*****
Шверинское озеро встретило Рихарда плеском волн, нарушавшим звенящую осеннюю тишину и свежим приятным ветерком. Вдалеке были видны сигнальные огни небольших лодок у причала, на фоне освещенного луной неба виднелся силуэт замка. Подойдя как можно ближе к воде, Рихард уселся прямиком на траву. На то, чтобы справиться с пробкой бутылки текилы ушла от силы минута. Круспе закурил и запил вкус табака мексиканским напитком. И тут же усмехнулся, покачав головой — знакомый коктейль на языке! Сигарета, стопка текилы и вперед — на сцену! Не зная зачем, Рихард включил телефон. Потрепанный жизнью и переживший не одно падение гаджет тут же напомнил о сотне пропущенных звонков, а мессенджеры отчаянно заверещали извещениями о непрочитанных сообщениях. Видимо, оповещение, что абонент наконец-то в сети, отправилось всем страждущим, потому, как телефон тут же завибрировал в руке. Круспе поморщился и смахнул входящий от Кляйна. К черту юриста. Он получает весьма раздутое жалование, работая на «Раммштайн», так что, пусть изворачивается, как хочет. По крайней мере, пока. Тут же на экране высветилось имя старшей дочери. Похоже, она не выпускала телефон из рук! Рихард задумался на мгновение: а о чем с ней сейчас говорить? Не хочет он ни с кем разговаривать. Вернее — нет у него человека с которым он хотел бы поговорить. Точнее есть… Но… Круспе тихо рассмеялся над своими мыслями. «Пап, зачем ты поехал в Шверин? К бабушке?» — пришло сразу же после пропущенного звонка сообщение от Киры. Рихард тихо выругался: отлично, уже стало известно, где он находится! К черту это все! Круспе выключил гаджет и убрал его в карман пиджака. Из-за манипуляций с телефоном тяжелую стеклянную бутылку пришлось держать левой рукой, которая очень быстро напомнила о своем состоянии ноющей болью. Рихард вздохнул, пристроил текилу на коленях и вернулся к своим невеселым мыслям о будущем, привычно покусывая фильтр тлеющей сигареты. Неделя, ну, может быть, чуть больше, и надо будет что-то делать с записью альбома. Он уже решил, что хоть с сотого дубля, но запишет свои партии в оставшихся песнях, и потом нужно будет начинать лечение, которое все для него перечеркнет. Но как быть, если, как всегда, в последний момент они найдут свои ошибки в готовом материале? Только им, музыкантам, известно, сколько раз приходилось что-то экстренно перезаписывать! Вокал, барабаны, гитары… Все, что угодно может преподнести паршивый сюрприз! Хоть «Раммштайн» и может позволить себе без последствий отодвигать дату релиза, но в этом случае перенос сроков не поможет. После операции гитару в руки будет не взять. Круспе сделал несколько глотков текилы. А что, если Пауль разучит его партии и перезапишет их при необходимости? Ландерс запросто сможет все сыграть на оборудовании Рихарда, он же универсал! И вряд ли кто-то поймет замену на слух. Круспе тряхнул головой отметая эту мысль. Для группы помощь Пауля в студии была бы неоценима, но… но нет! Он, Рихард, еще живой и относительно здоровый! Он не может допустить, чтобы его партии перезаписывал кто-то еще! Он должен сам, от начала до конца, справиться со своей работой, тем более, что… Рихард не хотел об этом думать, но от реальности же не уйти — это будет его последний альбом. Возможно, не последний для «Раммштайн», но для него — последний. Они же не клепают полноформатники раз в два года, пройдет еще минимум четыре, а то и пять лет перед тем, как группа дозреет до нового релиза, а он… А где будет он? Рихард докурил сигарету до фильтра и взялся за следующую. Что он там читал? Выживаемость, кажется, около семидесяти процентов в течении пяти лет? Получается, у него неплохие шансы дотянуть до следующего альбома. А если повезет, то и лет десять, а может и двадцать проживет! Кто знает. Его организм вообще оказался крепче, чем предполагал сам Рихард. Но выживаемость возможна лишь в случае операции. Образование нужно удалить из кости. Вернее — вместе с костью, а то и с суставом. Рихард поморщился — сейчас он с трудом припоминал, что там ему рассказывали доктор Рогге и Гугл. Но зачем думать-то про то, что удастся застать еще один альбом «Раммштайн»? На нем он, Рихард Круспе, уже не будет соло-гитаристом. Какое участие он станет принимать в делах группы, когда не сможет больше играть? Перейдет на административную работу? Займется организацией туров? Или будет перетряхивать пыль в Раммшопе и гонять по стенкам продавцов? Нет, он точно не потянет это. Он морально не сможет постоянно видеть перед собой свою потерянную жизнь. Бэк-вокал? Конечно, их голоса с Тиллем хорошо сочетаются, и Рихард серьезный вокалист, способный заткнуть за пояс некоторых других певцов, но это же глупо! Седьмой человек на сцене, да еще и не во всех песнях. Это не то. Он гитарист! Всегда был и будет! А что делать с «Эмигрейт»? Не будет «Раммштайн», не будет и «Эмигрейт» — вторая группа вечно тянет из него деньги и практически ничего не приносит. Можно было бы остаться в ней вокалистом, найти сессионного гитариста вместо себя, но… Но не то! После того, как Рихард запил табачный дым новой порцией текилы, его мысли понеслись к предстоящему туру. Что с ним делать? Уже ведь есть график, он сам его утвердил — весна, лето, начало осени в разъездах. Откатать все-таки тур? Но рак ведь не терпит промедления. Чуть-чуть подождать, и он с радостью сожрет человека. Рихард шикнул от боли — сигарета догорела до фильтра и обожгла пальцы здоровой руки. Но это мелочи. Сколько раз он обжигался на шоу? Десятки, если не сотни. Одна его пылающая гитара чего стоит. А промашки со столбами огня? А огненная маска? Ожоги он воспринимал как неприятные бытовые мелочи. Круспе задумался — а как же ему жить без концертов? Выступления — это же часть его жизни. Он получал колоссальный заряд энергии в момент, когда выходил на решетчатую сцену, и его оглушал рев зала. Это было ни с чем не сравнимо. В жизни Рихарда не было таких ощущений, которые могли бы хоть немного походить на выход на сцену. На протяжении двух часов он видел у своих ног дикий живой организм, который дышал в ритме их песен, которым так виртуозно управлял Тилль, заставляя десятки тысяч людей петь, словно один, заставлял кричать и плакать. И этого не станет? Он больше не выйдет на сцену с «Раммштайн»?! Рихард снова закурил и покачал головой. Как без этого жить? А что если… Он замер от мысли, что пришла на ум. Что останется у него в жизни, если вырвать из нее «Эмигрейт» и «Раммштайн»? Если вырвать возможность сочинять музыку? Ничего! Так может быть… Может быть, послать лечение к черту? Пусть год, полтора… Или сколько там ему отмерил кто-то свыше, но он проживет это время так, как привык, так, как должен? И уйдет… Уйдет, понимая, что все отдал музыке, что смог написать еще десяток песен, что завершил свой последний тур и нормально попрощался со сценой. Круспе ощутил, как по спине пробежали ледяные мурашки. Неужели он сделает это? Неужели откажется от того, о чем молят небеса тысячи онкологических больных — от шанса победить болезнь и жить дальше? Глупо? По-идиотски? Но, кажется, это же будет самое правильное решение в его жизни! Неожиданно тонкий слух музыканта уловил звук двигателя приближающегося автомобиля. Рихард чертыхнулся — ну что, так трудно было человечеству на миг забыть о существовании Шверинского озера и оставить его тут одного до утра? Обязательно, чтобы сюда приехал кто-то еще? Круспе поднялся с земли и понял, что перебрал с выпивкой. Голова немного кружилась, а во всем теле ощущалась легкая слабость. Не удивительно — все, что у него сегодня было в желудке — бутерброд, который он кое-как запихнул в себя, когда заезжал домой. Метрах в тридцати остановилась машина, из которой выбрались целующаяся парочка, явно нацеленная на бурную страсть на капоте авто. Пока они не заметили в темноте черный BMW, Рихард поспешил забраться в машину. Кажется, девчонка вскрикнула от испуга, когда Рихард завел авто и оно рвануло с места. Но это его не сильно волновало. Сейчас важным для него было другое — куда деваться-то? Память вернула Круспе на тридцать лет назад. Знал он одно место… И странно, что сразу о нем не подумал! Там-то уж точно его никто не побеспокоит.*****
- Блять! — выругался Пауль, услышав механический голос оператора, сообщивший, что аппарат абонента выключен. — Он же только что включил телефон и опять вырубил! — Гитарист забрался на пассажирское сиденье и чуть сильнее, чем стоило, хлопнул дверью. Тилль лишь вздохнул и напряженно постучал пальцами по рулю, доставая телефон и снова отправляясь на поиски в Инстаграм. То, что они в рекордно короткие сроки добрались до Шверина, было лишь половиной успеха, обеспеченной мощным внедорожником Линдеманна. Но, побывав в пяти клубах и умудрившись остаться в четырех из них неузнанными, следов Рихарда не нашли. — Я вот что думаю, — сказал Пауль, глядя, как хмурится Тилль, проскролливая страницы, — нет смысла искать Рихарда в гей-клубах, он туда даже пьяным не сунется. В те, где есть караоке или что-то типа него, он тоже не пойдет, его чувство прекрасного не даст ему этого сделать. — Ландерс достал свой телефон и вернулся к списку от Гугла. — Если учесть эти вводные, то нам нужно объехать еще двадцать три клуба. Но такими темпами мы до утра их все не пролазим! — Не думаю, что надо, — задумчиво сказал Тилль, откладывая телефон. — Мне что-то подсказывает — если бы Рихард оказался в одном из местных клубов, это уже спалили бы. Ночь в разгаре, но новых фото с ним в сети нет. Его не могли не узнать. Да и по пьяни он не умеет себя тихо вести. Пауль задумался, а потом кивнул: в словах друга было зерно истины. — Ты адрес его матери знаешь? — Знаю, но он там не появлялся. Кира звонила ей. — Но куда он тогда мог поехать в Шверине? К кому? — Пауль чувствовал, что ему все сложнее сохранять самообладание. Как же уже хотелось найти этого самовлюбленного идиота и от души сначала навешать ему тумаков, а потом сесть и вместе все разрулить, со всем помочь. Линдеманн нахмурился, сосредоточенно прикусив губу. — Если в клубах его нет, и у матери тоже, то напрашивается только одно место, — задумчиво заговорил он. — Это, конечно, странно и нелогично, но я вообще сейчас не вижу логику в поступках Рихарда. — Тилль завел внедорожник и вырулил с парковки клуба. — Черт, я должен был сразу же о нем подумать! Но не настолько же все херово, чтобы Рихард захотел туда вернуться! Как я сразу-то не сообразил? — ругал себя Линдеманн, направляя машину на север, к выезду из города. Ночная загородная дорога была совершенно пустой. За десять минут пути попалась только одна встречная легковушка. Спустя еще пару минут, впереди стали настойчиво мелькать габаритные огни какой-то машины. Тилль, понимая, что это запросто может оказаться авто Рихарда (а кто еще может ехать в этом же направлении среди ночи?), прибавил газ, сокращая дистанцию. И вовремя! Буквально через три километра красные огни чуть замедлились, а потом странно вильнули и исчезли. Сбавив скорость, Тилль затормозил около придорожных кустов. Среди пожелтевшей, но еще не опавшей листвы, была видна съехавшая с дороги машина. Габаритки и фары горели, а двигатель все еще работал. — Твою же мать! — выругался Тилль, спешно выбираясь из авто: ему были хорошо знакомы номера BMW! — Рихард! — Пауль, зацепившись за подножку внедорожника, едва ли не кубарем полетел в кусты, расцарапав руки о поломанные ветки. — Живой! — Тилль рванул на себя водительскую дверь и забрался в салон. По плотному запаху алкоголя, который, казалось, пропитал собой всю машину, стало ясно, что послужило причиной аварии. Проверив пульс горе-водителя, Линдеманн вздохнул с облегчением — спит! Вырубился от выпитого! Повезло еще, что кусты оказались густыми, а система экстренного автономного торможения новенькой BMW отработала на пять с плюсом, моментально остановив машину. Освобождая Рихарда от ремня, Тилль понял, что у него немного дрожат руки: подсознательно он понимал, что был готов увидеть куда более серьезные последствия аварии и, может быть, даже попрощаться с другом. Но судьба Рихарда посчитала, что похороны пока откладываются на неопределенный промежуток времени. — Ну и дебил, — веско заключил Тилль, взваливая на себя бесчувственного Рихарда и выбираясь с ним из кустов. Трава и ветки мешались под ногами, заставив Линдеманна вспомнить богатый запас нецензурной лексики на всех известных ему языках. — Скорую надо вызывать! — Пауль попытался помочь Тиллю и поддержать его. — Вдруг у него травмы? Ему к врачу надо! — Ему проспаться надо, а не к врачу. Заднюю дверь открой, — почти рявкнул Тилль. — Садись с ним и держи его. Я сейчас, — скомандовал он, небрежно сгрузив Рихарда на широкое сиденье внедорожника. Несколько секунд Линдеманн, отойдя от своей машины, всматривался куда-то в темноту, после чего поспешил к BMW, нашел под сиденьем выпавший телефон, заглушил двигатель и протер все, до чего мог дотрагиваться Рихард полой своей ветровки. — И что это было? — спросил Ландерс, наблюдавший за странными манипуляциями Тилля, когда тот сел за руль и резко нажал на газ. — Сам же говорил — давай, как в кино действовать, вот я и действую, — огрызнулся Линдеманн и, бросив настороженный взгляд в зеркало заднего вида, внезапно вырубил все освещение автомобиля и резко свернул на какой-то проселок. Внедорожник подпрыгнул на каких-то неровностях, из-за мощной подвески пассажиров основательно разболтало в салоне. — Блять, Тилль, ты в своем уме?! — заорал Пауль, больно приложившийся плечом о спинку переднего сиденья, и начавший сильно сомневаться в психическом здоровье Линдеманна. — Ты чего творишь?! — Пристегиваться он даже не подумал, осторожно прижимая к себе Рихарда. — Что надо, то и творю. Тут я уже все закоулки знаю. — Тилль внимательно всматривался в темноту, разгоняемую лишь скудным светом луны, когда внедорожник полетел по грунтовке среди фермерских полей. — Херню ты творишь! — возмутился Пауль, изо всех сил стараясь защитить себя и Рихарда от новых ударов. — Я или в детектива переиграл, или за нами по трассе все время ехала какая-то машина, — серьезно сказал Тилль и остановил внедорожник, когда они въехали в какой-то небольшой лесок между полями. — Прямо вот от места, где мы Рихарда нашли. — Линдеманн повернулся и внимательно посмотрел назад. — Не уверен даже, что эта тачка за нами по Шверину не моталась. — Ты сейчас слышишь, что говоришь? — Поежился Пауль зачем-то оборачиваясь назад и всматриваясь в темноту. — Слышу и, полагаю, звучит бредово. — Тилль криво усмехнулся. — Это могла быть полиция? — Ландерс попытался мыслить хладнокровно. — С чего бы вдруг? Он в кусты на наших глазах прилетел, свидетелей не было. — С этими словами Линдеманн отвернулся и поехал дальше, включив фары. Воспользовавшись тем, что колдобины, проложенные тракторами фермеров, закончились, Пауль откинулся на сиденье и прикрыл на мгновение глаза, чтобы перевести дыхание. То, что произошло буквально десять минут назад, казалось каким-то идиотским то ли боевиком, то ли детективом. И он точно никак не мог оказаться в нем на одной из главных ролей. Однако Рихард, которого Ландерс даже не думал выпускать из объятий, напоминал о реальности происходящего. В какой-то момент их странной поездки по полям, Круспе завозился и что-то забурчал, очевидно приходя в себя, но Пауль принялся осторожно поглаживать его по спине. Он сам не понимал на кой черт сделал это и надеялся, что Тилль слишком поглощен дорогой, и не приглядывает через зеркало за пассажирами сзади. Спустя минут тридцать, поездка по пересеченной местности закончилась на берегу небольшого озера. Пучки света фар выхватили из темноты чуть покосившуюся хижину на берегу и шаткий деревянный настил. Только сейчас до Пауля дошло, куда их привез Линдеманн. Память странная штука — какие-то вещи он помнил очень хорошо, даже спустя пару десятилетий, а что-то начисто забылось. Может быть потому, что оказываясь здесь, Ландрес был пьян или мертвецки пьян. Как иначе он мог забыть знаменитую хижину Тилля?! Линдеманн, выбравшись из машины, отправился инспектировать постройку и сейчас чем-то гремел около ее двери. Спустя пару минут в окне зажегся свет. Еще через пять, Тилль подошел к машине и занялся выгрузкой их ценной находки. — Ну и разожрался же ты, Рихард, — проворчал Тилль, пытаясь поудобнее взвалить на себя друга. Не с первого раза, но это ему удалось. Около хижины Тилль сгрузил Рихарда на землю, присел на корточки и попытался привести в чувства. Когда стандартный для таких случаев набор гуманных методов привел лишь к тому, что Круспе на минуту приоткрыл глаза, и тут же снова вырубился, Линдеманн покачал головой. — Прости, друг, но ты не оставил мне выбора. — С этими словами Тилль взял стоявшее у входа ржавое ведро, от души зачерпнул из озера воду и вылил на голову Рихарду. Ледяной душ оказался тем, что привело Круспе в чувства: он заворочался, выругался и начал отплевываться от озерной тины. — Ты что творишь?! Осень на дворе! — возмутился Пауль, не успевший помешать Линдеманну. — А я хочу узнать, что он творит. — Тилль опустился на колени и помог другу сесть. — Ну, Рихардхен, и как это понимать? — Бережно поддерживая его, Тилль начал свой допрос. — Блять… — Рихард, с трудом понимая, что происходит, попытался связать крутившиеся в мозгу слова в предложения, но паззл раз за разом рассыпался. В голову словно кто-то набил вату. — Ты никого не грохнул? — Тилль потрепал Рихарда по щеке, поняв, что тот опять начинает отключаться. Ландерс поспешил присесть на корточки и придержать Рихарда за плечо, словно Линдеманн не справился бы один. Сердце болезненно екнуло, когда Пауль увидел в пьяном взгляде друга все те же боль и страх, что и на фото из клуба. Только в реальности они были куда сильнее. — Иди ты на хрен, — буркнул Круспе. — А если серьезно? — напирал Тилль. — Или мне молодость вспомнить и тебя целиком в озеро окунуть? Ты во что влип? — Ни во что, — ответил Рихард и прикрыл глаза — окружающий мир перестал крутиться непонятной каруселью, и способность складывать слова в предложения наконец-то стала возвращаться. — Тилль, оставь его в покое. — Пауль осторожно коснулся плеча Линдеманна, — Утром поговорим. Он явно не в лучшей форме. Тилль лишь буркнул что-то себе под нос и несколько секунд размышлял над словами Ландерса. — По ходу, ты прав. — Он встал, помог подняться Рихарду, и повел его в хижину. Ландерс поспешил следом. С годами хижина стала выглядеть еще хуже, чем раньше. Зайдя внутрь, Пауль опасливо посмотрел на провисшие балки потолка и щели в полу. Робкая надежда, что это сооружение не сложится, пока они находятся внутри, начинала умирать. Вообще, в его воспоминаниях, это место выглядело более приветливым. А не каким-то убежищем беглых каторжников. Голые деревянные стены, две сделанных еще после войны железных кровати, стол, огромный, пострадавший от сырости, шкаф ручной работы, пара стульев и грубых самодельных табуретов — все это никак не связывалось у Пауля с понятием «уют». Аскетичную картину дополняла вешалка для одежды, на которой расположилась рыбацкая амуниция и железная печка в дальнем углу, к которой почему-то были прислонены несколько спиннигов и высокие болотные сапоги. — Мышей и прочей гадости тут нет, я их вытравил, — сообщил Тилль, усадив Рихарда на кровать и начав рыться в шкафу. — Вот, страдалец, переоденься, а то будешь говорить, что я виноват в твоей простуде. — Линдеманн протянул Рихарду старый свитер домашней вязки. Рихард криво улыбнулся в ответ на слова Тилля. Свитер почему-то показался Рихарду очень тяжелым. Или же это его тело было не в состоянии что-либо делать. На то, чтобы расстегнуть на пиджаке две пуговицы неслушающимися пальцами ушло минуты три. Линдеманн в который раз за вечер покачал головой и принялся сам переодевать друга. — Ну точно, как тогда в девяносто третьем, — сказал он, освобождая Рихарда от мокрой рубашки и натягивая на него колючий свитер, — опять у тебя камердинером работаю. И как ты вечно умудряешься найти человека, который все за тебя сделает? — по-доброму ворчал Тилль. Круспе лишь пожал плечами, стараясь из последних держать глаза открытыми. Свинцовая усталость буквально придавливала его к кровати и лишала какой-либо возможности нормально шевелиться. Рихард даже не сразу понял, как Тилль ловко уложил его и укрыл одеялом. — Значит так, Пауль, — сказал чуть позже Линдеманн, выходя из хижины, — остаешься тут с ним. Консервы, вода — в шкафу, там же аптечка. На настил у озера не наступать, если не хочешь искупаться. — А ты куда собрался?! — Пауль сильно удивился услышанному. — К себе домой. В деревню. Переночую там. — Э… — Ландерс не нашелся, что сказать, живо представив, как разнились условия отцовского дома Тилля и этой хижины. Ноябрьской ночью. — Объясняю, — успокаивающе заговорил Линдеманн, — я даю стопроцентрую гарантию, что сейчас около машины Рихарда крутятся полицейские. И полиция знает кому она принадлежит. До Рихарда они не дозвонятся. — С этими словами Тилль отдал Паулю выключенный телефон друга. — Пытаясь что-нибудь выяснить, очень быстро проверят ближайшие дорожные камеры, а мы на них спалились. Дальше у полиции обязательно возникнут вопросы ко мне. И как мне отбрехаться и не подставить Рихарда? Мало того, что у него нарушение условий подписки, так он еще и пьяный сел за руль и устроил ДТП, спасибо, без пострадавших. Ему эти неприятности не нужны. А так — скажу полиции, что приехал проведать отцовский дом. Мимо машины Рихарда не проезжал, там до этого места после камеры есть поворот — по грунтовке можно до деревни добраться. Так что, его ждут неприятности только за нарушение подписки. Но тут может Кляйн что придумает. Искать вас тут никто не додумается, а к тому времени он протрезвеет. Пауль не стал возражать: Линдеманн опять оказался прав. Пожелав ему удачи, Тилль забрался в машину, и вскоре Пауль уже не мог различить в темноте габаритки внедорожника. Постояв с минуту на ночной прохладе, Ландерс вернулся в хижину, сквозь щели в которой отчетливо тянуло холодом с озера. К этому времени Круспе уже глубоко спал, совершенно по-детски сложив руки под щекой. Пауль посмотрел на печь — растопить бы ее и немного прогреть помещение, но идти и искать в темноте, подсвечивая себе телефоном, дрова, сил не было. Стоило Тиллю уехать, как Ландерс понял, что начинает ловить отходняк — напряжение и адреналин схлынули, оставив место только безмерной усталости и желанию уснуть. Пауль критично посмотрел на одеяло и покрывало на второй кровати — если забраться под них и не раздеваться, то холод, по идее, не страшен. Ландерс уже собирался осуществить это, когда услышал, как за спиной завозился Рихард: замерзнув, во сне он попытался натянуть одеяло почти по самые уши. Пауль покачал головой, живо представив, как, должно быть, холодно Рихарду. После зверского метода вытрезвления от Тилля, вряд ли шерстяной свитер и довольно тонкое одеяло могли нормально согреть. Накинув на друга одеяло и покрывало со второй кровати, Пауль задумался: а ему-то, что делать? Ландрес вздохнул и посмотрел в окно: над озером начинал заниматься хмурый рассвет. Получится продержаться без сна следующий день? А если что произойдет? Откуда брать силы, чтобы помочь Рихарду? Спать. Было нужно лечь поспать хотя бы пару часов, чтобы немного взбодрить тело и привести мысли в порядок. И ширина односпальной кровати сейчас ничуть не смущала. Справедливо рассудив, что под двумя одеялами точно будет тепло, Пауль выключил свет, снял куртку и, оставшись в рубашке и джинсах, осторожно забрался под одеяла к Рихарду, пристроив голову на второй подушке. Оказалось, что лечь на спину без риска свалиться на пол, невозможно. В постели было тепло и пахло какими-то травами. Тилль что ли летом сушил одеяла на скошенном лугу? Тонкий аромат понравился Паулю, он даже отвлекал внимание от тяжелого запаха спиртного, исходившего от Рихарда. На сердце Ландерса стало теплее, когда он заметил, как Рихард наконец-то согрелся и теперь расслабленно спал. Глядя в рассветном сумраке ему в лицо, Пауль грустно улыбался — сейчас Рихард стал выглядеть на свой возраст, и время, милостиво обходившее его стороной, вдруг резко взяло и вернуло ему его года. «Но это ведь ненадолго, — мысленно успокоил себя Ландерс. — Разберемся с тем, что у него случилось, и Рихард опять станет самим собой». — Спи, я с тобой, — тихо сказал Пауль и легонько погладил Рихарда по плечу, когда тот заворочался во сне и нахмурил лоб. Уже проваливаясь в объятья Морфея, Пауль позволил себе то, о чем, хотелось надеяться, никто не узнает — он обнял Рихарда. Все эти их объятия на сцене, для фото, на людях — это было, по большей части, игрой на публику. А сейчас… Сейчас Пауль обнимал друга потому, что хотел ощутить его тело под своими руками. Но, если признаться самому себе, это было лишено какого-либо эротического подтекста. В данный момент Пауль не хотел секса с Рихардом, он просто хотел дать ему опору и защиту. Что бы там ни случилось.