается привязать новые, но они рвутся и рвутся, с трудом удерживая тяжкий груз его тела. Безусловно Рики погряз в своих различных заморочках, не дающих ему время от времени спокойно дышать, и в бесконечной лени, которая лишь является побочным эффектом его страхов. Руки, в которые он пытается взять каждый день хотя бы долю самого себя и те вещи, что могут поддаться контролю, дико дрожат и постоянно упускают возможности, нечто важное для него самого. — Теперь покажешь себя не только с актёрской стороны, это полезно, — хлопает его друг по плечу с усмешкой, потому что у Рики, по всей видимости, не оказывается выбора. — Что полезно? — Выходить из зоны комфорта. И каждый день оказывается бесконечной борьбой. Казалось бы, с собой не нужно бороться, нет в этом никакой необходимости. С собой нужно дружить, находить компромиссы и думать только о том, что лично тебе приносит комфорт, гармонию и что будет для тебя самого лучше. И слова Чонвона, которые удивительным образом оставляют на нём свои отпечатки, кружатся и говорят: а что кому нужно, каждый решает сам. И он продолжает стараться. Он старается быть тем, кого можно было бы полюбить и каким бы он хотел себя видеть. Пытается найти, что нужно именно ему. Остальным людям, на которых он смотрит, вроде как гораздо проще. Они уместные, складные, черпают из возможностей всё необходимое именно для них, преодолевают трудности, знают, чего хотят в какой-то определённый период жизни, говорят все эти ужасно простые вещи, которые такому как Рики, принять и превратить в действительность очень сложно. Потому что он чувствует себя каким-то не таким, не принадлежащим этому миру. — Какой кошмар, — тянет Рики, захныкав от досады и хватаясь за свои светлые, пересушенные волосы. Он смотрит на своё отражение в упор, словно оно сейчас само собой задвигается, как в мистических триллерах, и собственноручно его задушит. А может тот Рики покажет ему палец вверх, в знак того, что всё будет классно и нужно себе дать пинка. Хотя бы в этом. — Ты не можешь до конца жизни прятать свои таланты, — спокойно говорит Чонсон, дотрагиваясь до плеча младшего и обнадёживающе сжимая, стараясь передать ему часть своей веры в него и силы, которая ему обязательно понадобится. Рики необходимо совсем немного времени, чтобы смириться и принять данную ситуацию, как должное и неизбежное. Как шанс, которым он либо воспользуется, либо просто отпустит, как и сотни других до этого из-за собственной неуверенности. Иногда необходимо самостоятельно двигать нужные фигурки в лего, которые оказывают влияние на следующие сюжетные повороты. И он думает, да, нужно это сделать, выйти за пределы колючей ограды, позволить себе взлететь ещё чуть выше, чем он может сейчас. Поэтому, он смиренно кивает и говорит: — Нам нужен танец. — Церемония совершеннолетия, — Чонсон ухмыляется и играет бровями, пока Рики поворачивает к нему голову и глядит на него, не веря своим ушам. — Мне нравится, что ты так быстро согласился. — Невероятно. Ты шутишь? В ушах раздаётся звон, а затем тишина. Почти что шоковая. Старший не то чтобы предлагает, а скорее утверждает свой собственный выбор поставить танец, что довольно символично и слишком броско для школьного концерта. Но, вспоминая проделки Сону, всё кажется пустяком. Учителя, конечно же, будут в шоке. — Все падут ниц после нашего дуэта. Чонсон воодушевлён, как никогда прежде, мечтательно закатывает глаза и давит довольную лыбу. Наверное, Рики не особо сопротивлялся, потому что в глубине души именно этого он и желал, отбрасывая свой страх и чрезмерную рефлексию. Хоть раз за свои семнадцать лет позволить себе пустить всё на самотёк. — Она подходит для первого секса, — говорит Чонсон, пока они смотрят видео с танцем. — Заниматься сексом под музыку? Это довольно по-дедовски, — морщит нос Рики и улыбается от того, что ему вдруг очень спокойно, когда даже мелкая переменная сегодня не приносила в личный микрокосмос взрывающиеся метеоры, несмотря на то, что при виде Сону, он чувствовал себя жалким, а на языке оседала привычная горечь. — Не знаю, Тэиль понравилось. — Ты серьёзно? — Я вроде влюблён, — жмёт старший плечами и Рики остаётся лишь отпихнуть его от себя под собственный несдержанный смех. Наверное, круто быть влюблённым, когда это взаимно. Но он не знает, какое это чувство на вкус с такой стороны, потому что прежде чувствовал совсем относительное этому. И он незаметно от Чонсона машет головой из стороны в сторону, чтобы всё в голове вмиг разлетелось и чернильные пятна не превратились в огромные лужи. Репетиция после разогрева проходит успешно и Рики схватывает каждое движение танца, как птенец, которому ничего не стоит в воздухе расправить крылья и рассекать плавно воздух, но которому ещё далеко до прекрасного лебедя. Каждый раз он подходит к этому с большим рвением и усердием, запоминая каждый шаг с моментальной скоростью, будто от этого зависит вся его жизнь, даже если она заключена всего лишь в четырёх стенах. Чонсон называет его способности гениальными, пока Рики просто наслаждается процессом. Вымотанные, но довольные, они остывают, лёжа на полу и глядя в потолок чёрного цвета, который, оказывается, гораздо глубже знаменитого квадрата Малевича. Раскинув руки и ноги в стороны, они слышат, как через приоткрытое широкое окно вливаются не совсем мелодичные, но гармоничные звуки улицы. И атмосфера располагает к тому, чтобы о чём-то душевно поговорить. Чонсон этого хочет, потому что Рики его знает и ощущает, но тот молчит, младшему разговоры не совсем нужны. Он просто хочет застыть в этом моменте, когда чувствует, что именно сейчас в голове так хорошо. Но спустя полчаса старший поднимается первым и собирает свою сумку, переодевает футболку, накинув сверху ещё безразмерное худи и не обращая внимания на недовольные стоны Рики, тащит его за ногу, чтобы тот тоже встал и переоделся. Толку от этого мало, к сожалению. Снаружи уже смеркается, влажный асфальт блестит от уличных огней и воздух пропитан запахом кротко приближающейся осени. И Рики думает о том, как здорово, что у каждого сезона есть свой запах, он электризуется, сверкает и наполняет лёгкие. Несмотря на едва обволакивающую прохладу, они покупают рожки мороженого, успевая его съесть до того, как добираются до развлекательного центра с залом игровых автоматов, где полно неонового света и бесконечного шума круглые сутки. Рики не особо силён в словах и в выражении всего того, что внутри него варится, но Чонсон один из тех людей, которые прекрасно это понимают, не выуживая из Рики то, чего ждать от него не стоит. Он знает его, как облупленного, поэтому говорит столько много, чтобы у младшего лишней мысли не заскочило в голову этим вечером. Нельзя каждый день позволять себе быть закопанным в сырую землю и посыпать со стороны сверху целую горку. — Мне жалко бить кротов, — говорит Рики, уперев руки в боки, глядя на то, как какой-то мальчишка молотком лупит ни в чём не повинных игрушечных животных. — Ты как всегда, — усмехается Чонсон и тянет его к гоночному симулятору, где есть руль и крутое кресло с вибрирующим эффектом настоящих дорог. Их кожа напоминает чистый фиолет, словно они окунулись в цвет и стали из него состоять, когда другая половина клуба плещется в блеске индиго. Странным образом цвет согревает и Рики ощущает себя почти что космическим существом, живущим в мире киберпанка под музыку Дуа Липы. Они бросают сумки на пол, выбирают общую карту и принимают удобное положение. Рики ухмыляется, говоря о том, что Чонсону с ним не справиться. Это оказывается сокрушающей правдой, в которой старший упирается лбом в руль и безнадёжно бубнит спустя некоторое время ожесточённой борьбы. Пятый раз подряд. Он бессилен перед Рики, если дело не касается баббл шутеров. Но Чонсон напрашивается, твёрдо уверенный в том, что хотя бы раз, ему удастся обойти короля гонок Рики. И младший готов поддаться, но это не остаётся не замеченным, когда Пак знает каждый манёвр в его игровых навыках, поэтому останавливает процесс и даёт ему пару подзатыльников, получая в ответ лишь визг и громкий смех. Затем они передвигаются к баскетбольному кольцу, на скорость забивая очки, пока Чонсон хотя бы здесь не берёт верх, громко вздыхая от усталости. Они пьют сладкую газировку, едят сырный хотток и в итоге всё же бьют головы бедных кротов. — Сону мне сказал, что ты подружился с Чонвоном. Это так? — Чонсон спрашивает ненароком, когда в очередной игре проигрывает и бьёт по кнопкам от досады, когда зомби всё же съедают его цветы. — Да, мы дружим, — кивает Рики, полностью погружённый в такой же игровой процесс. Поэтому он не сразу замечает, что Чонсон встаёт и отходит меньше, чем на минуту и приходит уже не один, а с появившимся совсем внезапно Чонвоном со стаканчиком кофе. — Привет, — здоровается Ян с несвойственной ему неловкостью и зажатостью, когда Чонсон подталкивает его рукой дальше и тот садится рядом с Рики около следующей игры, от чего младший оказывается посередине между ними двумя. Наверняка от сырости на улице волосы Чонвона завиваются на кончиках, его широкий свитер прикрывает полностью кисти рук и оттуда выглядывают лишь подушечки пальцев, и сам он ощущается почти воздушным, но огромные тяжёлые кроссовки пригвождают его к твёрдой ровной поверхности. — Не ожидал тебя здесь увидеть, — бормочет Нишимура, обращая всё внимание на новоиспечённого друга. — Часто здесь бываешь? — Ага, но вы не увидите моё имя первым в списках победителей, — хмыкает он. — И что ты делаешь? — вклинивается Чонсон, только и успевающий рассаживать на полянке новые растения. Чонвон кивает в сторону второй половины зала, где стоят компьютеры и десятки школьников сидят там в креслах с наушниками на головах, больше напоминающих зомби. — Я играю здесь, когда дома надоедает, здесь как-то жизни побольше. Хочешь? Тут есть немного, — и он отдаёт стаканчик Рики, в котором кофе уже почти остыл, но тот принимает и залпом выпивает остатки, сжимая картонку и закидывая блестящий трёх очковый в мусорное ведро. — Спасибо. Не хочешь сыграть в марио карт? — Рики дёргает подбородком, указывая в дальний угол зала и Чонвон поворачивается назад, легко пожимая плечами. — Идите, я зависну в симуляторах, — машет на них рукой старший и они послушно уходят. Чонвон снова держит свою непроницаемую маску, и улыбка почти что не касается его губ. Он весь день такой, а значит вполне обычный. И Рики не придаёт этому значения, просто вчера было здорово увидеть его с другой стороны. Милой. — Завтра не будет репетиций, — начинает Ян, пялясь в экран, где карт собирает монетки, а сам он неспешно жмёт на клавиши. — Мы бы и не смогли пойти, — отвечает Рики также монотонно, краем глаза замечая, как у одноклассника поджимаются губы и виднеется ямочка на щеке, пока он старательно пытается вырулить из западни. Его кожа тоже в фиолетовом цвете, а на лице играют блики, обводя его каждую чёрточку и отражаясь в глазах. — Почему? — Мне нужна моральная подготовка перед походом в дом Сонхуна. А ты со мной за компанию теперь. — Хорошо, я в принципе даже не против. Но не хочешь сегодня зайти ко мне? Сделаем уроки и порубимся в приставку. Возможно, стащу из подвала гранатовую или другую ягодную настойку, что-нибудь на нетфликс посмотрим. Рики прыскает, не в силах сдержать широкую улыбку: — А ведь всё начиналось с пива. — Не мешай мне познавать мир, — фыркает Чонвон с улыбкой на губах, пока Рики принимает первое в своей жизни поражение. Они проходятся ещё по паре автоматов и даже успевают сыграть в пабг на компьютерах, пока время не переваливает за восемь вечера, а мама присылает сообщения, чтобы узнать, всё ли с Нишимурой в порядке. А он в полном порядке, да в таком, что сам первый стискивает Чонвона в объятиях, приподнимая того с пола, когда победа в королевской битве оказывается за ним и Рики счастлив от того, что нашёл себе прекрасного соперника. Ещё Чонвон не боится щекотки, но любит сладкое, потому что на выходе из зала, он покупает себе шоколадные батончики и чупачупсы, делится с Рики без вопросов и предложений, засовывая снэки в карман его спортивок. И Рики в восторге, как прекрасно он смог провести время, как оказывается хорошо, позволить себе просто быть. Чонсон уходит в другую сторону, говоря, что хочет ещё увидеться с Тэиль, а Рики с Чонвоном идут своей привычной дорогой. Они обсуждают будничные мелочи, не особо стараясь находить определённые темы для разговора, словно эти темы сами их находят и срываются с языка. Таким образом в придачу ко всему малому, что он и так знал, добавляются другие вещи о том, что Чонвон не любит фильмы ужасов, ему нравится слушать Джастина Бибера и его маленькой собаке Маыми всего лишь полгода. А ещё ему нравится ходить в парк Ханган и сидеть около реки, просто наслаждаясь временем с собой. И в таких мелочах Рики находит крупицы комфорта рядом с Чонвоном. Они решают зайти в кофейню по пути, взять какие-нибудь суперсладкие карамельные напитки с кремом, шоколадом или мороженым сверху, но останавливаются резко и Чонвон врезается в его плечо у светящейся тёплым светом витрины. Рики прикован. И земля не разверзается и не тащит его в самое пекло, потому что уверяет, это всё правда. Не снится, не кажется, не является плодом его больного воображения. Он думает, почему среди всех сотен похожих мест, именно здесь Рики снова видит его вместе с ним. Возникает чувство, что вселенная специально испытывает его и хочет, чтобы не забывал, как оно там всё внутри болит на самом деле. — Не смотри, — просит его Ян и хватает за локоть, чтобы сдвинуть его и пойти дальше. Но Рики стоит вкопанной статуей, в надежде, что вся жизнь не проскочит у него перед глазами и он останется целым. Что если он будет дольше смотреть на них двоих, то быстрее привыкнет и станет терпимее. Ему не захочется в очередной раз ворваться к ним и перевернуть всё вверх ногами, потому что в какой-то момент обязательно можно сорваться. Чонвон продолжает держаться за него и хмурит брови, поджав от досады губы, потому что там, внутри уютной кофейни, сидят Сону и Сонхун, держатся за руки, улыбаются друг другу и тянут по трубочкам какой-то милкшейк из одного красивого, высокого стакана. Так все парочки делают, и они тоже. Они же ничем от них не отличаются, такие же ванильно-сладкие, прекрасные и правильные. Они тоже становятся мишенью для белой зависти, может быть и чёрной тоже, но все на них смотрят и хотят точно так же. А Рики хочет больше всех, но не так. По-другому и только с Сону, потому что сердцу ведь не прикажешь, да? Глупому этому дурацкому органу, который по сути только кровь и качает, а все химические процессы протекают лишь в работе организма, и контролю, как, например, решение выпить чай или кофе, это не поддаётся. А может и впрямь стоит попробовать взглянуть на кого-то другого. — Я задолбался вот так них натыкаться, — тихо произносит Рики и отворачивается, глядя на то, как непривычно озабочен Чонвон, тянущий его за рукав толстовки. — И чувствовать такие приливы. Как ему так удаётся влиять на меня? — А ты не смотри, — и в глазах у него океаны космической пыли и Нишимура не понимает, почему так сильно одержим глазами людей, которые его окружают. Наверное, потому что они как небо, бесконечное и свободное или же как океан глубокий и манящий. — Пора свыкнуться с тем, что я лузер, — усмехается и берёт Чонвона под руку, стараясь не уделять внимание тому, как тяжело ему дышится. — Всё временно, — зачем-то говорит он почти в самое ухо. — Это успокаивает.

2.

Рики оставляет все вещи дома. Сбрасывает грязную одежду, принимает душ, сгребает нужные учебники и проверяет уведомления в телефоне, где из важного есть только напоминание попить воды. И Рики не задерживается в наскучившей квадратной коробке. Дома у Чонвона пахнет корицей с яблоками, ровно настолько же сладко, как пахнут его волосы. И стены излучают ощущение тепла, словно каждый метр хранит в себе только самые приятные воспоминания с фотографиями и картинами, его детскими рисунками и поделками. Даже от бабушки с дедушкой исходят те самые ароматы неподдельного уюта. А маленькая и счастливая собака оказывается настолько приветливой, что сразу видит в Нишимуре своего нового лучшего друга, бросаясь к нему на руки и быстро виляя хвостом. Но Чонвон шипит на него, так мило и трогательно, что у Рики внутри что-то трепещет легонечко так, чему он не придаёт никакого значения. — Ну, вот, ты ему уже нравишься, — Чонвон тоже опускается рядом и улыбается мягко и взгляд его тоже смягчается, как растаявший молочный шоколад в жаркий летний полдень. — У тебя здесь хорошо и бабушка с дедушкой прекрасные. — Надеюсь, тебе не было неловко, что они застали тебя с расспросами, просто я раньше друзей домой не приводил. — Нисколько, — качает головой Рики Они сидят внутри комнаты, где на рабочем столе стоит большой монитор, а стены обклеены постерами к-поп групп разных направлений вместе с персонажами вселенной «Марвел» и различных компьютерных игр. Типичная комната среднестатистического подростка, где на забитых под завязку полках ещё различные книги от художественной литературы и манги, до научной о чёрных дырах и метафизике. И всё в этой комнате громоздко, хоть и места в ней много, и ковёр под ногами, как с картинок интерьера в пинтересте, кактусы на полках над кроватью, гирлянды над ней же, даже свой телевизор на стене, игровые приставки, крутые светодиодные колонки, а возле двери вешалки с рубашками и футболками, там же и обуви больше десятка, а ещё целый шкаф с этой самой одеждой. Рики понимает, что Чонвон не из тех детей, которым в чём-то отказывают или они в чём-то могут нуждаться. Разве что в других людях. Затем они ужинают в его комнате кимпабом, запивая всё колой и глядя «Элиту», что, конечно, было не совсем сознательным решением, но после первой серии их не хило так затянуло и вместо того, чтобы делать уроки, они лежат в кровати, пока подсветка гирлянд покрывает золотом каждую поверхность, а мягкость подушек кажется райским наслаждением. На Чонвоне уже растянутые домашние длинные шорты и сиреневая футболка с принтом забавной зелёной лягушки, такой по-домашнему комфортный, словно они так видятся каждый день, и внутри удивительно спокойно. На секунду даже не верится, что до этого у Рики к нему была неприязнь, а Чонвон казался слишком колючим. А ещё, Рики не совсем понимает, как Чонвону удаётся играть почти всю ночь в игры, днём заниматься не пойми чем и всегда приходить в школу с выполненной домашкой. Магия? Похоже на то. Хотя, учитывая, с какой скоростью Яну удаётся решать примеры по математике и химии, уже не должны удивлять его и задаваться подобными вопросами. Через время, когда еда укладывается в их желудках и четвёртая серия заканчивается на достаточно интересном моменте, а Рики начинает скулить из-за прекрасного Арона Пипера, они перемещаются на пол, как в сатанинский круг из учебников и тетрадок. И если бы они не сделали это сейчас, то не сделали бы никогда. Чонвон зачем-то объясняет Рики, как решать примеры, хотя он смотрит на всё так, словно ничего не видит и находится в полнейшем тумане. В его голове ничего не остаётся, и он даёт об этом Чонвону знать, а тот качает головой и говорит, что на подсознательном уровне, всё там задерживается и в какой-то момент даст о себе знать. А хотелось бы, чтобы там вообще ничего и не осталось относительно каждой непонятной ему вещи и даже всё то, что касается Сону, который не перестаёт там жить и пробуждать в нём не только всё хорошее, но и плохое тоже. Так что по сути, у Рики кипит мозг. Он трёт глаза ладонями, зарывается пальцами в волосы, готовый их вот-вот вырвать с корнем и даже хнычет. Давит на жалость Чонвона, чтобы тот просто перестал ему помогать и сдался. Рики безнадёжен, как ни крути. Но с горем пополам всё выполняет, на что уходит больше двух часов, почти что три, и он выжат, точно, как лимон. Пока он убирает свои тетрадки с решениями в одну стопку к учебникам, Чонвон откуда-то притаскивает прозрачную бутылку с красной жидкостью, что напоминает те самые напитки на вечеринке, где что-то внутри пошло не просто по наклонной, а глубоко скатилось. — Выпьем за твой успех, — Чонвон играет забавно бровями, на что Рики лишь фыркает с усмешкой, забираясь на мягкую удобную кровать. И Ян делает то же самое, усаживается удобно и открывает бутылку из которой мгновенно разносится сладкий пряный аромат ягод. — Надеюсь, ты меня не решил отравить за свои мучения, — Рики подозрительно окидывает жидкость взглядом, но Ян протягивает ему напиток и подталкивает, чтобы тот просто взял и выпил прямо с горла. — Мне было не сложно, в отличие от тебя. — Ну, спасибо, мистер Всезнайка. Не особо желая сопротивляться, словно в этом и заключены его моменты юности и ценность воспоминаний, тех самых, которые Чонвон хочет создать, Рики так и отпивает с тонкого горлышка. Настойка оказывается довольно насыщенной и сладкой на вкус, в ней преобладают нотки брусники и вишни, с согревающим его апельсином где-то на уровне солнечного сплетения. Вкусно и приятно, из-за чего он делает ещё глоток и только потом отдаёт бутылку Чонвону. — Вкусно? — спрашивает он вместо того, чтобы наконец попробовать самому. — Очень, даже не чувствуется, что это алкогольная настойка. Тогда друг делает несколько коротких глотков и Рики наблюдает за тем, как двигается его кадык, когда он запрокидывает голову чуть назад. Он делает это снова, как тогда в караоке, и чёрт знает почему и зачем, как будто у него появляется следующий объект для запоминания и изучения, новый открытый лес со своими запутанными тропинками. Они разделяют так с друг другом ещё пару часов, пялясь в телевизор с видеоклипами айдолов, не совсем соображая, потому что напиток даёт о себе знать и горячит не только под грудной, но и во всём теле вместе с щеками, что краснеют вмиг. Язык Чонвона заплетается и это до ужаса смешит Рики, когда тот пытается объяснить закономерность рождения чёрных дыр в космосе и что они не одни во вселенной. А Рики рассказывает, что часто представляет, как другой он, из какой-нибудь другой параллельной жизни, абсолютно счастлив и он ему по-чёрному завидует. На этих словах улыбка с лица Чонвона спадает, как от оглушительной пощёчины и блестящий, мягкий взгляд тут же холодеет, а губы сжимаются в тонкую линию. — Я даже не представляю насколько тяжело тебе жить. С лица Рики тоже улыбка спадает, и он смотрит на Яна, как хмурятся его брови, как бутылка покачивается в руке и, возможно, даже есть вероятность того, что она разольётся и придётся менять всё постельное бельё. — Ты не понимаешь. Мне не тяжело. — Качает Нишимура головой из стороны в сторону, от чего всё кружится, смазывается и танцует, будто он сидит в центре яркого парка развлечений, а не в комнате Ян Чонвона, который заебал забираться к нему под кожу. — У каждого свои тараканы, знаешь же. Это временно. — А что если нет? Что тогда? — Тогда я сбегу. — И это всё из-за него одного, — Чонвон усмехается так убийственно не безразлично, со всей своей серьёзностью, но запивает эту полуулыбку алкоголем, и она стирается, создавая впечатление, что её никогда и не было на его губах. Рики жмёт плечами, соглашаясь не только с этими словами, но и со своей участью бедного больного и неизлечимого. Всех можно спасти и всем можно помочь, а ему на самом деле нет. — Не хочется думать, что всё это какая-то болезнь, — тихо произносит он свои мысли и вынимает из рук друга бутылку, чтобы сделать ещё пару глотков и тяжело выдохнуть. — Просто такой период в жизни. Испытание. — Мне это чувство совсем не знакомо, — Чонвон откидывается на подушки назад и глядит полностью расслабленно из-под полуопущенных пушистых ресниц, весь разомлевший, и в каждом его участке тела ощущается незримая мягкость. — Ты никогда не влюблялся? — Рики ложится рядом, их плечи соприкасаются, а бутылка продолжает медленно разделяться между ними. Чонвон молчит, стараясь хорошенько обдумать ответ, вспоминая каждый пройденный год в его жизни, которых не так уж и много. Рики тоже думает, но только о том, что он тоже не знал, каково это, пока не перешёл в старшую школу вслед за своим близким другом. Об этом можно бесконечно думать и искать причины и следствия, что дело крайне бесполезное. — Я не знаю, — наконец отвечает Чонвон, но достаточно неуверенно, всё ещё стараясь осознать свои слова и целое прошлое. — Вряд ли. — Может, это и к лучшему. — А пока что мне нравится пить алкоголь, — хихикает он, делая большой глоток, после которого морщится смешно и довольно улыбается от того, что ему довелось познать и эту сторону немного бунтарского подросткового максимализма. — Главное сильно не налегать, — хмыкает Рики в ответ и допивает остатки, убирая пустую бутылку вниз на пол около прикроватной тумбочки. — У меня уже вертолёты, — Чонвон прикрывает глаза, но от этого становится явно только хуже, поэтому он тут же их распахивает, вглядываясь в кружащийся золотистый потолок. — Мы как будто живём на солнце. — И витаем на золотистых облаках. — Давай попробуем не свалиться? Нишимура находит своей рукой руку Чонвона и крепко за него хватается, когда тот находит в себе энергию переплести их пальцы в замок, ведь так они точно не свалятся в самое дно. Тело совершенно тяжёлое, и они словно в вакууме, но хихикают со всего, что приходит им на ум под ненавязчивую музыку любимого Чонвоном Джастина Бибера, которую он с трудом включил, не попадая по кнопкам пульта. — Хорошо так, — шепчет Рики и Чонвон лишь продолжает глупо хихикать и думать о своём, но в каком-то собственном хмельном порыве, он укладывает голову Нишимуре на плечо и даже слегка мурлычет, как настоящий кот. — Знаешь, о чём думаю? — Не-а. — О том, что Сону полный дурак. — Почему? Становится сложно сдержать внезапное желание рассмеяться и его пробирает достаточно громко, из-за чего слышимость остального окружения совершенно пропадает на целых полминуты. И когда он становится тише, Чонвон продолжает: — Ты гораздо лучше Сонхуна, а он не совсем это понимает. И смотритесь вы гораздо пизже. — Заткнись, — смущённо шипит Рики, несильно пихая развалившуюся на нём тушку, что кажется гораздо больше в домашней широкой одежде. — Я серьёзно. Будь я на месте Сону, я бы за тебя схватился. И если бы я мог это контролировать, все эти странные вещи… ну, чувства. Я бы в тебя точно влюбился. Правда, я не знаю, понял бы я это или нет, если до этого не влюблялся. — Как же ты много болтаешь, когда напиваешься, — Нишимура гладит Чонвона по волосам, думает немножко о его словах, думает о Сону, потому что очень скучает. И думает, что если всё это и впрямь не любовь вовсе, а какой-то подвид привязанности и мазохизма? — Ты хочешь спать? — Не очень, а ты? — Я хочу блевануть, — кряхтит Чонвон, спокойно привстаёт, распутывая их сплетённые пальцы и покачиваясь, поправляет одежду, зачем-то причёсывается, наносит на губы гигиеническую помаду и выходит из комнаты. А когда возвращается, от него пахнет листерином, а на милой футболке, прямо на вороте, огромное мокрое пятно от воды. — Я случайно обблевался, — говорит Чонвон и почёсывает свои покрасневшие острые коленки. — Переоденешься? Чонвон кивает, как маленький ребёнок просто удосужившись подождать, пока Рики встанет и возьмёт какую-нибудь чистую футболку для него. Он снимает с вешалки обычную розовую, показывает её Чонвону и тот просто кивает один раз, но слишком резко, от чего сразу же жмурится и морщит нос. Его ямочки появляются на секунду, когда губы растягиваются в понятной только ему улыбке и, видимо, он не так сильно восприимчив к алкоголю, если всё ещё способен частью себя адекватно мыслить. — Подними руки, — просит Рики и Чонвон слушается, начиная хихикать, когда тот тянет его футболку вверх. — У нас ещё не было даже свидания, Нишимура Рики, что ты себе позволяешь? — Просто уверен, в том, что завтра услышу от тебя, будто ты больше вообще пить не будешь, потому что головушка твоя будет бо-бо, — качает головой Нишимура довольно смиренно и снисходительно улыбаясь и с теплотой в каждом своём движении. Чонвон в ответ продолжает смеяться, когда Рики всё же удаётся стянуть с него вещь, и, увидев его довольную улыбку, случайно скользнуть взглядом по острым ключицам и едва загорелой коже тощего тела. — Я стесняюсь, — даёт знать Ян, потрясывая руками в воздухе, ожидая, когда на него натянут чистую футболку. — Конечно, — кивает Рики и помогает её надеть. — Правда. — Что? — хмурится Нишимура. Они стоят очень близко, Рики может посчитать каждую ресничку на веках Чонвона, каждую родинку на его лице и мелкие прыщики. — В тебя можно влюбиться. И больше не сказав ни слова, Чонвон просто запрыгивает обратно в кровать, характерно по-кошачьи немного потоптавшись. Рики выключает музыку, приглушает свет и скользит под одеяло, помогая уложиться рядом полностью опьяневшему Яну, который жмётся к нему, как к единственному источнику тепла. И в голове становится абсолютно пусто, словно всё разом вымерло, потому что думать вдруг нет нужды, ведь он того всегда и хотел.

3.

День икс наступает с не очень приятной ноты, когда Рики просыпается от того, что не чувствует своей руки. Он разлепляет глаза, солнечный свет ещё не полностью пробивается сквозь шторы, вокруг полнейшая тишина, разрываемая лишь тихим дыханием справа. Чонвон, та самая причина его отказанной конечности, сладко сопит, его ресницы подрагивают, а рот забавно приоткрыт. И Рики бы скорее всего умилился где-то внутри, но единственное, что он сейчас чувствует, это головная боль, желание поспать ещё три года, и чтобы рука вернулась к жизни. Но это сравнимо с тем, как когда кот засыпает на тебе, и ты не двигаешься, потому что жалко его будить. Поэтому Рики смиренно лежит, хоть и жажда начинает душить его своей пустыней. По ощущениям сейчас где-то семь утра и у них есть огромный шанс опоздать в школу, но сейчас это не так сильно волнует. И, возможно, на ментальном, энергетическом уровне, Чонвон чувствует Рики, он переворачивается, освобождая ту половину руки и перемещается к нему ещё ближе, утыкаясь носом в район его шеи. Становится жарко и совсем не от близости, а из-за того, как его горячее дыхание щекочет кожу и от прилегающего к нему такой же температуры тела под одеялом. Именно так они с Сону спят в одной кровати, когда Рики может на нём развалиться, а Сону примыкает к стенке статуей. Забавно, как день только начался, а Сону уже пожелал ему доброго утречка в голове. Чонвон всё же просыпается, опять же, словно что-то почувствовав. Он трёт заплывшие глаза и стонет, когда пытается подняться, схватившись за взлохмаченную голову. Наверняка она у него разрывается, как при атомном взрыве. Рики отказывается от завтрака, собирает свои учебники, и договариваются встретиться через сорок минут на площадке, чтобы пойти вместе в школу. У выхода его атакуют бабушка с дедушкой и пока он улыбается, отвечает на обыденные вопросы о самочувствии, голоде и о хорошем сне, кивает и говорит спасибо за каждое их слово, страшась, что от него ужасно прёт застоявшимся алкоголем. Дома мамы не оказывается, она лишь оставила записку на холодильнике, контейнеры с завтраком в нём и свежие гладиолусы на подоконнике на которые он пялится минуты три, потому что безумно красиво. Красиво и то, как их жизнь через несколько дней начнёт заканчиваться, оставив в памяти лишь собственный образ, который надолго не задержится. Выветрится, как аромат туалетной воды. Рики бы засушил эти цветы, разложил бы по книжкам и успешно забыл, пока в один прекрасный день не откроет первую попавшуюся, а оттуда не вывалится прекрасный плоский цветок, содержащий в себе короткую минутную историю сегодняшнего дня. В школу он начинает собираться быстро, быстро принимает душ, высушивает волосы, надевает не глаженную рубашку, брюки, цепочки и кольца, совсем не надеясь выглядеть как-то красиво, как ему хотелось бы. Он мог постараться, может даже подвести верхнее веко карандашом, нанести на губы тинт, замазать вскочивший на виске прыщик, но он ничего из этого не делает, потому что сегодня ему плевать. И именно такие дни он обожает, они не частые, но сохраняют его рассудок и даже нервы. Кажется, что ничто его уже из колеи не выбьет и не бахнет оглушающе по голове. Он выбирается на улицу, громко захлопывая за собой входную дверь, взглядом врезаясь в Чонсона с Чонвоном, которые мило беседуют. Старший улыбается, а Чонвон мрачнее тучи с огромными синяками под глазами, точно как у Рики. — Мы очень сильно опаздываем, — уведомляет Чонсон, но не старается поспешить и завести двигатель своего мопеда, поэтому просто медленно катит, в темп их шагов. — Ну, получим по шее, либо перепрыгнем через забор с задней стороны, — Чонвон и так всегда спокойный, а сейчас кажется таким в сто раз сильнее, он жмёт плечами и засовывает руки в карманы школьных брюк. — И это наш староста класса, — фыркает Рики глухо. Сонное состояние давит на черепную коробку, вряд ли даже поможет кофе из автомата или кофейные конфеты, которыми угощает Чонсон. Погода сегодня довольно хорошая, чтобы лечь посреди дороги и ждать чуда, пока какая-нибудь встречная фура не решит сравнять с асфальтом. — Кажется, я и впрямь больше пить не буду, — бурчит Ян довольно тоскливо, когда сквозь деревья пробираются лучи восходящего солнца и целятся ему прямо в глаза, разрезая сетчатку. — Тебе же лучше, — весело отзывается хён, а Рики даже и слова сказать больше не может и не хочет, во рту по-прежнему чувствуется песок пустыни. — Хотя сегодня у Сонхуна вряд ли будет действовать сухой закон. — Замолчи, умоляю, — кривится прилежный староста. — Мне никогда так сильно не хотелось умереть. Рики оказывается полноценно в себе, не потому что он вдруг снова погряз в своей бесполезной рефлексии, а просто состояние такое дурацкое после вчерашней ночи. Он считает ворон на уроках, никого не слышит и не реагирует на какие-то замечания тоже полностью раздробленного Чонвона. Зато он оказывается слишком слаб, чтобы сопротивляться, когда Сону, Чонсон и даже Сонхун тащат его за собой в столовую. Ему не шибко хотелось сидеть в их компании, наблюдать за этими двоими, но выработать иммунитет на сегодняшние посиделки очень нужно. Рядом не хватает Чонвона, которого в принципе даже не спрашивали, хочет ли он сходить пообедать, так как Сону в его сторону даже и не взглянул и это наводит на ненужные мысли. Он остался один в классе, делая какие-то тупые заметки в тетрадке, и не удостоил Рики даже взглядом, когда тот уходил и пытался за него зацепиться. Единственное, что радует, это как Сону с Сонхуном хотя бы здесь не строят из себя идеальную парочку и не целуются каждые пять секунд, иначе плошка риса точно влетела в одну из голов. Затем к столу присоединяется лучезарная, воздушная Тэиль, которая с умилением зацеловывает щёки Чонсона, на что тот непривычно краснеет, но прижимает девушку к себе за талию. Рики буквально окружён чужим счастьем и любовью, но всплывает на поверхность болота, в которое из раза в раз его затягивают щупальца неизвестного чудовища к вязкому дну. Не такой уж он и слабый, если всё ещё может сделать вдох. — Вы уже выбрали танец для концерта? — интересуется Тэиль, когда кусочек рисового шарика касается её губ, а затем оказывается полностью во рту и её щёки мило надуваются. Чонсон не успевает ответить, когда Сонхун усмехается: — Танец? Кто? — Мы, — говорит хён, — я и Рики. — Церемония совершеннолетия, — добавляет младший и глаза Сону и Сонхуна выглядят огромными от удивления, а Тэиль закашливается и Чонсон тут же легонько хлопает её по спине. — Офигеть, — хихикает Ким, качая головой, — это будет бомба. Я бы посмотрел на ваши выпяченные задницы. — Фу, — кривится Чонсон. — Но ты увидишь только на концерте, не смейте влезать на наши репетиции. — Не могу представить вас, танцующими это, — брови Сонхуна выгибаются, а на губах проступает лёгкая насмешка. — Вообще никак. — Смело, — говорит девушка, прикладывая к груди ладонь и запивая соком остатки риса в горле. — Очень. — Ну, а почему нет? — жмёт старший плечами, поглаживая Тэиль особенно трепетно. — Это прикольно, нужно оставить после себя хоть какую-то память в этом унылом месте. И как бы Рики не пытался участвовать в беседе и поглощать свой обед, что всё равно в глотку не лезет, взгляд его привычно концентрируется на Сону, они пересекаются иногда в одной точке вместе с ним, улыбаются друг другу и кидают пару язвительных фраз, но не более того. От него не исходит ничего, что источает к нему Рики. И к сожалению, к этому действительно можно привыкнуть. Это приедается, живёшь с этим, как с аллергией на орехи, и проблема только растёт, но кажется, что так и должно быть, потому что больше без этого не можешь себя представить и избавления не надеешься уже найти. Но Рики не может сдаться слишком быстро. — Вечером зайду за тобой, — Сону кидает в Рики пустую маленькую упаковку от сока, когда младший кладёт себе в рот кусочек свинины. — Окей, — он берёт помятый картон в руку и кидает в Сону обратно, но тот не намерен дальше передавать эстафету, лишь усмехается уголком своих мягких губ. — А я буду ждать вас уже у Сонхуна, — говорит Чонсон, скармливая своей девушке листок салата. — У вас типа мальчишника? — постоянно прищуренные глаза Тэиль заинтересованно блестят. — Ага, типа того, — кивает Сонхун и подкладывает Сону ещё пару кусочков мяса в соусе тэрияки, на что тот довольно морщит нос и надувает свои милые персиковые щёки. Рики видит в нём каждый сантиметр врождённой нежности и теплоты, но вместе с тем и сладкую боль. — Обязательно хорошо проведите время, я буду ждать постыдные фотки, — она изображает клацанье фотоаппарата пальцами и мило хихикает, когда Чонсон говорит что-то вроде «не дождёшься». Когда он возвращается в класс и все остальные тоже расходятся ещё в коридоре, Чонвон сидит на своём прежнем месте с неменяющимся выражением лица и позой. Рики думает, это отходняк у него такой странный или есть и другие причины о которых он даже не может догадываться. Он словно вернулся на свою исходную позицию, до того, как он решил насильно влезть к Рики в кругозор. Нишимура садится за свою парту, но взгляд переводит в излюбленное окно за которым совсем другой мир и он ему не принадлежит. Он принадлежит вот этому классу, своим четырём стенам, Сону, Чонсону и может совсем немножко Чонвону. Он застревает в каждом мгновении, что может растянуться на целые десятки лет. Он каждый день только и делает, что учится плавать и от безысходности постоянно хочет содрать с себя кожу и выцарапать глаза. Иногда Рики себя даже боится. — Слушай, — вдруг Чонвон сметает скопившуюся тишину, заставляя Рики перевести на него свой взгляд. Он поджимает губы, отрывается от своей тетради и смотрит прямо в глаза. — То, что я сказал вчера… ты не думай, что это значит что-то в каком-то другом плане. Я просто подумал и сказал без задней мысли. — Ты о чём? — Рики искренне не понимает и хмурится. — Хоть я и надрался с непривычки, но помню всё. И мне немного стыдно, что я вёл себя так придурошно и сказал, что ну… мог бы влюбиться в тебя. — Чонвон чешет затылок, ему неловко ужасно, но он продолжает с полной уверенностью смотреть на Рики и это всё ещё поражает. У него огромная сила и Нишимуре хотелось бы её позаимствовать. — Я не придал этому значения, — говорит он с улыбкой на губах. — Мы же друзья и стыдиться за себя не надо, всё правда в порядке. Все мы говорим и делаем глупости в этом нет ничего страшного и зазорного, от пьянства и смелости больше, не находишь? — Нахожу, — хмыкает Ян и его плечи слегка расслабляются. — Для меня это впервые, я не знал, что и думать. Вдруг у тебя обо мне впечатление испортилось или ещё что. — Ты же любишь смотреть сериалы и драмы, они тебя ничему не научили? — Ощущения другие, когда лично с этим сталкиваешься. Да и обычно там случаются очень абсурдные вещи, вроде пьяных поцелуев, после которых начинается либо избегание, либо какая-то зависимость. Рики качает головой и зарывается рукой в волосы Чонвона, взъерошив их на затылке. — Надеюсь мы доживём до завтрашнего утра. — Я пить не буду, — Ян ставит руки знаком «Х» и по школе раздаётся звонок на урок. В течение дня спокойное ожидание всё же сменяется нервозностью, когда они идут домой. Чонвон это замечает, срывает цветок с непонятного куста и вертит его между тонких пальцев. А у Рики руки дрожат, он прячет их в карманах брюк и смотрит только вниз, на двигающийся асфальт под собственными шагами. Сегодня нет ветра, небо не грозит ливнями и воздух весь стоит, абсолютно ничего не предвещая. — Если бы ты мог сбежать, куда бы ты направился? — спрашивает друг, на что Рики хмурится. — Что? — Вчера, ты сказал, что сбежишь, но не сказал куда. — От себя не убежать. — Рики жмёт плечами и пинает мелкий камешек перед собой, на самом деле даже не зная, что ответить. Сказать, что он бы просто ушёл куда глаза глядят? Буквально в никуда, где нет никого, кого мог бы знать; где ты сам никто и ничего у тебя нет. — В этом есть доля правды, но смена обстановки зачастую идёт на пользу. Ну, знаешь, я верю в силу вселенной и если она даёт тебе такую возможность, если она подталкивает тебя к такому шагу, то, видимо, так и надо? Рики нравится то, как Чонвон умеет озвучить свои мысли по определённому поводу, заставить задуматься. Он создаёт впечатление человека, которому можно довериться, но страшно полностью открыться, потому что у него изначально есть все ключи. Чонвон видит насквозь и это пугает. — Меня поражают твои философские познания на основе мудрости книг и сериалов. Чонвон хмыкает, глядит в небо, вертит свой цветок, а затем выбрасывает на проезжую часть, прямо под колёса проезжающей мимо машины. — Это разве плохо? — Нет, их же создают такие же люди, как и мы, которые пережили определённые события, и они делятся ими с миром. Возможно, именно для того, чтобы человек вынес из этого хоть что-то, и у тебя это хорошо получается. — Спасибо, наверное… Рики улыбается едва и касается волос Чонвона на затылке, тем самым становясь к нему ближе. — Обещай, что будешь спасать меня сегодня. — Обещаю, — кивает Ян и усмехается, добавляя, — если ты будешь прятать от меня алкоголь. — Договорились. Рики оставляет маме сообщения, что вторую ночь подряд он будет с друзьями, но постарается вернуться утром, на что она радуется, ведь у её сына появляется всё больше друзей. Она думает, это здорово, а Рики думает, что от такой частой социализации он скоро свихнётся. Он собирает рюкзак, закидывает туда щётку, нижнее бельё, пижамные шорты, футболку, всякую мелочь вроде влажных салфеток, дезодоранта, носков и жвачки. Он надевает чистые спортивки, футболку с толстовкой, любимую чёрную панамку и брызгается духами, когда в дверь раздаётся стук. Рики спускается быстро, и также быстро открывает дверь, надеясь увидеть там Сону и, наконец, побыть с ним хотя бы пять минут наедине, потому что не скучать по этому просто невозможно. Но это оказывается всего лишь Чонвон, который собрал свой рюкзак и теперь они будут вместе ждать старшего. Рики угощает Чонвона газировкой из холодильника, и они сидят в гостиной, пялятся в телефоны, пролистывая каждый бесячий тикток в ленте, парочка из которых оказываются забавными, они показывают их друг другу, глупо хихикая. Время кажется резиновым, будто стрелка настенных часов не двигается со своей начальной траектории. Чонвон тоже поглядывает на время с довольно озабоченным видом, словно не Сону должен прийти, а кто-то помимо него. Так выглядят люди, которые ждут конца света, старательно не выдавая собственного волнения, ведь актёрского таланта хоть отбавляй. А Рики даже не ждёт, привыкнув к тому, что почти каждый день случается его личный конец, но непонятно, когда будет самый страшный из них. Когда всё же приходит Сону, вид у него становится недовольный, взгляд сначала падает на безучастного Чонвона, а затем на Рики, чьё внимание теперь всецело принадлежит только одному человеку. Но он натягивает свою фирменную, сладкую улыбку и они выходят за пределы дома втроём, но такое чувство, что для Сону третьего лица не существует вовсе. Поэтому Чонвон всё время идёт рядом с Рики, а его раздражает такое поведение старшего, словно у людей должна быть какая-то привилегия, чтобы понравиться, а если нет, то ты пустое место и ничем это не исправить. Но по Сону видно, что он не станет отступать от своего, чрезмерно упёртый в своих позициях и искать снисхождения он не будет. Их разговоры заканчиваются там же, где и начинались, ограничиваясь лишь вопросами о самочувствии, постановке и танцах. Сону сам разговаривать не тянется, а Рики даже не пытается разрядить атмосферу, надеясь, что, когда они будут все вместе, то обязательно немного сплотятся. Поэтому, весь их путь до автобусной остановки, поездке в автобусе и далее дорога к дому Сонхуна, проходит в напряжении с обеих сторон, но, возможно, Рики тут единственный, кого это действительно волнует. Не удивительно, что дом Сонхуна соответствует самому Сонхуну — такой же идеальный, сдержанный и спокойный. Рики снова завидует, но совсем чуть-чуть, малую капельку. Он чувствует себя крошечным человеком в таких высоких потолках, просторных стенах и больших окнах. Даже у Чонсона дом немного поскромнее будет. Пак Сонхун действительно с головы до пят просто находка, чистое везение, которое досталось Сону, ведь Сону заслуживает только самое лучшее и он это получает. Наверняка любой бы продал душу дьяволу, чтобы иметь всё то, что имеет Сонхун. Рики бы продал, даже не раздумывая. И в этом его самая большая ошибка, что он в принципе, такие мысли допускает. — Классно у тебя тут, — голос Чонвона ровный, спокойный, его совсем не удивляют габариты этого дома, но он заинтересованно оглядывает каждый угол. — Располагайтесь, — машет рукой Сонхун прежде, чем предложить им всем абсолютно одинаковые серые домашние тапочки. Затем он проводит для них небольшую экскурсию, объясняет где ванная и уборная, кухня, его комната и гостиная, в которой все они поселятся на эту ночь. Чонсон уже там приветливо им машет рукой и вдавливает пальцы в джойстик самой новой модели пиэспи. Как будто он и Сонхун уже закадычные друзья. Хотя, Чонсон не из тех, кто будет принимать чью-то сторону, скорее оставаясь нейтралитетом посередине. Сону помогает своему парню принести все алкогольные, слабые и газированные напитки. Чонсон продолжает играть и Чонвон составляет ему компанию, а Рики просто пялится в огромную плазму, от которой уже расплываются и болят глаза. Затем его тоже зовут помочь на кухню, он спокойно встаёт с места и идёт в белую, светлую комнату, где нет ни одной пылинки и грязи, через широкие окна с открытыми прозрачными белыми шторами видно кристально голубой бассейн, пышные деревья, беседку в плюще и осенние цветущие розы. Рики высыпает в огромные миски чипсы и попкорн, пока в двери не раздаётся звонок и Сонхун, со словами «пиццу привезли», уходит, оставляя Сону доставать пластиковые стаканы, которые не придётся мыть. — Ты не собираешь Чонвона принимать, да? — спрашивает Рики, несмотря на то, что знает, какой будет ответ. Но убедиться всё же хочется. — А зачем? — выгибает Сону бровь, похлопывая стаканчиками по мраморной поверхности столешницы. — Не знаю, — жмёт младший плечами. — Просто странно. — Что именно? — Твоё отношение к нему. В ответ Сону усмехается и покидает кухню, оставив Рики с двумя мисками чипсов и двумя с попкорном, как у разбитого корыта, но зато с вкусной дрянью. На некоторое время он забывается, действительно забывается, когда музыка приятно обволакивает, когда пицца оказывается невероятно вкусной, а соджу даже сладкой. Рики смеётся, вовлекается в разговоры и шутки, позволяет себе расслабиться и раскрепоститься. Он смеётся с Сонхуном, превозмогая свой обычный настрой в его сторону, он обжимается поочерёдно с Чонвоном и любимым хёном, но по какой-то причине отторгая прикосновения к обычно липучему Сону. И Рики сам себе на уме, плавающий на волнах радости и эйфории, еды и выпивки, прекрасно обставленного дома и безумно мягкого ворсистого ковра, на котором уже скопился мусор из крошек. Чонвон смеётся звонко, с придыханием и это складывается в копилку воспоминаний. Он кажется настоящим и искрящимся, как утренний иней зимой. Если коснуться, он может растаять, поэтому остаётся только наблюдать. Взгляд медленно перетекает на Чонсона, беззаботного, абсолютно лёгкого на подъём, как и всегда с огоньком и искрами в глазах на дне зрачков, они с Тэиль прекрасно сочетаются друг с другом и это заметно сразу. Затем Сону. Красивый. Всегда бесподобно красивый, с розовыми щеками, малиновыми губами и длинными ресницами, словно кукольный и сделан из фарфора, но яркий и живой. На него можно смотреть гораздо дольше целой бесконечности. Можно подумать, Рики всегда был с ними. С каждым из них. Они все проникли в него, живут в нём, создав свой дом. Каждый из них, как разная комната, в которых есть очень много разных вещей и в них никогда не бывает скучно, потому что всегда можно найти занятие по душе. Но не к каждому можно найти дорогу в длинном коридоре. Они играют в карты, где проигравший выполняет желание. Сону выполняет танец маленьких утят, Рики зачитывает рэп партию одного из треков Агуста Ди и следом проигрывает Чонсон, который от досады рычит с криком, напрягая челюсть. В желание оказываются вовлечены целых два человека. Сону загадывает прыжок в бассейн вместе с Чонвоном на спине. Рики каменеет на пару секунд, пока не видит, как Чонвон, по-прежнему с улыбкой на губах, держась достаточно просто и податливо, жмёт плечами. Если Сону хотел каким-то образом его задеть, то вряд ли у него получится и сам он это понимает, довольно скалясь, не показывая своё замешательство. Рики думает, что ему точно место на змеином факультете в Хогвартсе. — Это тупо, — говорит Рики и автоматически хватается за руку Чонвона, который пытается встать с пола, но тот его останавливает. — Брось, всего лишь приколюха, — хохочет Чонсон, который через парочку бутылок точно начнёт видеть зелёных человечков, которые воруют подростков с вечеринок. — Ты умеешь плавать? — спрашивает младший, повернув голову к Чонвону, чьи глаза-омуты приобретают слишком много смыслов в этот вечер, правда, каких, не совсем понятно. Но в них что-то прячется значительное и ускользающее, как хвост воздушного змея. — Ну, я не говорил об этом, но к счастью, в детстве я был национальным чемпионом вольного стиля, — гордо задирает Чонвон подбородок и Рики выдыхает. — И давно ты теперь у нас мать Тереза? — Сону всё ещё скалится, но без удовольствия, а скорее с презрением, с мыслями о мести ребёнку, который отнял у него любимую игрушку. Чёрт знает, что этому ребёнку сделать: пальцы выкрутить или просто пожаловаться маме? — Вода в бассейне тёплая, она подогревается, — вставляет Сонхун свои пять копеек и конечно же, блять, бассейн с подогревом, кто бы сомневался. Рики закатывает глаза на его слова и Сону это видит, его взгляд острый и пронзительный, он так никогда не смотрел прежде. — Пойдёмте, — дёргает Чонвон своей рукой, наконец, поднимаясь и вместе с собой подтягивая Рики, который надеется, что этот вечер не станет хуже, чем вообще может быть. Ян не выглядит пьяным, он выпил два стакана пива, не решаясь заходить дальше нормы, отчётливо ставя перед собой границы. Рики тоже так хотел бы. Ставить границы. Но он не всегда понимает где именно они нужны. Сону внимательно прослеживает их движения и Рики знает об этом, потому что чувствует, улавливает это краем глаза, замечает, как дёргаются уголки его губ, когда ладонь Чонвона сжимается крепче на запястье. В голове раздаётся звоночек, который твердит ему о чём-то, но что он признавать не хочет, ведь в это совсем не верится. Это глупо. Это невозможно и никогда не было и не будет. В этом так же нет и смысла. Но Рики Сону совсем не узнаёт, будто тот с прекрасной аккуратностью становится другим человеком, либо наконец разворачивает свою обёртку, которая казалась настоящей, ведь держалась слишком долго. Но люди действительно меняются. Они перестают быть теми, кем были несколько часов назад, потому что на них что-то повлияло, внутри них случились какие-то взрывы и потопы. Выключатель щёлкнул и свет исчез, а боль, зудящая внутри, продолжает исчезать и появляться, взяв на себя ответственность менять всё вокруг себя. Потому что это, оказывается, не во власти времени. И Сону перестаёт быть тем, кого Рики знает, и это наводит на мысли, что, может быть, он его никогда и не знал. Он трясёт головой, словно это поможет избавиться от лишнего, и переключается на происходящее. Вечерний воздух достаточно прохладный и сырой, он перестал находиться в одном положении и ожил, в нём гораздо чётче ощущается осень, нежели днём при солнечном свете. Лёгкий, едва ощутимый ветер забирается под ткани одежды, проходится по пояснице, дышит в волосы на затылке и призрачно обнимает, от чего начинается невольная дрожь и кидает в резкий озноб. Рики затея с бассейном всё ещё не нравится, он решает, что было бы неплохо взять из ванных комнат пару полотенец для ребят, но тормозит. Моменты растягиваются под каким-то внешним давлением, смех и разговоры кажутся глубокими, как под водой больше пятидесяти метров. Он теряется, а когда часто-часто моргает, то видит, как Сонхун уже об этом позаботился. Ведь он идеальный и идеальность эта присутствует во всём, без прикрас. Просто такой вот он есть. Никак это не изменить, он таким действительно родился. Сонхун оставляет полотенца на шезлонгах, а сам говорит: — Вы не против, если я покурю? — Ты куришь? — вырывается у Рики чересчур удивлённо, сейчас он даже интонацию свою под контролем держать не может и это последняя вещь, которая вообще может его заботить. Но вопрос уже слетел с языка именно так, как он и прозвучал, и ребята сначала таращатся на него, а затем на Сонхуна, на их лицах читается замешательство. — Да, иногда, — жмёт он плечами, сжимая сигарету между губ, чиркает зажигалкой и делает свою первую, глубокую затяжку. — Балуюсь, ничего серьёзного. Но в доме себе этого позволить не могу, всё же мебель слишком впитывает запахи. — Дай мне тоже затянуться, — просит Сону и брови Рики вообще взмывают до небес, маску держать не выходит. — А ты? — спрашивает Нишимура, совсем позабыв о Чонвоне и любимом хёне, которые молча наблюдают с хмельной поволокой на глазах. Сону закашливается, когда впускает дым внутрь себя и он, словно комьями, выходит наружу: — Первый раз. — Хочешь? — спрашивает Сонхун, протягивая ему эту чёртову сигарету, которой коснулись их губы, и он думает: да, хочу! Но отвечает совсем не так, — нет, спасибо. — А вы, парни? — Нет, — отрицательно машет головой Чонвон, — я, бля, замёрз и хочу уже покончить с этим. — Поддерживаю, — хмыкает Чонсон и садится на корточки. Чонвон достаточно неловко, но до ужаса забавно прыгает Чонсону на спину и тот пошатывается, уже чуть не пропахав носом каменную плитку, но держится на двух ногах, фиксирует руки под коленками Чонвона и встаёт, по-прежнему пошатываясь. — Ты лёгкий. Чонвон хихикает и дрыгает своими худыми ногами в спортивных штанах белого цвета, похожий на маленького счастливого ребёнка, которого папа впервые взял покатать на своей спине и мир тогда кажется совсем другим. Простым и вдруг невероятно огромным, но и вместе с тем способный уместиться на целой детской ладошке, а до неба можно дотянуться кончиками пальцев. И Рики улыбается, глядя на эту картину, пока внутри каким-то странным образом разливается чистейшая нежность и теплота, возникающая от того, когда кто-то становится вдруг неосознанно дорогим. — Стой, стой, — вдруг просит Ян и сползает со спины, — надо снять одежду. — Точно, — кивает Чонсон. Старший снимает свои спортивки и носки, стягивает футболку, показывая всем свой прекрасный, идеальный пресс и хлопает себя по нему. Рики закатывает глаза, а Чонсон продолжает кружиться и вертеть задницей. Сонхун прикрывает глаза от смеха, а Сону снимает всё на свой телефон, не в силах сдержать и свой звонкий, прерывистый смех. Чонвон же снимает штаны и толстовку, оставаясь в белой футболке и трусах. Он трёт себя по предплечьям и просит поспешить, потому что зуб на зуб уже не попадает, кажется ужасно крошечным, ещё более тощим, чем виделся вчера, но с теми же острыми ключицами. Чонвон с лёгкостью поместился бы в объятиях Рики, если бы тот захотел его ото всех спрятать и защитить. Рики прикрывает глаза на пару секунд, но уже слышит звук бомбы, упавшей в воду и восторженные крики, как при взрыве салюта. Исполнители дурацкого желания медленно всплывают с глубины бассейна на поверхность, довольные и возбуждённые, как после американских горок. Они наворачивают круги в тёплой воде от которой идёт лёгкий короткий пар, выглядящие как уникальные рыбки в аквариуме, слишком привыкшие жить в неволе. — Классный был прыжок, — хлопает в ладоши Сонхун, а затем тушит сигарету в стеклянной пепельнице на круглом столике, что стоит рядом с шезлонгами. Несмотря на всю простоту, что сейчас есть в Сонхуне, он всё ещё внушает образ недосягаемости. Рики никогда не стоять рядом с ним на равных. Но разве нужно к этому вообще стремиться? Они совершенно разные. Пора уже понять. Рики вздыхает, берёт одно из полотенец и садится на корточки возле бассейна. — Вылезайте, — говорит он и улыбается, когда Чонвон подплывает к краю и в его глазах сверкают звёзды, волосы липнут ко лбу и он зачёсывает их пальцами назад. Чонсон тем временем плавает на спине и выглядит безумно довольным. — Не хочешь присоединиться? — его губы растягиваются в лёгкой ухмылке, а на щеке появляется очаровательная ямочка, и Рики она так сильно нравится, как восьмое чудо света. — Вода и впрямь классная. — Вылезай, заболеешь, — просит он, на что Чонвон закатывает глаза. — Ты зануда. — Ну, бываю иногда. Но Чонвон лишь ныряет снова под воду, делает быстрый круг и вновь возвращается к Рики. С его длинных ресниц стекают капельки воды, как и с волос, которые точно станут жёстче после хлорной воды. — Надеюсь, у тебя нет мыслей затащить меня под воду? Я не умею плавать. — Я похож на придурка? — Не совсем, скорее на того, от кого не знаешь, чего ожидать. Чонвон в ответ фыркает, вытаскивает из воды свои руки, опираясь на кафельную плитку и приподнимается, оказываясь лицом на одном уровне с Рики. Снова достаточно близко, чтобы вокруг стало пусто. — Чего вы возитесь? — возмущается Сону, когда с другой стороны с Сонхуном пытаются вытащить Чонсона, который, по всей видимости, обрёл новый дом в тёплом бассейне. Он брызгается и хохочет, отказываясь принимать жизнь на суше. — Мы почти всё! — отзывается Рики и встаёт, предоставляя Чонвону свободное место. Он выбирается и сразу начинает дрожать, поэтому Рики накидывает на его плечи полотенце. Чонвон сжимается весь и, поблагодарив, хватает свои вещи и убегает в дом. А дальше приходится повозиться со старшим, который после выпивки скидывает лет так пять и становится до ужаса ребячливым. Но когда всё же они снова оказываются в гостиной, с включённым телевизором и настольными жёлтыми лампами, атмосфера становится приятной и тёплой. И Рики думает, что он слишком сильно переживал об этом вечере, когда он может перенести эту каждую секунду и даже посмеяться с какой-то глуповатой шутки Сонхуна. Это на самом деле проще, чем он мог вообразить. Возможно, потому что Чонвон с ним здесь и он не чувствует себя достаточно одиноко. Они расстилают футоны на полу в гостиной, накидывают подушек, надевают свои пижамы, оставляют всю еду рядом на кофейном столике и продолжают свои посиделки, играя в уно. Чонсон уже видит зелёных человечков и игра от этого кажется ещё более долгой и смешной, у Рики живот надрывается от того, как старший пытается доказать всем, что на картах присутствует жизнь и ему машут оттуда ладонями мистера Спока из стартрека. — Это будет продолжаться бесконечно, — смеётся Сонхун, отпивая из стакана что-то явно покрепче пива. — Ты не понимаешь, — качает головой Чонсон и тоже тянет к себе стакан, который Сону тормозит на полпути и вынимает его из хлипкой хватки старшего. — Какого хрена? Чонсон возмущённо дует губы и Сону, улыбнувшись, жмёт плечами. — Ты достаточно увидел зелёных людей, хватит, иначе увидишь синих. — Такие бывают? — Я не уверен, — хмыкает Сонхун. — Давайте бутылочку раскрутим? — Звучит интересно, — соглашается Чонвон. — В этом нет ничего интересного, — Рики это отрицает и почему-то уже хочет, чтобы всё закончилось, и они легли спать. Не то чтобы он взял на себя роль того, кто ломает всё веселье, но это всё ещё странно для него, и как бы хорошо ему не было, комфорта в этом не слишком много. — Брось, — Сону щипает его за щёку, — это хорошая игра для сплочения компании. «А может я не хочу никакого сплочения, мне и так хорошо», — хочет сказать Рики, но вместо этого кивает и молчит. Они перемещаются на паркет, который, как и бассейн с подогревом. Тут ни в одном уголке дома задница точно не замёрзнет. — Это же игра на правду или что? — Чонвон усаживается поудобнее с искренним интересом оглядывая каждого своими большими глазами и когда его взгляд встречается с Рики, они улыбаются друг другу. Он действительно рад, что Ян составил ему компанию. — Типа того, — говорит Сонхун, — но можно выбрать между желанием. — Я снова в бассейн прыгать не буду, — отрицательно машет головой Чонсон. — Оставим только правду. Сону хлопает ладонями по своим голым коленкам, до которых не дотягиваются домашние шорты, в широкой большой футболке, с собранной в хвостик чёлкой, он выглядит слишком мягко, чтобы не захотеть положить голову на его плечо, взять за руку и просто уснуть. Глядя на Сону, Рики начинает скучать по нему, потому что он становится всё дальше и это расстояние не хочет задержаться или сократиться обратно. От этого больно немного, но будет ещё больнее, когда в итоге результат окажется неисправен, как если бы разорвали на части оригинальное полотно с кувшинками Клода Моне. — Так, — говорит он, — я начинаю крутить эту бутылку из-под соджу, на кого она укажет, должен ответить на мой вопрос, затем этот кто-то крутит дальше и так по системе. Сону раскручивает бутылку, она кружится под музыку из телевизора, при этом издавая грубое характерное тяжёлое звучание. Её носик всё кружится и кружится, от неё болят глаза и Рики их закрывает, пока звук не прекращается. Она указывает на Чонсона, но на его лице ни капельки стеснения или волнения, он доволен собой и своей жизнью, улыбается с вызовом, готовый принять абсолютно любой удар. Вот такой вот он, и всегда таким был. — Тэиль не твоя первая, но единственная ли? Чонсон фыркает от этого вопроса и закатывает глаза: — Это глупый вопрос. — Но ты должен ответить, — жмёт Сону плечами. — Все мы знаем, какой ты любвеобильный. — Единственная, — с уверенностью заявляет он, — и если захочу, предложу ей сразу пожениться после выпуска, ясно вам? — Ого, всё так серьёзно? — смеётся Сонхун с издёвкой, и если остальные не замечают, то Рики очень даже её видит. — Я влюблён и это потрясающе, если понадобится, я ради неё спущусь в ад или отправлюсь на седьмое небо. — Это здорово, — шепчет Рики, но его, кроме Чонвона, который на короткое мгновение обращает свой взгляд на него, никто не слышит. — Вряд ли ты отправишься туда, — указывает Сонхун пальцем вверх, — ну только если сам ей его доставишь, — ухмыляется он немного противно, но Чонсон ему подмигивает, и эта тема закрывается. Бутылочка крутится снова, долго и по какой-то причине устрашающе. Она далеко не звёздное небо, куда Рики часто смотрит и надеется отыскать какие-то ответы на свои внутренние вопросы, но она сейчас как оружие, стреляющее на поражение, которое не даст солгать, если ты не жалкий читер. — Твоя мечта? — спрашивает Чонсон, когда горлышко останавливается и указывает на Чонвона. Вопрос слишком банальный, возможно, даже личный, как и отношения. Не каждый человек будет делиться с другими своими мечтами и мыслями. А Чонвон вообще не из тех, о ком можно слишком быстро всё узнать. — У меня её нет, — просто отвечает он без капли грусти или ложного оптимизма. Другие хмурятся, их лица меняются и в них полно недоумения и вопросов, но у Чонвона ничего на лице нет. Он спокоен, как обычно, как тот, к кому привыкаешь до того, как постепенно видишь что-то иное, замечаешь и открываешь, находя отмычки. — В смысле? — не понимает Сонхун. — Ну, я ещё не нашёл свою мечту. И, думаю, это совершенно нормально. — Бывает, — хмыкает Сону, качнув головой и пренебрежительно кинув на Яна взгляд. — Это и впрямь нормально, у меня тоже мечты нет, — говорит Нишимура, глядя на то, как Сону сжимает губы. — Правда? — спрашивает он. — Да. Я ещё не понял, чего бы по-настоящему хотел. —Не знал. Мне казалось… ты хотел связать свою жизнь с танцами или податься в актёры. — Ты не спрашивал, чего бы я и впрямь хотел. — Зато у меня есть, — резво вскидывается Чонсон, — хочу на Луну. — Никто не сомневался, — улыбается Рики. Но за улыбкой скрывается внезапно навалившаяся усталость. Та самая, от которой не знаешь, куда деться, как быть с собой и что делать. Она словно пожирает не только каждую клеточку физического существа, но и разума, когда хочется упасть с обрыва, и позволить волнам разбить тело о скалы, чтобы от него ничего не осталось. Рики устал и хочет спать, проспать долго и желательно с самыми яркими снами, чтобы другая жизнь хотя бы так его коснулась и освободила от кошмаров. Наступает очередь Чонвона крутить бутылку, он раскручивает её не сильно, и она крутится, не растягивая за собой десятки секунд. Но и не томит в ожидании, когда медленно делает оборот и долго решает, на кого уставиться и кто будет следующей жертвой. Сону. Она указывает на Сону, который потирает свои ладошки от предвкушения и розовые щёки становятся пухлее от растянутой улыбки. По позвонку проходит короткая дрожь. — И так, Ким Сону, — вздыхает Чонвон и укладывает подбородок на руку, опирающуюся о его колено. Он внимательно смотрит в глаза Сону и щурится, обдумывая то, что может соскочить с языка следующим. — Ага, — кивает в свою очередь Ким, повторяя движение Чонвона. — Кто твоя первая любовь? — спрашивает Ян. Атмосфера вокруг не искрит напряжением, все спокойные и расслабленные, точки пересечения взглядов Сону и Чонвона не взрываются на атомы, создаётся впечатление, что они сейчас могут просто встать и вдвоём уйти пить чай на кухню, душевно болтая о своих планах на будущее. — Мальчик из средней школы. — Вот и весь ответ. Отходчивый и размытый, как акварель. — Кто-нибудь в этой комнате его знает? — Конечно, — кивает Сону, — но это уже второй вопрос, а на третий я отвечать не буду. Чонвон фыркает, знающим взглядом окидывая каждого в небольшом кругу и когда его взгляд доходит до Рики, он ему просто подмигивает. — Я думал, я твоя первая любовь, — тянет недовольно Сонхун, надувая губы. — Не будь придурком, — холодно кидает Ким и начинает крутить стеклянное оружие дальше и Рики очень не хочется попасть под его прицел. Но он попадает. Это самое тупое клише, которое могло только быть на этой недовечеринке, когда он не хотел даже и думать о том, что ему придётся отвечать. И дело вовсе не в том, что он часто лжёт, а в том, что он зачастую просто молчит, а правда под давлением это вынужденная правда. Рики так не хочет. Даже те граммы алкоголя, что он выпил, никак не влияют на его расслабленность и спокойствие в данный момент. Он всегда много думает и парится. — Ты влюблён? — Почему все вопросы должны быть об этом? — хмурится Рики, заёрзав на своём месте. — Всем нравятся сокровенные детали, касающиеся любви, — Чонвон касается его спины, как-то ободряюще поглаживая и взгляд Сону следит за этими движениями, как хищный кот, увидевший добычу. — Он прав, это прикольно, — соглашается Сонхун. — А я захотел спать, — уведомляет всех Чонсон, поднимается с места и идёт на свой футон, заваливаясь на него животом. — Минус один, — говорит Сону, ожидая ответа от Рики на заданный вопрос. — Есть кое-кто, кто мне очень нравится. — Не то чтобы это было неожиданно, — тянет Сону, которому по всей видимости тоже наскучила игра. — В смысле? — Рики усмехается и хмурит брови, выражая сплошное недопонимание. — Ты странный в последнее время. — Мы почти не проводили время вместе, чтобы ты делал такие выводы. Они пялятся друг на друга, находясь не слишком далеко, но и недостаточно близко напротив друг друга, как на полигоне. Весь окружающий фон стирается, что-то бубнящий Сонхун, который поднимается с места и падает на своё лежбище, Чонвон, который уходит следом за ним и начинает скептично переключать каналы на телевизоре. — Я устал, — говорит Ким и уходит к Сонхуну, прячась в его крепких объятиях. Не найдя ничего увлекательного на экране, Чонвон шарится на столике и выпивает пару стопок соджу, он зовёт Рики к себе и тот не отказывается, вдруг потеряв в себе какой-то важный паззл, и целая композиция портится. Этот пробел он думает смыть. Казалось, после вчерашнего выпитого будет хотеться умереть вплоть до следующего года, но он и Чонвон чувствует себя неплохо. В этом вся прелесть молодого организма, когда каждая рана и боль заживает быстрее. Он смывает возникший пробел совсем немного, чтобы стало спокойнее и добавить размытости взгляду. К сожалению, это не совсем помогает и совершенно внезапно становится очень хуёво. Хуёво от каждого человека в этой комнате, от выпивки и еды, телевизора и хихиканья Сону, который пялится в телефон, пока Сонхун, обнимающий его, едва держит глаза открытыми. От себя тоже как-то частично хреново, но в ненависть это не перетекает, скорее в привычное раздражение. Рики оставляет Чонвона одного, оставляет всех позади, но не себя. В кухню с улицы попадает небольшой свет фонариков, вся комната облачена в голубоватый свет, работает холодильник, приглушаются звуки из гостиной, и он чувствует себя так, словно выдохся, пробежав не меньше двух километров забега. Затем он выходит на улицу, оставив стеклянную дверь слегка приоткрытой и прозрачные шторы ожили под лёгким дуновением ночного ветра. Сверчки, стрекочущие в кустах, не дают до конца ощутить себя в полном одиночестве, как и яркая луна в небе, создающая собой мрачные тени от каждого дерева и цветка вместе с подсвеченной нелепой беседкой в глубине двора. И сейчас в нём гибнут все порхающие бабочки, останки которых тлеют на дне желудка. — Ты чего здесь делаешь? — Стою, — жмёт Рики плечами, глядя в прозрачную воду тёплого бассейна. — Не холодно? — Нет. — Что происходит? — Сону становится рядом, Рики кидает на него свой взгляд и видит, как тот озадачен и обеспокоен, искренне, без притворства. — Всё в порядке, — качает младший головой, когда конечно же, не всё в порядке, но окончательно это признать страшно. — Я соскучился. — У тебя появились дела поважнее, чем я. Это нормально, не осуждаю. — Придурок совсем? — Сону фыркает и толкает Рики несильно в плечо. — Никогда не будет никого важнее тебя. Ты мой лучший друг. — Именно поэтому мы отдалились? Или это я сам себе придумал? — Тяжёлый вздох вырывается из лёгких, и полуулыбка касается губ. — Не говори такие вещи, иначе я эту лапшу с ушей никогда не сниму. И наверняка я сейчас нюни свои распускаю, но я не до конца привык, что теперь мы не так часто вместе. Я понимаю, что теперь всё твоё внимание уделяется Сонхуну, так и должно быть, наверное. Он же твой суперский парень. Но не хочется быть забытым и брошенным на задних рядах. Сону шаркает ногой по плитке, спрятав руки в карманы шорт и часто кивает. В объятиях сегодняшней ночи он кажется выдумкой, самым горьким и сладким сном, от него невозможно оторвать свой взгляд. Чувствуя, как Рики продолжает стоять на месте без какого-либо движения, Сону шмыгает громко носом и поднимает голову, упираясь блеском своих карамельных, уникальных глаз в его тёмные и тяжёлые, самые обычные. — Знаешь, что за мальчик из средней школы? — усмехается он, сощурившись. Рики в непонимании хмурится, не совсем ожидая подобного вопроса. Возможно, в этом есть подвох. Он прокручивает воспоминания, все те, что хотя бы остались в его голове, но любая незначительная вещь стёрлась, оставив только общие картинки. Там, где есть он, есть Сону, Чонсон и больше никого. — Не совсем. Не помню никого о ком бы ты говорил. Только Сонхуна, но он прошлогодний. — Это был ты, — голос Сону сливается с воздухом, со звёздами и этой тягучей, возникшей тишиной в голове. — Чего? — усмехается Рики, не сдерживая глупый смешок. — Шутишь? Почему-то конечности немеют, словно от жуткого страха, как от самого качественного и правдоподобного фильма ужасов, которого ещё для него не существует. Сердце постепенно, но достаточно быстро набирает скорость, кувыркается, и вызывает тошноту, вот-вот готовое вырваться вверх по горлу. Он часто моргает, запускает руку в свои волосы и тянет их, чувствуя настоящую неподдельную боль. Сглатывает ком в горле. Пока Сону стоит и смотрит, как Рики стынет и перестаёт чувствовать себя в себе. — Ты нравился мне тогда. — Ты в своём уме? — Рики тяжело приподнимает ноги, становится напротив Сону и его тень падает на него, но никак не убавляет исходящего изнутри света. Он вдруг оказывается роботом, простоявшем в цехе лет так пять, о нём давно забыли, не смазывали маслом подшипники от чего они застыли, а когда о нём вспомнили, то он заново учится двигаться, думать и по-своему дышать. — В своём, — старший говорит это остервенело легко, будто признаться для него в чём-то это сущий пустяк. — Нельзя так просто говорить об этом, — сглатывает Рики, но по сухому горлу сыпется режущий песок. — Почему? Это было давно. Это было давно. — Хён, какого чёрта? Нельзя же так, правда, нельзя, — качает младший головой и вокруг всё мельтешит, сердце стучит быстро и коротко, а в ушах сплошной тонкий звон, потому что это не грёбаный сон. Сону улыбается. Непонятно, то ли от упущения, то ли от счастья, то ли ещё от чего-то. Разве о таких вещах говорят, когда всё давно прошло и в данный момент ничего не остаётся? Говорят? Рики об этом не знает. Он даже не знает, как отреагировать. Он не может и признаться тоже, хоть и тщательное выветривание чувств особо не привело ни к каким результатам, так он думает. За неделю такие вещи не проходят, хоть и некоторым достаточно всего лишь одного дня, чтобы в корне изменить собственную жизнь. Но это никак не подвластно Рики, потому что он не понимает. И если не сейчас, то когда? Никогда. Если не он, то кто? Что-то ему громко шепчет в уши, что-то яростно подсказывает сделать это. И ему жутко хочется. Есть ли смысл вообще сопротивляться? Можно же хотя бы сегодня позволить себе окончательно умереть. Он не знает, что им движет в этот момент, но внутренности давно скручены, а небо продолжает сиять, глаза Сону гипнотизировать, а улыбчивые издевательские губы манить. От Сону всё болит и обдаёт мягкостью, которую хочется уберечь и сохранить. Он кажется вдруг совсем близко, как будто нет никаких барьеров, нет Сонхуна, нет этих дурацких предрассудков и чересчур большой в себе неуверенности. Ничего нет, но есть только они вдвоём, будоражащий ветер, гоняющий по коже мурашки и тёплая вода в бассейне. И Рики делает свой долгожданный порыв, наконец соприкасаясь с малиновыми желанными губами. У него это выходит мягко, целомудренно, с лёгкостью, чтобы ощутить тепло между ними и страх, боязнь, что трепещет где-то на дне под мёртвыми бабочками. Взрыв происходит, когда Сону всё же отвечает. Также мягко, но тягуче до невозможности. Его руки касаются шеи, пальцы зарываются в волосы, и он придвигается ближе, ещё ближе и ещё ближе, даже когда уже некуда. И его губы действительно сладкие, податливые и крышесносные. Рики позволяет себе держать Сону за талию, сжимать пальцами футболку, ощущая выпирающие рёбра под тканью и прикусывать его пухлую нижнюю губу, оттягивая, зализывая и наслаждаясь тихим шипением со стороны. Весь его мир переворачивается. Конец света наступает и от этого так хорошо, как никогда не было прежде. Губы Сону целуют его губы и это трудно посчитать за реальность, потому что это за пределами его каждой такой фантазии о нём. Рики ощущает своим телом каждый стук второго сердца, чувствует лёгкую дрожь, пальцы и сладость на языке. Чувствует, как Сону сам, по собственной воле тянется к нему, как с каждой секундой он становится жадным, как с каждым краткосрочным перерывом, когда они глотают воздух, он продолжает опалять его горячим дыханием. Снова поцелуй. Дыхание. Пальцы в волосах. Мурашки по коже. Головокружение. И в этом мгновении огромное количество всего того, в чём прячется его жизнь. Но Рики вдруг начинает казаться, что Чонвона становится слишком много. И если сначала он был не против, ему было удивительно комфортно с ним, то сейчас, ощущая своими губами долгожданные губы Сону, всё кажется чересчур. Он странным образом таится в его голове. И материализуется там, где ему совершенно нет места. Открыв глаза и взглянув за спину старшего, он видит Чонвона, который стоит тут на улице, смотрит совсем безучастно и даже не двигается, не пытается уйти, хоть и поймал их с поличным. Будто для него это очередная развлекаловка для копилки воспоминаний. Целоваться с Сону, как пробовать звёзды и касаться их, оказавшись в открытом космосе. А каково целоваться с Чонвоном? Дурацкая мысль. И самый страшный конец.