МАГДА
Ты замечаешь Тора сразу же, как он появляется в зале прилета: в одной руке у него дорожная сумка, в другой громадный — почти что в человеческий рост — белый плюшевый медведь. Торстейн сам чем-то похож на медведя: не в том смысле, что вот этого здорового, отчего-то не выспавшегося — вон зевает во всю пасть, — мужика можно было бы сравнить с плюшевой тискательной игрушкой, но медведь в его руках большой и добрый, и сам он тоже большой и добрый. Ты знаешь эту породу мужчин: они производят впечатление добродушных увальней, но в том-то все и дело, что это лишь впечатление. На самом деле медведи не бывают добрыми. Медведи — хищники, едва ли не самые опасные хищники, и горе тому, кто забудет об этом, встретившись с медведем один на один. Крис звонил и просил встретить его брата, а твой шеф просил встретить британского коллегу, и ты послала бы Криса, но послать шефа ты не можешь, поэтому, закинув Магни в школу, ты мчишь в аэропорт и торчишь там, маясь от безделья, потому что рейс из Лондона задерживается. Ты думаешь о том, что англичанин — или правильнее будет сказать «норвежец»? Или как правильно-то? - так вот ты думаешь, что брат Криса уже большой мальчик и добраться до отделения полиции, где ты работаешь, он может и без твоей помощи, но Крис просил его встретить, и ты послала бы Криса… Если бы ты только могла послать Криса… - Ты его узнаешь, - говорит тебе Хемсворт-младший по телефону. Поначалу, девять лет назад, ты удивлялась тому, что священник пользуется современными гаджетами, но вскоре ты разучилась удивляться. - Ты узнаешь моего брата. Мы с ним похожи едва ли не как две капли воды… Ты собираешься на службу впопыхах, параллельно собираешь Магни в школу, и ты почти что не слушаешь, что там на другом конце провода талдычит Крис. За те девять лет, что ты его знаешь, он успел все уши прожужжать тебе своим старшим братцем, и тебе кажется, что ты знаешь его даже лучше, чем сам Торстейн Хемсворт себя знает. И ты не уверена, что тебе нужно это знание. Но Крис обожает говорить о своем брате. Почти что так же, как он обожает говорить о своем боге. Ты иногда путаешь, кому именно поклоняется отец твоего ребенка — брату или богу. По крайней мере вы с сыном по шкале ценностей Криса Хемсворта находитесь явно на пару ступеней ниже обоих его божеств. - Он так похож на меня, - сказал Крис, когда в первый раз упомянул Тора, - только он лучше. И на твой закономерный вопрос: «Почему лучше?» - закономерный, потому что, положа руку на сердце, ты не понимаешь, кто может быть лучше его чертового совершенства Криса Хемсворта. А вот оказывается, что есть такой. - Почему лучше? - переспрашивает твой не то любовник, не то чужой человек. Вы гуляете в скверике, что расположен недалеко от твоего дома. Крис катит коляску, в которой мирно посапывает двухлетний Магни. Со стороны может показаться, что вы ни дать ни взять образцово-показательная семья — мама, папа, я. Да только ни хрена вы не семья. Вы с Крисом родители Магни. Биологические родители — ты ненавидишь это слово: «биологические». От него попахивает чем-то нездоровым. Но твои отношения с биологическим отцом твоего сына сложно назвать здоровыми. Попросту, у тебя нет с ним никаких отношений. Он так и сказал тебе три года назад, когда ты сообщила ему, что ждешь ребенка: «Я не буду мужем, Магда. Ты знаешь, я принадлежу Господу, а даже не самому себе. И я скорее умру, чем нарушу обет, данный Создателю. Но я убью ради нашего сына. Ради возможности быть ему отцом». И ты сомневаешься, что это его «убью» было метафорой.***
Крис появился в твоей жизни девять лет назад. Ты не знаешь, проклинать ли тебе тот самый день или же наоборот — благодарить за него так любимого Крисом боженьку. Иногда ты думаешь о том, что все, что случилось в твоей жизни, не что иное, как промысел божий. Потому что, если бы тебя только спросили, ты бы себе такую жизнь не выбрала. Но тебя никто не спрашивал. Про тебя как бы вообще тут забыли. Матушка — царствие ей небесное! - насмотревшись старых сентиментальных фильмов, любила повторять, что ты — дурацкий магнит. Знаменитая «Красотка» Джулия Робертс говорила так в кино - «дурацкий магнит», и твоя мать считала это до хрена остроумным. Так вот ты, как магнитом, притягивала к себе дурней. Первый из них лишил тебя девственности и иллюзий. Не то чтобы ты в свои шестнадцать смотрела на мир сквозь розовые очки, но ты как бы верила, что мир если не крутится вокруг тебя, то где-то рядом. Ты была наивной дурочкой, и тебе хотелось, чтобы было немножко как в кино — вот мальчик, вот девочка, они любят друг друга, и все у них будет хорошо. Хорошо было месяца два, а потом почему-то вдруг все стало очень плохо. Когда тест на беременность, что ты, смущаясь и пряча глаза, купила в аптеке, показал две розовые полоски. Конечно же, твой парень и слышать не хотел о ребенке. Конечно же, твоя мать не мечтала стать бабушкой в тридцать семь лет. Ты сделала аборт — ведь ты тоже не собиралась катать колясочку и менять подгузники орущему младенцу вместо того, чтобы тусить с друзьями. Ты оказалась в полиции, потому что там служил дурень номер два. Тот неродившийся ребенок, как и его несостоявшийся папаша, были… не забыты, нет, просто тебе было легче, когда ты о них не вспоминала. Так вот дурень номер два служил в полиции. И ты поступила в полицейскую академию. И тебе даже понравилось учиться. А работать понравилось еще больше. И все шло хорошо. Пока дурень не заявил тебе, что женится на Марте из службы дознания. Ты перевелась в другой отдел. Подальше от дурня и Марты. И все вроде было хорошо. Тебе нравилась твоя работа. Тебе нравился твой шеф — Курт Валландер, - хотя поначалу ты даже не уверена была, что он помнит твое имя: вчерашняя стажерка, вечно путающаяся под ногами и задающая слишком много вопросов… Ты поняла, что это не так, что Курт все-таки не только знает, как тебя зовут, но даже и как-никак ценит, когда он, выскакивая как ошпаренный из своего кабинета, мрачно зыркнул на тебя исподлобья и коротко бросил: - Мартинссон! За мной! Ты подскочила с кресла — ты уже зад отсидела в этом самом кресле, закопавшись в бесконечных отчетах, справках, графиках и прочей муре, которая по чьему-то бюрократическому недоразумению тоже являлась частью работы полиции. Ты подскочила с кресла и кинулась вслед за Валландером. По дороге шеф ввел тебя в курс дела. В церкви святой Евгении утром произошло возгорание. Очень скоро огонь сожрал практически все здание. И прибывшие на место пожарные, залив пепелище водой, приступили к осмотру — причину пожара нужно было установить в обязательном порядке. Слава богу, что в его храме на момент возгорания не было посетителей, поэтому никто не пострадал. Но пожарные отличались дотошностью и место происшествия осматривали тщательно. Страшная находка была сделана ими в одном из подвальных помещений. Останки по меньшей мере пяти человек. По меньшей мере — именно такое выражение употребил Курт — тела, найденные в подвале, были туда сложены, скажем так, в неполном комплекте. Так доложил Валландеру командир пожарного расчета, который и вызвал полицию. Кто вызвал отца Криса? Ты как-то позабыла этим поинтересоваться, увидев то, что осталось от пятерых бедняг, которые нашли свое упокоение прямо под святыми стенами церкви. Но когда вы с Валландером подъехали к храму, он уже ждал вас — молодой священник, очень высокий, очень серьезный, очень… Ты бы сказала «очень красивый», но не хватало тебе еще третьего дурня. Ты часто одергивала себя, когда понимала, что смотришь в небесно-голубые, глубокие глаза святого отца слишком уж пристально. Но ты не могла не смотреть. Ты как будто загипнотизирована была этими глазами. Ты понятия не имела до этого самого дня, что церковники участвуют в расследовании уголовных дел. Но отец Крис — так он назвался — предъявил Валландеру какую-то бумагу, твой шеф куда-то позвонил, с кем-то поругался, после чего, пожав плечами, позволил святому отцу участвовать в осмотре места преступления. Позволить-то он позволил, только все то время, что длилось расследование, ты замечала, что Курт отчего-то недолюбливает святого отца. Впрочем, твой шеф мало к кому испытывал искреннее расположение. Он стал полноценным членом команды — той, что вела расследование этого убийства. Именно Крис Хемсворт был тем, кто разоблачил преступника — и им оказался вовсе не настоятель церкви святой Евгении, как вы с Валландером думали поначалу, а один из послушников, который вскоре должен был принять сан. В миру Ноа Снорсен, бывший военный, отслуживший два срока на Ближнем Востоке. ПТСР, который проморгали врачи, цвёл и благоухал, день за днем сводя с ума Ноа, пока однажды тот не начал убивать. Просто убивать без разбора выходцев с Востока, которые обосновались в Стокгольме. Ноа Снорсен положил троих полицейских, когда вы брали его. Сначала он забаррикадировался в своем доме — парень жил на окраине столицы. Собственно, это и домом нельзя было назвать — бывший дебаркадер, переделанный под жилье. Едва только группа захвата прибыла на место, Снорсен открыл огонь — он был отличным стрелком. И у него в доме был целый арсенал. Однако Ноа сбежал из дома — и от полиции, — прихватив с собой одну лишь автоматическую винтовку. - Уходит! - в сердцах выкрикнул отец Крис. Вы сидели бок о бок, спрятавшись от огня, который вел по вам Ноа Снорсен, за капотом твоего служебного автомобиля. Выкрикнул и рванул из укрытия, на ходу доставая мощный увесистый Глок. Ты офигела — натурально! - ты и понятия не имела, что священник вообще может прикасаться к оружию. Но тем не менее у отца Криса был Глок, и судя по всему, тот не только умел им пользоваться, но и не раз применял его в деле. Ты побежала за отцом Крисом, на ходу вызывая подкрепление по рации. Прямо за дебаркадером Ноа ждала моторная лодка. Увидев, как преступник прыгает в лодку, святой отец выдал длинную тираду, состоящую сплошь из непечатных выражений — ты офигела еще раз, - после чего мелко перекрестился, крикнул тебе: «Дождись подкрепления!» и побежал в сторону пирса. Ты ждать не собиралась, понятное дело. Ты побежала следом за Хемсвортом. Там, возле пирса, на приколе стояло еще несколько моторок. Кому они принадлежали — было совершенно неважно. - Я же ясно сказал — жди на берегу! - рявкнул Хемсворт, забираясь в моторку. - Ну а я не послушалась, - ты прыгнула в лодку и достала табельный пистолет. - Заводи мотор! - Вон из лодки! - нахмурился отец Крис. - Погода дрянь, не приведи Господь… Погода и правда была дрянь. Октябрь в Стокгольме — не самое приятное время года. Ветер, задувавший с моря, гнал по волнам белые хлопья пены. Дождь, сначала мелкий, сеющий, монотонный, усилился: он бил косыми струями в лицо, проникал за воротник плотно застегнутой куртки, холодил пальцы — перчатки ты где-то посеяла. - Заткнись и заводи! - ты не собиралась упускать Ноа Снорсена. Ты не собиралась упускать добычу. Крис правил в сторону фьордов. Правил уверенно, ловко. Вы заметили моторку Ноа очень скоро. Да только вот заметили вы ее не с той стороны. Петляя вокруг мелких островов, что тысячью рассыпались вдоль побережья, вы каким-то образом обогнали Снорсена, и теперь его лодка была позади вашей. - Дьявол бы его подрал! - еще раз выругался отец Крис, борясь с волнами и усилившимся ветром в попытке развернуть моторку. - Что уселась?! Ствол тебе зачем?! - это уже он прокричал тебе, и голос его едва ли перекрикивал завывания ветра. Ты сделала несколько выстрелов. Да только по такому ветру и при такой видимости стрелять — зря патроны тратить. А вот Ноа повезло больше. Повезло тем, что его винтовка била дальше, чем твой табельный, и стрелять ему приходилось чаще, чем тебе. Ты до этого если и стреляла, то только в тире. По бумажным мишеням. А не по живому человеку, пытаясь не вывалиться из качающейся на волнах лодке, когда твою живую мишень едва видно из-за косых струй воды, льющихся с неба. Ноа попал в мотор. Крис — поистине звериное чутье вело его не только сквозь волны, но и учуял он момент выстрела этим самым своим медвежьим чутьем — заорал тебе что было мочи: - В воду! И, для верности схватив тебя поперек живота, выкинул из лодки, прыгая следом за тобой. Взрыв прогремел, когда вы оба были в воде. Однако ты не спешила благодарить за то, что тебя не разнесло на тысячу мелких ошметков, ни Криса, ни его сурового боженьку. Наглотавшись ледяной воды — кто глотал эту стылую морскую северную воду, тот знает, какая она на вкус: не соленая, нет, она горькая, словно слезы тысяч и тысяч вдов и детей, которые не дождались на берегу своих мужей и отцов, - наглотавшись воды, едва живая от пережитого страха — не только ты раньше никогда ни в кого не стреляла, в тебя тоже никто никогда раньше не стрелял, - едва в состоянии шевелить руками и ногами — ты просто не могла ими двигать интенсивнее, температура воды не позволяла, озябшая настолько, что тебе казалось, будто миллионы иголок впиваются тебе под кожу, - ты готова была душу продать за то, чтобы вернуться в тот самый момент времени, когда отец Крис приказал тебе сваливать из лодки. Какого дьявола ты его не послушала?! Он оказался рядом — пресвятой Хемсворт. - Двигайся, слышишь?! - заорал он тебе в лицо. - Перестанешь двигаться — и ты труп! До берега всего ничего! И он поплыл, рассекая волны, и ты поплыла за ним следом. Вернее, тебя понесло течением. Сама бы ты не доплыла. Благо, один из островков и в самом деле был недалеко. Благо, Ноа Снорсен решил, что вы оба погибли, и не стал преследовать вас дальше. Благо, на островке, куда вы выбрались через долгих пятнадцать минут бултыхания в ледяной воде, был рыбацкий домик. - Вставай! - отец Крис отвесил тебе пару звонких оплеух. Ты лежала на холодном песке, словно выпотрошенная рыба. Ты просто не могла шевелиться. - Вставай! Он вздернул тебя на ноги. Встряхнул хорошенько. - Шевели ногами, ну! Остановишься — и ты труп! Ты замотала головой что есть силы. Ни на что другое сил у тебя не было. Он, кажется, понял. По крайней мере орать не стал. И по щекам бить тоже. Было темно — пока вы боролись с волнами, ночь окончательно накрыла фьорды, - но ты видела его лицо. Оно было совсем близко. И ты видела, как он смотрит на тебя — ему не было тебя жаль, но он волновался за тебя. Ты видела это в его глазах — ему было не все равно. - Держись за меня! - попросил он, подставляя плечо. - Я не смогу нести. Просто держись. И ты сделала шаг. А потом еще один. Долгая дорога в пятьдесят метров до рыбацкого домика. Самая долгая дорога в твоей жизни. Ты поняла, почему он не смог бы дотащить тебя до убежища, когда, оказавшись внутри, отец Крис приказал: - Раздевайся! Снимай мокрое, живо! И сам начал раздеваться, не подумав даже отвернуться, чтобы не смущать тебя. - Вон плед! На кровати! - кивнул он головой куда-то в сторону. Ты и правда увидела в углу кровать. И от души поблагодарила владельца рыбацкого домика за то, что по крайней мере вам с Крисом можно будет укрыться чем-то сухим. Чем-то теплым. - Кр… Крис… - твои зубы выбивали дробь, когда ты попыталась заговорить. - Ты… плечо… - Знаю, - процедил он, - Ноа зацепил... - Т...тебе… надо к… к врач… - Врача здесь нет, - он как раз накинул второй плед на плечи, зашипев сквозь зубы, когда колючая ткань задела раненое плечо. - Посмотри в шкафу… Сиди, я сам… И он принялся ковыряться в старом, грубо сколоченном шкафчике в поисках припасов. В шкафу обнаружились спички. А в маленьком камине угли и связка дров рядом. Когда огонь разгорелся, и в домике стало чуть светлее, ты нашла на полке початую бутылку водки. И, порвав простынь на бинты, используя водку как дезинфектор и обезболивающее, кое-как завязала рану отцу Крису. Он почти ничего не говорил во время этой неприятной весьма процедуры. И только потом, когда ты закончила, коротко поблагодарил тебя и заставил допить оставшуюся в бутылке водку. - Живо в постель! - почему-то он всегда командовал. Ты решила, что это он от страха. Застрять с перепуганной девчонкой на отдаленном фьорде, без средств связи — телефоны ваши, как и твоя рация, ясное дело, от воды лучше работать не стали — к тому же без воды и еды, без лодки — самое главное, без лодки — это кого угодно испугает. Оставалось надеяться только на то, что хозяин домика часто ходит на рыбалку. Или что Курт прочешет все фьорды и найдет вас. Ты выполнила его команду, не пытаясь даже поспорить. Несмотря на пляшущий в камине огонь и только что выпитую изрядную порцию спиртного, ты все еще чувствовала себя так, словно тебя высекли из огромной глыбы льда. Тебе казалось, что уже никогда и ни за что ты не сможешь согреться. Что тепло — это что-то недостижимое. Что ты это не заслужила — такую малость: просто чтобы тебе было тепло. Это была истерика, отходняк, как угодно назови — но ты вдруг разрыдалась. Нет, ты не ревела белугой, размазывая по лицу слезы и сопли. Просто вдруг лед внутри тебя начал подтаивать и катиться вниз по щекам. Ты чувствовала, какой обжигающе холодный этот лед, который сейчас пролился слезами, и ты позволяла им катиться, не пытаясь даже смахнуть. - Магда! - позвал отец Крис. Ты посмотрела на него — он был бледен, даже в неярком свете камина тебе было видно, что кожа его белая, как мел, а губы слегка посинели. Его чуть потряхивало — от боли в плече, от такого же обжигающего холода, что прошивал сейчас тебя изнутри. Ему было страшно — так же страшно, как и тебе. Но он не позволил тебе сегодня погибнуть. Захлебнуться в холодных, горьких, как слезы тысяч вдов — волнах. Он говорил тебе: «Двигайся!» Потому что в движении и заключалась сама жизнь. - Крис! - ты вцепилась в его плечи, и наплевать тебе было на то, что в одном плече у него дырка. Хемсворт бросил тебя на кровать. В прямом смысле швырнул. У него не было к тебе ни капли чертовой нежности. У тебя к нему этой нежности не было и подавно. Тебе просто было холодно. Он целовал тебя, а ты целовала его в ответ. Но даже в поцелуях ваших нежности было не больше, чем… Да ни фига не было нежности в ваших поцелуях. Одна лишь потребность выжить. Согреться дыханием другого. Напиться тепла досыта. - Двигайся! - на этот раз скомандовала ты, когда он накрыл тебя собой. Когда притерся так близко, что между вашими телами, казалось, и волос нельзя было бы просунуть. Он не тратил время на долгую прелюдию. Он просто трогал тебя, гладил, мял, подчинял себе. Ты ни за что бы не приняла сейчас от него ласки и нежности. Тебе не нужна была ласка. Тебе нужна была его сила. Его сорванные стоны. Его пот, который капал со лба Криса тебе на грудь. И его дыхание — его горячее дыхание, которое теперь, наконец-то, обжигало. Тебе было жарко в его объятиях. Тебе было восхитительно жарко и так же восхитительно хорошо. - Не смей останавливаться! - выдыхала ты на каждый его уверенный толчок, на каждое его сильное движение внутри тебя. Не смей останавливаться! Потому что движение — это жизнь. Кто бы назвал то, что происходило сейчас между тобой и Крисом, «занятием любовью» - ты бы дала ему в глаз, не задумываясь. Занятия любовью — это что-то такое сопливо-выхолощенное, из книжек и глупых фильмов, которые так любила твоя покойная матушка. Вы же с Крисом пытались выжить. Всего лишь. Вы с Крисом дали новую жизнь в том самом рыбацком домике, где вы спаслись от стихии. И от убийцы. Вас нашел на следующее утро хозяин домика, когда после ночной непогоды приплыл на островок порыбачить. Вы узнали, что Ноа Снорсен погиб в ту ночь — его лодка перевернулась, и он захлебнулся горечью слез тысяч вдов. Тебе дали повышение по службе. Курт объявил об этом, и ты видела гордость в его глазах. И ты гордилась собой тоже. И ты даже гордилась тем, что собиралась одна растить ребенка. Того самого, что вы зачали с Хемсвортом, пытаясь выжить. Ты позвонила отцу Крису. Ты сообщила ему о беременности, и он примчался тут же. Он не обещал быть мужем. Но он обещал быть отцом и заботиться о ребенке, чего бы это ему ни стоило. И он заботился. Магни родился в срок. И Крис, сияя счастливой улыбкой, целовал его маленькие ручки, ножки, ворковал что-то по-норвежски, а потом целовал тебя. И опять в его поцелуях не было нежности. В них не было любви. Тогда, восемь лет назад, ты уже догадывалась, что всю свою жизнь тебе придется ревновать Криса к его богу. То есть ты подумать не могла о том, что Крис будет… Он просто будет в твоей жизни. Не как муж. Но как мужчина. Он прилетал к вам с Магни так часто, как только мог. Он отдавал сыну все свое свободное время. Он возился с ним, он души в нем не чаял. Он убил бы за Магни. Потому что медведи всегда убивают за своих детенышей. Он был из этой породы зверей — диких и сильных. Куда там львам! Кто вообще выбрал их в цари? Иногда Крис оставался на ночь. Ты спрашивала его — почему он остается? Нарушает все свои обеты. Предает своего Бога. Ты все надеялась услышать ответ, что он… не любит, нет — никто бы не смог перебить любовь Криса к Господу — но ты хотя бы надеялась... Ох, ты сама не знала, на что именно ты надеялась, когда позволяла Хемсворту оставаться. И еще ты ненавидела его отпускать. Каждый раз, как он покидал твой дом... Каждый чертов раз где-то внутри тебя что-то умирало. Чтобы воскреснуть в следующий раз, когда он постучит в твою дверь. Когда он улыбнется счастливой улыбкой своему - вашему - сыну. Когда он стиснет тебя в своих медвежьих объятиях. Ты и сама была немножко медведицей. Он же отвечал просто: - Там, кугда я ухожу от вас с Магни, я не принадлежу сам себе. Там есть Бог, и я должен жить во славу Божия. Здесь, с тобой и сыном, я хочу просто быть человеком. Понимаешь? Ты, наверное, понимала. И, наверное, ты однажды приняла это: тот факт, что Крис будет приезжать к вам для того только, чтобы почувствовать себя человеком. Своим женским - медвежьим на самом деле - чутьем ты знала, и знание это грело тебе сердце: рядом с тобой и Магни Крис чувствует себя живым. И это знание помогало тебе его отпускать.***
Сейчас, глядя на его брата — Торстейн и впрямь похож на Криса, как две капли воды, только вот отчего-то тебе казалось, что в нем как будто бы больше жизни. Это, наверное, потому, что Торстейн никогда не умирал в ледяных горько-соленых водах. Это, наверное, потому, что ты никогда не воскресала в объятиях Торстейна. Ты вспоминаешь, как его брат говорил однажды: - Тор такой же, как я, только лучше. И на твой вопрос «Почему?» с грустью отвечал: - Потому что Тор никогда не притворялся святым.