Один на один

— Язык, ты, может, и понимаешь, но говоришь на нём в крайней степени безобразно. Эзра, как и хотел, взялся обучать чисса местному наречию, одновременно, как и он, разбираясь в новом языке. Тем не менее, понять, в чём суть правильного произношения оказалось не так просто, как Бриджер рассчитывал поначалу. Удивительно, но Лорехн освоила общегалактический гораздо легче, чем они вдвоём, сообща едва-едва осилили незнакомую речь. Это произошло не сразу, а спустя какое-то время, благодаря живому общению с соседями и их подсказкам. Траун первый сообразил, что мешало им обоим в точности перевода: он заметил незначительную на первый взгляд особенность в диалоге туземцев — как бы это ни звучало, но их язык был очень чувствителен к шуму. Любой глагол зависел от того, как громко было совершено действие. Для одного действия могло существовать несколько определений — например, для того, чтобы открыть дверь — дверь можно было открыть тихо, не очень громко и громко — в зависимости от громкости глагол менялся. В конце концов, Траун с Эзрой обменялись ролями — вытянув из парня достаточно информации, чтобы язык уже можно было постигать самостоятельно, чисс сильно преуспел в сближении с новой культурой. Более того, он стал способен разъяснять Бриджеру некоторые непонятные тому сложности в произношении слов и многом подобном, связанном с языком. Такую перемену Эзра принял спокойно, ещё больше утверждаясь в том, что Траун действительно опытнее его во многих аспектах жизни. И парень продолжил приглядываться к своему врагу, пользуясь возможностью переменить те или иные знания, которые ранее были недоступны для него. В самом деле, зачем зря терять время? Траун постепенно привыкал к новым условиям, в которые его угораздило попасть. Выдернутый из давно ставшей обыкновением централизованной среды, которую создавала Империя, он лишился той суровой сосредоточенности каждого дня, которая составляла его внутренний стержень. Это не значило, что он упал духом; переходя на новый ритм жизни, невозможно было избежать своеобразной ломки. Всё-таки, находясь на «Химере», как в обжитой крепости, где сохранялся определённый социальный климат, Траун чувствовал себя гораздо свободней, чем здесь, на планете с относительно развитой цивилизацией. Так что, чтобы справиться с тоской по жизни, которую он оставил на неопределённое время, чисс полностью отдавался занятиям, способным принести ему пользу. Поэтому, изучая язык и помогая в этом ещё и Бриджеру, он был искренним, когда делал парню замечания. В подобных репликах не было заложено попытки мстительно растоптать Эзру или что-нибудь в этом роде. Таким образом он призывал уделить больше внимания изучаемому предмету. Эзра это понимал и потому не обижался. Наблюдая за Бриджером, чисс думал о том, что парень смог бы спокойно жить в мирное время. Он быстро нашёл себе новых знакомых, и, установив тесную связь с природой, хорошел на глазах. Теперь он выглядел менее напряжённым, стал улыбаться. Казалось, у него получилось одолеть болезненное состояние отрешённости и безразличия к окружающему. Даже стенания по ночам прекратились. В общем, Эзре, в отличие от Трауна, потребовался не такой долгий срок, чтобы приспособиться к новому окружению. Можно было с уверенностью сказать, что на этой планете джедай чувствовал себя комфортно. Иногда Траун погружался в размышления, в которых прежде ему не было надобности. Слова Лорехн о том, что она их ждала, и притом с юности, задели его, натолкнув на самые отчаянные мысли. Преимущественно о превратностях судьбы и предназначении. У него никогда не было проблем с определением собственного смысла жизни, но случай с Лорехн заставил Трауна задуматься об этом заново. Его не очень смущала идея, что предназначение Лорехн — встретить их с Эзрой на склоне своих лет. Тем не менее, у него невольно возникал вопрос: может ли быть так, что предопределение Бриджера — помешать ему, отстранив от сил Империи? И что из этого он, Траун, должен извлечь для себя?.. Эзра, каким бы оживлённым ни выглядел, порой тоже задумывался о чём-то подобном. Он думал о себе, о Кэнане, Лорехн и, конечно же, о Трауне. Впрочем, он не сильно увлекался, вняв совету пожилой женщины-забрака, и был вознаграждён за это душевным равновесием. Какое-то время он больше удивлялся живущему здесь народцу — смешению забраков и людей. Его поражало их миролюбие, потому что, имея опыт общения с Молом, Эзра неосознанно определял его расу как хитрую и злобную. Возможно, разница, которую он увидел между ним и его сородичами, зависела от расстояния их мест обитания. Эзра не мог объяснить иначе возникновение подобного менталитета, обуславливающего кротость и незлобливость местного населения. Люди, которые здесь жили, имели красную кожу, ходили в свободной одежде и, судя по всему, любили украшения, так как многие носили металлические браслеты на руках или серьги несложной формы. Или, может, это было что-то из традиций. По крайней мере, что точно было понятно и Эзре, и Трауну, это то, что у мужчин, считавшихся красивыми, чаще всего должна быть борода, а у всех забраков — длинные волосы. Эзра даже как-то задался вопросом, не отрастить ли ему бороду? Но, беря пример с чисса, которого не особо заботило соответствие собственной внешности принятым местным стандартам, и который решил оставаться собой, парень быстро отказался от этой идеи. Даже спрашивать ни у кого не пришлось, пошла бы ему такая красота или нет. Так, став частью одной большой общины, Траун с Эзрой коротали бесконечно долгие дни за физическим трудом. Оба брались за разную работу разной сложности, не всегда, впрочем, трудясь вместе. Случалось, что в один день чисс уходил косить траву в поле, где примерно в той же стороне Бриджер пас буйволов в удивительно дружном коллективе парней или девушек, а на следующий день на то же поле приходил уже Эзра, чтобы собрать порядком подсохшую траву, тем временем как Траун охотился в лесу. Всех всё устраивало — Эзра с Трауном не виделись практически весь день, а жители поселения получали добросовестный вклад от пришельцев в общее хозяйство. В любом случае, их труд можно было счесть за благодарность за выделенное для них жильё. Траун стал вести дневник. Точнее, это была небольшая записная книжка, которую ему повезло раздобыть, где он делал мелкие заметки, чтобы не потеряться в датах — как выяснилось, сутки на этой планете длились на один час дольше стандартных. Прискорбно, что, когда Лорехн говорила про два года, она опиралась на длину года данной планеты. Время ожидания существенно увеличилось. Впрочем, Траун продолжил сохранять спокойствие. Потому что на обстоятельства никак не повлиять. Наступил сезон дождей. Вода лилась с неба беспрерывно, и большую часть дня приходилось проводить в хижине. Траун игнорировал Бриджера; тот успешно занимался тем же, увлечённый всякой бытовой мелочью — он научился плести корзины и теперь экспериментировал с узором. Случалось, Эзра уходил в соседские хижины, чтобы пообщаться со сверстниками, и тогда чисс оставался в гордом одиночестве. Тем не менее, разговор между ними тоже бывал, и его причина крылась, казалось бы, в сущей ерунде — выяснилось, что Эзра не очень хорошо умел готовить. С чем-то простым он мог справиться, но чтобы сделать что-нибудь более приличное, чем обыкновенный бутерброд, ему волей-неволей пришлось обратиться к своему неприятелю (в самое первое время Бриджер ещё не так хорошо был знаком с соседями, чтобы просить помощи). Тот пошёл навстречу и, чтобы готовка не висела только на нём одном, взялся учить парня тому, что знал сам. Так что теперь Эзра время от времени мог получить необходимую консультацию. И только многим позже Эзра додумался выведывать кулинарные секреты у той же Лорехн, её внучки и тех, с кем удалось подружиться. К слову, консультированием диалог обычно и ограничивался — трапезничали они хоть и вместе, но всегда в убийственном молчании. Как бы то ни было, а сближение их характеров всё равно происходило, и этот процесс был неизбежен, потому что, оказавшись так далеко от родины, оба невольно видели друг в друге её живое напоминание и невысказанное обещание вернуться. Трауну было необходимо вернуться, потому что там остались те, кого он должен уничтожить, и Эзра олицетворял собой их всех. Эзра тоже стремился назад, но по противоположным причинам — защитить своих друзей от несправедливости и продолжить борьбу за свободу, и чисс был представителем тех, против кого была эта борьба. Ну, а ещё может быть потому, что Траун был Эзре небезразличен в более сентиментальном плане. Просто Эзра оказался терпеливым малым, а Траун по своей природе — невзыскательным в социальных взаимодействиях. В любом случае, они уже достаточно привыкли друг другу и осознали свою взаимозависимость, поэтому один другого мог спокойно попросить о помощи и быть уверенным, что отказа, из-за той же зловредности, например, не последует. Подобный акт перестал быть чем-то зазорным и конфузным. Более того, предложить свою помощь — тоже уже не обозначалось как что-то, что выходило за рамки их нейтралитета. Такой подход позволял избежать многих неприятностей, не обязательно масштабных. К примеру, когда сильным потоком дождя разрушило плотину, и её срочно надо было восстанавливать — чисс с Эзрой присоединились к местным без всяких разговоров. Работа была долгой и ужасно выматывающей, но не напрасной. Оба вернулись в хижину под утро, мокрые, грязные и до безумия усталые. Тем не менее, несмотря на полное отсутствие сил, Эзра, готовясь ко сну, не смог не заметить, как Траун сидит на табурете, с лицом хмурым и предельно задумчивым, и держит ладони на спине, в чём-то, по-видимому, сомневаясь. Что-то определённо было не так.  — У тебя болит спина? — Догадался Эзра.  — Поясница. У меня болит поясница. Разумеется, Эзра, полный сострадания, практически сразу забыв о сонливости, предложил Трауну натереть спину. Тот не стал отказываться. Эзра здорово тогда переволновался и от смятения был готов провалиться сквозь землю, однако постарался от души и так размял чиссу несчастную поясницу, что тот попросту перестал её чувствовать. Что, в общем, не помешало Трауну с чистой совестью уснуть во время процесса. Бриджер, тактично накрыв его одеялом, потом полночи провалялся без сна. Он точно не представлял себе всего этого, когда Лорехн делилась с ним своими мазями неделей ранее. На второй месяц бесконечного дождя Траун, казалось, несколько смягчился. Как-то, возвратившись в хижину после очередной вылазки в лес для проверки установленных ловушек (стоит отметить, что Траун, имея за плечами огромный опыт выживания, не упустил возможности поделиться с туземцами новыми видами ловушек для животных) чисс, приведя себя в порядок, как всегда уселся за стол, чтобы сделать ещё одну важную заметку в своей записной книжке, прямо напротив Эзры, чинившего прохудившуюся корзину. Мельком посмотрев на парня, он непроизвольно подумал, что тот чрезвычайно сосредоточен на своём занятии и подозрительно серьёзен.  — Что-то случилось? Эзра также быстро посмотрел на него, и ещё больше нахмурил брови.  — Да нет, ничего. Ну, ничего, значит ничего, — и Траун продолжил выводить карандашом запись, оставляя этот разговор, не чувствуя себя обязанным вытягивать из Бриджера что-либо насильно. Впрочем, Эзра всё равно не смог промолчать. И за ужином, как-то уж очень печально вздохнув перед тарелкой, он признался:  — На самом деле меня назвали коротышкой. Не сказать, что Траун удивился, но такого замечания об Эзре он точно не ожидал.  — Но ты же всё ещё растёшь, — не попытка утешить, просто констатация факта.  — Я знаю. Но что, если уже не вырасту?  — Тебя беспокоит твой рост? — Больше утверждение, чем вопрос.  — Да. Трауна нисколько не интересовало, чем там Бриджер занимается, проводя время со сверстниками, но в данный момент он не сомневался, что дети могли чего-нибудь не поделить, и Эзре, как самому честному, впоследствии досталась пара ласковых слов. Парень действительно был немного ниже местных отроков, но чиссу ни разу не приходила мысль, чтобы кто-то в конечном итоге оказался способен воспользоваться этим. Он посмотрел на Эзру так пристально, что тому сделалось не по себе. Он оценивал.  — Ты не маленький, у тебя грацильный тип телосложения.  — А, ну, тогда ладно, — и лицо Эзры тут же просияло, хотя парень понятия не имел, что значит «грацильный». В любом случае, от Трауна это определение для него прозвучало не иначе, как комплимент и разрешение насущной проблемы. До самой ночи у него было очень хорошее настроение. А потом он опять не выдержал.  — А что это значит? — раздалось в полной темноте.  — Это значит, что ты изящный, — ответил чисс, не открывая глаз. — У тебя хорошо развита грудная клетка и выражен мышечный тонус.  — Понятно, — Эзра был более чем доволен услышанным. — Спасибо, — и он провалился в светлый и спокойный сон.