Один на один

В конце концов, внутренние чаши весов Трауна склонились в пользу Эзры. Всё решилось на устроенном местными фестивале — торжестве и всеобщем гулянье в честь первого удачного урожая в этом году. Праздновали вечером, в поле, вытащив из хижин столы и прочие необходимые вещи; жгли костры, ели, веселились и танцевали, вытаптывая серо-фиолетовую траву. Играла музыка. Бриджер тоже был там. Траун знал, что парень ждал этот праздник и готовился к нему. Эзра по собственной инициативе учился танцу этого народца и достаточно преуспел в этом. Их с чиссом можно было назвать исследователями, разве что Траун подходил к делу как профессионал, анализируя и делая выводы, а Эзра, как любопытный любитель, погружался в чужую культуру, становясь её непосредственным участником. И в этот раз, Траун, заняв удобный наблюдательный пост, как знающий хореограф оценивал движения группки танцующих, мысленно расшифровывая значение того или иного жеста. Он ведь тоже не остался в стороне, присутствуя на своеобразных репетициях Бриджера и интересуясь происхождением элементов танца. Ему хотелось бы уверить самого себя, что его занимали исключительно история и культура, но кто он такой, чтобы врать себе и оправдывать тот факт, что ему лишний раз приспичило увидеть Эзру?.. Справедливости ради стоит отметить, что на танцевальные уроки Бриджера он пришёл от силы только два с половиной раза. Не больше. Издалека парня было практически не отличить от туземцев. Он двигался уверенно и увлечённо, гармонично вписываясь в их круг, и со стороны незнающего его невозможно было выделить среди кучки дикарей, закутанных, как и он, в цветные ткани. И Траун, наблюдая за стараниями Эзры, думал о том, как тот способен умело подстраиваться, или, даже может быть, более уместно будет сказать, — сливаться со своим окружением, при этом не переставая быть собой. Неудивительно, что Бриджер повсюду мог с лёгкостью завести себе новых друзей. Траун не собирался проводить в поле всю ночь. Он уважал местный народец, но и в ответ заручился не меньшим уважением. А так как посещение данного мероприятия никем строго не регулировалось, чисс мог свободно уйти, не задев ничьи чувства. Даже Лорехн, местная достопримечательность, и та покинула празднующих, уведя за собой внучку. В принципе, те, у кого были дети, надолго не задерживались. И Траун решил поступить так же, взяв с них пример. Эзра как будто догадался о его намерении уйти, потому что, когда чисс уже поднялся со своего места, они впервые за всё это время пересеклись взглядами. Без сомнений, Эзра специально едва не сбился с всеобщего ритма, чтобы, используя мгновение, попрощаться (другого объяснения Траун просто не придумал) с чиссом, без особого труда выцепив его из толпы по горящим в полутьме красным глазам. Скачущий по нему свет от ближайшего костра делал его кожу такой же красной, как у местных людей, и, наверное, из-за того же костра взгляд Эзры показался таким пронзительным. Именно в тот миг Траун понял, что он определённо точно влюблён в этого мальчишку. Неотвратимо и фатально. Траун не воспринял это осознание как что-то трагичное. Он ушёл оттуда, как и хотел, и выдержка ни в чём ему не изменила — в какой-то момент он всё-таки засомневался — остаться ли ему?.. Нельзя было сказать, что он был удручён, окончательно утвердившись в своих чувствах и заранее предвидя связанные с ними проблемы, которые, впрочем, можно избежать, но навалившаяся вдруг на него усталость доконала его. Он не запомнил, как добрался до их с Бриджером хижины в темноте. Не зажигая свет, он разулся, скинул верхнюю одежду и лёг, надеясь заснуть в скором времени. Но сон всё не шёл, и Трауну пришлось довольствоваться полудрёмой, путаясь в полубредовых мыслях и образах. Когда начало рассветать, пришёл Эзра. Он за что-то громко споткнулся, разбудив этим чисса, и, шёпотом ругнувшись, добрёл до своей кровати и буквально рухнул в постель, даже не потрудившись раздеться. Вскоре послышалось тихое и спокойное дыхание. Траун осторожно отодвинул свою занавеску. Было уже достаточно светло, чтобы без усилий различать предметы и примерный цвет длинных и просторных одежд Эзры, в которые тот закутался вместо одеяла. Рассматривая фигуру парня в практически полной тишине, Траун размышлял о том, что Бриджер необычайно талантлив. По крайней мере, на празднике он явно превзошёл себя. Хотя, может, дело было в том, что он джедай? В любом случае, Траун вряд ли когда-нибудь задумывался о том, что Бриджер способен на такую пластичность. Он оказался приятно удивлён. В эстетическом плане, разумеется. Так, позволяя потоку мыслей постепенно менять своё направление с Эзры на планирование дел следующего дня, чисс забылся долгожданным сном. И снилось ему падение Империи… …Эзре было жарко. Он задыхался от невыносимого желания, парализующего всё тело. Кто бы мог подумать, что ожидание может быть таким мучительным, изнуряющим, томительным. Он слышал громкое сбивчивое дыхание и не мог понять, кому оно на самом деле принадлежит. Эзра чувствовал лёгкие касания чужих губ к своей коже, ошеломляющие и волнующие куда больше, чем собственный ноющий низ живота. Знакомые сильные руки трогали его везде, и он трогал в ответ, взбудораженный до предела. Ему нравилась эта прелюдия, нравились поцелуи, прикосновения, и, даже несмотря на то, что перед глазами всё плыло, он прекрасно знал, кто склоняется над ним. Он потянулся за ещё одним поцелуем, одновременно с этим чувствуя бедром чужой член, горячий и влажный. До самого главного осталось совсем чуть-чуть, но Эзра не был уверен, что ему хватит терпения. Он потянул руку вниз, однако что-то помешало ему достичь цели. Эзра заморгал, присматриваясь, ещё сильнее путаясь в одежде от торопливых движений. Соблазнительный фантом пропал, давая возможность отдышаться и наконец-то сориентироваться в пространстве. Жалобно скрипнула кровать, окончательно рассеивая сон. Эзра ошарашено уставился в потолок. Он был в ужасе. И всё ещё возбуждён. Траун и раньше частенько снился ему, но то был каприз воображения, последствия установившейся безобидной на вид привязанности и без труда контролируемого влечения. Шалость мозга, которая ещё никогда не развивалась до таких откровенностей. Этот же сон был настолько реалистичным, что его легко можно было спутать с видением Силы. И именно поэтому Эзра так сильно испугался. Всё-таки, то, что он увидел, само по себе слишком неожиданное и внезапное, даже для него, потому что он не тешил себя подобными фантазиями, смирившись с текущим положением дел. Поэтому он честно не знал, стоило ли ему радоваться такому повороту событий. Конечно, неплохо, если это действительно было видение, — Эзра даже не пытался как-то переубедить себя, что считает иначе, что виденное им вызвало в нём отвращение или какое-нибудь другое близкое к этому чувство. Но, всё равно, так близко подойти к желаемому он, оказывается, был ещё не готов, и поэтому сейчас парень испытывал глубокий шок. Хотя он и не отрицал, что ему понравилось ощущать прикосновения рук Трауна к своему телу. Траун проснулся примерно через час после Эзры. За это время тот спешно переоделся, затолкал снятые вещи себе под кровать, успел ненадолго выйти на улицу, при этом не нашумев, и, в принципе, практически полностью отошёл от дикости сна. Впрочем, стоило Эзре увидеть необычайно свирепое лицо чисса, как обретённое спокойствие в тот же миг испарилось, оставляя парня заново переживать внутренний диссонанс. В мыслях мелькнуло нелепое подозрение, что Траун каким-то образом сумел подсмотреть его сновидение, и поэтому теперь так беснуется в негодовании.  — Тоже тяжёлый сон приснился? — смягчаясь, поинтересовался Траун у заметно побледневшего Эзры.  — Вроде того. Однако расстройства на этом не кончились: днём от внучки Лорехн Эзра узнал, что сны в эту праздничную ночь считаются вещими, так что он уже не сомневался в том, что у него было видение. Траун оказался не в восторге от местного поверья, — даже несмотря на то, что чисс не принял увиденное за правду, настроение у него всё равно испортилось.  — Но ведь даже видения не всегда сбываются, — сказал ему Эзра, непроизвольно пытаясь утешить. Он не знал, что снилось Трауну, и выведывать не собирался. Но он видел, что чисс был чем-то озабочен, и поэтому промолчать у него не получилось. Хотел ли Эзра, чтобы его собственное видение сбылось? Определённо, да. Но говорить об этом кому-либо, в особенности Трауну, он не считал нужным. Будь, что будет, — именно так он решил для себя.

***

Чувства к Бриджеру возрастали. Траун не обозначал их как что-то запретное или непозволительное, — ему не были чужды такие человеческие качества, как тяга к кому-либо. Хотя, минусы, разумеется, в этом влечении тоже были. Главным образом в том, что Эзра всё ещё являлся врагом Империи, а значит, ему, Трауну, он тоже должен оставаться неприятелем. И их текущие отношения, их сотрудничество — дело временное, и рано или поздно им снова придётся противостоять друг другу, каждый в интересах своей стороны. Траун знал, что если он откроется Бриджеру, скажет, озвучит свою любовь к нему — тот примет его чувства. Он знал, что тогда не миновать следующего шага — либо оставить всё как есть, и противостоять дальше, либо выделить друг друга из этой войны, образовав собственный личный союз, который будет выходить за пределы Империи и Альянса, потому что цель «уничтожить» на них перестанет распространяться. Второй вариант, конечно, чрезвычайно сложный для выполнения, но для Трауна не было ничего невозможного. Если он решится на такое, то будет держаться до самого конца. Размышляя так, чисс не торопился что-либо предпринимать. Ему также было известно, что если переждать какое-то время, может, даже и не один год, — чувства достаточно ослабнут, чтобы перестать занимать значительную нишу в его жизни, как сейчас. Единственное, в чём у него не получалось определиться — так это нужны ему эти отношения или нет. Все последующие действия и варианты развития событий упирались в этот вопрос, и ответа на него у Трауна пока не было. Впрочем, с этим ему немного помогли. У Лорехн был свой небольшой садик, который она любила и за которым бережно ухаживала. Однажды чиссу повезло оказаться поблизости именно в тот момент, когда старушка, по какой-то причине потеряв равновесие, грузно растянулась на земле. Траун не придумал ничего лучше, как подойти и помочь ей подняться. Затем они внезапно разговорились, и диалог плавно перешёл в сторону Эзры, его отличительных черт, отношения самой Лорехн к нему, а потом и об отношении Трауна. Понимая, к чему старушка пытается развернуть тему, чисс прямо сказал ей, что он ни в чём не уверен, и что не знает, так ли ему это всё необходимо. «Тебе — необходимо», — Лорехн смотрела на ситуацию, опираясь на опыт своей прожитой жизни, оценивая окружающих с психологической точки зрения, замечая те детали в их поведении, которые могли дать ей конкретные сведения. Впрочем, она редко кому поясняла свои мысли. А порой старушка и вовсе любила подшутить. «Мы можем говорить об этом сколько угодно, — часто повторяла она, когда хотела избежать лишних обсуждений. — Но мне надо возделывать свой сад». Это значило, что ей некогда тратить время на пустые, по её мнению, разговоры, потому что она уже сказала всё, что хотела сказать. Как бы то ни было, а на решение Трауна слова Лорехн повлияли существенно. Собственно, почему бы и нет?.. В крайнем случае, они с Бриджером всегда смогут разойтись, — отговорка, в которую верилось с трудом, но которая, в какой-то степени, служила подстраховкой и давала призрачную возможность отступить, если вдруг потребуется.