Мea máxima culpa

Ночь… Снег падает неспешно, лениво. Укрывает все вокруг тонким пушистым пледом. Это было бы даже красиво — укутанный в снежную шаль, врезавшийся в темную гладь залива волнорез, громада дебаркадера рядом, чуть скрытая за снежной пеленой, и там, вдалеке низкие строения, судя по всему, совсем заброшенные, сейчас почти что невидные из-за плотно идущего снега. Тихая, темная, неживая красота. Крис мог бы любоваться ею, если бы не присутствие людей. Люди способны испортить любую красоту, если зададутся целью. Еще чаще они портят все, к чему прикасаются, не имея вообще никакой цели. А уж о том, что они могут испохабить во имя ими же выдуманной, некоей высшей цели — о том вообще речи нет. В десяти случаях из десяти эту цель они оправдывают промыслом Божьим. Глупые чада его! Бог давно от вас отвернулся, только вы по наивной дурости своей все еще думаете, что Ему есть до вас дело. Всполохи полицейских маячков вспарывают темноту. От перемигивания красного и синего глазам больно, и Крис поднимает голову, вглядываясь в ночное небо, ловя на лицо медленные, ленивые снежинки. Он постоял бы так минут пять — просто уставившись в ночное небо, не думая ни о чем. Иногда нужно просто «выключать» голову, позволять себе перезагрузку, чтобы внутренняя программа не засбоила в самый неподходящий момент. Он бы просто постоял тихо, глядя на то, как снежинки плавно скользят в темноте, ему и нужно-то всего ничего, всего несколько минут тишины и покоя. Несколько минут, чтобы не думать о том, что они с братом только что вернули к жизни Магду. Его Магду… Надолго ли?.. - Что замер? Пошел, ну! Чувствительный тычок в спину заставляет сделать шаг. И еще один. Крис поводит плечами, как будто бы это может помочь. Как будто бы двое полицейских, что сейчас взяли его в клещи, могли бы отпустить. Позволить пройти самому хотя бы жалкие пару десятков метров до машины. Какое там! Он сплевывает на землю. Если бы не ночь, если бы не гирлянды полицейских огней, снег бы под ногами окрасился алым — удар у Торстейна что надо. Не кулаки — молоты. Если бы папаша Курт не остановил их с братом дуэль, это не кончилось бы добром. Нет, не кончилось бы! Это тоже красиво — алое на белом. Крис усмехается про себя: чертов эстет! - и сплевывает еще раз, на этот раз на ботинок держащему его слева полисмену. Это не так красиво, это вообще отвратительно, и преподобный Хемсворт получает еще один тычок в спину, чуть более увесистый. Да и наплевать! - Голову! - чужая ладонь ложится на макушку, когда его усаживают в патрульную машину. Крис склоняет шею — удариться затылком не входит в его планы, хотя к чему эта псевдо-забота сейчас? Разве без посторонней помощи он не в состоянии забраться в автомобиль, не ударившись при этом головой? Идиотизм! Раздражение поднимается изнутри медленно, но уверенно. Скребется растравленным зверем, царапает прутья-ребра в тщетной попытке выбраться наружу. Крис не даст сегодня зверю разгуляться. Не сегодня, и не завтра тоже. Время еще не пришло. Йоль еще не наступил. Машина трогается с места — резко, слишком резко. Кто-нибудь, скажите этому горе-водителю, что отпускать сцепление нужно плавно! Сидеть с заломленными назад руками неудобно. Да еще два тела по бокам наваливаются — салон тесный, для них троих слишком тесный. Но бывало хуже. Хуже, чем будет дальше, быть не может. Зверь, что сейчас царапается, недовольный, это точно знает. Тихо! Тихо, успокойся! - приказывает Хемсворт самому себе, делает глубокий вдох и медленно выдыхает. - Тихо, еще не время… Через полчаса его оставляют в покое. Его наконец-то оставляют одного, и пусть пространство допросной небольшое: пять шагов вперед, развернуться и пять шагов назад, и снова вперед — и впрямь зверь, запертый в клетку. Да и кто ты такой, по сути? Пусть так, только бы остаться одному! Крис оглядывает свое временное прибежище, замечает в углу красный глазок видеокамеры, очаровательно улыбается тем, кто сейчас, возможно, наблюдает за ним снаружи. Ладони чешутся от невозможности сложиться во всем известную комбинацию, демонстрирующую наблюдателям средний палец. Но в самом деле — преподобный Хемсворт не босяк уличный, и кто бы сейчас за ним не приглядывал, он не увидит от отца Криса дешевых жестов. Только не от него! Потомок Ведель-Ярлсбергов, без пяти минут директор ИВД Ватикана... Они что же? Все они во главе с доблестным старшим инспектором Валландером всерьез считали, что смогут удержать его здесь? Что они могут предъявить ему нелепое обвинение в покушении на жизнь Магды? Его Магды? Они правда полагали, что смогут удержать зверя? Но сейчас Крис улыбается широко, скалит белые клыки — смотрите, пока можете, пока я разрешаю вам смотреть! Вот он я — не кусаюсь и не пытаюсь бежать. Вы сами меня отпустите. Сами откроете двери, да еще извинения принесете. А пока что можете считать, что вам удалось посадить зверя в клетку. Магда — ей почти что это удалось — приручить. Только рядом с ней одной зверь ласкался и мурлыкал. Но ему не позволили быть рядом с Магдой. Быть с ней сейчас, когда нелюдь процарапал на её щеке уродливую руну. Быть с ней, чтобы поделиться теплом, чтобы накрыть ладонью изуродованную щеку, чтобы шепнуть на ухо что-нибудь нежно-ласковое. Вы не позволили, заперев вместо этого в клетку. Вам же хуже! Минуты текут медленно. Еще медленнее, чем падает с ночного неба плотный снег. Ночи перед праздником Йоля снежные. Так и должно быть. Все идет так, как должно быть… Минуты текут медленно. Складываются в часы. Сколько их уже прошло? Хронометр с него сняли, смартфон изъяли, но зачем ему механизмы, когда есть внутреннее чутье? Есть инстинкты, и именно благодаря им Крис выживал не раз. Выживал, чтобы раз за разом возвращаться к своей Магде. И к своему детенышу. Вместе с часами с него сняли крест. Глупцы! Уж не подумали ли они о том, что он может что-нибудь сделать с собой, воспользовавшись тонкой золотой цепочкой? Однако, без креста неудобно. Иногда стоило только прикоснуться к маленькой фигурке Спасителя, сжать её в ладони, и тогда приходило спокойствие. Ненадолго, но тогда зверь внутри него переставал рычать и рваться. Сейчас бы это не помешало. Сейчас все силы уходят на то, чтобы не дать ему вырваться на свободу. Пока еще рано. Еще немножко потерпеть! Лязг дверного замка — Крис пытается не вздрогнуть от этого звука, который бьет по нервам — нервы не к черту. Ему бы поспать, совсем немножко. Еще раз глубокий вдох и медленный выдох! И улыбнуться! Улыбнуться — пусть краешком нервно сведенных губ, но все же продемонстрировать вошедшему Валландеру свою открытую улыбку. Пусть не думает что, промариновав его в этой тесной клетке целых три часа, он имеет над ним преимущество. Пусть он не догадывается о том, как напряжены нервы. - Кристофер Хемсворт, вы задержаны по подозрению в нападении на сотрудника полиции Стокгольма Магду Энн Мартинссон, - спокойно глядя ему прямо в глаза произносит старший инспектор Валландер. - Во время задержания вам разъяснили ваши права? - Ваши люди были столь любезны, Курт, что объяснили мне, на что я имею право, и на что нет как раз в перерывах между тычками под ребра. Так что я даже не знаю, каким правом мне сейчас воспользоваться — правом на адвоката, или правом на то, чтобы подать на ваших сотрудников в суд. Курт пододвигает ближе к Крису пластиковый стакан, до краев полный воды, но задержанный не обращает на это никакого внимания — если бы папаша Курт знал о том, как Хемсворта допрашивали в Каракасе, он бы не разыгрывал из себя добренького. Он бы не расшаркивался и не вел бы разговор о правах. - Я не нравлюсь вам, Валландер, - стараясь не смотреть на стакан воды, констатирует Крис. От жажды язык шершавый, в горле сухо, и хочется пропихнуть внутрь противную горькую слюну вместе с металлическим привкусом крови — спасибо братцу за то, что так «вовремя» двинул по зубам. Благо, что зубы целы. Удивительно, что целы. - Признайтесь, вы почувствовали неприязнь еще тогда, девять лет назад… - У меня нет к вам неприязни, преподобный, - хмурится Курт, - ваше руководство — я наводил справки — высоко ценит ваши профессиональные качества. Я бы даже сказал, слишком высоко. Вы, должно быть, на своем месте, Хемсворт. Но ведь монсеньор Алонсо… Да не делайте вы такие удивленные глаза, Крис! Я говорил с вашим шефом… Так вот монсеньор Алонсо наверняка не в курсе ваших шашней в Стокгольме. И я имею в виду не только тот факт, что вы, будучи католическим священником, жили с Магдой Мартинссон. - Это не ваше дело, Валландер, - безразлично пожимает плечами Крис. - Это мое дело, Хемсворт! - Валландер не может удержаться от того, чтобы не повысить голос. - Это мое дело, когда мою сотрудницу увозят на скорой с проломленной головой и раной в сердце! Это мое дело, когда я вынужден подозревать в этом вас, раз уж я не могу прямо сейчас посадить на этот стул, на котором сидите вы, вашего любовника, Лодура Хагена! - Лодур Хаген… - Крис качает головой, в досаде закусывая губу. - Вот оно что. Лодур… Гибкое тело, распростертое на простынях. Черные волосы, змеящиеся вдоль худого, острого, словно состоящего из неровных осколков лица. Закушенная губа — в удовольствии от того, как это тело принимает в себя плоть Криса. И этот взгляд из-под полуприкрытых век. Взгляд, в котором сконцентрировано одно лишь желание: яркое, острое. Как забыть этот взгляд? Как отказаться от удовольствия распять это тело, подмять его под себя? Как устоять, когда бледная, изящная, словно вылепленная умелым мастером рука сама вкладывает в твою ладонь тонкий стек, а чуть припухшие от того, что неутомимо ласкали твое естество губы вышептывают тихое «Пожалуйста!» Как отказаться, когда от звука, с которым опускается на бархатную ягодицу стек, ведет, словно от изрядной порции хорошего виски? Как можно отпустить от себя того, которым еще недавно владел Торстейн? Всегда Торстейн. Всегда — только он. Иногда Крис спрашивает себя, а что если бы Лодур никогда не был бы с его братом? Что если бы руки Тора не касались его? Что если бы плоть Торстейна не проникала бы туда, куда с такой охотой Крис погружал свою? Был бы тогда Лодур Хаген так же желанен? Или же оттолкнул бы, когда тот пришел к Крису, пришел сам в тот самый день, когда преподобный, получив назначение в Институт внешних дел, приехал в родной Тёнсберг не для того, чтобы похвалиться успехами перед родными, а для того, чтобы сказать «спасибо» отцу Энгусу. Лодур нашел Криса на берегу. Там, куда спускается тропинка, выложенная серым камнем. Тропинка, которую они вместе с братом соорудили, еще будучи подростками. Лодур нашел его там и… Все случилось очень быстро. Простое «А ты помнишь?», которое Хаген выдохнул прямо в губы святому отцу в то время, как его ладони ласкали теплую шею, как его тонкие пальцы очерчивали кромку колоратки, которая буквально душила тогда святого отца. Тихое «Давай повторим!», и то, как руки Криса оттолкнули чересчур навязчивого, как он считал, Лодура. Оттолкнули, только вот надолго ли? Хаген был настойчив. А Крис был слаб. Он всегда был слаб, если что-то само шло ему в руки. Насмешливое «прости меня, святой отец, ибо я согрешил» после, когда Крис расписался в собственной слабости, расписав семенем поясницу Лодура. Хриплое «а рука у тебя тяжелая, падре», когда Хемсворт, не щадя, щедро всыпал по сочной заднице за то, что сам он не убоялся греха. Они редко виделись. Слишком редко для того, чтобы их можно было назвать любовниками. Но они виделись достаточно часто, чтобы святой Крис после таких встреч чувствовал, как вся святость, которая если и была в нем, то постепенно, с каждой такой встречей истаивала, словно снег в апреле. Лодур Хаген — еще один грех преподобного Хемсворта. Еще одна нарушенная заповедь. Как он сам сказал несколько дней назад Тому Хиддлстону? «Заповеди? Я нарушил их все». Но дело было не в этом. Дело было в том, что заповеди эти писали не для святого Хемсворта. Невозможно соблюдать законы Божьи тому, у кого не осталось ничего святого. - Послушайте, Валландер, - преподобный наклоняет голову сначала к правому плечу, затем к левому в попытке размять затекшую шею. Какого дьявола они не снимут с него наручники? Как будто бы он собирается на кого-то нападать. Хотел бы — удавил Курта прямо здесь, в этой допросной, и наручники бы не помешали. - Послушайте, у вас есть что предъявить мне? Что-то конкретное, а не мою якобы связь с неким… как там его… Лодуром Хагеном? - То есть вы будете утверждать, что не знакомы с герром Хагеном? - внимательный взгляд Валландера, брошенный на святого отца поверх очков, ясно говорит, что папаша Курт на любое отрицание Хемсворта ответит неопровержимыми фактами. Крис знает этот взгляд. Взгляд — у меня козырь в рукаве. Взгляд — ты заранее проиграл, парень. Только вот Курт не учитывает одного — Крис тоже мог так смотреть. - Я знаком с герром Хагеном, - обезоруживающе улыбается святой отец. - Что у вас там припрятано для меня, Валландер? Дайте угадаю — соседи Лодура видели меня два месяца назад здесь, в Стокгольме, верно? Как я заходил к нему или выходил от него, не так ли? Курт осторожно кивает головой: - Вас также видели вместе с герром Хагеном в вашем родном Тёнсберге… Мы тесно сотрудничаем с норвежской полицией, знаете ли... Они уже провели обыск в квартире Хагена и опросили соседей - его и тех, кто проживает рядом с домом, где вы выросли, мистер Хемсворт - Так и что? - делает удивленное лицо отец Крис. - У меня проблемы только потому, что однажды я не смог удержать свой член в кармане? Это абсурд, Валландер! - Не такой уж это абсурд, учитывая тот факт, что именно с вашего телефона был сделан звонок, после которого инспектор Мартинсон подверглась нападению. - Бросьте, Курт! - Хемсворт закусывает губу, делая вид, насколько сильно он разочарован в умственных способностях собеседника. - Мы оба знаем, что этот звонок был не более, чем обманкой. - Наши ай-ти специалисты покопались в недрах ноутбука герра Хагена, - продолжает Курт, не замечая выразительного взгляда Криса. - Он вел довольно обширную переписку… Мы проверили адреса почтовых ящиков, на которые уходили письма Лодура и те, с которых приходили письма ему самому. И один из таких адресов ваш, Крис. На вашем смартфоне также обнаружена переписка с Хагеном. Как вы можете это объяснить? - Лодур писал мне. По электронной почте в том числе. Также он доставал меня сообщениями в мессенджерах. Уж не знаю, как он раздобыл мой номер телефона… Впрочем, для программиста это не должно составить особого труда… Так вот он писал мне, я не отрицаю. - И о чем же шла речь в этих сообщениях? - настороженно интересуется Валландер. - Раз вы вскрыли его почту, это не является для вас секретом, - усмехается Крис. - Лодур был… Не хочу сказать, что он был влюблен в меня — глупости все это. Скорее это была одержимость. Он по какой-то одной ему известной причине решил, что мы… Что между нами что-то есть… - А это не так? - хмыкнул Валландер. - Это не так, - уверенно отвечает Крис. - Давно не так. Лодур не хотел этого принимать. Я заходил к нему, когда приезжал навестить Магду и Магнуса. Я пытался втолковать Хагену, что его одержимость ни к чему хорошему не приведет… - Вы сказали "одержимость", - патается зацепиться за слово Курт. - Вы замечали за вашим… хм… знакомым что-то необычное? Что-то странное? - Не стоит говорить со мной, как с идиотом, Валландер! - морщится Хемсворт. - Я следователь ИВД, а не представитель офисного планктона. И нет, я не замечал ничего необычного в поведении герра Хагена, разве что излишнюю навязчивость по отношению к моей скромной персоне. - В ноутбуке Лодура мы нашли некоторые файлы… Тексты, рисунки… Все они связаны так или иначе с норвежским эпосом. Вы были в курсе, что Хаген интересовался скандинавской мифологией? - Нет, - коротко отвечает Крис. - Вы, может быть, видели у него вот эту вещицу? - Курт достает из кармана медальон. Простой серебряный медальон — рогатый шлем в центре круга, и плотная вязь рун по краям. - Нечто похожее обнаружено при обыске в доме отца Джона Гарфилда, если я не ошибаюсь? - переспрашивает Хемсворт. - У Лодура был такой же? Это весьма странно, согласен. Но опять же — причем здесь я? - Может быть, при том, что отпечатки ваших пальцев были найдены на ноже, которым были нанесены раны инспектору Мартинссон? Отпечатки! Ну конечно! Крис в который уже раз ругает себя последними словами за то, что так неосторожно схватился за нож, будучи в полнейшей растерянности в ту самую минуту, как он увидел Магду. Лежащую на жертвенном алтаре Магду… - Я поднял нож. Случайно. Сглупил, - признается Хемсворт. - Но вам вовек не доказать, что именно моя рука нанесла Магде ранения этим самым ножом. - Возможно, - не желает сдаваться Валландер. - Но как вы можете объяснить сам факт вашего появления в том самом дебаркадере? Вы оказались там первым, насколько мне известно из показаний вашего брата. Торстейн… - Он позвонил мне. Лодур… Курт замечает, как лежащие на столе ладони Хемсворта сами собой сжимаются в кулаки. На одно мгновение, после чего он расслабляется, но только часто-часто бьющаяся жилка на виске Криса говорит о том, насколько непросто дается ему это показное спокойствие. - Я разыскивал Магду… Мы разговаривали с Торстейном накануне, прежде, чем я отвез Магнуса к родителям. Так вот Тор предупредил меня, что за Магдой может следить Лодур. Я сложил два и два. Лодур и его собственнические чувства. Его ревность… Курт, я знаю, как вы относились к Магде… Как вы относитесь к каждому из ваших ребят, ведь не зря вас зовут «папаша Курт». Так поверьте мне, просто поверьте, что Магда была дорогим мне человеком. Пусть я трижды буду гореть в геене огненной за все мои прегрешения, вольные или невольные. Но этот грех — то, что Магда сейчас борется за жизнь — этот грех не на моих руках. - Как трогательно, - Курт даже не пытается скрыть насмешку, что так явно звучит в его голосе. - Как угодно, - пожимает плечами Крис. - Как вам будет угодно, Валландер. Вы можете презирать меня, можете… Да что угодно! Но только я пальцем не тронул Магду. Я бы за нее убил — да. Вот это уж точно. Если бы я нашел Лодура — я удавил бы его. Вот этими самыми руками, Валландер! - и он вновь с силой сжимает кулаки. - Я удавил бы Лодура - без сомнений, без сожалений. Вот только я его не нашел. Зато я поговорил с одним из тех, с кем он работал. Некий Холгерссон. Отто Холгерссон. Именно он рассказал, что сдавал в аренду Лодуру дебаркадер. Вот как я оказался там раньше моего брата. Вот как я нашел Магду. - Мы разговаривали с коллегами герра Хагена. И Холгерссон был среди тех, кого допрашивали мои ребята. Он не упоминал о дебаркадере… - Может быть, я работаю со свидетелями несколько лучше, чем ваши парни, Курт? - усмехается Крис. - Может быть, вы мне врете, святой отец? - зеркалит усмешку старший инспектор. - Может быть, вы все же предъявите мне обвинение? - Крис вновь бросает короткий взгляд на стакан, до краев наполненный водой, облизывает пересохшие губы, но так и не притрагивается к стакану. - Иначе, если у вас нет ничего кроме… - Помимо отпечатков у нас нет ничего, кроме подозрений, тут вы правы, Крис, - перебил его Валландер. - Но и этого мне хватит, чтобы по крайней мере в ближайшие несколько дней, пока мы не проясним всех обстоятельств, вы не смогли бы провести на свободе. А сейчас я спрошу для протокола. Вы покушались на жизнь Магды Мартинссон? - Безумие... - шепчет святой отец, уронив голову на грудь. - Я повторю, - не унимается Курт Валландер. - Герр Хемсворт, вы покушались на жизнь Магды Мартинссон? - Нет! - поднимает святой отец на полицейского взгляд воспаленных, покрасневших от недосыпания глаз. - Вы знаете, где сейчас находится Лодур Хаген? - Нет. - Вы убили Анну Берг? - Что?! - Вы убили Анну Берг, святой отец? - Чушь собачья... - Да или нет, Хемсворт! - Идите к черту! - Кристина Олафссон... Вы убили её? - Нет... - Крис откидывается на спинку стула, закидывает ногу на ногу, закованной в наручник рукой стряхивая с брючины несуществующую пылинку. Расслабляет плечи. Пошло оно все! Пошли они все! - Нет, Курт, - абсолютно спокойно произносит святой отец. - "Нет" - вот мой ответ на каждый ваш следующий вопрос. А теперь отведите меня в камеру. Иначе я вспомню закон, по которому вы не имеете права вести допросы по ночам. И Валландеру ничего не остается, кроме как крикнуть конвойного и приказать ему препроводить Хемсворта в камеру. - Курт! - несмотря на свою же просьбу, святой отец не двигается с места, напрочь игнорируя появившегося в допросной охранника. Даже не глядит на него, словно этот здоровенный детина, едва ли не на голову выше и без того не маленького Хемсворта, и не возвышается над ним горой. Валландер глядит вопросительно. - Что с Магдой? - задает вопрос Хемсворт. - Что с ней? Я имею право знать! - Жива. В сознание не приходила, - коротко отвечает Курт. Улыбка: нежная, теплая, на миг появляется в усталых глаз отца Криса, хотя губы его и остаются крепко сомкнутыми. Святой отец не раскрывает рта хотя бы для того, чтобы поблагодарить старшего инспектора за то, что тот сообщил ему новость — пусть не хорошую, но в некотором смысле обнадеживающую. Жива. Это сейчас для Криса самое важное. Жива. С остальным он разберется.