Мea máxima culpa

ТОМ

- Давай начнем с чашки кофе, - предложил отец Крис. Я зацепился за это «начнем», потому что на тот момент мне нужно было хотя бы за что-то зацепиться. Обещание какого-то нового начала, прозвучавшее в этой фразе… Скорее всего, Хемсворт не имел в виду ничего другого, кроме как выпить эту самую чашку кофе, и ничего со мной начинать не желал вовсе, но тем не менее это слово прозвучало, и я интерпретировал предложение святого отца так, как мне было угодно. После того, как я узнал горькую, сумасшедшую (во всех смыслах) правду о своих родителях, после того, как меня едва ли не пинком под зад вышибли из моего бывшего — с некоторых пор ставшего снова настоящим — рабочего кабинета в Скотланд-Ярде, после того, как я сам вышиб из своей жизни Тора — в который уже раз, - после всего этого я понял, что жизнь моя, не то чтобы очень удачная, не то чтобы очень счастливая, никогда больше не будет прежней. Хоть я и ненавидел такие банальности, как «жизнь никогда не будет прежней», или вот еще: «жизнь разделилась на «до и «после» - тем не менее я действительно чувствовал себя так, как будто бы все, что было ранее в моей жизни, что и составляло мою жизнь, - все это закончилось. И мне нужно было, чтобы началось хоть что-нибудь, чтобы я мог продолжать жить дальше. Пусть это будет простая чашка кофе. Отец Крис привел меня в маленькую кофейню, что находилась недалеко от церкви святого Луки. Удивительно, но посетителей не было совсем, хотя, казалось бы, в этот утренний час люди должны были спешить выпить кофе перед очередным рабочим днем. Но тем не менее в заведении мы с преподобным были одни. Если не считать скучавшего за стойкой паренька-баристы. Его, похоже, привлек отец Крис — вряд ли посетители в сутане частенько заходят в эту кофейню. Парень пялился на Хемсворта, как на чудо природы. Тому даже пришлось два раза повторить заказ, пока тот не отмер и не принялся готовить нам кофе. Отец Крис взял себе простой эспрессо. Я же заказал какой-то сложный напиток на банановом молоке — жутко сладкий, покрытый сверху шапкой взбитых сливок, маршмеллоу, да еще, вдобавок с парой вафельных трубочек. Хемсворт, увидев этот шедевр кофейного искусства, сморщился и смешно фыркнул, пообещав, что у меня обязательно от такого количества сахара задница слипнется. В другой раз я бы не преминул бросить какую-нибудь пошлую шуточку относительно моей слипшейся задницы, только сейчас мне шутить не хотелось. Мне просто хотелось сладкого. И я выкинул из головы еще одну банальность про «подсластить пилюлю». - Если хочешь знать, я считаю, что мой брат был не прав, когда скрыл от тебя информацию о родителях, - Крис сделал маленький глоток из крошечной чашечки. Серьезно, я никогда не понимал, что за удовольствие глотать эту горькую бурду, да еще из таких наперстков. Но, похоже, отец Крис любил, когда горько. Потому что он даже глаза на миг зажмурил, проглотив черную вязкую жидкость — даже на вид она была не аппетитной. - Если хочешь знать, мне все равно, что ты считаешь, - из вредности ответил я. И тут же поспешил извиниться. Все же Хемсворт-младший не обязан поить меня кофе и вообще со мной возиться. Однако же он поит и возится. Не иначе брательник попросил. «Ты тут присмотри за ним, бро!» - типичный Тор. - А знаешь, что еще я думаю? - спросил Крис, проигнорировав мою невежливость. - Я думаю, что ты вполне себе имеешь право злиться на Торстейна, ты можешь злиться на меня, на Виктора Ланге, на весь свет, и эта твоя злость вполне оправдана. Но скажи мне, Томас, что если бы твоими родителями… твоим родным отцом оказался, к примеру, гениальный пианист? Что бы ты тогда сделал? Выучился бы играть на пианино? Если бы твоим отцом был известный хирург, который спас сотни жизней — ты бы поступил в медицинский? Если бы твоим родным отцом был… - Я тебя понял, падре, - перебил я святого отца. - И поверь, я даже ценю это — то, что ты пытаешься вдолбить в мою не протрезвевшую еще голову тот факт, что дети не отвечают за своих родителей. Но все же гениальный пианист — это не то же самое, что сумасшедший серийный убийца. - Кто знает, - тонко улыбнулся отец Крис, - где проходит грань между гениальностью и сумасшествием. - И тем не менее… - И тем не менее, Том, ты прожил без малого сорок лет. Ты всю сознательную жизнь служил в полиции и имел доступ к оружию. Тебе когда-нибудь приходилось его применять? Ты кого-нибудь убил, Томас? Я смотрел на отца Криса. Его лицо в чуть приглушенном свете маленького кафе сейчас казалось мне неясным, нечетким. Как если бы нас разделяла решетка конфессионала. Не то чтобы я чувствовал себя, как на исповеди. Хотя, наверное, это и была она. Не я ли всего каких-то пару часов назад просил преподобного об отпущении грехов? Наверное, мне и правда везло, если за все то время, что я провел на службе в полиции, мне пришлось отнять жизнь всего один раз. Вряд ли короткое словечко "всего" может служить оправданием. Но, признаться, я не нуждался в оправдании своего поступка. По крайней мере на тот момент. Когда я застрелил Хорька, этого выродка, который торговал детьми, я не почувствовал ничего, кроме глубокого удовлетворения. Пусть потом я частенько просыпался по ночам, пусть после Хорек являлся мне в кошмарах, но и кошмары вскоре перестали меня мучить. Ведь рядом был Торстейн. В его сильные теплые руки я всегда мог завернуться, чтобы спрятаться от мучительной бессонницы. Сейчас Тор был далеко. А его брат вряд ли станет баюкать меня в крепком кольце своих рук, но по крайней мере его брат может отпустить мне тот давний грех. Впрочем, мы же не на исповеди. Итак, если бы я был набожен, как хотел бы того покойный отец Джон, я бы не уставал говорить «спасибо» Создателю за то, что пуля, выпущенная из моего табельного, украла только одну жизнь. Я рассказал об убийстве Лео Митчела по прозвищу Хорек святому Крису. И он слушал меня молча, закусив нижнюю губу, и смотрел, казалось, сквозь меня. Как будто думал не о том, что я ему говорю, а о чем-то своем. О чем-то давнем... В общем, это было что угодно, кроме исповеди. - Может быть, ты кого-нибудь изнасиловал? - наконец, произнес святой отец после того, как я закончил свой рассказ. Отчего-то он никак не хотел комментировать услышанное. И я был уверен - это не потому, что он осуждает этот мой поступок. - Ты взял хоть раз кого-то силой, Томас? Я опять качнул головой. Однажды — и я до конца дней своих не забуду тот кошмар — один грязный подонок взял силой меня. А после едва не продал, как до меня продавал многих мальчиков — еще одному грязному типу, который поставлял грязным типам всех мастей игрушки для удовольствия. Мне удалось сбежать. Чудом — не иначе. И за это чудо я тоже благодарил бы Господа, если бы только в него верил. Нужно ли говорить, что у меня и мысли не было о том, чтобы сотворить с кем-нибудь такое? Чтобы надругаться над чьим-нибудь телом? - А теперь ответь мне на последний вопрос, - и Крис Хемсворт одним глотком осушил свой кофейный наперсток. - Сколько жизней ты спас, Хиддлстон? Сколько людей остались в живых потому только, что ты покарал убийцу? Одна отнятая тобой жизнь против многих спасенных. Оно того стоило, Том? Скажи мне, если бы все повторилось вновь: ты и этот самый Митчел, и у тебя в руках пушка. Ты бы дал ему шанс, Том? Ты бы оставил его в живых? - Крис! Ты сейчас пытаешься… - Я пытаюсь тебе сказать, что ты как был хорошим полицейским до того, как.. Как это все на тебя свалилось... Так ты им и остался. Когда ты поступал в Академию, то проходил психологические тесты, так? Если бы у приемной комиссии была хоть капля сомнений в твоей пригодности к службе — разве же они зачислили бы тебя на курс? - Причем тут комиссия, Хемсворт?! - повысил я голос. - Причем тут гребаные тесты, если я сейчас сам в себе сомневаюсь? Ланге, кстати, тоже имеет большие сомнения относительно моей профпригодности… - Тебя не уволили, Том. Тебя отстранили. Подумай, может быть, стоит потратить освободившееся время на что-то более продуктивное, нежели как напиваться да жалеть самого себя? Тебе, можно сказать, повезло. Сын убийцы — ты сам отнял одну жизнь. В то время как я — служитель святой матери церкви, да к тому же сын порядочных людей — отправил на тот свет двоих. И знаешь кто был одним из них, Томас? - Ты?! - удивленно воскликнул я. - Ты… Но как ты… Разве священник может прикасаться к оружию? - Не может, - сердито прищурился отец Крис. - Но я не простой священник. И я говорил уже, помнится, что ни одну заповедь я не смог не нарушить. - Слушай, ты не обязан, правда, - я чуть замялся. Действительно, это же я просил сегодня Хемсворта об исповеди. И не был уверен сейчас, что хочу выслушивать откровения самого святого отца. - Это было четыре года назад, - отчего-то Крис хотел выговориться. И отчего-то именно мне. - Институт внешних дел совместно с сотрудниками римской полиции накрыли сеть торговцев живым товаром. Какие-то подонки подсаживали на наркотики подростков, в основном сирот или же детей из неблагополучных семей. А после продавали их в подпольные бордели. Я был в составе группы, которая накрыла один такой притон. Можешь себе представить, Томас, что я там увидел? Я осторожно кивнул. Я очень хорошо себе это представлял. - Один из смотрителей заведения… У него в руке был пистолет, и он направил его на девочку, которая была ближе всех к нему. Он просто целился девчонке в голову, а та, казалось, и не понимала, что вообще происходит, она была обдолбана по самые гланды. - Что ты сделал? - тихо спросил я. - Что сделал? - кадык святого отца дернулся, он тяжело сглотнул. - Я не помню, почему не воспользовался оружием. Да, мне полагается оружие, когда дело, которое я веду, может оказаться настолько опасным. И да, мне полагается индульгенция, если вдруг придется оружие применить. Так вот я не воспользовался пистолетом. Я вышиб ствол из рук этого гада. Он тоже был под кайфом. И я задушил его. Вот этими самыми руками я задушил его, Томас. Я чувствовал, как жизнь уходит из его напичканного дурью тела, и я думал о том, что это и есть Божье благословение — что я могу очистить мир от такой скверны. - Бог карает за всякое убийство, - тихо произнес я. - Значит, меня ждет кара Божья, - светло улыбнулся отец Крис. А мне вдруг не по себе сделалось от этой его улыбки. Я сделал большой глоток своего не в меру сладкого… даже кофе нельзя было назвать то, что я сейчас пил. Если в большом бокале, увенчанном шапкой из взбитых сливок, и был кофе, то его было еще меньше, чем в наперстке преподобного. И я выпил изрядный глоток этого сладкого пойла, потому что мне стало вдруг горько, потому что я представил себе, как жестокий бог Криса может покарать его за то, что он избавил этот мир от подонка, торгующего детьми. От подонка, направившего пистолет на маленькую девочку. - Так что сам видишь, Томас — вот мы сидим тут, один напротив другого: сын серийного убийцы и сын порядочного человека. И я пока что веду в счете. Да, это страшный счет, и не дай бог никому его открыть. И несмотря на то, что на наших с тобой руках кровь, мы оба заинтересованы в том, чтобы тот, кто убивает сейчас женщин, сел в тюрьму. Ты можешь заниматься самокопанием. А можешь довести до конца то, что начал. В любом случае — решать тебе. - Мы оба делали то, что должны были, - тихо произнес я. - Ты так себя утешал после, Томас? После того, как застрелил подонка? Ты повторял себе, что делал то, что должно, чтобы легче было засыпать по ночам? - Отпусти мне этот грех, преподобный, - так же тихо попросил я. - Помнишь, что я говорил? - покачал головой отец Крис. - Чтобы получить прощение, ты должен искренне раскаяться. Каешься ли ты, сын мой, за то, что совершил убийство? Я лишь усмехнулся в ответ, а Хемсворт ответил мне совершенно серьезно: - Значит, нас обоих ждет кара Божья. - Это Тор тебя попросил? - спросил я после длинной паузы, в течение который мы с Крисом молча смотрели друг другу в глаза. Я бы не сказал, что мы стали ближе друг другу после этого разговора. Как и не стал бы говорить, что после этого разговора мне стало легче. Я еще не был готов сделать выбор. Я еще не был готов… Новое начало, на которое я рассчитывал, услышав предложение отца Криса о чашке утреннего кофе, пока еще было весьма туманно. И кто знает, начало чего именно было положено этим утром, в полумраке лондонского кафе, пропахшего кофе и корицей? - Тор попросил меня о чем? - уточнил Хемсворт-младший. - О том, чтобы ты… Ну вот об этом — и я окинул взглядом маленький зал кофейни. - Чтобы ты меня поддержал, что ли… - Мой брат ни о чем меня не просил, - ответил Крис. Как-то так ответил, что я ему сразу поверил. - Я не Торстейн, и я не буду носиться с тобой, как с писаной торбой. Но Торстейн любит тебя. А раз мой брат кого-то выбрал, значит этот человек достоин его любви. Торстейн слишком хорош, он слишком… Слишком хорошо чувствует людей, чтобы отдать свое сердце… - Торстейн понятия не имел, когда связался со мной… - Да хватит! - рубанул Крис ладонью по столу. Парнишка за барной стойкой даже наушники из ушей вынул и уставился на нас перепуганными глазищами. - Извини, сын мой, - махнул ему рукой отец Крис и продолжил, обращаясь уже ко мне: - Хватит заниматься самоуничижением! А впрочем… Это не мое дело… Он начал подниматься из-за стола, а я, устыдившись — и впрямь, разнюнился, как монашка, - потянул отца Криса за руку, возвращая того на место. - Ты прав, падре, - и я покаянно склонил голову. - Ты прав… Просто мне сейчас… - Тебе сейчас непросто, - скаламбурил — неудачно, впрочем, Хемсворт. - Но и мне непросто тоже. Мой брат вчера пошел на должностное преступление. Из-за тебя, между прочим, И я ему в этом помог. - Что?! - искренне удивился я. Отец Крис потер разбитые костяшки. Надо же! А я и не заметил, что у него с руками. - Мы разговаривали с продавцом… С тем, кто мог достать редкий яд, которым были убиты отец Джон и Джейсон Стоун. Этот человек… Ленни… Он показал на тебя. - То есть как это на меня? - я все еще не понимал, о чем это толкует преподобный Хемсворт. - Ленни сказал, что ты пытался купить у него яд. - Я?! - удивлению моему не было предела. - Вот и мы с братом удивились. Однако Тор не поверил Ленни. Он бы не поверил, даже если бы ты лично признался, что отравил обоих. - Я никого не травил! - Тогда как ты объяснишь, почему Ленни утверждает, что именно с тобой он договаривался о поставке яда? - Черт… Я понятия не имею! Я никогда не слышал ни о каком Ленни. Если предположить, что я когда-то перешел ему дорогу… Это какой-то бред… Это на самом деле был бред. Сюрр. Кошмар. Я совершенно не понимал, зачем кому-то незнакомому было нужно оболгать меня. - Подожди! Какого числа состоялась наша, якобы, встреча с Ленни? - ухватился я за соломинку. Крис назвал дату. Я нахмурился, вспоминая, чем был занят в тот день. Мне всегда было жаль бедолаг, которым предлагалось быстренько вспомнить на допросе: «Что вы делали одиннадцатого числа прошлого месяца между девятнадцатью и двадцатью часами?» Я — убей бог — не помню, что я делал… Точно! - Точно! - обрадованно воскликнул я. - В тот день я был в Гааге, в штаб-квартире Европола. У одного из моих коллег по отделу родилась дочка. Я отвозил его, пьяного, домой. Поэтому никак не мог встречаться с Ленни в Лондоне. - Я проверю, - строго пообещал отец Крис и, убрав руки под стол, как будто бы стеснялся сбитых костяшек, добавил: - Тор настоятельно просил не привлекать пока Ленни к даче показаний. И мне пришлось немного припугнуть этого не особо чистого на руку продавца, что если он не будет держать язык за зубами, и даже в своих кругах начнет трепаться о том... - Я понял! - перебил я преподобного Хемсворта. И ты можешь обпроверяться - я не встречался с Ленни ни в тот самый день, ни в какой другой. И я с удовольствием допил свой слишком уж непохожий на кофе кофе, и, попросив у бармена стакан воды — запить эту сладость — отошел отлить. - Что ж, я вижу, ты протрезвел более-менее, - констатировал пресвятой Хемсворт, когда я вернулся из туалета. Я выпил воды, с наслаждением чувствуя, как она смывает из пищевода противную сладость. Взгляд отца Криса, каким он окинул меня после того, как я вернулся за наш столик, был теплым, и я вновь вспомнил о том, что мне, кажется, предлагали что-то там начать… Только вот начинать сейчас что-либо я был решительно не готов. То ли спиртного накануне было выпито слишком уж много, то ли сказывалась бессонная ночь, то ли стресс от известия — кошмарного известия о моих родителях, - а скорее всего все это вместе, но единственное, что мне хотелось, это спать. Долго, без сновидений. Хотелось уснуть, а проснуться отдохнувшим и готовым к этому самому новому началу. Смутно помню, как мы доехали до отеля, где я остановился. Кажется, отец Крис посадил меня в автомобиль. В памяти отложилось, как я пытался усесться — или улечься? - на заднее сиденье, и как преподобный убрал какие-то бумаги, чтобы я их не помял. Бумаги, исписанные от руки. Я хохотнул — мне показалось, что одну фразу, написанную по латыни, я видел, когда обыскивал дом отца Джона в ту ночь, когда на меня напали. Incipiunt fratres inter se pugnare... Saeculum procellarum et luporum ante mortem mundi* Эта фраза врезалась мне в память, когда я перебирал бумаги, найденные в столе покойного священника, и вот теперь она вновь попалась мне на глаза. Впрочем... Я бы не смог поручиться за то, что сейчас прочитал латинский текст точно. После преподобный тащил меня до гостиничного номера. Или же я сам шел? Мне было немного стыдно. Но лишь немного. А когда святой отец снимал с меня ботинки, мне стало совсем все равно. Хорошо, что он хотя бы брюки с меня не додумался снять. И на том спасибо! Это я обнаружил, когда проснулся поздним вечером. Проснулся после долгого тревожного сна. Если я и мечтал о сне без сновидений, то впустую. Мне снилась снежная вьюга и вой собак. Мне снилось, будто бы я — это кто-то другой. Этот кто-то был зол, как тысяча демонов, и так же, как тысяча демонов, силен. Мне слышался голос — этот голос повторял какие-то незнакомые мне, Тому Хиддлстону, слова на незнакомом же языке. Тот, другой, кем я был во сне, смысл этих слов понимал. Я не хотел им быть. Я хотел как можно быстрее проснуться Томом Хиддлстоном. В своем гостиничном номере, а не посреди снежной вьюги. И я проснулся, чувствуя, как замерзаю, будто бы и впрямь в пургу попал. Оказалось, что всего лишь не закрыто окно. А за окном поливает вовсю ливень. Не вьюга, нет. Всего лишь лондонский дождь. Я помню, как прежде чем укрыть меня покрывалом, пресвятой Хемсворт дотронулся пальцем до моего лица и погладил меня по щеке. Наверное, мне всего лишь показалось. Я помню, как он произнес: «Идеальный» - выговорив это слово по складам: и-де-аль-ный! Наверное, это должно быть чертовски приятно — когда идеальный Крис считает идеальным тебя. И мне было приятно. И немножко тревожно. Приняв душ, я позвонил Кейси. И полчаса его уламывал на то, чтобы он выбил мне пропуск в закрытую психиатрическую лечебницу, где содержался… Я даже в мыслях не хочу произносить «мой отец». Где содержался Джек Соммерсет. А после того, как уговорил Кейси, до самого почти что рассвета читал все то, что смог найти в сети про те убийства, которые совершил Джек. К материалам уголовного дела у меня доступа не было. Да и вряд ли будет. Даже если меня восстановят в должности. Сон вновь сморил меня, когда я, устав от долгого всматривания в монитор, лег и прикрыл уставшие глаза. На этот раз мне ничего не снилось. И проснулся я, как и хотел — отдохнувшим и… - Обслуживание в номерах! - услышал я стук в дверь и поспешил открывать. На пороге стоял отец Крис. Перед собой он катил тележку, на которой обычно развозят заказы постояльцам гостиницы. - Любишь ролевые игры, падре? - хохотнул я, открывая крышку, которой было накрыто блюдо. Пышный, горячий, сочный омлет, рядом с которым еще дымились пару тонких ломтиков бекона. И вместе с этим кофейник, полный ароматного, крепкого, несладкого — и хорошо, что так, иначе правда задница слипнется, — кофе. - Поиграем в официанта и капризного клиента? - сам не знаю, откуда оно возникло — это игривое настроение с утра. - Ты как? - спросил отец Крис, тревожно всматриваясь мне в лицо. Принимать мою шалость он не желал. - Думал, я попытаюсь… Я смогу что-то с собой сделать? Так твой брат забрал мой пистолет, а вешаться на собственном галстуке — это как-то пошло. К тому же, знаешь… - Я не думал, что ты сделаешь что-то подобное, Томас. Иначе я бы не оставил тебя в эту ночь. - Звучит максимально пошло, падре, - я попытался изобразить кокетливую улыбку, но вышло откровенно паршиво. Почему меня так и тянет его подначивать? Почему он не ведется на подначки? Он же сказал: - и-де-аль-ный... Хотя… возможно, мне это просто почудилось.