Мea máxima culpa

ТОРСТЕЙН

Какой черт тебя дернул взять в прокате маленький, юркий Рено, ты понятия не имеешь. Автомобильчик, хоть и был довольно резвым, но видок имел какой-то потрепанный. Ладно, обрыганский видок, но тебе было как-то по хую. Ты не выпендрежник какой-нибудь, тебе важно, чтобы не пёхом перемещаться, поэтому до сего момента ты перемещался на Реношке и не жужжал, но сейчас, когда Хиддлстон вгромоздился тебе на коленки, когда он чуть ли не башкой потолок подпирает, и когда ты сам пытаешься сделать хоть что-нибудь, чтобы этой конструкции: тебе с Хиддлсом верхом на коленках было хоть немного удобно, то понимаешь, что машину ты выбрал уебищную. Ты обещаешь, что когда вы вернетесь в Лондон, то купишь себе нормальную тачку. Нормальную — это значит чтобы вы с Томом могли разместиться на заднем сиденье вполне комфортно. Чтобы ты мог при случае оттрахать его по полной программе и сверх программы тоже. Купишь себе мини-вэн. Или еще какое-нибудь громоздкое и монструозное чудовище на колесах — тебе плевать на внешний вид. Главное, чтобы машина была большая, чтобы салон удобный для того, чтобы Тома… Ох ты ж блять! Он прикусывает тебе нижнюю губу… Он вообще любит пустить в ход зубы, и ты ему это позволял… То есть позволяешь. Ты уже можешь говорить о вас в настоящем времени? Он прикусывает твою нижнюю, а ты в ответ вылизываешь его десны. Ты уже высосал какое-то количество хиддлстоновской слюны, но тебе все мало. Ты выпил бы его до дна, и тебе все равно было бы мало. За все те годы, что вы не вместе. За все те нервы, которые вы вытрепали друг другу. - Тор! Тхоооррр! - стонет он тебе в рот. У тебя крышняк отъезжает, когда он так произносит твое имечко. Никто никогда не называл тебя по имени так, как это делает Том, и ты бы кончил только от одного этого, но тебе хочется большего. Тебе хочется разложить Хиддлстона и хорошенько его выебать, но обстановка не позволяет. Ох, сука, как же она не позволяет! И эта машинёнка уебанская, и тот факт, что она припаркована на подземной стоянке возле управления полиции Стокгольма. А также тот факт, что ты вроде как торопился навестить Магду. Но Том оседлал твои колени. И ты забыл обо всем на свете. Ты, сука, не железный тоже. И ты… Ты так по нему скучал! Так скучал… - Сладкий, Том! Ты б знал, какой ты до хуя сладкий, - ты уже вылизываешь его ухо и шепчешь в это самое ухо то, что ему всегда нравилось слышать. Ты грызешь его мочку — ты сожрать его готов целиком. Тебе смешно немного — вы оба похожи на парочку обдолбанных гормонами подростков, которым просто деваться некуда от сперматоксикоза, и вы в твоей обрыганской тачке сейчас возитесь, как кролики, пытаясь разместиться максимально удобно, настолько, насколько позволяет вся эта ситуация — тесный салон, минимум времени и опасность того, что на парковку, благо сейчас безлюдную, спустится папаша Валландер и застукает вас за непотребством. И пусть стекла достаточно затемнены, ты не сомневаешься в пронырливости Курта. - Тор! Черт, Тор! Черт-черт-черт! - Том извивается под твоими руками, елозит задницей, притирается, подается вперед. Ты обгладываешь его кадык, в то время как твои руки быстренько расправляются с молнией на его джинсах и ныряют внутрь, прямо под белье — жаль, что на Томе сейчас не те веселенькие труселя с гномиками, они бы вполне соответствовали всей этой дурацкой ситуации. Так вот твои лапы хозяйничают у Тома в трусах, мнут аппетитную задницу, гладят упругие половинки, твои пальцы — ловкие, скорые, им бы любой карманник позавидовал — кружат вокруг бархатистого отверстия, дразнят, раззадоривают. Тебе так хочется протолкнуть внутрь хотя бы один, и ты чувствуешь, Тому тоже этого хочется. Он молчит — понятное дело. Тебе бы хотелось, чтобы он умолял, да только ты знаешь, Хиддлс умолять не станет. Будет потираться о тебя, что твоя кошка, ластиться, но не попросит. Да и ты не станешь. Ты ни за что не станешь — не место и не время. Не место — уж точно. Тебе хотелось бы увезти вас двоих подальше отсюда. В твой гостиничный номер, где никто и ничто вам не помешает. И там уже заняться Томом обстоятельно, вдумчиво. Но такой роскоши, как свободное время и свободная постель в вашем распоряжении прямо сейчас нет. А ты хочешь Тома прямо сейчас. Ты хочешь его до чертиков, и он хочет тебя не меньше. - Тор! Тхоооорррр! Ты закрываешь глаза, зажмуриваешься, когда тонкие пальцы Тома тянут вниз молнию на твоих джинсах. У тебя печет под веками, когда он касается твоего члена, когда ведет осторожно вверх-вниз, размазывая смазку. Тебе жарко пиздец как. Ты разлепляешь зенки — ты хочешь сейчас видеть Тома, видеть, как он извивается верхом на твоих бедрах. Ты рвешь с плеч теплую парку, но лучше не становится. Становится еще хуже, еще жарче, когда Томас берется за твой орган уже всерьез, надрачивая со знанием дела. И когда он смотрит. Как же он, сука, смотрит сейчас на тебя! Так, как будто бы кроме Торстейна Хемсворта больше не существует ничего и никого в целом мире. Как на бога смотрит. Только он всегда смотрел на тебя так. Никто больше. Ты накрываешь ладонью его руку, что трудится сейчас над твоим удовольствием, отводишь её в сторону: - Я сам! Ты знаешь, ему нравится, когда ты ведешь. Иногда — нечасто — ты позволяешь ему сыграть первую скрипку, ты позволяешь себе быть ведомым, ты даже позволяешь ему побыть сверху, но сейчас ты все сделаешь сам. И ты обхватываешь ладонью оба ваших члена — Том прижимается к тебе еще ближе, буквально прилипает к тебе, и ты бы сейчас отдал левую руку — правую тебе отдавать не хочется, ведь ею ты собираешься отдрочить вам обоим — так вот ты бы отдал сейчас левую руку за то, чтобы вам остаться без одежды. Чтобы кожа к коже, чтобы ты мог присосаться губами к его соску — маленькому, твердому, яркому. Чтобы ты мог перекатывать его во рту, как вишню, и чтобы Том даже вскрикнул, когда ты — несильно, но чувствительно — прикусишь горошину зубами. Ты так и говоришь ему. Пересказываешь эти свои желания. Сказочник ты хренов! Кажется, он произносит это вслух: «сказочник хренов», когда прогибается в пояснице, сильнее цепляясь пальцами за твои плечи. Благо, левой рукой тебе не приходится жертвовать, поэтому ты все-таки пробираешься Тому под свитер, карябаешь ногтями живот, тянешься выше, находишь один сосок и мягко растираешь его между пальцами, и все это не переставая надрачивать истекающие смазкой члены. Ты уже не смотришь на Тома. Не смотришь ему в глаза. Ты взгляд не можешь оторвать от этого зрелища — как две крупные головки появляются и исчезают у тебя в кулаке. Ты хотел бы облизать их прямо сейчас, но ты не настолько гуттаперчевый, и тебе остается лишь смотреть. Однако и этой возможности тебя лишают. - Тор! Том берет твое лицо в ладони, дышит тебе прямо в рот, когда языком очерчивает контур твоих губ. - Тхххоооооррррр! Ты двигаешь рукой быстрее, жестче. Ты ловишь языком Томов язык, ты лижешься с ним медленно, а рука твоя наяривает быстро, и он почти что кричит, ловя оргазм, а ты только выдыхаешь рвано, когда вы кончаете. Сперма заливает твою ладонь обильно. Капли её попадают вам на одежду, но тебе плевать. Тебе так откровенно на все плевать, и ты просто откидываешься на сиденье и прижимаешь к себе Тома — размякшего, уставшего, довольного и такого твоего, что… Блять! Опять печет под веками, но ты не будешь сейчас раскисать. Ты не можешь позволить себе растечься лужицей по заднему сиденью твоей неудобной тачки. - Салфетки… - шепчет Том тебе куда-то в шею. - В бардачке… - также шепотом отвечаешь ты, и Хиддлстон начинает вошкаться, ерзать, пытаясь прямо отсюда, с твоих коленок, дотянуться до бардачка. И ему это удается — он все же куда более гибкий, чем ты. Вы приводите себя в порядок — вам тесно, неудобно, вы сталкиваетесь лбами, плечами, губами — это уж ты, конечно, нарочно подстраиваешь, чтобы еще раз коснуться хиддлстоновских губ. Том фыркает, строит недовольную гримасу, вернее, пытается строить, но ты-то видишь: он доволен как слон и даже больше. Только вот… - Как мы теперь будем? - спрашиваешь ты, и тут же жалеешь, что не прикусил язык вовремя. Вот ей-богу, твоим языком лучше во рту у Хиддлстона хозяйничать, чем вести им задушевные беседы. Беседы о вас. Том хмурится. Возможно, он такого же мнения о твоем языке, да только тебе вдруг становится плевать на его мнение. Ты уже однажды его послушал. Ты уже однажды его отпустил. Так что хрен теперь ты отпустишь его во второй раз. - Если ты щас скажешь, что это… То, что произошло… Что это нихуя не значит, я… Я не знаю, что я сделаю, Хиддлс! Ты смотришь на него серьезно. Он уже сполз с твоих коленок и сейчас сидит рядом. Ровнехонько так сидит, ножки поставил параллельно, лапки сложил, что твоя институтка. - А это что-то значит? - тихо задает он вопрос, и ты бы вломил ему подзатыльник, только вот ты ни разу его пальцем не трогал. И не тронешь впредь. Ты хмыкаешь многозначительно. Все-то у вас не как у людей. Хотя ты понятия не имеешь, как там у людей, ты просто знаешь, что без Тома ты больше не хочешь. Ничего ты больше не хочешь без Тома, и ты прямо ему об этом говоришь. Он смотрит на тебя. Молчит и смотрит. А затем тянется навстречу. Обнимает за шею — там, где кожи касаются тонкие губы, становится тепло и щекотно. - А мы сможем? - спрашивает он. - Мы сможем вместе? После всего? После того, что между нами… Ты хотел бы ему ответить, что все у вас будет заебись. Что вместе навсегда и прочую такую же сопливую поебень. Но ты обещал себе, что не станешь ему больше врать. Ни в одной мелочи не солжешь. - Я не знаю, Том, - честно признаешься ты. - Я ни хуя сейчас не знаю, кроме того, что не вместе мы точно не сможем. Он кивает головой, соглашаясь — острый подбородок давит на плечо, но тебе не больно. Тебе охуительно хорошо сейчас. Вы не говорите больше ни слова. Ни словечка не говорите о вас. Этот разговор — вы молча решаете оставить его на потом. Вы все обсудите, когда закончится это дерьмовое дело. Когда вы возьмете ублюдка, за которым охотитесь уже которую неделю. А пока между тобой и Томом молчаливое понимание. И это уже неплохо. Наверное. Ты спрашиваешь, что за хуйня с его увольнением, когда перебираешься на водительское сиденье и заставляешь свой обрыганский автомобильчик двигаться в сторону больнички, где дожидается тебя Магда. Том на заднем сиденье только пожимает плечами — ты наблюдаешь за ним в зеркале заднего вида. Пожимает плечами и заявляет такое, от чего ты ударяешь по тормозам резко, и сзади идущий автомобиль чуть ли не целует в зад твою Реношку. Водила что-то орет, размахивает руками, но затыкается и отваливает молча, когда ты показываешь через окошко свой полицейский значок. - Что ты сказал, я не понял? - оборачиваешься всем корпусом к Тому. - Я сказал, что решил уйти из Европола, но пока что не написал рапорт, а взял больничный, потому что меня немножко траванули, Торстейн. - Какого хуя, блять, Хиддлс?! - от страха ты, по своему обыкновению, начинаешь выражаться чуть более нецензурно, чем всегда. - Какого хуя? Что значит, блять, немножко? Чем тебя отравили, горе? Кто, блять? - Мне было плохо. Там, в Тёнсберге… - Том не смотрит на тебя, глядит куда-то в сторону. Тебе кажется, вы сегодня так и не доедете до больнички. Идея оставить в этой больничке Тома кажется тебе весьма разумной, когда он продолжает: - Мне стало плохо, и когда я вернулся в Лондон, то сдал анализы. В крови нашли яд. Тот самый… - От которого помер отец Джон? - перебиваешь ты Хиддлстона. - И от которого умер Джейсон Стоун. - Сука! - ты в сердцах бьешь кулаком по подголовнику. - Сука! Но как? Кто… - Не кипятись, Тор, - морщится недовольно Том. Он всегда так делает, когда ты начинаешь терять контроль. Том тебя уравновешивает. И за это ты любишь его тоже. - Того количества вещества, которым пичкали меня, недостаточно для того, чтобы причинить здоровью существенный вред, однако же пару раз я, кажется, словил глюки… - Том, твою-то мать! - сокрушаешься ты, но строгий взгляд Хиддлстона не позволяет тебе сокрушаться в полную силу. - Ты хоть прокапался, горе? - качаешь головой. - Я же не враг самому себе, Тор, - Том все еще не смотрит тебе в глаза, и ты его в этом не винишь. Ты сам отобрал у него ствол не так давно. Ствол, который он готов был приставить к своему виску. Хиддлс скупо, не расщедриваясь на краски, описывает их с Кейси встречу с Ленни Монтировкой. Ты охуеваешь просто, когда узнаешь, откуда именно прибыл этот редкий яд. - Венесуэла, - твой язык еле поворачивается, когда ты произносишь это название. Слово, слетевшее с губ, оставляет на них горечь. И запах. Запах ладана… Венесуэла… Крис… - Крис… - произносит Том, и ты перебиваешь его немедленно: - Молчи! Молчи, Хиддлс, я не знаю… - Ты все знаешь, Тор, - жестко отвечает тебе бывший, уже почти что ставший настоящим любовник. Ты знаешь то, что против твоего брата нет никаких улик. Прямых улик, таких, чтобы можно было не то что предъявить обвинение, а даже удерживать в предвариловке нельзя. Ничего у вас нет на мелкого. Ничего, кроме… Венесуэла. Блять, бывают же совпадения! Ты так и говоришь Тому. И он, наконец, переводит на тебя взгляд: - Совпадения… Ну конечно… Он не спорит с тобой. А ты с ним не соглашаешься. Между вами еще и это — его подозрения в адрес твоего брата. Подозрения, которые часом ранее отмел старший инспектор Валландер. Ты трогаешь автомобиль с места. До больницы, где находится Магда, уже не так далеко. Ты бы сам с удовольствием лег под капельницу — чтобы выгнать из крови яд. Не такой, которым какой-то ублюдок пичкал твоего Тома, а другой, куда более страшный — яд подозрений. Ты не хочешь верить, что Крис ко всему этому причастен. Ты не поверишь ни за что… Не поверишь… - Я встречался с братом отца Джона, - тихо говорит Том. И следующие несколько минут ты слушаешь его рассказ. Ты слушаешь, как Том показал Биллу Гарфилду фотки — твою да Крисову. И как Билл указал на тебя. - Вы очень похожи, ты и твой брат, - ровным голосом произносит Хиддлстон. - Я все думал, что тот человек, который избил меня в парке… Что он чем-то напоминает мне тебя… - Тот человек мог быть кем угодно! - отвечаешь ты и останавливаешь автомобиль. Вы, наконец-то, приехали. - Все подозрения против моего брата были отметены! - ты чувствуешь, что вновь начинаешь закипать. - У него алиби на момент убийства Мари Лефевр и… - Я уверен, у него алиби на момент каждого убийства… - И все-таки ты подозреваешь моего брата, - набычившись, произносишь ты. - Я не хочу подозревать Криса, - мягко произносит Том. - И поэтому ты прилетел, да? - наконец-то доходит до тебя. - Ты поэтому приперся? Не для того, чтобы быть со мной? Ты хочешь прощупать моего братца? Ты… Ох ты ж, блять, Хиддлс! Возмущению твоему нет предела. Тем более что Том никак не опровергает твои слова. - Тор… - Вот даже не пытайся мне тут отнекиваться! - Я не отнекиваюсь, - улыбается Том краешком губ. Припухлых от твоих поцелуев. Красных от твоих укусов. Влажных. Таких нежных. - Я не отнекиваюсь, я хочу сказать, что Крис и я… - Крис и ты… - слова эти оседают на языке горечью. - Вот только не надо сейчас накручивать себя, ладно? - Том касается ладонью твоей щеки. - Я пытаюсь тебе сказать, что после того, как я узнал правду о родителях, после того, как ты улетел в Стокгольм, Крис… Он как будто за шиворот меня вытащил из того мрака, куда я сам пытался себя загнать. Понимаешь? Но он не сделал ничего такого, из-за чего тебе стоило бы ревновать, поверь… Ты веришь. Том ни разу в жизни тебе не солгал, и ты уверен, что не врет он и сейчас. Но ты ревнуешь. Как же ты ревнуешь! Не потому, что у твоего Тома могло быть что-то с твоим братом, нет. А потому что не ты был тем, кто вытащил Тома из мрака. А должен был бы. Но тем не менее Хиддлс здесь, с тобой. Получается, это Крис привел его к тебе? - Он сказал мне, - Том все еще улыбается, и пусть от улыбки этой у тебя все еще горчит внутри, но ты чувствуешь, что еще должен будешь сказать братишке «спасибо». - Крис сказал, что у меня есть путь. Другой. Не тот, по которому я шел все это время... Ты уверен на сто процентов, что все дороги Тома ведут к тебе. Тебе плевать далеко и еще дальше на то, что по этому поводу думает твой брат, но ты просто уверен — куда бы Том ни пошел, он вернется к тебе. Собственно, ты просто никуда его больше от себя не отпустишь. Ваши пути пересеклись однажды, и ты не позволишь вашим дорогам снова стать параллельными. - Крис… Он имел в виду что-то вполне конкретное… Черт! Тор, я сам сейчас не совсем понимаю, что пытаюсь тебе объяснить, но только я чувствую, что Крис… Он не тот, за кого себя выдает. Он не просто священник, который оказался не так уж свят, ведь в конце концов ничто человеческое нам не чуждо. Он что-то готовит. Он меня для чего-то готовит. И я хочу узнать — для чего. Узнать он хочет… Ты чувствуешь, как внутри у тебя поднимается волна не беспокойства даже, а какого-то безотчетного страха. Ты ни за что не хочешь признаваться себе самому, что боишься собственного мелкого братишку, но ты боишься за Тома. Достаточно с тебя инспектора Мартинссон. Наигрались в поддавки! Или в героев — это уж как кому будет угодно. Довольно! - Вот что, - веско бросаешь ты. - Я сейчас должен навестить Магду. А ты будешь сидеть в машине и ждать меня. И ты меня дождешься. И мы решим, как будем действовать дальше. Мы решим это вместе. Ты понял? Том кивает головой. Неуверенно, впрочем. - Ты. Меня. Понял? - Понял. Иди, - Том машет тебе рукой, когда ты выкарабкиваешься из своей неудобной маленькой машинёнки. Ты щелкаешь брелоком сигнализации — Рено подмигивает фарами, двери автоматически блокируются, Том сквозь тонированное стекло смотрит на тебя с изумлением — ты же привык бросать автомобиль незакрытым. Только вот Тома бросать ты не намерен.