***
Рихард встретил хмурый рассвет дождливого утра стоя у окна в гостиной и глядя на бесконечно-свинцовое небо. День обещал быть трудным. По мере того, как стрелки часов приближались к восьми, волнение и страх все больше и больше охватывали его. Вечером, под действием лекарств, Круспе уснул часов в девять, но проснулся задолго до рассвета и лежал в кровати, буравя взглядом потолок. В ушах иногда начинало звенеть от царившей в квартире тишины и в ней снова и снова в памяти слышался голос Пауля, просившего его остановиться. Все это безумие случилось именно в этих светлых стенах, на этой кровати из массива темного дерева и на полу, вон там, справа. Круспе было противно от самого себя. И противно от комнаты, в которой он сейчас находился, противно от кровати, в которой лежал. В итоге, взяв одеяло и подушку, Рихард перебрался спать на диван в гостиную, и плевать, что утром, скорее всего, будут проблемы со спиной. Можно было бы пойти в гостевую спальню, но там временно разместился Мерлин, который, по идее, должен был приглядывать за отцом. Но заснуть снова не получилось. Круспе помнил достаточно, чтобы увиденный тогда бардак в спальне дополнил картину случившегося между ним и Паулем. Не нужно было даже спрашивать Киру или Марийку! Да и не стал бы он этого делать, скорее провалился бы сквозь землю от стыда! А еще были следы пальцев на плечах, царапины и внушительный синяк на левом боку. Синяки, полученные от Вебера, уже начинали проходить и потому те, что наставил Пауль, выделялись особенно сильно. Но как бы ни пытался Рихард — он не мог получить ответа на главный вопрос: было проникновение или нет? Почему ему казалось, что все гораздо хуже, чем говорит Тилль и с Паулем далеко не все в порядке? Друг что-то недоговаривал и Рихард отчетливо чувствовал это. Но что? О чем молчал Тилль и почему? Но ведь Линдеманн такой человек — если не хочет что-то говорить — его и пытать будет бесполезно! И выходит… выходит, только Пауль мог рассказать Рихарду о том, какой скотиной тот оказался? Как с ним об этом поговорить? Как спросить, что он с ним сделал? Круспе понятия не имел не только о том, как заговорит с Паулем, он вообще не представлял как теперь смотреть ему в глаза, как подойти к нему! А что, если не только телу, но и психике Пауля он нанес ущерб? Конечно, нанес! Иначе и быть не могло! Ландерс не бездушная шлюха или псих, которому плевать, кто его ебет против его воли! В памяти разом всплыло все, что Рихард знал о психологии жертв изнасилований. Конечно, женщины и мужчины сильно отличаются друг от друга в моральном плане, но Круспе понимал — последствия в случае с Паулем могут оказаться куда более паршивыми! Что сейчас творилось в душе гетеросексуала, которого так или иначе отымел мужчина?! Об этом Рихард мог только догадываться. «У тебя была хотя бы его дружба и возможность говорить с ним иногда по душам, — говорил себе Рихард, пытаясь поудобнее улечься на диване, — но ты проебал все! Все, что у тебя было, из-за чертовой дури!» Круспе злился на себя и свою бесхребетность. Столько лет его ничто не могло сломать и сбить с выбранного пути и вот… Один раз оступился и сразу лишился самого ценного! Мало того, что с Паулем они теперь станут чужими людьми, так еще и «Раммштайн»… Рихард не мог больше лежать, встал и подошел к окну, уставившись на похожую на творение пришельцев из-за подсветки телебашню. «Раммштайн». Его группа. Что теперь будет? Он же бизнесмен и понимает, чем все это обернется для музыкантов. Изменения в графике тура, отмена концертов… Это повлечет за собой разочарование фанатов, долгие разборки с организаторами на местах и финансовые потери. Рихард зябко обхватил себя руками. Он просил Тилля сохранить в тайне его диагноз, понимая, что страховщики моментально взвинтят оплату по договорам. Но не вышло. Сейчас Рихард даже не хотел писать кому-нибудь из менеджмента, чтобы прислали сведения по оплате страховок — он и так знал, что страховые премии выросли раза в два, если не больше. Этот удар по кошелькам еще можно было пережить, зная, что фаны раскупят все билеты до последнего. Но теперь… Теперь Круспе понимал, что «Раммштайн» закончит свой путь там, где начинала — на финансовом дне. И все из-за него. Как спасать свое детище и не подставить парней? Они, как и он, отдали тридцать лет своей жизни группе. И для них она стала делом всей жизни, их счастливым билетом. И что теперь? Теперь из-за него все они окажутся в дерьме. Мысленно Рихард прикинул, что останется от графика тура, если выкинуть из него концерты в странах, куда его не пустят. По-сути, они оказывались запертыми в пределах Европы. И что это могло дать? Два десятка концертов, прибыль от которых едва ли покроет расходы! О том, чтобы искать за океаном страны, куда ему все-таки разрешат въезд, речи быть не могло — слишком дорого тащить на такое расстояние все их оборудование и сцену ради десятка концертов. Даже Россия оказалась закрыта для него! А ему так хотелось по-настоящему попрощаться со сценой, с фанатами, со своей жизнью. И что теперь? Рихард вздохнул и поморщился — из этой ситуации был только один выход — искать замену. Кто-то должен стать новым, пусть временным, лид-гитаристом «Раммштайн» и, в идеале, еще и бэк-вокалистом. Только так, с кем-то новым в составе, группа сможет проехать по маршруту всего тура и не потерять деньги. А в Европе он займет свое привычное место. Рихард опять вздохнул — думать, что на его место на сцене выйдет кто-то другой было тяжело. Столько лет… Казалось, нет ничего более постоянного, чем состав «Раммштайн», но… Но судьба распорядилась иначе — не болезнь, так судимость прогонит Рихарда со сцены раньше времени! Как же он не хотел, чтобы кто-то оказался вместо него на сцене! Но что еще можно сделать? Да ничего! Нет у него другого выбора, кроме как утром сказать парням, что он предлагает замену! Это будет честно по отношению к остальным. Они не должны оказаться в дерьме по его милости. А его амбиции и желания… Да какое они теперь имели значение? — Чего не спишь? — В гостиную, шмыгая дурацкими мохнатыми тапками, вошел Мерлин, на ходу пытаясь хоть как-то пригладить растрепанное воронье гнездо кудряшек на голове. Рихард мысленно улыбнулся, заметив настороженный взгляд сына. Мерлин задумчиво посмотрел на подушку и одеяло на диване, но ничего говорить не стал. — Не спится что-то… — Ты успокоительное что ли проигнорировал? — спросил парень. — Не хватало еще на него подсесть. — Рихард поморщился: да, он сознательно решил забить на прием лекарств. В конце-концов, не в первый раз уже интуиция подсказывала как будет лучше для него. Мерлин неопределенно передернул плечами, явно не собираясь спорить с отцом. — Пап, тебе чай или кофе сделать? Утро уже… — Кофе. — Рихард повернулся к сыну и внимательно посмотрел на него. — Ты точно завязал с травкой? Мерлин фыркнул с видом: уж кто бы меня воспитывать пытался. — Завязал, не парься… Еще вопрос — за кем тут присматривать нужно, — не мог не подколоть отца парень.***
Привычный подвал Шнайдера в этот раз пришлось отмести — ни у кого из музыкантов не возникло желания видеть трех подхвативших простуду сорванцов, которые все равно успешно ставили дом с ног на голову. Да и в разговоре барабанщик сам намекнул, что был рад выбраться куда-нибудь из семейного гнездышка хотя бы на пару-тройку часов. Именно поэтому в девять утра Тилль припарковал свой внедорожник около чем-то похожего на ангар здания из красного кирпича, где располагался не только магазин «Раммштайн», но и офис группы. Выбравшись из теплого салона авто, Линдеманн потянулся и зевнул, глядя как по небу бегут тяжелые облака, обещавшие дождь в самое ближайшее время. Можно было позволить себе немного подышать свежим воздухом, не опасаясь, что откуда-нибудь возьмется какой-нибудь фанат или щелкнет затвор камеры папарацци. Жилой квартал из уютных городских домов располагался достаточно далеко, а соседство с промышленными компаниями, складами и стоянкой никогда не причиняло никаких неудобств. Тем более, что магазин был пока еще закрыт. — Ты Паулю сказал про сбор? — поинтересовался выбравшийся следом за ним Рихард и нервно закурил. Взглядом он поискал машину Пауля — ее не было. Круспе понятия не имел, что будет делать при встрече с Паулем и что скажет ему. Но при одной только мысли о Ландерсе внутри все замирало и холодело. Как все пройдет? Как посмотрит на него Пауль? Наверное, от этого взгляда будет зависеть вся дальнейшая жизнь Рихарда. Линдеманн видел, как волнуется друг, сколупывая остатки черного лака с ногтей. Все в образе Рихарда в данный момент говорило, что он представляет собой один сплошной обнаженный нерв. Однако Тилль знал — иногда его присутствие действует на Круспе отрезвляюще и выступает сдерживающим фактором. И сейчас, похоже, был один из таких случаев. — Написал сообщение. Звонить не стал. — Тилль внимательно посмотрел на Рихарда, стараясь ничего не упустить из виду в его реакции. — Он ответил, что не приедет. Просил скинуть ему то, до чего мы договоримся. Рихард рассеянно кивнул. Эта новость стала с одной стороны облегчением, а с другой — ударом. Значит, Пауль не желает его видеть. Или с ним все настолько плохо, что он не в силах прийти? — Пошли, пора бы уже. — Тилль бросил взгляд на часы и первым шагнул к дверям. В ответ Рихард лишь молча кивнул, отправив в урну так и не выкуренную сигарету. — Это еще что тут делает? — сказал Тилль, зайдя в просторное немного запущенное помещение общей комнаты и наткнувшись на расставленные по стенам картины, некоторые из которых были обернуты в упаковочную пленку. — У меня дома ремонт, пыль столбом стоит, я решил, что некоторые вещи можно временно разместить тут. Все равно никто почти не пользуется офисом, — ответил Флаке. — Не знал куда еще можно пристроить мою коллекцию картин. — Тебе тут Лувр что ли? — Тилль нахмурился, глядя на то, насколько захламленное помещение стало еще более захламленным. — Охрана хоть в курсе? — За ними никто не полезет, это современно искусство и оно почти ничего не стоит. — Флаке махнул рукой. — Покупал где придется, что-то, вон, вообще фаны подарили. — Лоренц кивнул в сторону нескольких отставленных в сторону картин, изображавших клавишника или группу. Линдеманн что-то буркнул себе под нос и, убрав нагромождение каких-то журналов с кресла, освободил себе посадочное место рядом со Шнайдером. — Простите, пробки! — в комнату почти вбежал Олли и, оглядевшись, плюхнулся на диван. — Ну что ж, раз все в сборе, можем начинать, — сказал Тилль, бросив взгляд на Рихарда, все это время напряженно стоявшего у окна. — А Пауля не ждем? — поинтересовался Флаке, поправив очки на носу. — Ему нездоровится, просил без него сегодня, — спокойно ответил Тилль. — Рихарду есть много чего рассказать, так что, давайте начинать, иначе заночуем тут. Стоило только Линдеманну произнести эти слова, как дверь комнаты открылась, и на пороге возник Пауль. Тилль удивленно посмотрел на него: не далее как три часа назад, за завтраком, они решили, что Ландерсу еще рано пересекаться с Рихардом. От цепкого взгляда Тилля не укрылось то, насколько собранным был Пауль — морщинки у внешних уголков глаз и между бровями появлялись на его лице только в минуты сильно нервного напряжения. А еще он был немного бледнее, чем обычно, хотя, может быть, дело было в попытке чуть-чуть загримировать синяк на скуле. — Сразу видно, день рождения Лили не прошел бесследно, — рассмеялся Шнайдер, глядя на Пауля. — Нездоровится по причине продолжения бурного праздника? — он подмигнул другу. — Да иди ты, пока налоговой отчетностью не прилетело, — беззлобно с улыбкой огрызнулся Ландерс, и плюхнулся на стол у входа, на котором эта самая отчетность и была разложена по папкам. Он мог бы занять место на диване рядом с Олли или сесть на стул около Рихарда, но предпочел разместиться около двери. Тилль метнул взгляд на Круспе: тот замер у окна, напряженно сжимая руками край подоконника так, что побелели костяшки пальцев. Было видно, чего ему сейчас стоило остаться на месте, а не подскочить к Паулю. Зажечь сигарету у Рихарда получилось только со второго раза и, пока он возился с ней, Линдеманн бросил вопросительный взгляд на Пауля, тот лишь неопределенно пожал плечами и наморщил нос: да, я пришел, не мог оставаться в стороне. — Ну, давай, не тяни уже. — Тилль переместился ближе к Рихарду и встал рядом, готовый в любой момент остановить любую дурь друга. Это движение Тилля стало для Рихарда знаком: Линдеманн дает ему понять, что к Паулю сейчас не стоит приближаться и вообще как-то акцентировать внимание на случившемся. Круспе сделал пару затяжек, пытаясь при помощи никотина хоть чуть-чуть успокоить нервы, но сердце все равно бешено колотилось в груди. Как же он хотел сейчас подойти к Паулю, как хотел… Одного только взгляда в серые уставшие глаза Рихарду было достаточно, чтобы стать готовым прямо тут, при всех, попросить прощения у Пауля. И плевать, что после подобного откровения подумают о нем, и каким будет его будущее в группе. Но вот только Пауль… Он не заслуживал репутацию жертвы насилия! — Эй, отомри! — Олли хлопнул в ладоши. — Мне еще дочь из школы забирать! Рихард вздрогнул, затушил сигарету о керамический горшок какого-то пытавшегося уже который год умереть суккулента. Пришлось напомнить себе, что в данной ситуации необходимо держать себя в руках. Хотя, волнение можно было легко списать на то из-за чего им всем пришлось тут собраться.***
— Из-за меня группа оказалась во всем этом дерьме, — сказал спустя полчаса напряженного рассказа Рихард и вздохнул, ломая пальцами очередную сигарету. — Поэтому, если хотите, можете решить вопрос с заменой. Флаке поджал тонкие губы, Олли сидел с непробиваемым выражение лица, очевидно еще не до конца готовый осознать услышанное, а Шнайдер хмурил брови и морщил нос, отчего стал немного походить на обиженного ребенка. Рихард бросил короткий взгляд на Пауля — тот скрестил руки на груди, словно стараясь еще больше отгородиться ото всех и нахмурился, отчего его глаза стали казаться гораздо темнее, а их взгляд еще более колким. Тилль прошелся по комнате, замер на какое-то время около подаренных Флаке картин, внимательно рассматривая одну из них. — Замена не вариант, — заговорил наконец Шнайдер, глядя на хмурого Рихарда. — Мы не можем вот так взять и объявить о замене Рихарда. «Раммштайн» — это шесть человек, состав, неизменный с основания. — Но мне не избежать суда, Шнайдер. — Рихард вздохнул. — Я останусь на свободе, но буду судим и все, поехать в полный тур не смогу. Заменить меня — единственный вариант. Я не восторге от него, но у меня нет другого выхода. — А замена повлечет за собой возможные возвраты билетов на концертах в тех странах, куда тебя не пустят, — мрачно добавил Флаке. — Я полазил по форумам и группам, некоторые старые фаны покупают билеты только для того, чтобы увидеть группу в полном составе, с тобой. Они хотят видеть тебя. — Лоренц на мгновение умолк, напряжено глядя на Рихарда и, очевидно, что-то решая для себя. — Видимо, они считают, что этот тур станет последним в истории группы, — сказал он в итоге. В комнате повисло напряженное молчание. Мысль, которая была в голове каждого присутствующего здесь музыканта, теперь оказалась озвучена. Рихард вздохнул, раскурил новую сигарету. С момента объявления о диагнозе он ни разу не виделся ни с кем из других участников группы и сейчас, ощущая на себе их пристальные взгляды, чувствовал себя неуютно. Казалось, что Олли и Флаке уже смотрят на него, как на мертвеца. По крайней мере, во взгляде Олли он отчетливо читал жалость. И вот сейчас Шнайдер озвучил то, что было очевидно. То, каким должен был стать конец «Раммштайн». Теперь не думать о нем не получится. — Но возвраты билетов не нанесут нам серьезных финансовых потерь. Не вернет же билеты целый стадион? — сказал Олли. — И, как вариант, замену мы можем обосновать состоянием здоровья Рихарда, чтобы меньше скандалов было. Дело с судимостью как-нибудь замнется… — Решать вам. — Рихард вздохнул. — Я все сделаю, чтобы этот тур состоялся. Но вы должны знать, что я хочу на сцену. Пусть только в Европе, но все равно выйти к фанам. — Он поморщился — ему показалось, что эти слова прозвучали как-то слишком безнадежно и по-детски капризно. Что с того, что он хочет на сцену? Его желания нужно сочетать с интересами бизнеса. — Отменять все на хер надо, — внезапно сказал Тилль, бросив взгляд на Пауля. — Это не тур, это цирк будет. Там Рихард выступит, тут не выступит… Да мы сами ебанемся с такого. Круспе вздрогнул и с изумлением посмотрел на друга. Он ушам своим не верил — это как Тилль такое только что сказал? Разве тогда, в доме Вернера Линдеманна он не открыл душу перед другом и не сказал ему, как важно для него поехать в прощальный для себя тур? — Никакой отмены, — резко произнес Рихард и отошел от Тилля, с негодованием глядя на него. — Я поеду с вами в этот тур. То, что предлагает Олли — самое разумное решение. Заменим меня, сочиним прикрытие… Фаны должны будут это понять. — Херня это все! — Тилль колко посмотрел на Рихарда. — Ты себе как такой цирк представляешь? Где мы замену брать будем? Допустим, найдем, сманим к себе кого-нибудь, но потом этого человека надо будет научить всему! Это в нулевых пара концертов в заменой Пауля была не проблемой, когда у нас не было этого воза пиротехники. А сейчас? Ты хочешь, чтобы кого-то поджарило на сцене? — Почему ты так в этом уверен? — Рихард прищурился. — Есть техника безопасности, инструктаж. — Ой ли! — Тилль театрально всплеснул руками. — Мы тут все тридцать лет выступаем и каждый из нас хоть раз, да забывал откуда будет очередной столб пламени или взрыв. А мы профессионалы! А тут ты предлагаешь мне взять какого-то слюнтяя, который стопроцентно все забудет. Да я заебусь все время следить за ним на сцене. Могу и не успеть оттащить в сторону, если вдруг что! Пауль вон, сколько раз оказывался стоящим под опускающимися колоннами? — Тилль, ты что, сам не хочешь ехать в тур? — Рихард нахмурился не понимая с чего вдруг Линдмеманн так заговорил. — Я хочу, чтобы последний тур не стал причиной смерти моей нервной системы. И еще чей-нибудь. — Я не понял?! — воскликнул Рихард. — Ты сейчас сказал, что я не прав и мне нужно позволить врачам отхреначить кусок кости в руке? Да? Ну спасибо, Тилль! Спасибо за поддержку! — взвился он, по-своему истолковав фразу Тилля. Линдеманн покачал головой. — Я только сказал, что не хочу, чтобы новичка ебнуло на сцене чем-нибудь! И между прочим, да, у тебя будет шанс выжить, раз уж случилось такое дерьмо с группой. — Позволь мне самому решать, как распоряжаться жизнью, — сухо отрезал Рихард. — Рихардхен, может быть так действительно будет лучше и Тилль прав? — осторожно спросил Флаке. — Подумай, у тебя появляется шанс… — Да, шанс стать ни на что не годным музыкальным инвалидом, который только и будет что себя жалеть! Я хочу на сцену. Это моя жизнь, как вы не поймете! — почти заорал Рихард. — Я согласен на замену. Я понимаю, что других вариантов нет! Мне не нравится эта идея, но разве у меня есть вообще какой-то другой выход?! — В стену полетела подвернувшаяся Круспе под руку ручка. Флаке, не ожидавший такой острой реакции Рихарда, втянул голову в плечи и бросил отчаянный взгляд на Тилля, моля его угомонить друга. — А, может быть, выход действительно есть? — невозмутимо вклинился в разговор Олли. Пять пар глаз удивленно уставились на него. — Рихард сказал, что этот Вебер отказался от примирения и хочет суда, — совершенно спокойно заговорил невозмутимый басист. — Он хочет, чтобы Рихарда осудили, и из-за него пострадала бы «Раммштайн». Но почему все уверены, что он святой? Может быть, раз он решил так подло играть и через одного из нас ударить по остальным, которые вообще тут ни при делах, и нам попробовать ударить его? Зайти с тыла. — Ты это о чем? — нахмурившись спросил Тилль. — О том, что не может этот Вебер быть ангелом во плоти. Раз он занимается подобным бизнесом, то наверняка за ним водятся грешки. Где-то на кого-то надавил, кто-то остался чем-то недоволен. Может быть, если Кляйн и его команда что-то найдут, нам удастся заставить его принять примирение с Рихардом? — Ты детективов пересмотрел что ли?! — нервно воскликнул Рихард. — Кто и как будет искать подобную информацию? Тогда не один я под суд пойду! — А он прав, — неожиданно заговорил Пауль. При звуке его голоса, прозвучавшего впервые за все время, Рихард вздрогнул и спешно повернулся к Ландерсу. — Эта твоя подружка — Луиза, — продолжил Пауль, — она же может что-то знать о брате. Пусть краем уха, но она могла что-то слышать. С ней нужно поговорить. А учитывая, что она наша и, персонально Рихарда фанатка, то будет рада помочь. — Пауль задумался, вспоминая как выставил девицу из квартиры Круспе. — Надеюсь, — добавил он спустя несколько секунд. Рихард нахмурился, отчего на его лбу проявились глубокие морщины, подчеркнувшие то, насколько тяжело физически ему дались эти несколько дней. — Я сомневаюсь, что она может что-то знать. Типичная клубная дура… — сказал он. — Но она наш самый лучший шанс что-то предпринять. — А он дело говорит, — вставил Флаке. — Обычно в семьях знают друг о друге больше, чем может просто показаться на первый взгляд. Тебе ей нужно позвонить и встретиться, — продолжил Пауль. — Возьми с собой Кляйна. Он поймет какие вопросы лучше задавать. — Да какие тут могут быть вопросы? Она скажет, что ее брат придурок и все! Что это даст? То, что он прицельно решил меня тогда в клубе зацепить — это вообще никак не доказать! То, что он руки распускает в отношении Луизы к делу не относится! — Относится, — серьезно сказал Пауль, глядя куда-то в окно. Сейчас в голове Ландерса начали складываться детали мозаики. Те чертовы синяки на руках девушки, что врезались ему в память, могли быть следствием несдержанного характера ее брата и, следовательно, играли им на руку! — Если этот Вебер поднимает руку на сестру, можно уговорить ее написать на него заявление. А потом пускай Кляйн объяснит ему, что в его же интересах согласиться на примирение с тобой и не давать заявлению сестры ход. Рихард удивленно посмотрел на Пауля, который говорил это все так, словно между ними и не было ничего. Но взгляд — как ни пытался Круспе, никак не мог поймать взгляд Пауля. Он смотрел куда угодно, но не на него. — А он дело говорит, — сказал в повисшей тишине Шнайдер. — Раз эта девица фанатка, ее можно использовать в наших интересах. Придется Рихарду ей еще попудрить мозги… — Да вы себе это как представляете?! — изумился Рихард. — Нет у меня желания больше видится с ней. Потрахались и разбежались! — Подумай, это реальный выход. Вспоминай все, что делал с ней и о чем говорили. Решение может обнаружиться в самом неожиданном месте, — сказал Пауль и бросил взгляд на часы. — Ладно, вы тут дальше решайте, а я поеду, мне пора уже, — он махнул всем на прощание рукой и шустро скрылся за дверью. — Пауль, стой! — крикнул вдогонку Рихард и поспешил за Ландерсом. Тилль хотел было остановить друга, но замер на полпути и покачал головой. Внутренний голос настойчиво посоветовал ему дать Рихарду возможность самому попытаться что-то исправить. Тем более, что Пауль, вопреки всякой логике, был настроен мирно. — Мы чего-то не знаем? — тяжело глядя на Тилля поинтересовался Флаке. — Эти двое опять в контрах что ли? — Нет, с чего бы? — попытался правдиво удивиться Линдеманн. Флаке только пожал плечами и переглянулся с Олли и Шнайдером. Тилль лишь вздохнул: только слепой не заметил бы напряжение между Паулем и Рихардом.***
Сбегая по лестнице к выходу, Пауль радовался, что попросил таксиста дождаться его. Изначально Ландерс не хотел ехать на встречу, но потом понял, что не может сидеть на кухне и пить десятую чашку чая, пока остальные музыканты будут говорить о будущем группы, которая дала Паулю все в его жизни. Он не мог допустить, чтобы, возможно, одно из ключевых решений было принято без него. И тогда он плюнул на все. Да, встреча с Рихардом неизбежна, и он понятия не имеет, что ему сказать. Но она так и так произойдет рано или поздно! И не факт, что через неделю или месяц Пауль разберется в себе. Когда Ландерс увидел Рихарда — бледного, со следами усталости на лице, резко похудевшего, поймал его взгляд — отчаянный, смешанный с радостью и страхом, он испугался. Нет, не его, Рихарда, а самого себя! Пауль и предположить не мог, что сердце так екнет в груди и будет насколько сложно удержать привычное лицо в компании друзей. Он не мог понять — как, каким образом его первым порывом было подойти к Рихарду и сказать, что все хорошо. Да какое там сказать! Пауль понял, что хочет обнять его, сказать, что он всегда рядом и поддержит! И плевать на то, что было между ними. Плевать, что Рихард едва не поимел его в задницу. Ему важно только одно — чтобы с лица Круспе исчезло это страдальческое выражение! — Ты чертов извращенец, извращенец. Псих! — твердил себе Пауль, направляясь к такси, когда входная дверь офиса громко хлопнула и раздались торопливые шаги. — Пауль… — прозвучал рядом взволнованный и запыхавшийся голос Рихарда. Ландерс остановился, прикрыл на мгновение глаза, приказывая себе сохранять спокойствие. — Не благодари за идею. Это только лишь гипотеза, — сказал он, поворачиваясь к Рихарду и встречая его взгляд. Отчаянный, больной. Пауль еще никогда не видел, чтобы Круспе так на кого-то смотрел. — Пожалуйста… — Рихард понял, что в один миг утратил способность внятно изъясняться. В голове было слишком много всего, мысли перескакивали друг через друга. Он видел перед собой сдержанного, напряженного Пауля, видел синяк на его скуле и перед глазами тут же всплывали обрывки той ночи. Что сейчас сказать? Как вернуть Пауля-друга? Что сделать, чтобы исчез этот холодный расчетливый Пауль, что так жестко сейчас смотрел на него. Пересилив себя, Круспе кончиками пальцев коснулся руки Пауля и тут же ощутил насколько ледяной та была. От касания Ландерс вздрогнул и отошел на шаг. — Мне ехать надо. Меня ждут, — сказал он обходя Рихарда. Круспе не сразу понял, что до крови прикусил губу, когда смотрел, как Пауль садится в такси, и желтая машина скрывается за поворотом улицы. — Дождь начинается, промокнешь, — прозвучал рядом голос вышедшего из офиса Тилля. — Пошли назад, я уже Кляйну позвонил, он едет. Обсудим с ним все.