Святой отец услышал тихий стон, стоило ему только прикоснуться легким поцелуем к прохладной, очень бледной и сухой, словно пергамент, коже той, которую он целовал, чувствуя в ответ лишь жар — Магда в его объятиях, под его поцелуями всегда загоралась, вспыхивала, как будто он один мог разжечь в ней этот пожар желания. Собирая губами влажный пот с её кожи, Крис и подумать не мог, что однажды он прикоснется к этому телу и не почувствует ответного тепла. Того тепла, в котором однажды они оба спаслись, согрелись после того, как едва не погибли, захлебнувшись в ледяных водах Балтики, горьких от того, что слезы тысяч и тысяч жен, отдавших своих мужчин морю, смешались с солеными волнами.
Сейчас кожа Магды была холодной, как будто кто-то выкачал жизнь из её жил. На запястье — Хемсворт окольцевал ладонью, удивляясь тому, как легко сходятся в этом месте пальцы, как один накрывает другой почти что до самой третьей фаланги, - ярко синели венки, и Крис нащупал ниточку пульса, словно не верил показаниям мониторов.
Судя по тому, что показывали приборы, жизни его Магды ничто не угрожало. Но только почувствовав, как ровно бьется пульс, преподобный вздохнул с облегчением.
И тут же напрягся, услышав, как кто-то вошел в палату. Кто-то чужой. Крис втянул носом воздух — это был инстинкт, тот самый, древний, сейчас практически рудиментарный — кто сейчас определяет чужого по запаху? Но святой отец привык доверять своим инстинктам — они-то, в отличие от воспитанных, цивилизованных людишек ему никогда не врали, никогда не подводили. Сколько раз именно на инстинктах выезжал он, вляпавшись в очередное дерьмо, устроенное вот этими самими, воспитанными и цивилизованными. И сейчас, учуяв чужака, Хемсворт — опять же инстинктивно — нащупал в подмышечной кобуре рукоять пистолета, благо оружие вернули ему вместе с документами после того, как отпустили из-под стражи.
- Вы муж? - услышал он, но прежде его ноздри уловили запах лекарств и еще один, еле уловимый: так обычно пахнет свеженакрахмаленный медицинский халат. Доктор. Ну разумеется!
Крис в мыслях обозвал себя паникером и поднялся на ноги, протягивая доктору свои документы. Объяснять, что он никакой не муж, не хотелось.
- Святой отец, я просил бы не беспокоить пациентку без особой надобности, - попросил врач, проверяя показания приборов и записывая что-то в планшет.
- Как она? - негромко спросил Хемсворт. - Как Магда?
- Вы мне напоминаете кого-то… - в задумчивости поскреб подбородок доктор. - Кого-же… А! Этот полицейский, он был здесь часом ранее…
- Это мой брат. Ну так как Магда? Я бы хотел перевезти её в Норвегию. В Осло. Как можно быстрее. Это возможно?
- Перевезти? - удивился врач. - Что значит перевезти? Вы представляете себе хотя бы приблизительно характер ран, с которыми фрау Мартинссон поступила к нам? Мы провели довольно сложную операцию — травмы головы, это вам, святой отец, не…
- Я. Должен. Её. Перевезти. Скажите, как это можно сделать? Спецперевозка… Я не знаю, кто всем этим занимается?
- Да вы в своем уме, падре?! - возмутился доктор.
- Хорошо. Я вас понял, - почти что смиренно произнес отец Крис, хотя состояние его было далеко от смиренного. Магду нужно срочно отправить в Осло! Нужно усилить охрану — Один все сделает, хотя бы даже и будет орать на Криса так, словно мечтает о том, чтобы у сына лопнули барабанные перепонки. Один будет орать, но Магда будет в безопасности.
- Как скоро? - задал он вопрос. - Как скоро состояние вашей пациентки позволит увезти…
- Послушайте! - доктор закатил глаза. - Этого никто вам не скажет определенно, даже Господь Бог, уж простите, что поминаю всуе. Нужно ждать…
- В таком случае я подожду, - Крис протянул доктору свои визитку. - И как только вы решите, что Магда идет на поправку…
- Я понял, - кивнул врач, убирая визитку в карман.
- Я могу побыть с ней еще немного? - послушно спросил Крис. Впрочем, посмотрел бы он, как герр доктор выставил бы его за дверь!
Тот и не думал выпроваживать посетителя. Лишь предупредил, чтобы святой отец не докучал пациентке слишком долго. И как только покинул реанимационный блок, тут же набрал номер старшего инспектора Валландера, который внимательно выслушал рассказ о том, как преподобный Хемсворт интересовался возможной транспортировкой подчиненной Курта в Осло.
- Кррррииисссс, - святой отец даже не услышал свое имя. Произнесенное полушепотом, почти неясное — он подумал сначала, что ему это почудилось — звук его имени был похож на тот, с каким волны, наползая на берег, лениво ласкают мокрый песок.
- Я здесь! - он тут же очутился возле кровати Магды, вновь опускаясь на колени. - Я рядом…
- Крис! - наверное, это должно было означать улыбку: то, как чуть дернулся вверх уголок её губ. Хемсворт улыбнулся в ответ и, наклонившись, поцеловал, чувствуя сухую, обветренную кожу.
- Хочешь воды? - спросил он и, не дожидаясь ответа, дотянувшись до поильника, поднес его поближе, и Магда, обхватив губами тонкую трубочку, принялась жадно пить.
- Вот так! - Крис поставил поильник на место, когда его поблагодарили молча, прикрыв и вновь распахнув глаза. Под одним глазом наливался лиловый синяк, и преподобный, призывая все кары небесные на голову того, кто сотворил такое с его женщиной, нежно коснулся этого места, погладил большим пальцем.
- Не надо, - попросила Магда. - Не красиво…
- Все пройдет, - пообещал Крис, чувствуя нечто, никогда ранее им не испытанное.
О Магде, распятой на больничной койке, беспомощной практически, хотелось не просто позаботиться. Не просто увезти её в безопасное место — если он все правильно понимал, то очень скоро в Стокгольме будет совсем не безопасно. Хотелось не только сидеть возле её постели и, едва касаясь бледной кожи, гладить, нежить и уверять, что все пройдет, что все заживет, и она вновь будет красивой. Очень красивой. Самой красивой для него. Если бы преподобного Хемсворта спросили, на что похоже это ощущение, которое овладело им в данный момент, он мог бы ответить, что чувствует, будто бы его сердце держит кто-то в теплых, ласковых ладонях. Держит крепко, не желая отпускать.
Однажды — давно очень — нечто подобное Крис испытывал, когда, сидя на неудобной, твердой лавке в маленькой церквушке в Тёнсберге, он повторял слова молитвы за отцом Энгусом. Тогда, будучи еще подростком, Хемсворт думал, что это Господь держит его сердце в своих руках. И уже позже, приняв сан, он решил, что и биться его сердце отныне будет только для Господа.
Каким глупым он был тогда! Каким наивным! Наивность эта была следствием слепой веры его. И как же быстро преподобный Хемворт прозрел!
Достаточно было первого дела, которое он расследовал по приказу монсеньора Алонсо. Одно дело — и преподобный Хемсворт уже не веровал так слепо.
Однако это было давно. Сейчас если отец Крис во что и верил, так это в то, что его сердце бьется и ради вот этой женщины тоже. Ради неё и их с Крисом общего ребенка. И только рядом с ними оно не перестанет биться.
Как жестоко! Как непоправимо жестоко поступил с ними… Господь или кто бы то ни был… Преподобный Хемсворт уже не был уверен, что там, наверху, существует хоть кто-нибудь, кому есть хоть какое-то дело до всех маленьких, ничтожных людишек. Так или иначе, но это было жестоко — то, что он только сейчас, стоя на коленях возле распятой на больничной койке Магды, осознал, что если кто и держит в теплых, любящих ладонях его глупое, такое глупое сердце, так это она - Магда Мартинссон. Та, к которой он возвращался раз за разом. Та, от которой он раз за разом уходил. Рядом с которой он чувствовал себя живым. Рядом с ней, а не под расписными сводами Ватикана. С ней и маленьким Магни, а не в пышных покоях монсеньора Алонсо, которые с щедрой подачи
директора ИВД однажды могли бы стать его собственными.
Как жестоко… Как несправедливо жестоко поступал Крис все время… А ведь он даже не сказал…
- Я люблю тебя, - слова сорвались с губ как будто сами собой. Крис даже удивился — надо же, как это, оказывается, легко! Три коротких слова. А в них вся суть его. В этих словах он сам.
И как жестоко было услышать в ответ тихое «нет», слетевшее с потрескавшихся губ женщины, рядом с которой он и мог чувствовать себя живым.
- Нет, Крис, - Магда покачала головой, когда он открыл было рот, пытаясь поспорить. Но замолчал, когда она повторила опять: - Нет.
- Ты… Ты не говори сейчас ничего, ладно? - попытался Хемсворт скрыть разочарование. - Ты слишком измучена. Но все пройдет, слышишь? Твой врач говорит, что все будет хорошо, и я смогу забрать тебя. Я отвезу тебя в Осло. Моя мать сможет приводить к тебе Магнуса каждый день, и…
- Не надо! - слабо попросила его женщина. - Не стоит…
- А я приеду к вам, - не обращал Крис внимания на её протесты. - Я приеду, как только закончу это дело. Как только поймаю Лодура…
- Нет! - в её голосе было столько отчаяния, что Хемсворт отшатнулся, как если бы она дала ему пощечину.
- Ты никуда меня не увезешь, - видимо, Магде было трудно говорить, но она всегда была сильная. Она была сильнее всех, и за одно это Крис любил её всех сильнее.
- Я никуда не поеду. Если твоя мать может позаботиться о Магни, пока я поправлюсь…
- Не волнуйся, - Крис сжал в ладонях прохладные, тонкие женские пальцы. И как будто резануло острым по сердцу от мысли о том, что он касается этих пальцев в последний раз. - Не волнуйся, Фригг и Один… Они позаботятся о нашем сыне. Магнус останется в доме отца столько, сколько нужно.
- Спасибо им, - теперь уже Магда улыбнулась по-настоящему, а не краешком губ. Её глаза, измученные ранением, пусть на секунду, но утратили болезненную муть. - И тебе спасибо, Крис.
- Я рядом, Магда. И я не брошу…
- Я бросаю тебя, - улыбка сползла с её губ. - Я бросаю тебя, Крис Хемсворт. Я больше не могу…
- Что ты, родная? - он вцепился в её руку так, что, должно быть, ей стало больно. Магда поморщилась, и Крис ослабил хватку, чувствуя, как упускает что-то очень важное. Самое важное.
- Я устала, Крис, - в её голосе и впрямь сквозила усталость, но Хемсворт был уверен, что вызвана она была не только болезнью. - Я устала сражаться. С твоим Богом. С твоим братом. С твоей работой. Я устала от тебя, понимаешь?
Крис не понимал. Искренне. Он покачал головой в недоумении.
- Я так устала, что мне все равно.
- Магда…
- Прошу, уйди, Крис, - в этой просьбе было, пожалуй, одно только безразличие.
- Магда…
Но его уже никто не слушал. Магда Мартинссон, утомленная разговором, провалилась в глубокий сон, а Хемсворт остался сидеть возле кровати, не будучи в состоянии отпустить руку той, которая только что отпустила его самого.
***
Оказалось, что прошло не более сорока минут — Крис взглянул на часы, когда в палате появилась медсестра и вежливо попросила его выйти, объясняя свою просьбу необходимостью провести все предписанные доктором процедуры. И преподобному ничего не оставалось, кроме как подчиниться просьбе.
Выходя из палаты, Хемсворт осторожно притворил дверь, хотя желание хлопнуть ею, да погромче, было слишком велико. Но он душил на корню рвущееся наружу бешенство — иначе быть беде. Что, интересно, подумает один из охранников, если на его глазах святой отец — образец смирения - сломает шею второму? Просто потому что может. Просто потому, что так хочется что-нибудь сломать. Что, интересно, подумает молодой парень, чуть было не налетевший на Криса на своем самокате, когда тот шел к машине, припаркованной недалеко от больницы, если бы святой отец, обложив парнишку трехэтажным, шарахнул бы самокат прямо о бордюр? Просто потому, что так хочется чем-нибудь шарахнуть!
«Потерпи немного!» - уговаривал святой отец — себя ли самого или разбушевавшегося у него внутри зверя? С некоторых пор они со зверем стали одним целым. С того момента, как Магда велела ему убираться, Крис подумывал о том, что едва ли он может еще долгое время усмирять их обоих.
Однако же сейчас смирение было необходимо. Поэтому Хемсворт и поехал в ближайшую к клинике гостиницу — только потому, что не хотел тратить драгоценное время. Речи не было о том, чтобы направиться сейчас в дом Магды. У преподобного был ключ, только вот пользоваться им теперь он бы ни за что не стал.
Оказавшись, наконец, в одиночестве гостиничного номера, унылого и безликого, как почти все гостиничные номера, Крис быстро разделся, не поленившись, хоть и торопился, аккуратно сложить одежду. Привычную уже плеть, ту, чью кожаную оплетку его ладони изучили до каждой маленькой трещинки, Хемсворт оставил в Лондоне — слыханное ли дело: тащить с собой плеть, когда он улетал к Магде и сыну! Деревянное распятие он тоже оставил в Лондоне. Ну да ладно! Обойдется и так!
Опускаясь на колени, Крис несколько раз щелкнул сложенным пополам кожаным брючным ремнем — будет больнее, чем плетью, но сейчас это именно то, что нужно.
Сейчас-сейчас, еще немного! И зверь затихнет, усмиренный. А вместе с ним затихнет и та боль, что терзала смятенную душу отца Криса. Боль душевная отступит под натиском физической боли. И все будет хорошо.
Не тратя время на чтение Конфитеора — черт с ними, со всеми на свете молитвами! - Хемсворт размахнулся как следует. Узкий ремень, взметнувшись змеей, лизнул кожу на спине. Дьявол! Громкий стон сорвался с губ святого отца. Больно! Жжется! Хорошо!
Еще замах — и еще удар. Крис вскрикнул, принимая и эту ласку.
Мало. Еще!
Ремень свистел, рассекая воздух. Плечи, спина Хемсворта ловили жалящие укусы жадно, едва ли не с благоговением. То, что нужно. Именно так, как нужно. Сильнее!
Замах! Удар. Крик. Спасибо, Господи! Или кем бы ты ни был. Спасибо за то, что с каждым новым ударом зверь уползает, затихает, усмиренный, глубоко внутри. Теперь долго не посмеет показать свою морду!
Долго ли?..
Крис так увлекся, что услышал стук в дверь, когда тот стал слишком уж громким. Кто-то молотил кулаком, требуя, чтобы его впустили.
Да кого там еще несет?!
Чертыхнувшись, святой отец отбросил ремень в сторону и, надев брюки, только накинул на плечи рубаху, не застегивая — ранки, оставленные ремнем, кровоточили, спину пекло, и даже так, в еле накинутой рубахе, ему было не комфортно.
- Хиддлстон?! - удивлению святого отца не было предела. Если он и ожидал кого-то увидеть, то никак не Тома, который, по его разумению, должен был дожидаться в Лондоне. Однако вот он — стоит напротив, улыбается как старому другу. Вот только глаза… Зрачки расширены, расфокусированы даже немного… Ну что ж… Тем лучше.
- Заходи, - пригласил он гостя, справившись с удивлением.
- Я не вовремя, может быть? - спросил Том, протискиваясь внутрь между дверным косяком и Крисом, и как бы невзначай провел ладонью по влажной от пота груди преподобного.
- Как знать, - неопределенно протянул тот. Он действительно не знал пока, что ему делать с Томом, так неожиданно нагрянувшим. Как нашел-то? Следил, что ли? Вот это плохо!
- Как знать, как знать, - эхом повторил за ним Хиддлстон, ловко срывая рубашку с плеч святого отца.
- Ну надо же! - с восхищением присвистнул Том. Или же Хемсворту почудилось это восхищение. - А ты мастер, преподобный!
Пальцы Томаса аккуратно коснулись разгоряченной кожи в каких-то паре миллиметрах от того места, где чуть ранее её касался кожаный ремень.
- Готов спорить, тебе было бы гораздо приятнее, если бы эти… кхм… рисунки… нанесла бы моя рука, - Том улыбался. Шально. Пьяно. Нехорошо он улыбался.
Крис замер, обдумывая, на кой черт Хиддлстону взбрело в голову побеспокоить его здесь, сейчас.
Словно бы и не замечая молчания Криса, Том продолжал пальцами исследовать его спину, плечи, коснулся шеи, погладил слегка…
- Хватит! - Хемсворт перехватил его руку. Сжал с силой. - Хватит!
- Уверен? - усмехнулся Том, свободной рукой резко вырывая свой собственный ремень из шлёвок. - Уверен, святоша?
***
- Мистер Торстейн Хемсворт в каком номере проживает? - обратился инспектор Кейси к скучающему за стойкой молоденькому администратору. И, предупреждая возможный отказ, мотивированный желанием сохранить конфиденциальность постояльцев, сунул парню под нос служебное удостоверение.
Поблагодарив администратора гостиницы, Кейси, на всякий случай еще раз набрав номер телефона напарника и в очередной раз выслушав, что абонент совсем не абонент, прошел к лифту. Звонил он Тору вовсе не потому, что хотел вежливо предупредить о визите — о каком политесе может идти речь, когда Кейси не то чтобы запросто, но частенько, бывало, заваливался к Тору в берлогу просто по-дружески, а однажды даже героически тащил на себе в хлам пьяного коллегу после того, как они феерично отметили разрыв Хемсворта с любовью всей его жизни — Томасом, разъеби его, Хиддлстоном. С тех пор прошло пять лет, и что-то подсказывало инспектору Кейси, что ему еще не раз придется выслушивать пьяные бредни напарника о том, как виртуозно его любовник ебет ему мозг.
Ну да это были проблемы Тора. Проблема же Кейси, точнее проблема всех, кто участвовал в расследовании серии убийств с явным религиозным душком, заключалась, по мнению инспектора, в пресвятом братце Торстейна. На кой ляд его прикрепили к их группе? Не иначе как для того, чтобы им, честным полисменам, палки в колеса вставлять.
Елейная рожа отца Криса сразу не глянулась Кейси. Будь его воля — он бы ни в жизнь не подпустил к расследованию преподобного. Вот только никто Кейси не спрашивал. А тот приглядывал за отцом Крисом, присматривался. Вот и сегодня, чуть ли не до дыр зачитывая листы, исписанные святым отцом — его объяснения, данные Валландеру во время многочасовых допросов, - Кейси пытался найти что-то, хоть что-нибудь, обличающее преподобного хотя бы косвенно.
Зря Курт отпустил святошу. Ох, зря! Кейси это нутром чуял. И, привыкший доверять своему чутью, он два дня назад отправил запрос коллегам в Латинскую Америку. Пусть выяснят, что это за Серхио по прозвищу Вьехо, который, если верить Ленни Монтировке, стоял за поставками яда, которым отравили нескольких человек, так или иначе связанных с тем делом, над которым трудился отдел Кейси.
Не то чтобы инспектор надеялся найти тут связь — где святой отец и где уголовник Алварес по прозвищу Вьехо? Но чем черт не шутит? В любом случае этого латиноса нужно искать и допросить с пристрастием.
И вот сегодня, не успел Кейси расстроится от того, что не нашел в показаниях Хемсворта-младшего никаких нестыковок, как на почту его поступило уведомление — пришло письмо из управления полиции Каракаса. Во вложении оказалось досье на некоего Серхио Алвареса, известного в криминальных кругах как Вьехо. На нескольких страницах перечислялись подвиги этого типуса, а также места и даты отсидок.
Венесуэльские коллеги не поленились и даже упомянул в своем отчете тех, с кем «квартировал» Вьехо во время тюремного заключения. Увидев фамилию «Хемсворт», Кейси издал вопль касатки, идущей на нерест, и, распечатав письмо, принялся вызванивать Тора.
По-хорошему, нужно было бы поставить в известность руководство. Только вот инспектор почти что не нарушил субординацию — старший-то в их паре был Торстейн, вот ему Кейси и доложится.
Однако Хемсворт на звонки не отвечал. Чем он, черт его дери, занят, что выключил мобильный как раз тогда, когда так нужен напарнику?
Чертыхаясь, Кейси помчался в отель, где остановился Тор.
И сейчас, притоптывая от нетерпения, дожидался лифта. И уже через пару минут стучал в дверь гостиничного номера, который занимал Торстейн. На стук его никто не ответил. И тогда Кейси постучал еще громче. И еще. Когда ответа не последовало, он, ругнувшись, от досады шарахнул по двери кулаком так, что та, к неожиданности инспектора, приоткрылась.
Странно.
- Тор! - позвал Кейси и заглянул внутрь. - Тооор! Это я! Напарник, ты там жив вообще? Я тебе звоню с коих пор.
В номере было темно. Не боясь разбудить приятеля — какого хрена он дрыхнет, когда его коллега нарыл такую интересную инфу? - Кейси ударил по выключателю.
- Блять! Сука, твою ж!.. - иногда инспектор ловил себя на мысли, что в некоторые моменты начинает материться так же, как Тор.
- Твою ж маму, Торстейн Хемсворт! - завопил Кейси, увидев на полу едва начавшую подсыхать небольшую лужицу, цвет и консистенция которой не оставляли для опытного полицейского сомнений в том, чем эта самая лужа может быть. Капли крови — а это, несомненно, была она, обнаружились также на столе, когда-то аккуратно сервированным для ужина на двоих. Теперь же столовые приборы в беспорядке валялись на столе и рядом на полу — видимо, человек, чью кровь сейчас наблюдал инспектор Скотланд Ярда, получив ранение, сначала ударился о стол, а потом упал на пол. И, набирая номер Виктора Ланге — пусть в номер пришлют опер-группу, - Кейси отчаянно надеялся, человек этот не был Тором.
