Прошлое сделает счастливым

Открыв глаза, Пауль не сразу сообразил, где находится, и что за звуковой фон его окружает. Мозги отказывались быстро соображать несмотря на то, что проспал он, судя по общему состоянию, довольно долго. Дотянувшись до переведенного в автономный режим телефона, Ландерс глянул на время — половина пятого. День клонился к концу! Хорошо, что перед тем, как рухнуть в кровать, он додумался разослать всем близким сообщение с просьбой не дергать его в ближайшие дни. Полежав несколько минут глядя в потолок, Пауль прислушался к себе — если не двигаться, тело не болело, даже рука, против ожиданий, не напоминала о себе. Немного гудела голова, но это было мелочью. Гораздо худшим стало то, что вся боль сейчас собралась внутри. Пауль должен был признаться себе, что не может побороть страх перед будущим. Он и сбежал-то от Рихарда не потому, что испугался продолжения или чего-то в этом роде, а потому что испугался сам себя. По логике — он же должен был возненавидеть Рихарда за насилие, должен был избить его, но ничего подобного не сделал! Вместо того, чтобы дать жесткий отпор — боялся причинить вред, ударив! Да еще и позаботился, чтобы Рихард предстал перед дочерью в относительно нормальном виде и был в относительной безопасности! Пауль уселся на кровати, уронив голову на руки. Тело помнило случившееся. Помнило горячие губы и сильные руки, дыхание с запахом алкоголя, сбивчивые фразы Рихарда и его силу. А еще помнило, как позорно Пауль сдался. И насколько одновременно мерзким и бесподобным был тот оргазм под Рихардом. От воспоминаний, как Рихард притирался к нему, внизу живота все сладко сжалось. Ландерс не знал, как это оценивать и рассматривать. Что это было? Он тяжело сглотнул и уставился на пустую стену. Как это назвать все-таки? Что произошло между ними? «Хороший мой… мой… мой», — подкинула память слова Рихарда, и по спине пробежали мурашки. Насколько же отчаянно и безнадежно это звучало в тот момент. Это что-то значило для Рихарда или он со всеми своими подстилками был таким? Ландерс едва не рассмеялся острым истеричным смехом — нашел о чем думать и что анализировать — бред человека под наркотой! Он же знает, что в таких случаях никаким словам нельзя верить! Да и действия Рихарда, не желавшего его отпускать, говорили сами за себя — тут балом правил лишь животный инстинкт и не более того. Пауль все-таки тихо рассмеялся, качая головой. Животный инстинкт! Да, оно самое. Они потрахались, как два зверя. Разве не этого он хотел? Разве не хотел жесткого секса с Рихардом, чтобы на теле остались отметины, чтобы было нужно преодолевать сопротивление? Не хотел подчинения? Хотел! Но вот только не думал, что снизу, если так можно было выразиться, окажется он, а не Круспе! Снова рухнув на кровать, Пауль поморщился — слишком резкое движение отозвалось болью в затылке. Надеясь, что она уймется, он закрыл глаза и постарался дышать ровнее, однако тут же снова распахнул веки — подсознание напомнило, как он лежал на кровати, придавленный Рихардом и как поначалу ответил на его поцелуй. Как Рихард на пару мгновений позволил его языку хозяйничать у него во рту, и как под пальцами Пауль ощутил волну дрожи, что прошла по телу друга. Как же это было прекрасно и мерзко! Мерзко от того, что Пауль понимал — его использовали. Ночью он не был для Рихарда Паулем, он был подстилкой, средством снять напряжение. — У меня так крыша скоро поедет, — буркнул Пауль, выбираясь из кровати и заворачиваясь в огромный халат Тилля. Стоило закинуть что-нибудь в начавший урчать живот, чтобы лучше думалось. Ландерс не понимал — почему сейчас похоть и омерзение в нем никак не могут побороть друг друга? Почему, несмотря на всю мерзость ситуации, он все равно не может думать о Рихарде, как о человеке, способным применить силу вопреки желанию партнера? Почему на душе так неспокойно и хочется узнать: что там с ним? Как он? Выйдя в гостиную, Пауль понял, что за странный звуковой фон окружал его — дверь в спальню Тилля была открыта, и по всей квартире разносился его храп. Стараясь шлепать босыми ногами как можно тише, Пауль дошел до кухни. И не удивился, обнаружив почти девственно пустой холодильник. Быстро расправившись с единственным яблоком, Ландерс выпил пару стаканов воды — это помогло сбить мерзкий горький вкус во рту, державшийся еще со вчера. Очевидно от произведенного им шума Тилль проснулся и появился на пороге кухни, заспанно моргая и широко зевая. Выдержав пристальный изучающий взгляд друга, Пауль улыбнулся. — Я в норме, если ты это хочешь спросить, — сказал Ландерс, упреждая вопрос Линдеманна. Тилль молча кивнул, подтянул пижамные штаны, заглянул в холодильник, после чего задумчиво почесал волосатую грудь. — Надо в доставку звонить. Но, если хочешь, в морозилке была пицца. Сейчас Пауль был согласен даже на мерзкую мороженную пиццу из ближайшего супермаркета. Даже с ананасами. Впрочем, после нескольких минут в духовке она стала вполне съедобной. — У тебя удобный матрас, я отлично выспался, — произнес Пауль, чтобы немного разбавить гнетущую тишину, когда с пиццей было почти покончено. — Для гостей ничего не жалко, — улыбнулся Тилль, и тут вибрацией телефон известил его о входящем звонке. Бросив взгляд на имя на экране, Линдеманн скинул вызов. — Мне Вайссу позвонить? Пусть руку твою посмотрит. И от синяка на физиономии бы надо что-нибудь… У меня все позаканчивалось. Он не сболтнет, что ты у меня, — добавил он и поморщился — телефон опять зажужжал. — Хорошо, позвони ему. — Пауль вздохнул, понимая, что пока не очень понимает, что такое правдоподобное наврать врачу. Хотя, похоже, лучше сказать полуправду. Мало ли столиков было на пути пьяного ритм-гитариста на дне рождения дочери? После очередного сброшенного вызова, телефон Тилля выдал сразу вереницу уведомлений в мессенджере. Линдеманн опять поморщился, смахивая их все. — Это Рихард? — спросил Пауль, указав взглядом на телефон. — Я пообещал ему тебя найти, — ответил Тилль, пристально глядя на Пауля и пытаясь прочесть его реакцию. Ландерс на мгновение опустил взгляд. Он знал, что Рихард будет его искать. Не тот Круспе человек, чтобы все оставить так, как есть. — Когда скажешь ему? — напряженно спросил Пауль. — Когда ты разрешишь. Я не просто так предложил тебе поехать ко мне. Если он и будет тебя искать, то у меня — в последнюю очередь. — Как он? Я врезал ему… Не сильно, вроде… — Судя по вот этому, — Тилль выключил весь звук на телефоне, — вполне уже оклемался. Но сам съезжу, он иначе не угомонится. Что мне ему сказать по поводу тебя? Пауль прикусил губу. А что сказать-то? Он понятия не имел, что хотел бы сейчас передать Рихарду, и счастье, что Тилль предложил свое жилье в качестве временного убежища. Если бы сейчас Круспе стоял под дверью квартиры, то Ландерс понятия не имел, что делал бы. Просто не знал, как ему быть. Самым простым было бы наорать и врезать Рихарду, но почему-то это не казалось правильным. Не в отношении Рихарда. Что-то внутри Пауля было против этого. — Скажи, что дозвонился до меня и со мной все в порядке. Я куда-нибудь поехал приходить в себя, куда — не сказал. — Пауль поправил разошедшиеся было полы халата: не хотелось светить засосами перед Тиллем. — Я своих предупредил, что пропаду на какое-то время. Не сказал, где буду. Кстати, когда поедешь, смотри внимательнее. Под домом Рихарда сталкер завелся. Я вчера ему вломил немного, может быть, допендрит, что съебать надо. Надо бы службу безопасности попросить отмониторить обстановку. Линдеманн кивнул и, убрав со стола грязную тарелку, внимательно посмотрел на Ландерса. — А теперь, Паульхен, давай о главном — с тобой все в порядке? Сотрясения точно нет? — Нет. Отлежусь и буду в норме. — А… — заикнулся было Тилль, но понял, что несмотря на свой возраст и опыт, понятия не имеет, как задать самый главный вопрос. — Ни одна задница не пострадала, не волнуйся, — понял его Пауль. Тилль прищурился, продавливая Пауля взглядом. — Понимаю, там все выглядело, мягко сказать, пугающе, но я в порядке. — А выглядело так, будто бы… — Ну да, так и было. Почти, — спокойно сказал Пауль, понимая, что вряд ли в ближайшее время Тилль от него отстанет, если он все ему не расскажет. Да и не хотелось, чтобы Линдеманн сделал неверные выводы. Он, похоже, и так уже решил, что имело место самое настоящее изнасилование. Но только вслух пока о нем не говорил. — Рихард накинулся на меня, я попытался несколько раз это все прекратить, врезал ему. В итоге мы свалились на тот столик, я руку разодрал, он меня скрутил. Короче, он пообтирался об меня и кончил. Точнее — мы оба кончили. — Говоря это, Ландерс, как ему казалось, буквально ощущает мерзость случившегося. Словно кто-то взял и вылил на него помои. Тилль удивленно приподнял брови, но ничего говорить не стал. — Если тебя это успокоит — я не собираюсь заявлять на Рихарда, — добавил Пауль чуть помолчав. — Это должно остаться между нами. Ему, наверное, важно будет знать… чтобы полицию не ждал… Линдеманн молча кивнул. Животрепещущий вопрос сам вертелся на языке, но Тилль не чувствовал себя в праве озвучить его. Да, будущее группы важно для них, но сейчас личное и работу нужно было как-то разделить. Ландерс лишь внимательно посмотрел на Тилля, возможно, понял, что тот хочет узнать, что ждет «Раммштайн» в будущем, но промолчал. В ответ на этот взгляд Тилль кивнул: да, подожду, тебе нужно время все решить. Пауль вздохнул: думая о случившемся и о себе, он как-то упустил из виду, что с Рихардом его наглухо связывает «Раммштайн». Группа немыслима без своего основателя. А без ритм-гитариста? — Ладно, мне собраться надо, и к Рихарду ехать. — Тилль прервал раздумья Пауля. — Давай в душ иди, потом твою руку посмотрим. С повязкой помогу…

***

— В постели, я так понимаю, тебе не лежится? — спросил Тилль, зайдя в спальню Рихарда и обнаружив его сидящим в кресле, а рядом передвижной штатив с капельницей. — Я весь день тебе дозвониться пытаюсь! — вместо приветствия чуть раздраженно произнес Рихард, откладывая телефон. Линдеманн усмехнулся, внимательно посмотрев на друга. Если не считать темных кругов под глазами, покрасневших белков, торчащих во все стороны волос и синяков на руках, которые не прикрывала старая вылинявшая домашняя футболка, то выглядел Рихард вполне неплохо. Если, конечно, не замечать катетер в вене правой руки и капельницу. — Ну, извини! — Тилль театрально развел руки. — У меня есть право поспать хотя бы четыре часа? — Прости, — сразу же сбавил обороты Рихард. — Я места себе не нахожу. Пауля никто не видел и не знает, где он может быть. Только детям прислал сообщение, чтобы пока его не искали и что с ним все в порядке. Я пытался ему позвонить, но он то ли мой номер кинул в черный список, то ли телефон отключил. — Я говорил с ним… — осторожно сказал Тилль, пристально глядя на Рихарда. — Как он? Ты видел его? Насколько все… — встрепенулся Рихард. — Ты не помнишь ничего? — осторожно спросил Тилль. В ответ Круспе лишь покачал головой. — Так, обрывками, — Рихард уставился на свои босые ступни. — Я дозвонился до него. Он попросил не беспокоить его несколько дней. Сказал, что поехал куда-то все обдумать. И добавил, чтобы ты не парился насчет полиции. Сказал, что с ним ничего серьезного. Руку только повредил об обломки. Это с нее кровь была. Рихард покачал головой: Тилля он знал уже больше тридцати лет и мог точно сказать, когда тот лжет, а когда говорит правду. Вот и сейчас — не все, что озвучил Линдеманн, было правдой. Не умели глаза Тилля лгать. — Не ври мне, Тилль. Если с ним все плохо и я… — Рихард запнулся, язык не поворачивался дальше продолжить фразу. — Не полиция меня сейчас волнует. Нужно — хрен с ним, пойду за решетку… Насколько меня хватит. Сколько уже можно от судьбы бегать? Тогда не загремел… — Нормально с Паулем все. По крайней мере, по его словам. А ты — еще раз начнешь вспоминать прошлое, я точно к тебе перееду, и буду каждый вечер вправлять мозги. — Тилль пододвинул стул и уселся напротив друга. — Не считая того, что уработаю тебя в качалке. Нам в тур ехать, пора жир сбрасывать. — Я не знаю, что дальше будет, — продолжил Круспе, стараясь не смотреть в глаза Линдеманна. Не ровен час, сидящий напротив друг все поймет! А признаваться в том, что творилось на душе, Рихард не хотел. К чему оно теперь? Это будет только его боль, перемешанная с отвращением к себе. И знать о ней кому-то совсем не обязательно. — Я все запорол, Тилль. Все, что мог. Все, что у меня было. — Рихард вздохнул. Линдеманн нахмурился — слишком уж горькими показались ему слова друга, учитывая, что говорил он их не в пьяном бреду. И его взгляд — потерянный и наполненный совершенной безнадежностью. Словно отняли у человека все, что было в его жизни и поставили на краю пропасти. — Ничего ты не запорол. Выплывем. Пока не знаю как, но что-нибудь придумаем, — постарался подобрать подходящие слова Тилль. — Нет, не выплывем. Потонете вместе со мной. — Рихард невесело улыбнулся. — Я хорошо плаваю. — Линдеманн усмехнулся. Рихард потянулся левой рукой за открытой бутылкой воды и поморщился, взяв ее — она оказалась слишком тяжелой, чтобы удержать без боли. Тилль хотел было помочь другу, но тут же приказал себе не дергаться — перед ним не беспомощный умирающий человек, и лишний раз вмешиваться в самостоятельность Рихарда — делать ему только хуже. Однако, Круспе заметил взволнованный взгляд Тилля. — Это не из-за опухоли, — сказал он, сделав несколько глотков. — Последствия пункции. Не зажило еще до конца. Да и вчера под дурью я боль не чувствовал и наломал руку, когда… А опухоль… она иначе болит. Тилль кивнул и помог поставить бутылку на место.  — Рихардхен, скажи мне, с чего ты это отмочил? Что у тебя случилось? Пауль про какого-то фаната пару слов мне сказал. Я понимаю, ты не спец по мужикам, и Пауль тебе случайно под руку попал, когда ты дури нюхнул и бухлом отполировал все это, но из-за чего? — Тилль подался вперед и взял друга за руку. — С чего ты сорвался? Столько лет дурь стороной обходил. Или из-за диагноза это? — Он посмотрел на начавший проходить синяк и след от пункции. Круспе откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. — Если бы из-за фаната… — Рихард покачал головой. — Кляйн вчера заходил. Сказал, что Вебер отказался от процедуры примирения и не согласен на компенсацию. — Так больше предложи. Я же откупился тогда… Не думаю, что сломанный нос сильно дороже сломанной челюсти. Или что ты там ему отрихтовал. — Не в этом дело. Тилль, эта девка, Луиза, ну, с которой я был последнее время, она сестра Вебера. Оказалось, она наша фанатка. Она хотела стать нашей группис, но не вышло. Ушла из дома из-за своих интересов. А она из богатой семьи. Ты понимаешь, что ее образ жизни поперек горла Веберу, и во всех бедах он винит нас? — Рихард открыл глаза и грустно посмотрел на Тилля. — Я еще тогда, в клубе, когда закусились с ним, должен был понять, что там не все так просто. Он же целенаправленно меня провоцировал. Нарывался на драку. — Бурда доктора Шетелиха уже подействовала? — улыбнулся Тилль, указав взглядом на капельницу. — Ты шустро соображать начал. Рихард лишь молча усмехнулся, осторожно пошевелив рукой с иглой капельницы. Остаток ночи и утро он проспал, забывшись тяжелым сном под действием лекарств, а потом, когда Шетелих сменил препарат и оставил вместо себя медсестру, спать у Круспе больше не получалось — мысли о случившемся крутились в голове и времени хорошо все обдумать у него было достаточно. Тем более, что Рихард целенаправленно гнал из головы все мысли, связанные с Паулем, понимая, что сейчас от них станет только хуже. — Кляйн говорит — у нас тур под угрозой срыва, — сказал Рихард, мрачно глядя на Тилля. — Раз откупиться я не могу, мне светит суд. И меня осудят. С судимостью меня не пустят в Америку или в Англию. Не хотел говорить раньше срока, но что уж теперь… Я все сам разрушил. Так подставил «Раммштайн» и вас всех! Тилль вздохнул и задумчиво посмотрел на Рихарда. Круспе с трудом выдержал этот вечно немного грустный взгляд Линдеманна. — Это будет нужно обсудить с остальными, когда ты будешь в форме. — Шетелих сказал, завтра к вечеру я уже буду в норме. Он заливает в меня какой-то адский коктейль. Какой же я дебил. Нужно было выставить Луизу сразу же, как только она порошок притащила… Я же уже один раз от нее сбежал, когда узнал, что она сидит на коксе… А тут… — Рихард горько усмехнулся. — Чем я думал? Оттрахать ее надо было сходу, а не дурь с ней нюхать. Может, у меня на Пауля и не встал бы уже. — Не загоняйся так. — Тилль постарался ободряюще улыбнуться. — От того, что на тебя свалилось, у любого крышу бы сорвало… Рихард ответил грустной улыбкой и покачал головой, чуть пожав руку друга. Что тут скажешь? Да, как в каком-то кино все дерьмо, которое могло с ним случиться, случилось. Разом. И Тилль прав — Рихард не знал никого из своего окружения, кто даже теоретически сохранил бы спокойствие и способность трезво мыслить. Но это не извиняло его. Он не имел права так поступать с Паулем. — Давай не тянуть со всем этим, — сказал после недолгого молчания Круспе. — Скажи ребятам, что послезавтра утром общий сбор. Пусть знают, во что я всех нас посадил… Я буду готов ответить… Сказав это, Рихард поднялся и, взявшись за штатив капельницы, кивнул в сторону выхода. — Пошли покурим, Тилльхен… Надеюсь, медсестра не будет против.

***

Тилль засиделся у Рихарда до глубокой ночи и уехал только тогда, когда дородная медсестра с властным взглядом прямо заявила, что пациенту нужен длительный сон для успешного восстановления. Направляя внедорожник к дому, Линдеманн то и дело хмурился: голова была забита мыслями о происходящем. Сказал бы кто Тиллю, что ему доведется очутиться в эпицентре такого сюрреалистического триллера, он в жизни бы не поверил и набил бы морду озвучившему такую мысль. А так… Ситуация между гитаристами была премерзкой. Сколько бы Тилль над ней ни думал, все равно не мог понять, как себя тут вести. Только если выступать в роли стороннего наблюдателя. Парламентером и переговорщиком он бы в жизни в это не полез ни за какие блага. Линдеманн не чувствовал, что может встать на чью-то сторону. Да, Рихард его самый близкий друг, можно сказать — брат. Но Пауль… Они не так близки, между ними всегда была тонкая нить некоторой отчужденности, но Тилль видел насколько ему паршиво. И было что-то еще в Пауле. Что-то во взгляде, в словах. Что-то, что пока Тилль никак не мог понять до конца. Видел, но не понимал… Еще на подъездах к элитному жилому комплексу, Тилль заметил, что среди темной спящей громады выделяется пара ярко освещенных окон — как раз кухня в его квартире. Значит, несмотря на третий час ночи Ландерс не спит. Как и предполагал Линдеманн, Пауль оказался на кухне. Он расположился за угловым столиком, пригородив вместо пепельницы одно из блюдец, в котором сейчас лежала сгоревшая сигарета, и, забыв о ней, увлеченно читал содержимое большой папки. — У меня внезапно нашелся новый читатель? — спросил Тилль, заходя в помещение. Пауль вздрогнул от неожиданности и чуть растерянно посмотрел на Линдеманна. — Прости, я не думал… Она тут лежала на краю… Не удержался, думал там новая лирика для альбома, а оказалось… — Да читай, мне не жалко. — Тилль махнул рукой и включил кофеварку. — На кухне мне почему-то лучше всего пишется, вот и лежит тут у меня все это. — Не думал, что ты сказки сочиняешь. — Пауль улыбнулся. — Интересно получается. Местами, правда, жутковато… — А ты классические версии сказок братьев Гримм или Перро читал? — Линдеманн подмигнул другу. — Там похлеще вещи описаны. Вообще я занялся этим, когда внук маленький был. Для него старался. А теперь вот… пошло-поехало… — Отцовский талант все-таки передался тебе. — Ага, только мы с моим издателем всю голову сломали — как это опубликовать и при этом не угробить мою репутацию ебанутого на всю голову! — Тилль рассмеялся. — Так что, сказки от Линдеманна мир увидит не раньше, чем загнется «Раммштайн» и «Линдеманн». — Он в пару глотков осушил чашку кофе и уселся напротив Пауля. — Как рука? — Вайсс ничего не нашел. Все в порядке. Заживает. Я же тебе сразу сказал. — Пауль напряженно посмотрел на Тилля. — Что там у Рихарда? — До хера всего. И херово, — сказав это, Тилль встал и, убрав с подоконника горшок с кактусом, открыл окно. Выудив из кармана пачку сигарет, он закурил, выпустив дым в темноту берлинской ночи. Рассказ обещал быть длинным. — А может, оно и к лучшему? — сказал, наконец, Линдеманн, докуривая очередную сигарету. — О чем ты? — нахмурился помрачневший Пауль. — О том, что Рихард огребет судимость. Ландерс удивленно посмотрел на друга. — С каким пор судимость стала благом, Тилль? В его случае это пожизненно. — Если его не пустят в некоторые страны, то нам придется менять график тура. Из-за этого мы влетим в нехилые финансовые потери. Учитывая, сколько уже потрачено из наших личных запасов на разработку сцены, пиротехнику, звук и прочее, можно сказать, что под конец карьеры мы будем в весьма стесненном финансовом положении. Страховка всего не покроет. Пауль лишь молча вздохнул — уж он, человек, добровольно взваливший на себя всю работу, связанную с функционированием магазина официального мерча и прокачавший свою финансовую грамотность, хорошо понимал весь масштаб катастрофы на банковских счетах. Тиллю все это не так уж и страшно — худо-бедно, но «Линдеманн» востребована и иногда ездит в туры, а еще есть кое-какие проценты от продаж книг, и у него львиная доля авторских отчислений за тексты «Раммштайн». Но вот у остальных… Доходов от продаж альбомов и прочего будет не так уж и много. С голоду никто, конечно, не умрет и по указанной в дипломе специальности работать не пойдет, но урезать семейные бюджеты придется всем без исключения. — Рихард хотел уйти от финансовых потерь из-за всей этой ситуации с болезнью, — продолжил Тилль. — Но теперь они неизбежны. Нахмурившись, Пауль внимательно посмотрел на Тилля. Кажется, он начал понимать к чему клонит Линдеманн. — Хочешь сказать, что раз финансовую жопу не миновать, то можно попробовать уговорить Рихарда на лечение? — спросил Пауль. — Полная отмена всего из-за судимости? Сокращенный тур для нас не вариант — прибыли не будет, больше нервов и здоровья потратим. Тилль улыбнулся, но улыбка вышла горькой. Отмена всего… Почему-то это стало казаться ему решением проблем. Даже, если допустить, что они перекроят график, плюнут на прибыль, то как ехать, когда теперь между Рихардом и Паулем такое? Это сейчас, сидя на его кухне, Ландерс спокойно обо всем рассуждает и даже волнуется за Рихарда, но стоит им снова встретиться, или что еще хуже — оказаться один на один — как все поменяется! Как в такой атмосфере ехать в тур? Это уже не та война гитаристов, к которой все привыкли и знали, чего от нее ждать. Тут все гораздо хуже. Может быть, конфликт останется скрытым, но психологически… Линдеманн понимал — психологическое напряжение добьет Рихарда. Или Пауля. Кто-то один обязательно сломается. Или оба. И тогда черт знает, что делать — сворачивать с гастрольного пути посреди тура? Доигрывать оставшиеся концерты с одним гитаристом или спешно звать на замену какого-нибудь приятеля из другой группы? — Да, можно попробовать, — спокойно сказал в итоге Тилль. — Отменить все к чертям собачьим и, может быть, тогда Рихард передумает насчет лечения. — Ты же не хотел спорить с ним по поводу его решения. Сам мне сказал… — Я его друг, Пауль. Я могу уважать его решение, могу поддержать Рихарда на пути исполнения этого решения. Но это не значит, что я сам принимаю такое положение дел. Думаешь, я в восторге, что он подписал себе смертный приговор? Он тридцать с хером лет мой друг. Мы ругались, били друг другу морды, между нами до хера всего было, но это не значит, что я хочу, чтобы он умер, имея шансы на спасение. — Тилль вздохнул, задумчиво глядя на ночной Берлин внизу. Спустя минут пять Пауль поежился и постарался поплотнее завернуться в халат — в кухню заглянул холодный ночной ветер. Дерьмо. Самое настоящее дерьмо вся эта ситуация и их жизнь в данный момент. — Понимаю, тебе сейчас не очень-то хочется слушать про Рихарда, и вообще говорить об этом придурке. — Тилль взял новую сигарету. — Признаться, когда ты заявил мне, что не собираешься сдаваться, я даже обрадовался. Зная ваши отношения, понадеялся, что ты его удержишь. То, как ты все это воспринял… — Удержу? — Пауль усмехнулся. — Тилль, это невозможно. Было. А сейчас и вовсе… — Ландерс махнул рукой, вышел из-за стола и, встав рядом с Тиллем, тоже закурил. — У него ни хрена в жизни не остается… Сам все развалил… Своими руками… Пауль не стал отвечать, лишь коротко усмехнулся. Когда сигарета догорела до фильтра, Тилль повернулся и внимательно посмотрел на Пауля. — Все-таки, Паульхен, — спросил он, — ты как? — Как видишь, — отозвался Пауль, задумчиво глядя на облако табачного дыма. — Физически все понятно. А вот морально… Или я лезу не в свое дело? — А как тут морально может быть? — Пауль пожал плечами. — Мерзко. Неприятно. Особенно паршиво осознавать, что мои просьбы остановиться ничего для него не значили. Хотя, я понимаю, что Рихард был не в себе. Но, в конце-концов, девственница я что ли, чтобы убиваться по случившемуся? Не волнуйся, в петлю не полезу. Линдеманн пристально посмотрел на Пауля. Не нравилось ему выражение его глаз, не нравились те чувства, что нет-нет, да мелькали в них. — Ты с мужиком все же… — продолжил Тилль. — Ты меня, что ли, опять к психотерапевту отправить решил? — немного ощетинился Ландерс. — Нет, просто… это… Пытаюсь понять… — как-то замялся Тилль. — Ты же не злишься на него. И это странно. — Ни хрена я в себе понять не могу, Тилльхен. — Пауль вздохнул и раскурил очередную сигарету. — Я хотел общий сбор созвать послезавтра утром. Надо бы поговорить с парнями по поводу перспектив тура и положения Рихарда. Тебе лучше не появляться, наверное… Пауль лишь неопределенно пожал плечами. Он понятия не имел — хочет ли увидеть Рихарда. — А можешь рассказать мне про эту девку, из-за которой все завертелось? — спросил Тилль, понимая, что они оба уже замерли вот так вот стоять и курить у окна, но заканчивать разговор нужно было как-то иначе. — Да что про нее рассказывать… модельная блондинка. Я ее видел-то один раз, в ту ночь… Ебабельная. Хотя и в синяках вся была. Я тогда не подумал даже, что Рихард может опасность представлять. А должен был… Вспомнить бы мне две тысячи второй… Пауль вздрогнул от внезапно посетившей его мысли. — Тилльхен, а мы еще одно дерьмо из виду упустили. Девка эта — она же в синяках была! А что если Рихард… Хотя и не было похоже, чтобы она была против чего-то. Но ведь черт ее знает… Напишет заявление и что тогда? — Ты сейчас о чем? Не понимаю… — Линдеманн нахмурился. — Девка. Рихардова. У нее все руки были в синяках, будто бы ее кто хватал. Рихард же мог с ней… — Нет, не мог, — мотнул головой Тилль. — Я говорил с ним. Они не трахались. Ее еще кто-то приложил. — Он затушил сигарету о мраморный подоконник, закрыл окно и водузил на место кактус. — Спать пошли. Рассвет уже… Пауль нехотя кивнул. Спать? Не был он уверен, что сможет спокойно уснуть.