Один на один

Эзра пришёл в себя резко, после сделанного глубокого вдоха. Он открыл глаза, покидая неясное сновидение, и не сразу понял, где находится. Очень неожиданно было увидеть кучу подушек разных размеров, украшенных, без сомнения, ручной вышивкой. Бегло осмотревшись, Эзра мало чего этим добился: было ясно, что он в какой-то хижине, но само помещение изучить не удалось, потому что маленький закуток, в котором умещалась постель Бриджера, был закрыт от остальной комнаты цветной занавеской. В самом закутке было достаточно светло, но до небольшого круглого окна было не дотянуться, не пошевелившись, равно как и не отодвинуть занавесь, не произведя шума, скрипнув примитивной деревянной кроватью. А шуметь Эзре очень не хотелось, потому что у дальнего от него края занавески на аналогичном кровати деревянном табурете сидел и дремал Траун, закинув ногу на ногу, скрестив на груди руки и немного наклонив вперёд голову. Казалось, чисс просто закрыл глаза — даже во время сна его выражение лица сохраняло свою привычную строгость. Но Эзра оставался спокоен, — он чувствовал, что его компаньон в самом деле спит. Бриджер старался как можно дольше не двигаться и не нарушать позы, в которой он проснулся. Зачем? Ему хотелось растянуть этот спокойный и невраждебный момент, когда постоянные переживания ненадолго отступили, оставляя в его голове немного места для посторонних мыслей, которые он обычно отгонял от себя. И вот, окинув взглядом походный костюм Трауна, Эзра разрешил себе расслабиться и ненадолго забыться в том особенном собственном чувстве, которое возникало каждый раз, когда он пристально всматривался в лицо своего врага. Эзра не ощущал какой-либо неловкости перед Трауном после своего признания ему. Но и никакого облегчения от этого он также не получил. Может быть, дело было в невзаимности, а может быть, в чём-то другом. Ему в любом случае не хотелось задумываться над этим — даже если бы он и не признался, то вряд ли бы планировал что-то менять в их отношении друг к другу, как бы сильно он этого ни желал. Да и потом — Эзра не считал себя специалистом в любовных делах и слишком дорожил хрупким доверием между ними, чтобы рисковать и что-то предпринимать по этому поводу. Поэтому ему оставалось только смириться и довольствоваться подобными редкими моментами случайного спокойствия. Эзра честно выдержал полчаса без движения. Потом к нему пришло осознание, что, вообще-то, он хорошо отдохнул, выспался и потому не чувствует себя уставшим. Даже настроение было какое-то приподнятое, и от мягкого света из окна в сочетании тишины хижины, гарантирующей безопасность, Эзра воспрял духом. Впервые за долгие месяцы он ощутил уверенность в завтрашнем дне. Так что, готовый к любым новым трудностям, он решительно сел. Кровать ожидаемо скрипнула, и в то же мгновение чисс открыл глаза. Эзра не стал спрашивать, как долго он провалялся в отключке. Им с Трауном было необходимо поговорить с Лорехн, и на пустые разговоры тратить времени обоим не хотелось. Поэтому Эзра особо не задерживался на одном месте, по-быстрому исследуя хижину. Он нашёл умывальник, потом обнаружил зеркало, мельком взглянул на себя, худого и лохматого, и уже был готов к выходу в свет. Траун убрал свои отросшие волосы в хвост и тем и ограничился. По поселению они прошли, не разговаривая. Оба направлялись к жилищу Лорехн, — чисс уже знал, где именно она обитает, а Эзру вела интуиция, которая порой бывает удивительно безошибочна. Так они и думали, что ведут друг друга, поглядывая по сторонам и стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды поселенцев — забраков и людей. Чем ближе они подходили к нужной хижине, тем мрачнее становилось на душе у Эзры. То особенное расположение духа, появившееся по пробуждении, стремительно пропадало, возрождая ставшей теперь обыденной тревогу и привычное постоянное чувство томительного ожидания. А ещё Эзра понял, что слишком поспешил и забыл поесть перед выходом. Впрочем, едва он увидел знакомую жещину-забрака, мысли о нарастающем голоде сразу же отступили на второй план. В хижине старушки стоял резкий запах каких-то специфических благовоний, повсюду было много различных цветных тряпок и подушек. С невысокого потолка свисали веники сухих трав и длинных корешков, которые заслоняли свет из маленьких окон и создавали лёгкий полумрак в помещении. Куда ни погляди — каждый раз внимание привлекала какая-нибудь незамеченная ранее безделушка, служащая не иначе как тем или иным амулетом. В общем, и у Эзры, и у Трауна сложилось впечатление, что Лорехн в этом небольшом поселении выполняет обязанности ведуньи или, может быть, даже целительницы. Это не вызывало удивления, скорее наоборот, — от подобного зрелища могли проснуться интерес исследователя или же самое обыкновенное человеческое любопытство. Тем не менее, чиссу в данный момент было не до изучений местных артефактов, а Бриджер слишком волновался, чтобы дать волю своей любознательности. Оба считали, что не задержатся на этой планетке надолго, и времени терять не хотелось. Лорехн, добрая душа, совершенно никуда не торопилась, и товарищам по несчастью невольно пришлось подстроиться под её такт и, прежде чем начать разговор, подождать, когда вскипит чайник. За это время старушка достала на стол плоские хлебные лепёшки и сладкий сироп неизвестного происхождения. Как бы то ни было, Эзре этого оказалось достаточно, чтобы немного приободриться. …Траун испытывал смешанные чувства, когда стало ясно, что на этой планете они с Бриджером могут провести несколько лет. На самом деле, в этом был некоторый смысл, однако выбирать всё равно приходилось меньшее из двух зол. Эзре стоило отдать должное — он был прав, когда говорил о цивилизации, предлагая посетить этот мир. Планета действительно являлась частью огромной цивилизованной космической системы, но, к сожалению, находилась на самой её окраине и практически ни с кем не контактировала. Исходя из этого факта, планету можно было покинуть и продолжить идти по уже проложенному, хоть и очень примерному, маршруту, как Траун и собирался в самом начале. Но возможность раздобыть карту и уже по ней рассчитать гиперпрыжки, тем самым значительно сократив длительность возвращения, была не менее заманчива. Только ради этого придётся осесть здесь на какое-то время — раз в три местных года поселение посещает торговый караван, и по заверению Лорехн, торговцы поделятся своими знаниями об ориентирах в космосе. Ожидания, увы, не избежать — жители планеты считались затворниками, межпланетных полётов не совершали, а потому не нуждались в необходимой для этого технике, не имели её и отказывались приобретать или создавать. Эзру, как и Трауна, новость обеспокоила не меньше, но по другим причинам. И эти самые причины он хотел обговорить с Лорехн с глазу на глаз.  — Я не должен допустить, чтобы он — Эзра подразумевал Трауна. — Вернулся обратно раньше времени.  — Двух лет здесь тебе будет достаточно, — Лорехн перешла на свой язык, даже несмотря на то, что чисс уже ушёл, заметно раздосадованный и сердитый. Так, для подстраховки. — Не думай, что ваше путешествие ограничится только этой планетой. Впереди ещё долгий путь. Они немного помолчали — Эзра явно хотел добавить что-то ещё, потому что слова старушки не особо успокоили. В конце концов, он сказал, почему:  — Я оставил там дорогих мне людей, — он знал, что Лорехн поймёт его чувства; на данный момент она была единственной, с кем он мог безопасно и искренне поделиться своими переживаниями. Ведь она, как и он, была чувствительна к Силе. — Я скучаю по ним и очень хочу возвратиться.  — В любом случае, делай то, что должен, — Лорехн накрыла его руку своей, в знак поддержки и сочувствия. — Оставь их там, отпусти, — Эзра встревожено посмотрел на неё, и старушка спешно добавила: — не навсегда, на время. Так будет лучше и для тебя, и для них. Поверь мне. Ты обязательно вернёшься, но в своё время. Я это знаю. Эзра покинул Лорехн в растрёпанных чувствах. Та ни в чём не солгала ему, и, зная заранее, что они здесь останутся, обещала помогать, в чём сможет и чем сможет. Он понимал, что право выбора ещё оставалось и за Трауном, — не то что бы он был главным в их вынужденном партнёрстве (Эзра недовольно фыркнул при этой мысли), но чувствовалось, что опыта выживания у него всё-таки будет побольше, чем у парня. Поэтому, как бы ни не хотелось, а прислушиваться к нему хотя бы время от времени стоило. Сам Эзра вариант остаться для себя считал вполне приемлемым. Он быстро добрался до их хижины, не оглядываясь на прохожих. Эзра не был удивлён, когда, ненадолго забывшись, он вдруг сообразил, что более чем дословно понимает речь местных. Если они будут жить здесь какое-то время, наверное, было бы неплохо научить Трауна их языку, — так подумал Бриджер, ввалившись в хижину и направляясь прямиком к своему закутку с кроватью, намеренно не глядя на чисса, который сидел за столом, пребывая в глубоких размышлениях.

***

Траун знал, что решающее слово останется за ним, и поэтому к вопросу подошёл основательно, оценивая всевозможные неприятности, которые могут произойти в том или ином случае. Он также знал, на что рассчитывал Бриджер — остаться, чтобы точно быть уверенным, что таким образом возвращение затянется как минимум на два года. Но для Трауна это не имело значения. Он был готов к ожиданию, если того требовали обстоятельства, и глупо со стороны Эзры предполагать, что он сдастся или опустит руки. В конце концов, если Эзра будет слишком усердствовать — Траун найдёт способ обуздать его. Может быть, даже избавиться, в самом крайнем случае. Как-никак они оба зависели друг от друга, и вдвоём они имели хорошие шансы на благополучное преодоление большинства трудностей. «Мы остаёмся», — таков был вердикт, и, озвучивая его, Траун не испытывал каких-либо сожалений или донимавшего его ранее раздражения. Он был настроен решительно, и ничто не могло лишить его твёрдости духа.