***
Паулю было не по себе. Он осторожно отодвинул штору и выглянул на улицу. Несколько раз за день приезжала полиция и толпу фанатов наконец-то удалось разогнать. Но только ей на смену пришли дежурившие под окнами активисты фан-клуба. Ландерс заметил — они менялись каждые полтора-два часа — несколько человек, разбившиеся по парочкам. Они никому не мешали, не шумели, просто держали в руках самодельные яркие плакаты с пожеланиями здоровья и словами поддержки в адрес Рихарда. Пауль понимал — тут вызывай не вызывай полицию, а молодые люди ничего не нарушают. Они имеют право сидеть на лавочке и держать плакат. Или стоять на краю тротуара, не мешая прохожим. Было бы заявление от Рихарда, тогда да, ситуация изменилась бы, но он сам сказал Круспе, что обращение в полицию не самая лучшая идея. . — Вы б еще цветы с игрушками принесли, — буркнул Пауль и вздохнул. Фанатская любовь — она такая, часто эти люди не видят, что своим обожанием могут создать целую кучу проблем. Но без них ничего бы не было. Хочешь не хочешь, а с фанатами надо быть милым, улыбчивым и не хамить. Отпив вполне прилично получившийся травяной чай, Пауль глянул на часы — может спать пойти? Ага, спать… Заснет он, как же. Так и будет думать, как там Рихард. Была бы его воля, Ландерс вообще не ушел бы сегодня из пентхауса, но это же было так неуместно — весь день сидеть в жилище друга, лишая его возможности побыть наедине с самим собой. Пауль задумчиво повертел в руках ключ-карту. Странный поступок со стороны Рихарда. Ландерс никогда бы не подумал, что Круспе настолько близко подпустит его к себе. Ключ от дома — приглашение в чужую жизнь! Конечно, Рихард дал ему этот ключ потому, что все оборудование Пауля оказалось в его студии, но мог тут быть скрыт еще какой-то смысл? Ландерс вздохнул: мог это быть намек, что Рихарду очень нужна поддержка? Пауль задумался, продолжая смотреть через тюлевую штору на улицу. А мог Рихард напрямую попросить у него помощи? Да ведь это же не в характере Рихарда! Он бы в жизни не признался, что ему нужна помощь! Не такой он человек, чтобы кого-то о чем-то просить. К Тиллю бы, может быть, обратился бы, но к кому-то еще… Черт! И Тилль, как назло, в России! — Я постараюсь приехать так быстро, как только смогу, — сказал еще утром Тилль. Уже в аэропорту в Москве он узнал о случившемся в Германии и тут же набрал номер Пауля. — Только прошу тебя, не пытайся давить на Рихарда. Присматривай за ним, чтобы не начудил опять, — со вздохом добавил Линдеманн. — Будь с ним очень осторожен, Рихард сейчас, как готовая лопнуть струна на гитаре. Если вдруг что, тут же мне звони. Допив чай, Ландерс некоторое время расхаживал по гостиной. Да к черту это все! Не будет он тут сидеть и ждать, что будет дальше! Открыв дверь, Пауль немного удивился — жилище Рихарда было погружено в темноту. Если бы не доносившийся из гостиной голос хозяина дома, можно было бы вообще решить, что никого нет. — Ты просто эгоистичная скотина, Круспе, — донесся до Ландерса разъяренный женский голос. — Ты всегда думал только о себе. Самовлюбленный, эгоистичный подонок! Ты не способен думать ни о ком, кроме себя! — Не смей орать. Я тебе не любовник и не муж, — с ледяной интонацией, от которой, казалось, может замерзнуть воздух в комнате, ответил Рихард. Движимый любопытством, Пауль осторожно двинулся вперед, надеясь, что в темноте ни на что не споткнется и не устроит переполох. Конечно, по правилам хорошего тона стоило бы возвестить о своем появлении, но что-то подсказывало Ландерсу, что сейчас Рихарда точно не стоит отвлекать. Пауль осторожно пересек гостиную и заглянул в комнату, которая служила Рихарду чем-то типа библиотеки и рабочего кабинета для решения вопросов, не связанных с написанием музыки. Круспе сидел перед включенным ноутбуком, экран которого был единственным источником света. — Не нужно орать? — собеседница Рихарда даже не думала сбавлять обороты. — Да ебала я твои просьбы, эгоист! Ты о дочери подумал? Что ты ей скажешь? Ты хоть знаешь, что ты значишь для Максим? Она папина дочка! Не проходит ни дня, чтобы она не заговорила о тебе! Папа то, папа сё… А теперь что? Что ты предлагаешь мне делать? Она меня в грош не ставит! И дальше будет только хуже. Твоя дочь почти уже подросток! Тебе будет отлично — ты сдохнешь и никаких проблем. А мне что останется? Что делать с Максим? Ей нужен отец! — Ты ее мать. Я не думаю… — Не думает он! Да вообще когда-нибудь думаешь?! Ты хоть представляешь, чем для нее обернется твоя смерть? Она как только прочитала в новостях, сразу же прибежала ко мне с просьбой отвезти ее назад. Пауль услышал, как Рихард тяжело вздохнул. — Марго, пожалуйста, не драматизируй. Не нужно пока трогать эту тему. — А, то есть, пятнадцать минут назад ты не говорил, что отказываешься от операции? И ты не сдохнешь через год или два? — усмехнулась Боссье. — Я не стану сейчас говорить с тобой на эту тему, — с этими словами Рихард захлопнул ноутбук и уронил голову на руки. — Прости, я тут услышал, кажется, что-то лишнее и личное. — Пауль решил тут же обозначить себя: если бы Рихард сам заметил его, не факт, что не разозлился бы. — Да что тут лишнее? — Рихард вздохнул, откинувшись на спинку кресла. — Марго дозвонилась до меня в Скайпе. Телефон-то я отключил… Я просто придурок… Нужно было сразу же подумать о Максим, она же узнала обо всем из Интернета… Как я не подумал о дочери? Надо было еще утром позвонить Максим. — Ты не мог всего предусмотреть. Это для всех стало шоком. — Пауль постарался как-то успокоить Рихарда. — Что ты сидишь в темноте? — спросил он, силясь рассмотреть выражение его лица. Однако это оказалось бесполезно: жалкие крохи отблесков городского освещения пробивались в небольшие щели между жалюзи, и Круспе для Пауля был лишь темной фигурой, сидящей в кресле. — Не хочу, чтобы внизу видели, что я дома, — ответил Рихард. — Я понимаю, что фаны делают это из любви ко мне, но я не хочу… — Он снова вздохнул. Пауль молча опустился в стоящее напротив стола кресло. — Идиотизм… — продолжил Рихард, — мечтал о собственном доме столько лет, так был рад, когда архитекторам удалось все согласовать с властями, а теперь… Я не могу найти защиту в своем доме. Чувствую себя, как на ладони. Стоит мне включить свет, и все внизу поймут, что я дома. Конечно, это ничем мне не грозит, но… Но я лишился возможности жить вдали от чужих глаз, Паульхен. Знаешь, что сейчас начнется в комментариях у меня на странице? — Тебе нужно меньше читать всю эту херню, которую пишут фанаты. Нет, среди них много адекватных, но иногда попадаются такие кадры, что у меня челюсть отваливается и прячется под диваном. — Сейчас я хочу, чтобы меня просто все оставили в покое и не трогали. — Рихард вздохнул. — Кира думает, когда фаны поймут, где окна ее квартиры… — Она глупая, нечего выставлять все в Инстаграм. Пусть с меня пример берет. А еще лучше — с Олли! — Ну да, ты у нас мистер Загадочность… Если и постишь что-то личное, то из каких-то лесных ебеней. — Личное на то и личное, чтобы не палиться, — подмигнул другу Пауль, но быстро сообразил, что Рихард не мог этого видеть. В темноте раздалось тихое урчание живота Круспе. — Ты голодный что ли? — удивленно спросил Ландерс. — Есть немного. Мне бы пришлось включить свет, чтобы что-то приготовить. — Пойдем ко мне, — предложил Пауль. — Сидеть тут не дело. Приготовим у меня, никто же не знает, что я у тебя сейчас живу.***
Пауль, задумчиво посмотрел на диван в гостиной, на котором спал Рихард. Они поужинали, Ландерс даже обрадовался, что у него получилось немного расшевелить друга — разговор об идеях для аранжировки одной из песен в итоге заставил Круспе забыть на какое-то время о фанатах под окном. Однако обсуждение очередного риффа прервал звонок в Скайпе: так уж было заведено в семье Ландерса — дети могли дернуть отца в любое время суток. А уж если речь шла о творческом процессе у Эмиля, горевшего желанием показать плоды своих трудов самому жесткому критику, то тут Пауль был всегда в зоне доступа, если, конечно, не находился на сцене. Чтобы не мешать Ландерсу общаться с сыном, Рихард ушел в гостиную, и вот теперь Пауль смотрел, как Круспе неловко скрючился на диване, подложив под голову одну из подушек, и уснул. Все-таки, усталость взяла свое. Ландерс вздохнул и покачал головой — диван хоть и был достаточно широким и длинным, но явно не подходил в качестве места для сна человеку с больной спиной. Но с другой стороны — пусть лучше поспит хотя бы так! Уж сколько раз Пауль убеждался, что наутро некоторые проблемы перестают казаться такими уж страшными? Да и когда Рихард нормально спал в последний раз? Ландерс осторожно подошел к спящему другу, взял из кресла плед и накинул на него, предварительно осторожно вытащив готовый вот-вот выпасть из расслабившейся руки телефон. Взгляд зацепился за повязку на запястье. Пауль прикусил губу, глядя на бинт. Какой же неуместной казалась эта повязка на такой красивой и изящной для мужчины руке! Подумать только: там, под кожей, под мышцами, находится то, что неизбежно убьет Рихарда. Пауль мягко коснулся повязки и поспешил тут же отдернуть руку — откуда только в нем вдруг взялось столько нежности? Какого хрена захотелось погладить Рихарда, как ребенка, и сказать, что все обязательно пройдет? Пауль вздохнул, покачал головой и заставил себя уйти в спальню. Получится совсем некрасивая ситуация, если Рихард вдруг проснется, и увидит, как Пауль смотрит на него и гладит повязку. Донесшийся в чуть-чуть приоткрытое окно звук хлопнувшей двери автомобиля, заставил вздрогнуть. Внимание привлекли всполохи на шторе, похожие на свет полицейской мигалки. Ландерс в который раз за день выглянул в окно, и увидел двух полицейских, пытающихся что-то втолковать сидевшим на лавочке фанатам. Наверное, в участке уже возненавидели этот адрес и хозяина дома! Да сколько же это будет длиться? Сейчас стражи порядка разгонят этих фанатов, но на их место придут другие и все опять повторится. Черт! Ситуация была патовой. Фаны слепо любят Рихарда, и полиция в данном случае действительно бессильна. Не будут же они ставить оцепление у дома или патруль? А ведь могут! Тогда нервы Рихарда точно получат весьма ощутимый удар. А что, если… Пауль сам удивился своей идее. Бредовая? Рисковая? Но ведь это же самое простое, что можно сделать, и оно наверняка сработает! Плотно прикрыв дверь, Пауль взял телефон, нашел в списке номер Шнайдера и позвонил. Спокойно выслушав, что думает о нем барабанщик в три часа ночи, Ландерс попытался наиболее понятно изложить суть своей идеи.