Прошлое сделает счастливым

— Вы тут живые или как? — Дверь скрипнула, впуская Тилля. Стрелки часов уже давно перевалили за полдень, и Линдеманн немного удивился, когда приехал и не обнаружил признаков жизни около своей хижины. Спящие в одной кровати гитаристы, да еще и тесно прижавшиеся друг к другу, заставили Тилля удивиться еще больше. Со стороны Рихард и Пауль казались парочкой пожилых супругов, которым привычно и очень хорошо вот так вот спать в обнимку под ворохом одеял. А Рихард еще и умудрился положить голову на подушку Пауля. Линдеманн усмехнулся какой-то своей мысли, показавшейся ему слишком уж бредовой, и подошел к кровати. — Пауль, Рихард, подъем! — Он потеребил спящих. Как это ни странно, но Рихард первым открыл глаза, и Тиллю даже показалось, что Круспе уже какое-то время не спал. По крайней мере, он ожидал увидеть у него более заспанный и расфокусированный взгляд. Встретившись взглядом с Тиллем, Рихард словно нехотя выпустил Пауля из объятий и стал с трудом усаживаться, морщась от боли во всем теле. При этом пришлось постараться не спихнуть Ландерса на пол. Просыпаться Пауль не желал — в полусне он дернулся, попытался нащупать ускользнувшее от него тело, и только потом, буркнув что-то нецензурное себе под нос, приоткрыл глаза. Видимо, возвращение из царства сна в реальность произошло слишком резко, потому, как осознав, где и с кем находится, Пауль так резко сел на кровати, что едва не свалился с нее. Линдеманн снова усмехнулся, молча придержав Пауля. — Тебя как будто жена за трахом с любовницей застала, — подшутил Тилль над суетливостью Ландерса, когда тот выпутывался из одеял. — Пойду проветрюсь, — буркнул в ответ чуть покрасневший Пауль и поспешил покинуть хижину. Проводив Ландерса задумчивым взглядом, Тилль налил воды в большую железную кружку и отправил туда пару проверенных годами шипучих таблеток. Потом, посмотрев на щурящегося от света и потиравшего виски Рихарда, добавил третью и молча протянул живую воду другу. Дождавшись, когда кружка опустеет, Линдеманн сел на край кровати и внимательно посмотрел на бледного и взлохмаченного Рихарда. Очень хотелось взять салфетку для снятия макияжа и стереть огромные тени у него под глазами. Молчание затягивалось. Тилль наблюдал как в лучах заглянувшего в хижину солнца кружатся пылинки. Снаружи донесся плеск воды и отборная немецкая брань перемежавшаяся русским матом. — Ты как? — спросил наконец Тилль, чтобы начать разговор. — Живой, как видишь, — Рихард откинул одеяла, надеясь, что прохладный воздух хижины поможет еще быстрее прийти в себя. — А ты поговорить хочешь? Не отстанешь? Тилль лишь молча развел руками: а сам-то ты как думаешь? — Дай таблетки подействуют. — Круспе откинулся на подушку и закрыл глаза. Попросив время, он пытался убить двух зайцев — дать организму возможность немного прийти в норму, и попытаться продумать разговор с Тиллем. Черт, этот разговор намечался гораздо раньше, чем планировал Рихард! Что сейчас делать? Все рассказать, как есть? Круспе пытался заставить мысли крутиться в голове чуть быстрее и быть более связанными, но это у него не выходило. Вот ведь насмешка судьбы — он как раз собирался приехать сюда, чтобы разложить для себя все по полочкам и какое-то время побыть наедине с собой в месте, где когда уже смог собрать свою жизнь заново. Надеялся, что здесь, как и тридцать лет назад, найдет в себе скрытый резерв сил. Но планам было не суждено сбыться… Так что, наверное, все-таки, самый лучший выход все рассказать Тиллю. В конце концов, он имеет право знать. Все ребята имеют право знать, что будет дальше. Но как же не хотелось совершать этот шаг! После него его, Рихарда, жизнь уже не будет прежней и отгораживаться от проблем больше не выйдет! Если бы не переполненный мочевой пузырь, Рихард предпочел бы полежать вот так еще час или два, но в итоге пришлось выбраться из кровати и поспешить на улицу. По пути в дощатый туалет за домом, Круспе увидел Пауля, стоявшего голышом на берегу озера и наспех вытиравшегося рубашкой. В районе солнечного сплетения что-то сладко сжалось: столько лет провели вместе на гастролях, но ни разу Рихард не видел Пауля полностью обнаженным. Ландерс годами пытался нагнать в качалке хоть какую-то мышечную массу, чтобы не выделяться на первой линии сцены на фоне крупных и мускулистых Тилля и Рихарда, но в итоге приобрел не вожделенные объемные бицепсы, а сухощавое подтянутое тело без единой лишней жиринки и сейчас… Рихард поспешил скрыться в туалете, пока к одной его проблеме не примешалась еще одна, куда более интимного характера — слишком уж четко он помнил ощущение тепла и близости тела Пауля этой ночью. — Моржеванием заняться надумал? — Тилль встретил Пауля вопросительно изогнутой бровью и хитрым взглядом. — Иногда в Балтике по осени и ранней весной полоскаюсь, — как можно спокойнее ответил Ландерс и принялся изучать содержимое шкафа в поисках чего-нибудь, что могло заменить ему рубашку. Затылком Пауль ощущал взгляд Тилля, и надеялся, что Линдеманн не станет делать поспешных и неправильных выводов. Вернее, он надеялся, что Тилль не обратил внимания на происходящее, и вообще не будет делать никаких выводов. Да мало ли почему, едва проснувшись, Пауль решил бухнуться в озеро? Да, он занимается моржеванием. Раз в сто лет. И что? Не скажешь же Линдеманну, что все тело свело от желания, а член просто закаменел от близости Рихарда! Конечно, они мужчины и свою физиологию хорошо знают, на нее можно было бы все списать, но… Но здраво мыслить у Пауля бы точно не получилось. Как найти способ помочь Рихарду, когда все мысли сводятся к желанию снова прижаться к нему, и попросить Тилля прикрыть дверь снаружи? Ландерс вообще удивился сам себе — он уже не помнил, когда последний раз просыпался с такой дикой жаждой секса! Ему же далеко не двадцать и не тридцать лет! Выудив наконец-то из недр шкафа огромную футболку Тилля с каким-то странно-безобидным Микки-Маусом на груди, Пауль натянул ее. Плевать, что он теперь выглядит тщедушным подростком! Вскоре Рихард вернулся в хижину. На его лице и в волосах блестели капли воды — принимать бодрящую ванну в озере он не рискнул, но умылся. Таблетки подействовали — голова уже не болела, глаза не слезились от света, а ясность в сознании навело холодное умывание. Чувствуя себя немного неуютно под двумя вопросительными взглядами, Рихард опустился на вторую кровать и прямо и открыто посмотрел на друзей — на Тилля, сидящего на кровати напротив и Пауля, привалившегося бедром к столу. — Спасибо, что вытащили из дерьма. — Начинать разговор стоило именно так и никак иначе. Кое-как припомнив события вечера и ночи, Круспе быстро сообразил, что в шаге от серьезной ошибки его остановили Пауль и Тилль. — Только начали вытаскивать, Рихардхен, — сказал Тилль, кивнув. — Процесс не завершен. Я еще ночью созвонился с Кляйном. Он приедет в деревню, ты с ним поедешь в полицию, напишешь заявление об угоне автомобиля. До этого вспомнишь свой маршрут по Шверину, и мы решим, где на тебя напали и, размахивая пистолетом, потребовали отдать машину. Ночью, кстати, полиция наведалась ко мне. Я полчаса заговаривал зубы местным буле и делал вид, что понятия не имею, что может делать твоя машина в семи километрах от моего дома. — Линдеманн поморщился. — Попутно с Кляйном решите, что говорить о нарушении подписки о невыезде. Но он уверен, что твоей заднице не миновать отсидки за решеткой на несколько дней. Конечно, перед всем этим я отвезу тебя к себе, где ты нормально помоешься и поешь. Но это все лирика… Тилль сцепил пальцы в замок и подался вперед, внимательно глядя на друга: — Я сейчас разгребаю последствия, и очень хочу узнать причину, Рихардхен. Что у тебя произошло, что твои тормоза отказали? Круспе вздохнул. Левая рука отозвалась ноющей болью, когда он вспомнил о привычке теребить пальцы в моменты нервного напряжения. Ну что, настало время открывать карты? Перечеркивать прошлую, такую счастливую, как оказалось, жизнь? — У меня нашли рак, — тихо сказал Рихард и сам от себя не ожидая зажмурился и опустил голову. Когда он мысленно говорил себе о диагнозе, все не казалось настолько страшным, а сейчас, когда озвучил его вслух… Стало очень больно. Рихард не видел, как побледнел Пауль и каким геройским усилием воли заставил себя остаться стоять на месте, поборов порыв немедленно кинуться к нему и обнять, как Тилль сжал челюсти и скрипнул зубами, с силой сжав кулаки. — Насколько все плохо? — спокойно спросил Линдеманн, но Рихард услышал тщательно замаскированный испуг в голосе давнего друга. — Пиздецома кости какая-то, — поморщившись сказал Рихард и поднял взгляд на друзей. — В телефоне у меня записано, как оно называется. Не помню… Пауль и Тилль вопросительно посмотрели на повязку Рихарда. Круспе лишь махнул больной рукой. — Не хотел никому говорить до поры до времени. Попросил после пункции замаскировать все, - признался он. — Мне время было нужно… самому свыкнуться… Глядя в глаза друзей, Рихард видел, что причинил им боль. Боль Тилля была приправлена зверской яростью — конечно же, Линдеманн бесился от мысли, что ни черта не может исправить, ничем не может помочь, а боль в глазах Пауля… Она была другой. Безграничной, безмерной… всепоглощающей и пугающей. — И какая перспектива? — спросил Тилль, пытаясь как-то представить для себя последствия этой ситуации. — Операция. Кость поменяют, но рука уже не восстановится. О гитаре придется забыть. Играть не получится. — Рихард тяжело вздохнул и встретился взглядом с Ландерсом. От этого взгляда по спине пробежали мурашки — Круспе показалось, что сейчас он ощущает не только свою боль, но боль Пауля, который, как никто другой, мог понять его. Тяжелое молчание прервал звук входящего сообщения на телефоне Тилля. — Кляйн выехал из Берлина. — Линдеманн поднялся с кровати. — Поехали в деревню, тебя еще в нормальный вид приводить. Со стороны могло показаться, что он отреагировал на новость Рихарда почти безразлично, но Круспе знал друга: Тиллю требовалось время, чтобы принять услышанное и как-то вписать новую действительность в свою реальность. Не нужно быть провидцем, чтобы предсказать, что вечером Линдеманн надерется в одно горло, а утром, перевернув новый лист жизни, начнет думать как спасать друга дальше. Уже стоя у внедорожника, Рихард с умиротворением смотрел на окружающий его пейзаж: ветер наконец-то разогнал низкие осенние облака, позволив солнечным бликам играть на поверхности озера. Трава еще не пожухла, деревья то тут, то там радовали взгляд яркими всполохами желтого, рыжего и красного пламени листвы. Круспе улыбнулся, мысленно обещая себе обязательно приехать сюда еще один раз. Но улыбка сползла с его губ, когда Рихард увидел направлявшегося к машине Пауля. Казалось чем-то диким и неправильным видеть сейчас то, как сгорбился Ландерс и насколько тяжелым стал его взгляд. Круспе был уверен — почему-то Паулю сейчас гораздо паршивее, чем ему самому. Около машины Ландерс остановился, дожидаясь, когда Тилль управится с замком на двери хижины, и зябко обхватил себя руками. — Что-то ты совсем раскис, — сказал Рихард, подходя к Ландерсу. — Я пока еще не помираю, у тебя впереди куча возможностей подъебнуть меня. По острому взгляду Пауля Рихард понял, что пытаясь как-то смягчить ситуацию, сказал очевидную глупость, и теперь надо как-то исправляться. Какими бы заклятыми врагами они ни были в прошлом, сейчас их связывала настоящая дружба, которой не стоило пренебрегать. Именно поэтому Круспе обнял Пауля, ощутив, насколько ледяной была его кожа. Ландерс ничего не стал говорить, только молча сцепил руки на спине Рихарда. Тилль, наконец-то победивший несговорчивый ржавый замок на мгновение замер, глядя на обнимавшихся у машины гитаристов. Понять, кто кого сейчас морально поддерживал, у Линдеманна не вышло.

*****

Дом покойного Вернера Линдеманна встретил музыкантов той непередаваемой атмосферой, которая бывает только в старых жилищах, построенных с расчетом дать кров не одному поколению семьи. Однако, в нем ощущалось запустение — помещение было непрогретым и производило впечатление необжитого. Пауль вздрогнул, зайдя в неосвещенную прихожую: из темноты на него смотрело чучело какой-то огромной птицы. Тилль его тут что ли воров пугать поставил? Юморист херов! Хотя чему удивляться? У Линдеманна же коллекция чучел и скелетов. Интересно, а скелеты динозавров у Тилля есть? Поняв, что думает о какой-то несусветной херне, Пауль нервно хихикнул. Его психика пыталась хоть как-то снять напряжение, и потому внимание концентрировалось на чем угодно, но только не на новой действительности. Тилль сходу ушел на кухню и сейчас гремел посудой, предоставив Пауля самому себе. На втором этаже слышались шаги — Рихард отправился в ванную. Понимая, что не может больше находиться в одиночестве в полутемном доме, Ландерс пошел на запах омлета. Кухня была небольшой, предназначенной исключительно для одной хозяйки, и Пауль, чтобы не мешаться, уселся в угол, за небольшой столик для быстрых перекусов на котором уже стояла большая кружка бульона. — Как думаешь, что дальше? — тихо спросил Пауль, глядя на широкую спину Тилля, колдовавшего над сковородой. — Не знаю, — последовал напряженный ответ. — Конец? Линдеманн вздохнул и с каким-то раздражением разложил по тарелкам поджарившийся омлет. — Все будет зависеть от Рихарда, — ответил Тилль, садясь напротив. — Как решит, так и будет. Он создал «Раммштайн», так что тут последнее слово за ним. Скажет продолжить — будем играть без него. Скажет остановиться — остановимся. Ландерс кивнул, отметив про себя, что ни у кого из них даже мысли не возникло о возможной замене в группе. С самого первого дня их состав был неизменен. Так и должно остаться. Никаких новичков, даже если они поголовно Хендриксы и Мэи. — Это не правильно, — Пауль отправил в рот кусочек омлета, но тот чуть ли не колом встал в горле. — Без Рихарда ничего не должно быть. Я мог бы вывезти на себе все гитары, но не хочу. Нам самим нужно отменять тур, Рихард не должен принимать настолько тяжелое для него решение. Хер с ними, с финансовыми потерями. Переживем… Жаль только, что по-настоящему последнего концерта у нас уже не будет… Знать бы, что то шоу было последним… Я бы подольше на сцене задержался. — А кто сказал, что я соглашусь на отмену тура? — Оба музыканта вздрогнули, когда с порога кухни раздался голос Рихарда. Пауль и Тилль переглянулись — как долго Круспе стоял и слушал их разговор? Сейчас, проведя полчаса в ванной, Рихард стал выглядеть гораздо лучше — он избавился от так старившей его седой щетины и уложил волосы. Отглаженный спортивный костюм Тилля, сменивший его дорогую, но мятую одежду, выгодно подчеркивал широкие плечи. — А как иначе, Рихард? — спросил Пауль, не сводя с Круспе взгляда, пока тот усаживался напротив. — «Раммштайн» — это шесть музыкантов! Рихард улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка не вышла вымученной. Он слышал почти весь разговор друзей и понимал, что то, о чем думал на берегу Шверинского озера, было правильным. — Да очень просто, — Круспе осторожно понюхал бульон — тошноты его запах не вызвал, значит, можно было попробовать результат кулинарных трудов Линдеманна. Вкус простенькой еды оказался тем самым, из молодости, когда ни у него, ни у Тилля не было денег, и бульоны они варили на мясе ворованных в округе кур. — Я поеду с вами весной в тур. Если что, ты, Пауль подстрахуешь меня. И альбом я тоже допишу. — Рихард ощутил, как по спине пробежали холодные мурашки. Вот он и озвучил свои вчерашние мысли. Сомнения? Нет, их больше не было, ни единого. По-другому он не мог поступить. Только так! В недоумении Пауль и Тилль переглянулись. — Ты сам сказал, что после операции не сможешь играть, — осторожно произнес Тилль с подозрением глядя на друга. — Сказал. — Рихард почти допил бульон и отправил в рот кусочек хлеба. — Но я не сказал, что согласился на нее. — Ты хочешь сказать… — Пауль насторожился. — Хочу сказать, — Рихард приказал себе отбросить все мысли об остротах или язвительности и говорить предельно откровенное и серьезно, — что я не хочу, чтобы у меня копались в руке. Хочу сказать, что хочу прожить столько, сколько получится. Хочу сказать, что хочу нормально попрощаться со всем, что мне дорого: со сценой, с фанатами, с музыкой… Хочу сказать, что я не собираюсь сидеть дома бесполезным инвалидом и каждый день жалеть себя, вспоминая, что у меня было в жизни и чего я лишился из-за болезни. Думаю, Вайсс найдет для меня обезболивающее. Тем более, что рука болит не постоянно. Так что, играть я смогу. Сказав это, Рихард серьезно посмотрел на друзей тем самым взглядом, который появлялся у него в минуты самых ожесточенных споров, когда Круспе высказывал свое мнение и давал понять — никто и ничто не заставит его передумать. Казалось, тишина, повисшая на кухне, была осязаемой, и при желании Тилль мог бы разрезать ее ножом. — Ты хорошо подумал, Рихардхен? Ты понимаешь, что собрался сделать? — тихо спросил Тилль. Он, как никто другой, понимал, что значили слова друга, и какие последствия для них всех они будут иметь. — Подумал. И сказал, что я хочу. — Мой отец мог бы выжить, если бы в то время уровень медицины… — заговорил было Тилль, но Рихард тут же перебил его. — Я понимаю, Тилльхен, ты пытаешься донести до меня, что своим решением я подписываю себе смертный приговор. — Круспе улыбнулся. — Но это мой выбор. Пусть год, полтора, два… Хрен знает, сколько там у меня есть времени, но я проведу его так, как должен. — То есть? — Брови Тилля сошлись на переносице. — Ты что, не знаешь точно сколько проживешь без лечения? Ты не говорил с врачами? Рихард кивнул. — Не говорил. Мне позвонили утром в пятницу и подтвердили диагноз. Надо было записаться на прием, но я не сделал этого… Тилль глубоко вздохнул и покачал головой. — Ты хоть что-нибудь слышал про поддерживающую терапию? Про другие методы лечения? Рихардхен, тебе нужно к врачу. Обязательно, в ближайшее время. Круспе тяжело сглотнул. При мысли о больнице внутри все почему-то сжималось. Не хотел он туда! Не хотел возвращаться в приемную доктора Рогге! — Я сам пойду с тобой, — веско сообщил Тилль, читая сомнения Рихарда. — Можешь даже не пытаться возражать. Линдеманн метнул на Пауля взгляд, говоривший, что иначе они Рихарда к врачу попросту не отправят — видно же, что тот до смерти боится идти к онкологу, но никогда и ни за что в этом не признается. Телефон пискнул сообщением. — Пойду Кляйна встречу, он где-то тут заблудиться умудрился, — сказал Тилль и вышел из кухни. Вскоре хлопнула входная дверь. Рихард и Пауль остались одни. — Не вздумай дурака валять, слышишь? — сказал Ландерс, подавшись вперед и касаясь руки Рихарда. — Почему сразу мне не сказал? Я же был у тебя в тот вечер. Все думал, что с тобой не так… А оно вон что оказалось… Круспе лишь пожал плечами. Что еще он мог ответить? — Сильно заметно было? — Да как сказать… Тебя хорошо знать надо, чтобы понять, что тогда ты чуть-чуть другой был. — Пауль вздохнул, постаравшись поймать взгляд Рихарда. — Я понимаю, вы с Тиллем много дерьма вместе разгребли, но я-то тебе тоже вроде как друг… — Прости, не хотел обидеть, — извинился Рихард, понимая, что, должно быть, Ландерс действительно сейчас не в восторге от того, какой в итоге оказалась их дружба. Пауль спешно замотал головой. — Я без претензий… не подумай. Я же понимаю, ты с Тиллем четвертый десяток лет дружишь, а мы с тобой… Странно, конечно, получилось все это. — Ландерс пытался найти более-менее подходящие под ситуацию слова, но все никак не получалось. Все его существо хотело просто встать и снова обнять Рихарда! — Но хоть и с помощью психотерапевта, — продолжил Пауль, — но я твой друг, Рихардхен. Ты можешь на меня полагаться. Не обязательно вот так вот в одиночку куда-то срываться. Ответить Рихарду не дал громкий голос Тилля, приглашавший их перебраться в гостиную для разговора с юристом.