Прошлое сделает счастливым

— Тебе лучше сегодня не возвращаться в студию, — сказала в итоге Марийка, отпуская Рихарда с массажного стола. — Дай мышцам в тонус прийти. Иди и ложись спать, не зря же я тебе общий массаж делала. Если все так же болеть будет, приходи днем. Первой мыслью Круспе было наплевать на рекомендацию, однако, здравый смысл, приправленный навалившейся после массажа усталостью, действительно заставил направиться не в студию, а в спальню. Но, оказавшись там, Рихард понял, что уснуть у него не получится. Тревога начала заполнять все его сердце. Он пробежал взглядом по спальне, ловя себя на мысли, что эта комната кажется ему какой-то чужой и неуютной. К чему тут эти стильные огромные картины-фото, красивая коллекционная гитара на подставке у изголовья? Зачем тут вообще все это, если Пауля нет? На прикроватном столике с его стороны осталась только зарядка телефона. С его стороны? Круспе горько усмехнулся — вот, дожил, уже есть его сторона кровати! А если пойти в ванну, то там будут его бритва и зубная щетка. И пижама. Мелочи, которые все эти дни молча говорили Рихарду, что в его жизни появился человек, готовый, несмотря ни на что, его любить, идти с ним до самого конца и поддерживать. И вот сейчас… Круспе тяжело сглотнул, вспоминая слова Пауля и выражение его глаз — боль, злость, непонимание. По спине пробежали мурашки, стоило только воскресить в памяти все, что говорил Пауль. Сначала это было попыткой воздействовать на Рихарда, убедить его изменить решение, а потом… Потом он понял, что Ландерс в какой-то момент потерял свою маску, за которой всегда так тщательно скрывал эмоции, считая их демонстрацию излишней и признаком слабости. Сухой на проявление нежности и чувств, Пауль предпочитал действиями показывать свое отношение к людям, но вчера… Вчера с его губ сорвались слова, от которых теперь Рихарду стало страшно. Если вдуматься, становилось ясно — Пауль боялся. Он боялся будущего и ему было больно. Больно от того, что едва обретя, он должен будет потерять. И что не верил в то, сколько значит для Рихарда. Что он там говорил? Что они вместе меньше недели и он не смеет ставить себя наравне с Максим? Да, это так, но Пауль сильно преуменьшил свое значение для Круспе! Он даже не догадывался, что стал недостающим элементом в жизни Рихарда, позволившим ему собрать всю его вселенную воедино. После внезапной взаимности Ландерсу предстояло остаться одному, брошенным. Именно что брошенным… Ведь Рихард мог бы остаться, мог бы попытаться не уходить! Но все равно шел по другому пути. Взяв телефон, Круспе какое-то время задумчиво смотрел на высветившийся на экране в списке последних вызовов номер Пауля. Позвонить? И что сказать? Черт его знает… Главное сейчас услышать голос Пауля, а дальше… Дальше слова сами сложатся в предложения. С каким-то замиранием сердца Рихард нажал на вызов, но телефон отозвался механическим голосом оператора, сообщившим, что абонент, к сожалению, не может быть вызван. Набрать еще раз? Покачав головой, Круспе отложил гаджет в сторону. Еще один звонок ничего не решит. Да и выставит Рихарда полным придурком, надоедливой девицей, доканывающей своего парня бесконечными звонками после выяснения отношений. Они взрослые люди, и раз телефон отключен, значит Ландерс четко дал понять — он не желает разговаривать. Но что-то же делать было нужно! Просто так сидеть в пентхаусе и ждать Рихард не мог. Несколько раз измерив шагами спальню, Круспе стал понимать, что тревога в сердце начала сменяться страхом. Страхом все потерять. Он же знал характер Пауля, его умение закрываться ото всех и вся непробиваемой броней, умение управлять собственными чувствами. Он ведь был свидетелем того, как возродился Пауль после развода с Ариэллой! — Хватит уже тратить время на то, что обречено на провал. Пора начинать новую жизнь, — говорил ему однажды пьяный в дым Пауль, когда Рихард самоотверженно взялся дотащить его до номера в отеле. — Только вот Лили жалко. Не должна она была пострадать из-за наших дрязг с Ари… Но мы реально друг друга больше видеть не можем. Рихард только ухмыльнулся: как же, начнется тут новая жизнь! Почти два десятка лет брака просто так не возьмешь и не выкинешь из жизни! Он-то иной раз после окончания очередных отношений, которые изначально никуда не вели, по паре недель приходил в себя, а тут… Столько лет под одной крышей с умной и симпатичной молодой женой! Но как же тогда он ошибся! На следующий день Ландерс по-настоящему удивил Рихарда. — Не хочешь провериться? До саундчека еще херова куча времени, — спросил Пауль, заглянув в гримерку Рихарда. — Мне что-то остохренело тут сидеть. — Он поморщился: все же, импровизированное закулисье из фанерных конструкций и брезентовой крыши действительно представляло собой не лучшее место, чтобы скоротать еще три часа. Такое количество свободного времени появилось внезапно — рейс задержали и фотограф, который должен был сделать им новые промо-фото прямо за сценой очередного летнего фестиваля, никак не успевал приехать к сроку. Но «Раммштайн»-то уже приехали на площадку и заняли свои гримерки! И вот в итоге теперь каждый развлекал себя как мог — организаторы прозрачно намекнули, что из-за фестиваля все окрестные дороги стали одной сплошной пробкой и у них нет вертолета, чтобы быстро доставить музыкантов в отель и назад, к началу саундчека. Рихард, бесцельно бренчавший что-то на гитаре, посмотрел на Пауля — если не считать невыспавшейся и немного отекшей физиономии, выглядел он вполне нормально. Ничего в нем не указывало на человека, тяжело переживающего окончательный крах семейной жизни — подумаешь вчера перебрал с выпивкой в ресторане отеля! С кем не бывает! Разве что морщинки в уголках глаз и рта стали чуть более резкими — так было всегда, когда Пауль улыбался через силу, стараясь сохранить привычное лицо. — В каком направлении будем проветриваться? — Рихард с готовностью отложил гитару и поднялся с низкого диванчика. Пауль пожал плечами и неопределенно мотнул головой. Куда они могли сейчас податься? Разве что выбраться на площадку, отведенную для особых гостей и оттуда посмотреть выступления молодых групп. Или пойти пошататься за сценой и кулисами среди монтажников, техников и прочего обслуживающего персонала. Но что первый, что второй вариант, оба имели существенные минусы — в одном случае их неминуемо спалят фанаты, в другом — гулять придется по грязи, которую после ливней развезли в поле своими колесами многотонные фуры. — Пошли пройдемся к сцене. Заценим молодняк? — немного неуверенно предложил Пауль. Круспе кивнул, соглашаясь, и водрузил на нос очки: раз уже оценивать коллег по цеху, то не мешало бы их не только послушать, но и хорошенько рассмотреть. Появление звездных гитаристов среди трех десятков особых гостей, большинству из которых едва ли было лет двадцать пять, вызвало некоторое оживление, но, когда все желающие получили свой автограф и селфи, музыкантов оставили в покое. — А неплохо ребята играют, — сказал Пауль, прислушиваясь к доносившимся со сцены звукам и увлеченно следя взглядом за музыкантами. — Гитара чистая. И вокал приятный. Да и вообще неплохо группа звучит. Рихард покосился на Ландерса: странно, что он нашел привлекательного в эпическом метале, если весь его плейлист был завален тяжелыми немецкими группами или итальянской попсой? — Это тебя вокалистка так вдохновила? — Рихард подмигнул другу. — А она ничего так. Я бы с такой покувыркался. У нее четвертый или пятый размер? — Он оценил затянутые в корсет тонкую талию и пышную грудь рыжей девушки. Правда, Круспе немного кривил душой: идти знакомиться с девушкой он не собирался и заговорил о женских прелестях исключительно ради того, чтобы расшевелить непривычно молчаливого Пауля. Обычно подобные темы в их мужском коллективе вызывали бурный отклик и интерес, но в этот раз Ландерс решил промолчать. — Никогда не понимал, к чему нужны эти соло по минуте, — добавил, решив не сдаваться, Круспе, глядя на то, как упоенно длинноволосый гитарист порхал пальцами по грифу и вообще творил с инструментом такое, что лид-гитарист «Раммштайн» провернуть бы не рискнул. По крайней мере, не перед публикой. Пауль лишь бросил на Рихарда быстрый взгляд. — Может быть, потому, что человек просто кайфует? — спросил он. — Кайфует от того, что занимается дрочкой струн на сцене? — Рихард улыбнулся, заметив мелькнувшую на губах Пауля улыбку. — Нет, техника у парня хороша, но к чему это? Где смысловая нагрузка этого соло? Есть определенные жанры, подразумевающие серьезные соляки и технику, но тут — ничего такого. Без соло песня разве что на минуту короче станет, — продолжил он. — Техника у парня что надо. С такой можно и подрочить струны, — с улыбкой отозвался Пауль. Рихард лишь фыркнул, старательно скрывая радость: отлично, он вывел Ландерса на профессиональный спор. Это точно отвлечет друга от невеселых мыслей! Они же с ним редко сходились во взглядах в рабочих моментах, но теперь подобные разногласия больше не перерастали в ожесточенные споры с переходом на личности и размахивание кулаками. Теперь это были лишь беззлобные, иногда саркастические и ехидные замечания по поводу мнений друг друга, которые все чаще становились поводом просто посмеяться. — Ага, играет, как в консерватории учили. Я тоже когда-то умел правильно играть на гитаре, сразу как музыкальную школу закончил, — продолжил упорствовать Рихард. — А потом взял и забыл это все. Потому что в итоге понял, что не могу выйти за рамки той схемы, которой меня научили. Ты же сам знаешь, чтобы сочинить крутой рифф — надо выйти за пределы канонов. Тут сначала идут эмоции и интуиция и только потом техника. — А потом тебя полощут на форумах гитаристов за отсутствие соляков и странную технику. — Пауль подмигнул другу. — Ну и кто все эти полоскатели? — Рихард упрямо передернул плечами. — Где они и где я? Ландерс с улыбкой покачал головой — вот он, Рихард Свен Круспе во всей красе! Тот, кто с радостью выслушает вашу критику гордо задрав нос! — Ты лид-гитарист «Раммштайн» и ты лихо придумал синхронизировать гитару с сердечным ритмом. — Круто вышло, да? — Подмигнул ему Круспе. — Зря я что ли отжимался перед записью? Зато звучит круто! — Он просиял довольной улыбкой. — Ты как, в порядке? — тут же обеспокоенно продолжил Рихард, заметив, что Пауль чуть морщится: очевидно, последствия выпитого вчера все-таки давали себя знать. — Таблетки от похмелья потихоньку прекращают действовать. Башка трещать начинает, — ответил Ландерс. — Сушняк, твою-то мать… Рихард лишь кивнул и, сказав, что отойдет буквально на пару минут, вернулся с бутылкой минеральной воды. — Держи, страдалец. — Круспе с улыбкой протянул ее Паулю. Ландерс благодарно кивнул и улыбнулся другу, не зная, что от этого на сердце Рихарда разлилось тепло. Так иногда случалось, когда он видел искреннюю улыбку Пауля, обращенную к нему. Его маленькое персональное удовольствие, которым он иногда позволял себе наслаждаться. — А в остальном-то ты как? — осторожно спросил Круспе, выждав минут десять. — Нормально, — почти сразу же отозвался явно повеселевший Пауль, не отрывавший взгляда от сцены. — Вроде оклемался уже. Развод — это единственное верное решение, и я уже ни капли не сомневаюсь, что подписал эти бумаги. Хрен его знает как оно дальше у меня все сложится, но лучше одному остаться, чем вот это вот все будет приканчивать мне нервы день за днем. От того, что меня больше никто не любит, не сдохну. Рихард кивнул, соглашаясь со словами друга. Хотелось бы ему возразить, что есть на свете человек, который любит его всем сердцем, который всеми силами своей души страшится показать эту любовь, чтобы не потерять все то немногое, на что имеет право — их едва окрепшую дружбу… И что этот человек, находясь рядом, всякий раз одновременно испытывает и наслаждение и боль — он ведь рядом, но в то же время так далек от своей мечты! Тогда Рихард боялся, что Пауль не сможет легко пережить окончательное расставание с Ариэллой и мысленно прикидывал, что станет делать, чтобы не дать Ландерсу натворить какой-нибудь дичи или не впасть в депрессию. Но Пауль удивил друга уже в тот же вечер — после концерта «Раммштайн» он вовсю хохотал за кулисами в компании той самой рыженькой вокалистки, а потом и вовсе куда-то исчез в ее компании. А утром Круспе как не старался, не мог найти в Пауле и тени того разочаровавшегося в семейной жизни мужчины, готового тащить на себе узы брака еще хрен знает сколько лет ради спокойствия дочери-подростка. Человека, у которого впереди маячила какая-то слишком уж одинокая старость. Конечно, это можно было посчитать какой-то игрой на публику, но глаза Ландерса не могли лгать. Он действительно не испытывал больше боли из-за катастрофы личной жизни. Теперь перед Рихардом был новый Пауль, довольный жизнью состоятельный самореализовавшийся холостяк, по-философски смотревший на любовь и иногда цепляющий на ночь группис. Тогда-то Рихард впервые и заметил странную способность Пауля перерождаться. Он словно щелкал внутренним тумблером и становился другим человеком. Отрезал все ненужное в жизни и шел дальше. Это можно было бы сравнить с ампутацией давно атрофировавшейся и мешавшей конечности — сначала страшно, потом больно, а затем… Затем становится гораздо лучше. И сейчас это пугало Рихарда. От мысли, что за ночь Пауль мог вот так вот переродиться, становилось по-настоящему страшно. Так подумать — он же столько времени жил с чувствами к Рихарду, успешно скрывал их! Они всего-ничего были вместе, толком привыкнуть друг к другу не успели! Если уж Пауль вот так легко переформатировал себя после многолетних отношений, построенных изначально на настоящей любви, то что будет с ним после этого романтического наваждения? Захочет — даже не вспомнит ничего! Был и нет Рихард в его жизни! Он же уже сказал, что забудет ту проклятую ночь! И думай не думай, а факт: Рихард не видел, чтобы она хоть как-то повлияла на Пауля. Он на самом деле запихнул все свои эмоции в какой-то отдаленный чулан памяти и начал строить с ним все с чистого листа. Руки снова взяли телефон. Но результат оказался тем же. Круспе вздохнул, мысленно приказывая себе сохранять спокойствие. То, что сейчас он может связаться с Паулем даже лучше. Он же без понятия, что сказать ему… Но какого хрена сердце так болезненно сжалось, и Рихард понял, что боится? Боится расставания! Чувствуя, как страх не позволяет больше оставаться на месте, он быстро направился в ванную, по пути набирая сообщение для Мерлина с просьбой приглядеть за Максим.

***

Осенний рассвет только начал пробиваться в окна, а Тилль уже увидел на пороге квартиры взъерошенного Рихарда, и не на шутку перепугался: давний друг в таком виде появлялся у него только в самых крайних случаях, а учитывая, что за ситуация сейчас вообще была… — Где он? — небольшим ураганом Рихард влетел в жилье Линдеманна и сходу направился через гостиную в гостевую спальню. — Кто? — Тилль попытался получше затянуть норовивший развязаться пояс халата и подавить зевоту, пошлепал за Круспе. — Пауль! — Рихард распахнул дверь в гостевую: никого и даже кровать заправлена! Но ведь у этих двоих было время замести следы пребывания Ландерса в доме — видеодомофон предупредил о неожиданном визите. — Его тут нет! — Тилль в удивлении округлил глаза, лихорадочно пытаясь сообразить, что произошло. Все мысли, что сейчас пришли в голову, ни о чем хорошем не говорили. Раз Рихард с настолько растерянным видом ищет с утра пораньше Пауля, значит… Значит эти двое все-таки поругались и, очевидно, случилось это еще вчера вечером! Но почему тогда Пауль не дал знать об этом? Линдеманн напрягся: он же последние дни даже не думал не то что отключить телефон, он даже в режим вибрации его не переводил, понимая, что должен быть все время а связи! Почему Ландерс не позвонил?! — И тебе можно верить? — Прищурившись, Рихард посмотрел на лучшего друга и, покачав головой, направился в недра квартиры. Он знал все закоулки этого жилья и был намерен самолично в них заглянуть. — Ты мне тут что, обыск устроил?! — Тилль искренне удивился тому, как Круспе открыл дверь в ванную. — Рихард, я тебе на полном серьезе говорю — тут нет Пауля! И я в душе не ебу, где он может быть! И вообще был бы тебе признателен, если бы ты сказал какого хуя у вас стряслось! Круспе лишь махнул рукой и, заглянув в зимний сад, прямиком направился в спальню Тилля. — Нечего тебе там делать! — Линдеманн было хотел остановить друга, но вовремя сообразил, что этого лучше не делать: раз уж хочет, пусть сам убедится. — Присоединишься? — сонно моргая спросила у Рихарда, открывшего дверь в спальню, грудастая брюнетка, пока какая-то блондинка заворачивалась в простыню. — Черт! — сам от себя не ожидая, заорал Круспе и захлопнул дверь. Понимание, что Пауля в квартире нет, пришло моментально. Не стал бы Тилль со спокойной совестью трахать фактурных девиц, если бы знал, что у друзей опять случилось хрен знает что. Да и вообще… С чего он, Рихард, решил, что Пауль обязательно должен оказаться у Тилля? Мало ли мест в Берлине, куда он мог поехать? Полно! А учитывая, что Ландерс явно не хотел общаться, точно не сунулся бы туда, где уже скрывался. — Так, Свен, ты мне сейчас же объяснишь какого хера происходит. — Тилль положил обе руки на плечи Рихарда, готовый в любой момент пресечь попытку сбежать из квартиры. — Что у тебя с Паулем? Поругались? И он уехал. Так? Рихард прикрыл глаза и несколько раз медленно вздохнул. Спокойный голос друга немного отрезвил его. — Да, — отозвался Круспе. — Мы поругались. — Пошли на кухню, расскажешь все. — Тилль взял его за руку и, как ребенка, повел за собой.

***

— Стало быть, Пауль попытался тебя отговорить? — со вздохом спросил Тилль, старательно скрывая разочарование: он наивно верил, что у Ландерса достанет ума сделать все более тонко и размерянно, не выводя Рихарда на конфликт. Но что-то случилось, отчего расчетливый математический ум изменил Ландерсу. — Попытался, — со вздохом ответил Рихард. — Но я тоже виноват. Я сорвался на нем… С утра все кувырком пошло… А потом слово за слово… Мне нужно было себя в руках держать… — Почему-то сейчас, когда он рассказал случившееся другу, и словно сам все услышал со стороны, к нему пришло понимание, где именно он начал совершать ошибку за ошибкой, и в итоге все посыпалось как карточный домик. — Об угонщиках вообще не думай. Насчет обучения дочери — потом подумаешь, — резюмировал Тилль. — А что до Пауля… — Линдеманн вздохнул, пытаясь предугадать реакцию друга на свои слова. — То он прав. Он прав, когда назвал тебя эгоистом и поставил тебе на вид, что ты не подумал ни о ком. Рихард на мгновение замер и широко распахнул глаза, не понимая, что ответить Тиллю. И вообще — это не было слуховой галлюцинацией? — Тилльхен… То есть, и ты считаешь… — осторожно заговорил Круспе. — Но ты же не сказал мне ни слова… — Не сказал, — спокойно продолжил Линдеманн. — Потому, что видел, что тебе и без того хреново и не нужно нагружать тебя еще больше. Я могу быть не согласен с твоим решением, но, если ты считаешь его правильным, я тебя поддержу. Это твое решение. Твоя жизнь и тебе ей распоряжаться. Что дало бы, если бы я начал тебя отговаривать, убеждая, что оно — ошибка? Мы бы с тобой разосрались в пух и прах. — Тилль бросил короткий настороженный взгляд на друга. — Так что, я решил в первую очередь подумать о тебе. Чтобы ты совсем один не остался. А что до меня… Что ж поделать. У меня нет права требовать что-то от тебя. Рихард вздохнул и, оперевшись локтями о стол, запустил пальцы в волосы. Несколько минут он смотрел на деревянную поверхность, кропотливо изучая каждое волокнышко. Слова Тилля ударили почти так же больно, как и слова Пауля. Снова он не подумал. Не подумал об окружающих, о тех, кто им на самом деле дорожил. Линдеманн всегда был его другом, всегда поддерживал, они вытаскивали друг друга из дерьма и вот сейчас… — Я запутался, Тилльхен, — сказал, наконец, Рихард. — Я не знаю, что мне делать… Куда мне дальше идти? Все, что у меня есть… Это все… — Круспе ощутил липкие лапы страха, что обхватывали его. — А Пауль… он… Я же понимаю, как поступаю с ним. По отношению к нему… Я словно поигрался с ним! Но что еще мне остается? Линдеманн вздохнул и сел на кухонный диванчик рядом с Круспе. — Постарайся увидеть ситуацию сердцем, Рихардхен. Загляни чуть вперед. — Тилль положил руку на плечи друга и мягко погладил его. — Я всегда тебя поддержу, тут можешь быть спокоен. — Братья навек? — Рихард вымученно улыбнулся. — А ты как думал? — Тилль отзеркалил улыбку друга. — Утиные! Круспе фыркнул, вспомнив старую шутку из российского ресторана. На несколько минут на кухне повисла тишина: Рихард напряженно покусывал нижнюю губу. Что тут было ответить? Да нечего… по сути. Рядом с ним был еще один человек, в жизни которого он играл далеко не последнюю роль. — Ты знаешь, где Пауль? — спросил наконец-то Рихард, пристально глядя на Тилля. Почему-то до конца ему не верилось, что друг ничего не знает о случившемся. Вместо ответа Линдеманн вытащил из кармана телефон, разблокировал его и положил перед Рихардом. — Не знаю. И ты можешь сам убедиться, что не лгу. А то опять скажешь, что проворачиваю что-то за твоей спиной. Рихард усмехнулся и покачал головой. Насчет «проворачиваю за твоей спиной» спросить хотелось, но только сейчас на это не было сил. Да и… может быть, скоро в этом знании не будет никакого смысла. — Я тебе верю и так. — Он отодвинул от себя гаджет. — Что ему сказать-то хочешь? — Не знаю… — Рихард пожал плечами. — Но знаю одно — мне хреново без него. Раньше, когда не знал каково это, быть с ним вместе — было проще. А теперь… — Он умолк и тяжело вздохнул. Тилль молча обнял друга, чуть похлопав по плечу. — Дай ему подумать. Ты же его знаешь: устаканится и спокойно поговорите…

***

Просыпаться не хотелось: в полудреме Пауль с наслаждением перевернулся с боку на бок, стараясь не отпускать ускользающий сон и поплотнее завернулся в пушистое одеяло. Странно, но спалось ему очень хорошо! Однако, подремав еще полчаса, он все-таки приказал себя выбраться из постели. Из окна пробивался хмурый свет — ночной дождь хоть и утих, но тяжелые облака продолжали висеть над Берлином. Подойдя к окну, Пауль убедился в этом, а еще узнал, что город окутал плотный туман. В такую погоду он бы предпочел никуда не выходить из дома, но… но он был не у себя дома. Глянув на наручный хронометр, Ландерс немного удивился — продрых почти до обеда! Хотя, не удивительно — среди ночи он проснулся и долго думал над сказанным Ариэллой по поводу Марии. И чем больше размышлял, тем больше уверялся, что запутывается. Прошлепав до ванны, Пауль забрался под душ: была у него, выливающаяся в круглые счета, привычка размышлять стоя под струями воды. Так, казалось, вода уносит с собой все лишнее и ложное. Что он собрался делать? Он должен поехать и найти Марию, поговорить с ней и попытаться убедить написать-таки заявление на Вебера. Это даст им возможность надавить на него и принудить к примирению с Рихардом. В итоге, Круспе окажется чист перед законом и никаких препятствий для его поездки в тур больше не будет. Он сможет откатать с ними все концерты. Не потребуется искать замену на заокеанскую часть тура, и устраивать цирк для прессы. Все будет так, как всегда. Они вшестером. Как единый организм снова выйдут на сцену. И все будет прекрасно! Хэппи-энд, мать его! В памяти всплыл недавний разговор с Тиллем: если бы тур отменился, были бы мизерные шансы уговорить Рихарда согласиться на операцию. Робкая, несмелая надежда за розовыми очками! Были бы… Возможно. И сейчас, если ему, Паулю, удастся уговорить Марию им помочь, то тогда, когда они вернутся осенью домой, время для лечения будет упущено. Получается, он, Пауль, своими руками поможет любимому умереть? Да. Именно так. Это он уберет то препятствие, что дает надежду, что Рихард одумается. Но разве это реально? Захочет Рихард выбрать жизнь, а не тур и смерть? А если вообще ничего не делать? Если забить на попытку уговорить Марию помочь? Что, все-таки, будет? Судимость для Рихарда, концерты только в Европе и дальше… Дальше они поедут в тур, а он останется один. При мысли о том, как станет жить Рихард зная, что его группа выступает где-то без него, у Пауля сжалось сердце. Это же будет самая изощренная пытка! И он думает, что в такой ситуации Круспе допустит мысль о борьбе за жизнь? Что он согласится на операцию? Нет, тут он точно сложит руки и поплывет по течению. Видя, что остался за бортом, он точно больше ничего не захочет. Заслужил Рихард, чтобы последние месяцы его жизни были такими? Чтобы он, будучи окруженным близкими людьми, все равно оставался одиноким и смотрел на жизнь, которая больше ему не принадлежит? Нет, не заслуживает этого Круспе. Каким бы эгоистом и самовлюбленным идиотом он ни был — он не должен так завершить свою жизнь. Пауль до боли стиснул в руках пузырек с гелем для душа. Ему показалось, что он уже ощутил ту моральную боль, что должна была накрыть Рихарда. Он останется в Берлине, «Раммштайн» поедет дальше и… Паулю стало страшно, когда он представил в какую выжженную пустыню превратится жизнь Круспе. Все, что у него было, все, чем он жил и что любил, будет теперь за границами его мира. О себе в такой ситуации Ландерс не думал. Мысль о том, как ему дадутся долгие месяцы заокеанских гастролей в отрыве от Рихарда, он гнал подальше с редкостным остервенением. Каждый день он будет думать о нем, каждый концерт, когда на месте лид-гитариста придется видеть кого-то другого, он будет вспоминать о нем, будет думать о том, что у него было… И не важно — помирятся ли они к этому моменту или нет! Если останутся коллегами по группе — будет больно, помирятся — тоже будет больно. Во всех случаях Паулю предстоит думать о потерянных годах. А если они помирятся и Рихард останется, а Пауль с «Раммштайн» поедет дальше, то тут… Ландерс даже представить не мог, как справится с этим — с осознанием, что время, отведенное ему на счастье с любимым, стремительно истекает, пока он кочует по миру со стадиона на стадион и, понимая, что испытывает Рихард, вынужденный сидеть в одиночестве дома. А если не помирятся? Если расстанутся? Об этом Пауль вообще не хотел думать, понимая, что сейчас точно не сможет проанализировать такой исход событий. Ландерс вздохнул и зачем-то нарисовал на запотевшем стекле душевой кабины цифры один и два. Первый исход ситуации — Рихард уйдет, но только в его жизни будет хоть немного света перед концом. Второй — Рихард уйдет, закутавшись в непроглядную тьму, ощущая себя ненужным и лишним. И где-то на подкорках сознания маячил третий — Рихард прислушается к словам любящих его людей и изменит решение. И тогда Пауль поедет в тур зная, что Круспе начал войну, которую обязательно выиграет. Но какой же призрачной была эта надежда! Если быть реалистом, то выбирать надо было из первых двух вариантов! И лучшим был первый. А значит, надо ехать к Марии и говорить с ней. Но… Но сердце было против! Пауль резко выключил горячую воду, моментально оказавшись под стеной ледяного дождя. Через минуту, отфыркиваясь, он закрыл кран и выбрался из душа. Вода с тела устремилась вниз, стекая по ступням и образуя на коврике лужу. Сердце было против такого исхода ситуации! Оно не хотело принимать не только второй вариант, но и первый! Сердце хотело исполнения третьего! Вдруг Рихард услышит и осознает все, что Пауль говорил ему? Вдруг решится начать новую жизнь и впереди у него будет пара-тройка десятилетий? Мизерный, но шанс на это был! А если в этой ситуации Круспе узнает, что Мария готова помочь? Что он сделает? Пауль покачал головой: он понимал, что вероятнее всего Круспе передумает и захочет поехать в тур. В помощи Марии он увидит знак продолжить жить привычной жизнью и уйти ни от чего не отказавшись. Но есть ли хоть что-то, что в таком случае станет песчинкой, перевесившей чашу весов в пользу жизни? За решением Рихарда принять смерть стояло не только то, что он озвучил им тогда в офисе. Чтобы увидеть скрытое, нужно было понаблюдать за Круспе в последнее время, и сейчас Пауль все больше убеждался в одном — Рихард боялся. Боялся будущего. Он не понимал как станет жить. Если уже сейчас он так ведет себя, когда кто-то другой хозяйничает в его студии, то что будет после лечения? Круспе не готов принять тот факт, что привычный мир для него закроется. Он знать не знает, чем заполнить пустоту, что неминуемо ждет его. А еще Паулю вспомнился тот их разговор в спальне о Максим. Круспе сомневался, ему было страшно за дочь. Он ведь так и не смог ответить на вопрос о ее будущем. И нужно было видеть выражение глаз Рихарда во время ссоры, чтобы понять — именно мысли о дочери приносили ему наибольшую боль. Сейчас получалось, что на одной чаше весов была вся жизнь Круспе и его группа, а на другой — дочь. О том, чтобы поместить себя рядом с девочкой, Пауль даже не думал. Если у него когда-то и была мысль, что Рихарда сможет удержать в жизни кто-то, кто предложит ему любовь, то сейчас эта идея стала казаться фантомом. Так что же делать? В разговоре с Марией одновременно заключалось и добро и зло. Пауль вздохнул. А что если… В какой-то момент Ландерс сам удивился, что умудрился об этом не подумать! Что ему мешает уговорить Марию помочь, но при этом попросить Кляйна молчать? Если Рихард выберет жизнь, то к черту будущее группы. Тилль ведь сказал, что важнее всего спасти Рихарда несмотря ни на что. И в таком случае можно будет спустить дело на тормозах, так, чтобы Круспе никогда и не узнал, что Мария была согласна спасти его от суда. Судимый, он пойдет на лечение и получит шанс выжить. Подумав о таком развитии событий, Пауль тут же усмехнулся и покачал головой: лучше даже не думать, что будет, если вдруг однажды Рихард узнает, что у него была возможность избежать суда, и Ландерс за его спиной провернул хитрую схему. Но какое это имеет значение? Если они помирятся — это будет означать конец отношений. Если будут лишь бывшими коллегами по группе — вражда вспыхнет с новой силой. Но главное ведь не их отношения — главное — жизнь Рихарда! Но это только в том случае, если Круспе все-таки решится на лечение. А если все, что Пауль сказал ему и судьба младшей дочери не помогут, то с помощью Марии он хотя бы сможет немного смягчить боль Рихарда, постарается избавить его от ада. Он сделает все, чтобы Круспе провел с ним весь тур. Свой последний тур. Пусть они будут все время бок о бок… Не важно, в каком качестве. Они как-нибудь решат свои проблемы. Пауль был уверен — он точно сможет удержать лицо. Чего бы это ему не стоило. Вытираясь и натягивая одежду, Ландерс уже знал — он точно попытается спасти Рихарда от самого страшного финала. Даже если потом, несколько лет спустя, будет рвать на себе волосы. Но перед этим… Стоило раскрыть свои мысли кому-то еще и на этот раз точно не Ариэлле! Не хотел он, чтобы она узнала о романе бывшего мужа с коллегой по группе! А с кем можно было поговорить? Кроме Тилля никто и не был в курсе происходящего. Значит, все-таки придется звонить ему. Уверившись, что должен поговорить с Линдеманном, он направился на поиски зарядника. Обнаружив устройство в спальне Ариэллы и, прихватив его с собой, Пауль пошлепал на кухню. — Завтрак найдешь в холодильнике. В прихожей твои старые толстовка и куртка. Я у себя на студии и вернусь поздно вечером. Дверь захлопни. — Гласила оставленная на обеденном столе записка от бывшей жены. — Тилль звонил утром и интересовался где тебя искать. Почему-то я решила, что ты захотел бы побыть один. — Читая это, Ландерс улыбнулся: Ариэлла знала его как облупленного! Оживший телефон почти тут разродился кучей всевозможных уведомлений. Дожидаясь, пока все они прогрузятся, Пауль вздохнул: он понял, что скучает по тем временам, когда, чтобы позвонить нужно было искать стационарный телефон у кого-то дома или таксофон! Как было тихо и спокойно! Пролистав уведомления, Ландерс задумался: два пропущенных ночью от Рихарда и десяток от Тилля. Остальное не имело сейчас значения. Руки почему-то немного задрожали. Что делать? Перезвонить Рихарду? Или не стоит? А что, если Круспе звонил сообщить, что все между ними кончено? Если бы хотел помириться, разве не набрал бы номер еще раз пять? Уж с его-то характером! Да он бы все провода оборвал! Да и времени с момента ссоры прошло слишком мало! Не успел бы он разобраться в себе. А если… А если что-то случилось? От внезапно завибрировавшего в руках телефона Ландерс вздрогнул: новый входящий вызов. — Ты где, черти тебя еби? — Рявкнула трубка голосом Тилля. — Я, блять, уже был готов Кляйна напрягать начинать твои поиски. Какого хера не предупредил, что вы поругались и что телефон отключаешь? — Я не отключал, он разрядился, — спокойно ответил Пауль. — Рихард в порядке? Мне с тобой поговорить нужно. — Какое совпадение! — сиронизировал Тилль. — Мне тоже с тобой поговорить нужно! Насчет Рихарда не парься, он в норме. Я отправил его домой под присмотр Киры и Мерлина, — уже спокойнее добавил Линдеманн. — Он тебя у меня искать пытался. Куда мне приехать?

***

Пентхаус встретил Рихарда радостным лаем Блонди: стоило ему только открыть дверь, как собачка кинулась к нему и принялась виться около ног, норовя встать на задние лапки. — Ты одна что ли? — улыбнулся Круспе, глядя на то, с какой радостью подпрыгивала Блонди. — И тебя, конечно, Мерлин покормить забыл, да? Словно в подтверждение его слов, Блонди резво завиляла хвостом и побежала на кухню. Как доказательство того, что собачка была предоставлена самой себе, на столике в прихожей обнаружилась записка, написанная корявым почерком сына: забрал утром Максим к себе, буду учить вместе с ней ноты и лады. Прочитав послание, Рихард даже обрадовался: хорошо, что младшая дочь сейчас занята и не прибежит к нему. Сейчас у него ни на что не было моральных сил и хотелось просто остаться в одиночестве на какое-то время. — Я даже знаю, кто это будет убирать, — поморщился Рихард, проходя мимо лужи в коридоре: про то, что собак нужно выгуливать, сын, очевидно, забыл. Когда Блонди получила свой завтрак, Круспе посмотрел в холодильник и вздохнул — на глаза попались заготовки для борща и пирожков с капустой, которыми он собирался сегодня накормить Пауля. Стараясь не думать о том, что теперь с ними делать, Круспе захлопнул дверцу: сам он как-нибудь обойдется без завтрака. Хватит с него стакана воды и пары печений. Даже не подумав раздеться, в спальне Круспе завалился на кровать и уставился в потолок. Мыслей по сравнению с ночью стало больше, но они приобрели четкость. То, как страх погнал его на поиски Пауля, дало свои результаты. Рихард понял, что теряя жизнь, он не может лишиться одной из самых ее дорогих частей — своего любимого. Пока Пауль был рядом, он не думал, что его ждет, если вдруг Ландерс уйдет. И вот сейчас… Сейчас Круспе осознал, что уже не представляет, что станет делать без Пауля. Подсознательно очень хотелось вытянуть правую руку и коснуться руки любимого. Но нет, его не было в этом доме, и кто знает, где он мог быть сейчас. И о чем думал… Рихард закрыл лицо руками: происходящее казалось чем-то нереальным, каким-то фильмом, снятым по мотивам жизни лид-гитариста «Раммштайн». Разве могла его жизнь быть такой? Разве мог он вдруг оказаться нужен и важен стольким людям? На душе стало мерзко. Разве был он эгоистом? Таким, каким его назвали Пауль и Тилль? Пауль открыто, а Тилль хоть и смягчил краски, но все равно четко дал понять все, что думает. Рихард тяжело вздохнул. Он эгоист. Самовлюбленная честолюбивая заносчивая сволочь. Он годами жил с этим и это его ничуть не волновало. А сейчас… Почему сейчас-то он был согласен с любым нелестным эпитетом в свой адрес, кроме одного? Почему он сам не считал себя эгоистом? Он ведь любил своих детей, Пауля, друзей… Он хотел для них только лучшего, стремился дать им свою любовь и внимание и вот… Услышал от них это! Мысленно Круспе вернулся в ночь на берегу Шверинского озера. Тогда, у темной воды сидел другой человек. Все, что у него было на тот момент — музыка и группа. О Максим он думал, боялся за ее будущее, но это казалось какой-то данностью… Неизбежной жертвой. У нее же останется ее мать, сестра и брат. Она вырастет, ее рана затянется, у нее будет своя жизнь… Но тогда Рихард не подумал о том, сколько всего должно еще произойти в жизни его младшей дочери прежде, чем она заживет самостоятельной жизнью. И… В памяти всплыли события прошлого утра в полицейском участке. Тогда он увидел свое прошлое в испуганных глазах того паренька. А если… А если в них было будущее? То, что может ждать Максим? Примет ли его ребенок отчима? Не повторит ли дочь непутевую юность отца? А ведь сейчас другие времена и оступиться, ходя по лезвию бритвы, куда проще! Прав ведь Пауль! Прав! Рихард прикусил губу. Снова! Снова он возвращается в мыслях к словам Ландерса. Снова! Не может он не признавать его правоту. Девочке нужен родной отец! А отцу… В ту лунную ночь Рихард был одинок. А сейчас он знал — любовь, живущая в его сердце, взаимна. Сомнения во взаимности были, но только в самом начале, буквально первые пару дней. Слишком хорошо он изучил Пауля за все эти годы, чтобы не верить в искренность его чувств. И что теперь? Рихард обхватил себя руками и вздохнул. А теперь получается он, Рихард, дав ему счастье, хочет почти тут же забрать его? Хочет заставить Пауля жить с мыслью, что человек, сердце которого принадлежит ему, медленно умирает, отказываясь от всех шансов на спасение. А потом? Что он оставит Паулю? Воспоминание о последнем туре и все… Дальше будет только боль. Дав Паулю тепло и любовь, разделив с ним постель, он показал каким бы мог быть их совместный мир, а потом взял и ушел! И Ландерсу придется жить с мыслью, что его по-настоящему любили, что у него на склоне лет могло быть настоящее счастье с человеком так хорошо понимавшем его… За что Пауль заслужил такое? Хотел ли Рихард этого для него? Нет! Тысячу раз нет! Он не эгоист и ему не все равно, что он чувствует и что с ним будет! Круспе вздохнул: малодушная мысль тут же пришла на ум — а, может быть, немедленно порвать с Паулем? Пусть будет плохо, пусть самому придется стать пеплом… Но так хоть Ландерс не будет страдать. Переживет расставание, снова переформатирует себя, начнет жить с чистого листа. Но нет! Рихард прикусил губы и стукнул кулаком по матрасу — ни хрена это не выход! Нет. Он не может представить себе подобное! Не может так поступить с Паулем. Им же еще ехать вместе в тур и там… Там он точно не выдержит, проколется на чем-нибудь и обман всплывет на поверхность! Нет, нет у него права играть с чувствами Пауля! Он прикрыл глаза и почти до крови прикусил губы. Слова Пауля больно ранили, но они стали, как скальпель хирурга, вскрывшего давний гнойник. Рихард заставил себя дотянуться до телефона. «Пожалуйста, вернись. Нам очень нужно поговорить» — написал он и отправил сообщение. Рано или поздно Пауль прочтет сообщение и, есть шансы, решит исполнить просьбу. Рихард снова прикусил губу и перевернулся на кровати, устраиваясь на ее краю в позе эмбриона: так почему-то волнение ощущалось не настолько остро. О чем он станет говорить с Паулем? О том, о чем уже сказал Тиллю: что сожалеет о своих словах, что был не прав, сорвавшись на Пауле. О том, что… что он не эгоист! Что любит свою семью, любит Пауля и… И боится. Боится будущего! Ему страшно, что он может не справиться с собой, что оставшись без музыки, став творческим импотентом, сорвется. Снова не устоит перед порочными соблазнами, и окажется и для Максим дерьмовым отцом. Ему страшно, потому что он не знает, чем еще сможет себя занять. Как пережить то, что у него не будет возможности больше писать и записывать новые песни? Да, он пробовал управляться с синтезатором одной рукой, но все равно — это не то! А Пауль? Рихард понимал, что как бы ни пытался держать себя в руках, все равно нет-нет, да будет срываться на нем. Такой уж у него характер! Особенно, если будет видеть, как Ландерс продолжает работать с «Раммштайн», берет в руки гитару и работает в студии… Вытерпит Пауль все это? Не уйдет? …