***
— Ты действительно идиот, — мрачно сказал Тилль, после долгого молчания, выслушав мысли Пауля по поводу Марии. — Почему же? В чем я не прав? Линдеманн поморщился, было заметно, что он старательно подбирает слова так, чтобы и мысли свои выразить достаточно четко и Пауля при этом не обидеть. — Рихард не твоя игрушка, Паульхен. Ты забываешься. — Как это? — Ты хочешь все решить за него. Хочешь направить его по верному пути, но лишаешь права выбора. — Вздохнул Тилль. — Ты сейчас о чем? — Нахмурился Ландерс. — О том, что он обязательно должен узнать, если Мария передумает и согласится помочь. Он должен видеть все возможные пути. Главное — чтобы его выбор был самостоятельным. Пауль покачал головой. — Ты херню несешь, Тилльхен! — воскликнул он. — Какой, на хрен, выбор? Рихард уже сделал его, и ни ты, ни я, не рады этому выбору! Никто не рад! — Да, он сделал неправильный выбор, но… — Линдеманн вздохнул. — Пойми, Паульхен, нужно сделать так, чтобы Рихард сам пошел по правильному пути. Если ты потащишь его за собой или будешь подгонять плеткой, чтобы он, как скотина, выбрал нужную дорогу — ничего хорошего не выйдет. Ты ведь знаешь его характер, и если он узнает об обмане… — Он не узнает… — Нет, узнает, — твердо сказал Тилль. — Рано или поздно что-то произойдет и то, что случится тогда… Поверь, ты его потеряешь раз и навсегда. И мы все его потеряем. Если сейчас Рихард решит остаться ради тебя и дочери, если он услышал меня — то потеряв тебя, узнав, что ему в свое время солгали — он может уйти в такой неуправляемый занос, что его никто не остановит. Не забывай — ему ничего не стоит снова сорваться в Нью-Йорк, а что будет там… Ты ведь знаешь, с какой тусовкой он тогда зависал. И кто-то из нее еще не сторчался окончательно. Такие связи имеют свойство быстро восстанавливаться. — Но дочь… — Он не подумает сразу же о ней. На первом плане для него будет жизнь, которую ты у него отнял. Он будет уверен, что стал марионеткой в твоих руках. Паульхен, нельзя ограничивать свободу выбора для Рихарда. Кто угодно отреагировал бы на это иначе, но только не он. Ты забыл его манию все контролировать? — Это больно… — едва слышно произнес Пауль. Тилль вздохнул и согласно кивнул. — Больно, да. Но ты не можешь так поступить с ним. Он эгоист, но и ты сейчас ведешь себя не лучше. Ландерс фыркнул. — Ты ведь говорил, что главное удержать его… — Да, говорил, не отрицаю. Но он должен сам захотеть выжить. Сам, Пауль. Понимаешь? — Тилль подался вперед, серьезно глядя на друга. — Рихард должен сам видеть все возможные варианты и вводные. Ариэлла права — вам вдвоем нужно поехать к Марии. Ландерс напряженно сжал губы и тяжело вздохнул. — Я ведь понимаю, что Рихард должен все решить сам, чтобы быть счастливым, — сказал он после долгого раздумья. — Выбор должен быть только его и ничей больше, но… Но если этот выбор окажется ошибкой? Если он испугается жить дальше? — А ты не дай ему испугаться… — тихо произнес Тилль. — Будь рядом, хотя с таким паршивцем, как Рихард, это очень тяжело… В ответ Ландерс лишь усмехнулся. В повисшей тишине четко прозвучал звук входящего сообщения на телефоне Пауля. «Пожалуйста, вернись. Нам очень нужно поговорить», — написал ему Рихард. — Давай, держись, — грустно улыбнулся Тилль, прочитав показанное ему сообщение.***
И все-таки Пауль решил, что Тилль был не прав. Нет, конечно спорить с ним в части того, что скрывать все от Рихарда было не лучшей идеей, он не собирался, но вот насчет поехать вместе к Марии… Хоть и Ариэлла сказала ему об этом же, но все равно Ландерс был не согласен с таким раскладом. Зачем Рихарду знать о разговоре с Марией? Если он не принесет ничего дельного, то можно сделать вид, что разговора и не было. К чему Рихарду еще одно испытание на прочность? Зачем вообще давать ему надежду на то, что что-то может измениться в лучшую сторону? Мария же запросто может не передумать, а то и вовсе откажется разговаривать! А вот если девушка сменит решение, тогда да — он все расскажет Рихарду. Тогда в этом будет смысл. Ни секунды не сомневаясь, что поступает правильно, ограждая Рихарда от сложного разговора, Пауль разузнал у Кляйна, где можно найти Марию. И, направив паркетник в сторону Берлинского университета искусств, он был уверен, что сделает все возможное и невозможное, чтобы девушка изменила свое решение. Припарковавшись так, чтобы лишний раз не светить свою физиономию и при этом иметь хороший обзор не двери университета, Ландерс принялся наблюдать. В принципе, можно было бы позвонить Марии и договориться о встрече, но интуиция подсказывала, что тут нужно задействовать фактор внезапности. Да и не факт, что девушка захотела бы вообще с ним видеться и не стала бы скрываться. Когда прозвучал звонок с пар, Пауль чуть-чуть заволновался — слишком уж много высыпало на улицу студентов и сейчас он всерьез опасался, что может не заметить в разношерстной яркой толпе Марию. Или она может остаться после занятий, чтобы попрактиковаться в чем-нибудь или у нее какие-нибудь дополнительные пары… Однако почти тут же Ландерс увидел знакомое пальто фисташкового цвета. Но Мария спустилась со ступенек не одна, с ней были еще две девушки, с которыми она о чем-то оживленно болтала. Поняв, что так или иначе придется светануть физиономией, Пауль надвинул на голову капюшон и выбрался из машины. — Добрый день, фрау Беран, — вежливо поздоровался он, подойдя в щебечущим девушкам. Вздрогнув, Мария с удивлением и с долей испуга посмотрела на Пауля. — Мы можем поговорить один на один? — предложил Ландерс, ловя на себе заинтересованные взгляды ее подруг — девушки мучились сомнениями: где они раньше могли видеть этого мужчину? — Я уже все сказала вам, — сухо ответила Мария, напряженно глядя на Пауля. — Нам больше нечего обсуждать. — Она сделал несколько шагов прочь. — Постойте, прошу вас! — Пауль поспешил за ней. — Всего несколько минут. Я бы хотел сказать вам кое-что важное. Мария замерла напряженно глядя на Пауля. То ли его слова, то ли просящая интонация, то ли сам немного потрепанный и растерянный вид собеседника сыграли свою роль, но так или иначе, девушка кивнула. — Хорошо, давайте поговорим. Тут в двух шагах кафе. Езжайте без меня, — сказала она подругам перед тем, как направиться через дорогу к видневшемуся среди облетающих деревьев кафе. Но кафе, облюбованное в этот час студентами, было не самым лучшим местом для разговора: тут у Ландерса точно не было ни единого шанса остаться незамеченным. Сообразив, что среди студентов-музыкантов будет полным-полно фанатов «Раммштайн», Мария досадливо поморщилась и бросила взгляд на Пауля, на лице которого читалось отчетливое нежелание заходить в помещение. — Давайте пройдемся по набережной, герр Ландерс, — предложила она. Пауль согласно кивнул: в холодный осенний день желающих погулять по усыпанному опавшей листвой тротуару среди ив и кустарников под тихий шелест волн реки было не так уж и много. В молчании они спустились вниз, на набережную Шпрее. Тут река не была закована в бетон — как и много веков назад, вода спокойно текла среди земляных берегов, поросших травой и кустарником. — Так о чем вы хотели поговорить? — спросила Мария, направляясь медленным шагом вперед. — О вашем решении и нашем предложении, — начал Пауль, старательно подбирая слова. — Я бы хотел извиниться перед вами. — Вы о чем? — Мария удивленно посмотрела на Ландерса. — О том, что мы повели себя не лучшим образом, предложив вам деньги в таком тоне. Мы понимаем, что перегнули палку, когда завели этот разговор настолько по-деловому и категорично. Беран хмыкнула и по едва заметно мелькнувшей на ее губах улыбке Пауль понял: Ариэлла попала в точку. — Мы сейчас в очень сложной ситуации, как вы понимаете. Это все давит всем нам на нервы и мы под этим давлением совершили ошибку, когда так повели себя с вами. — Пауль вздохнул. — Да, отрицать, что ваше предложение выглядело, как покупка меня я не буду, — тихо отозвалась Мария, глядя себе под ноги. — Мы не хотели вас чем-то обидеть или как-то задеть… — Пауль неловко развел руками, пытаясь сообразить, что еще он может сказать. — Не думайте, что мы считали, что нам все чем-то обязаны и, раз мы предложили деньги, то успех у нас в кармане. — Я не могу понять, к чему вы клоните, герр Ландерс? — Нахмурившись, Мария серьезно посмотрела на него. — Зачем вы это все говорите? — Я хочу извиниться перед вами. От себя лично и от лица всей группы, — просто сказал Пауль, открыто глядя на девушку. — Наше положение не оправдывает того, что мы попытались вас купить. — Вам не за что извиняться. Это все, что вы хотели мне сказать? — чуть нетерпеливо спросила Мария. — Нет. Фрау Беран, я бы хотел вас попросить помочь. Пожалуйста, подумайте над своим решением. В ваших руках сейчас очень многое. Точнее… Жизнь Рихарда. Я не говорю о будущем группы. Говорю только о нем. Вы же наверняка знаете, что за ситуация сейчас вокруг нас и какие у него проблемы. Этот тур — он станет для него последним. С лечением или без — другого для него уже не будет. Группа для него — его жизнь. Помогите ему, — Пауль на минуту умолк, старательно подбирая нужные слова и убеждая себя, что откровенничать с чужим человеком ему хоть и не нравится, но придется. — Он должен был бы сам прийти к вам, но… пришел я. Не потому, что он заносчивый засранец, каким его рисует пресса. Просто это все сильно ударило по нему, и я сам решил с вами поговорить. — Я ведь сказала уже — я не хочу возвращаться в прошлое, не хочу вспоминать Юргена, — натянуто ответила Беран, глядя прямо перед собой. — Что мне сделать, чтобы вы согласились? — тихо спросил Пауль. Мария вздохнула и покачала головой каким-то своим мыслям. — Мне очень жаль… — мягко ответила она, машинально поглаживая живот. Ландерс прикусил нижнюю губу так, что ощутил, как во рту появился металлический привкус крови. — Мария, я прошу вас — помогите мне. — Пауль решил отбросить условности и полностью положился на свое красноречие. — Я прошу вас не как музыкант известной группы, не как обеспеченный человек. Я прошу вас как обычный Пауль, такой же человек, как и все окружающие. Человек со своими радостями и горестями. Позвольте мне помочь моему другу. Очень близкому другу. Глядя на Пауля, который даже не думал хоть как-то скрывать обуревавшие его эмоции, девушка удивленно приподняла брови. — Я все готов для него сделать, Мария. Мне очень важно, чтобы он мог поехать в тур. Времени остается не так уж и много. Рихард сможет выступить на европейских концертах, но дальше — его уже не пустят с судимостью. — Пауль вздохнул: выхода не было, придется рассказать все от и до и надеяться на порядочность собеседницы. — Мы хотели отменить все, даже несмотря на то, что после такого нам бы нечем было платить по счетам. Мы ведь все оплачиваем из личных средств. Но Рихард настоял на поисках замены для американских и других концертов. Он и слышать не хочет, чтобы «Раммштайн» бесславно завершила свое существование. Эта группа — она его часть. Он готов отпустить нас дальше, а сам остаться. Но, когда он останется один в Берлине, один со своей болезнью… Он может наделать много ошибок. И рядом с ним не будет никого из нас, чтобы остановить и образумить. Меня не будет рядом! Понимаете, иногда человеку нужен другой человек, самый близкий… — Мысленно Пауль выругался на собственное косноязычие. Сколько он уже всего наговорил! Но были ли среди этих слов нужные? Смог ли он донести до Марии то, как обстояла ситуация на самом деле? И какого черта он все никак не мог назвать вещи своими именами? Почему он не мог признаться Марии, что любит Рихарда? Пауль увидел, как Беран грустно улыбнулась и отвела взгляд, уставившись на носы кроссовок. Тогда, в офисе, если она и увидела достаточно, чтобы сделать однозначные выводы о том, что связывало гитаристов, то сейчас старалась это никак не демонстрировать, получив подтверждение на словах. — Мария, — тихо сказал Пауль, понимая, что хватается за последнюю ниточку, готовую вот-вот оборваться, — я тоже не знаю, что я буду делать. Я поеду с группой в Америку и дальше, меня четыре месяца не будет в Европе. Это крошечный срок для человека, но не в том случае, когда запущен обратный отсчет. Никто не знает, сколько точно времени есть у Рихарда. Но это пара лет, не больше. И одну пятую или даже четверть оставшегося времени, я буду вдалеке от него. Буду жить и знать, что его время… наше время с ним уходит, а я не могу оказаться рядом. Запрыгнуть в самолет и прилететь — это нереально сделать с концертным графиком. — Пауль тяжело сглотнул и поднял лицо к небу, смотря на смыкающиеся над головой почти голые ветви деревьев. Сказал-таки. Пусть не прямо, но любая женщина поняла бы, что было скрыто за только что прозвучавшими словами. Мария остановилась, задумчиво и с долей грусти посмотрела на Пауля — немного растерянного и чуть-чуть ссутулившегося. — Вы думаете у вас получится с моей помощью заставить Юргена пойти на компромисс? — спросила она. — Наш юрист уверен в этом, — отозвался Пауль, делая над собой усилие и беря себя в руки. — Если вы хотите меня о чем-то попросить — просите. Я все сделаю. Мы все всё сделаем для вас. Мне очень нужна ваша помощь. Мария задумалась пристально глядя на Ландерса, который поежился от резкого порыва ветра. — Вы ведь от меня просто так не отстанете, да? Вы обязательно хотите, чтобы я снова вернулась в прошлое с Юргеном? — Я не могу вас заставлять что-то делать, Мария, — серьезно ответил Пауль. — Это ваша жизнь и ваше решение. Я всего лишь прошу вас. А отказывать мне или нет — решать вам. Но теперь вы лучше знаете, что зависит от вашего решения и, может быть, я и Рихард стали чуть понятнее вам. В тишине они прошли пару десятков метров. По напряженно морщинке, появившейся на лбу девушки, Пауль понял, что сейчас она решает сложную для себя задачу. — Мне было хорошо с Юргеном, — неожиданно заговорила Мария. — Когда я приехала из Чехии, я не думала, что мне улыбнется удача. Я думала, что у меня будет обычная жизнь для приезжей из Восточной Европы — устроюсь на какую-нибудь низкооплачиваемую работу, попутно буду учиться вокалу. Я легко поступила в университет, а потом на одной из вечеринок меня познакомили с Луизой, а она потом с братом. Юрген не плохой человек. Просто всегда хотел соответствовать каким-то выдуманным шаблонам. И он очень вспыльчивый. — Она вздохнула и поежилась, очевидно вспоминая что-то неприятное. — Я не сразу поняла, что он не исправится. Всегда приходил извинялся за то, что был груб… А я прятала синяки. А один раз сказала в больнице, что упала… Он окружил меня заботой, всем обеспечил, но это оказалась золотая клетка. Я должна была жить, так, как ему было нужно. Должна была соответствовать его представлениям об идеальной девушке, а потом и жене. Он хотел, чтобы я бросила учебу вокалу и стала кем-то «более уважаемым». — Беран умолкла, сосредоточенно глядя куда-то вдаль. Пауль заинтересованно посмотрел на Марию, пытаясь понять к чему шла вся эта ситуация и чем закончится разговор. — Отец вашего ребенка — он? — осторожно спросил Ландерс. Беран покачала головой. — Слава Богу — нет. Я встретила достойного мужчину. Соотечественника. Он начинающий музыкант, у него есть группа. А когда я поняла, что беременна — поспешила уйти от Юргена. Если бы он узнал, что я ему изменила… Наверное, меня бы уже не было в живых. И сейчас, если он решит, что этот ребенок от него, если попытается сопоставить сроки… Я окажусь в аду. Понимаете теперь, почему я отказалась? Вы сделали щедрое предложение, но я не могу его принять. Я не продам свое спокойствие. — Вам не обязательно снова встречаться с Юргеном. Достаточно просто общаться с нашим юристом, а он уже все возьмет на себя, — осторожно сказал Пауль. — Вы думаете Юрген, узнав, что я решила написать на него заявление, не станет меня искать? — Мария усмехнулась. — Если хотите, я могу помочь вам переехать на родину. Или… Тилль предлагал же вам охрану. Если Юрген действительно опасен для вас, этот вопрос можно решить. Мария остановилась и с минуту пристально смотрела на Пауля. — Если бы у меня была возможность уехать из Германии, я бы уехала, Юрген бы не стал меня искать в Чехии. Там я бы смогла затеряться, — тихо сказала она и выдавила из себя грустную улыбку. — Но Петер, мой парень, не может бросить здесь все. Мы с ним уже хотели вернуться. Тут жизнь не лучше… А дома и стены помогают. Но у него и его группы есть обязательства в Германии. Контракт с лейблом. Вы лучше меня эту тему знаете. — Петер заключил договор с лейблом на выпуск первого альбома и последующих при наступлении определенных условий, так? И сейчас, чтобы уйти, ему нужно заплатить отступные? Верно? — осторожно спросил Пауль, чувствуя, что приближается к самой важной части разговора. И, если верить интуиции, все должно разрешиться в его пользу. Точнее, в пользу Рихарда. Тут, где нужно было включить деловую хватку, он был уверен в успехе: игра начиналась на его части поля. — Так. Но дело не в деньгах. Если бы все было просто, я бы взяла ваши. Петер заплатил бы лейблу, и у нас бы еще что-то осталось. — Мария поморщилась. — Но менеджер пообещал не дать ему работать вообще, если он разорвет контракт. Слишком уж большие надежды он на него возлагает. Вы же знаете, как это работает — в каждой стране есть свое отделение могущественного лейбла. С одного позвонят на другое и все, все пути-дорожки будут перекрыты. И к другому лейблу уже не сунешься! Репутацию не вернешь. Все ведь в одной упряжке. А самостоятельно уже не пробиться. За всем стоят воротилы шоу-бизнеса, и без их желания ничего не произойдет. Ландерс кивнул — уж кому, как не ему, знать все подводные камни и ядовитую кухню шоу-бизнеса! Не просто так «Раммштайн» в свое время выжала из себя все соки, чтобы менее, чем за год, выдать лейблу недостающий по контракту альбом и уйти в свободное плавание. И это они, те, кто оглушил шокированный после «Sehnsucht» мир, взрывным «Mutter» и добившие его «Reise, Reise»! Это они, привыкшие к платиновым статусам альбомов, группа, чьи песни стали саундтреками у Линча и Коэна! Даже они опасались ссориться с акулами шоу-бизнеса, а что уж говорить о никому неизвестном музыканте, который, наверняка, отдаст почти всю прибыль с первого альбома лейблу? А то и со второго, с третьего… Но с тех пор для «Раммштайн» утекло почти два десятка лет. — Если я решу для вас вопрос с расторжением контракта с лейблом с минимальными потерями, вы согласитесь мне помочь? — осторожно спросил Пауль. — Думаю, чешское отделение «Юниверсал Мьюзик» будет не против взять группу вашего друга под свое крыло на человеческих условиях. Если его об этом попросят нужные люди. Или они не станут мстить, если ваш парень уже связан с этим лейблом. Мария настороженно посмотрела на Пауля: казалось, она боится поверить в то, что только что услышала. — Вы правда это можете сделать, Пауль? — Могу. Не я, конечно, люди, которых я буду просить оказать мне услугу. Может быть, в этой схеме придется многих задействовать. Но так или иначе, ваша проблема решится. А как — это уже моя забота. — Мне можно верить, Мария, — сказал Пауль, когда молчание затянулось, а взгляд девушки все еще оставался настороженным. — Я не обману вас. Для меня на кону стоит слишком многое. Слишком дорогой мне человек. — Я должна поговорить с Петером… — Когда поговорите, скажете мне? Беран молча кивнула и поежилась от налетевшего порыва ветра, бросившего ей в лицо капли начавшегося дождя. — Давайте телефон. — Пауль протянул руку. — Визиток у меня никогда не было, номер свой вам запишу, — пояснил он, заметив удивленный взгляд Марии.***
Подбросив Беран до Циттауэр Штрассе, где она и еще несколько студентов снимали крошечный домик, по пути в Пренцлауэр-Берг Пауль собрал почти все берлинские пробки. К тому времени, когда он преодолел далеко не самый близкий путь и оказался перед знакомым реконструированным домом, уже полностью стемнело. Выбравшись из машины и подняв голову, Ландерс увидел, что пентхаус погружен в темноту и только окна на кухне слегка подсвечены — очевидно, кто-то включил лампы над рабочими столами и плитой, от которых было не так уж и много света. Немного поразмыслив, Пауль все-таки открыл дверь пентхауса ключ-картой и вошел в темное помещение. Скинув мокрую куртку, он двинулся на кухню. Почему-то ему казалось, что он встретит там Рихарда, снимавшего стресс за готовкой, но за островком у рабочего стола сидела Кира и маленькими глотками потягивала пиво. — Привет, — сказала она, внимательно посмотрев на Пауля. — Привет, — отозвался он, усаживаясь рядом. — Как он тут? — Не спал всю ночь, а сейчас уснул. А я вот… — девушка неопределенно пожала плечами. — Сижу, жду чего-нибудь. Не оставлять же папу одного. Тилль сказал, ты знаешь, что делаешь. — Возможно, знаю, — немного неуверенно отозвался Пауль. — Ему хреново без тебя. Очень. Он вчера старался это не показывать, но я-то заметила. — Кира поморщилась и, допив последний глоток, отправила бутылку в мусорку. — Наш разговор с тобой тогда, он все еще в силе? — В силе, конечно же. — Пауль кивнул. — Иди к себе, а я тут побуду. Начудить твоему отцу не дам. — Максим забрать? Вам, наверное, лучше вдвоем побыть, поговорить… — Будь добра. — Пауль улыбнулся. Кивнув, Кира спрыгнула с барного стула, и вскоре Пауль услышал, как она мягко хлопнула дверью, забрав с собой немного возмущавшуюся Максим.***
Рихард проснулся от боли в затекшей спине: когда он уже возьмет за правило не засыпать в неудобной позе? Сонно моргая и морщась, он осторожно перевернулся, попытавшись вытянуться на кровати, но запутался в пледе, которым его кто-то укрыл. Откинув шерстяную ткань, он пару минут лежал, потирая глаза, и дожидаясь, пока мышцы и позвонки немного придут в норму. Когда ощущения в спине стали более-менее терпимыми, Рихард сел на кровати и тут же буквально подскочил, болезненно охнул, и с изумлением уставился на Пауля, расположившегося в кресле напротив. — О чем поговорить хотел? — мягко спросил Ландерс, пристально глядя на то, как Рихард, упирая руки в поясницу, пытается усесться на кровати. Хотелось тут же броситься к нему и помочь, но сейчас, когда ни хрена еще не было ясно, не стоило вторгаться в личное пространство Круспе. Рихард внимательно посмотрел на Пауля и сдерживаемый в душе страх рванулся наружу со скоростью лавины. Даже простреливающая позвоночник боль отступила на второй план: он вдруг испугался, что Пауль уже успел переформатировать себя, что одной ночи ему хватило, чтобы начисто выкинуть из головы несколько дней любовного наваждения. Холодный и расчетливый ум Ландерса уже взвесил все «За» и «Против» и пришел к выводу, что не стоит тратить время на такого конченного эгоиста, как Рихард. Если не так, то как еще объяснить, Пауль выглядел выспавшимся и вполне довольным жизнью? Он словно и не думал о ссоре и это не вытягивало из него силы! — Прости за то, что наговорил, — только и сказал Рихард, понимая, что больше просто ничего не сможет выдавить из себя. — Мне страшно. Я боюсь… Боюсь того, что будет дальше. Боюсь жить дальше… Почти моментально Пауль оказался рядом с ним. А потом… Потом Рихард просто обнял его, зарывшись лицом в толстовку, от которой неимоверно пахло пылью. Можно было бы сказать что-то другое, куда более умное, но это было бы обманом. Обманом себя и, в первую очередь, Пауля. Можно было бы просить прощения за необдуманные слова, продиктованные обидой и горечью, уверять, что услышал все сказанное, переосмыслил… Передумал… Но что толку, если это не было бы истиной на сто процентов? Не лучше ли сразу признаться Паулю? На полуправде отношения не строят. Тем более с таким, как Ландерс. — Я не знаю, что будет… — продолжил Рихард, осторожно обнимая Пауля. Ландерс отстранил Рихарда от себя, напряженно всматриваясь в его глаза. Круспе ощутил, как от этого сканирующего взгляда по позвоночнику пробежал холодок. В эту минуту Пауль увидел всю его душу, все мысли. — Спасибо, что признался, — тихо произнес Пауль, притягивая к себе Рихарда и обнимая его. — Спасибо… — Я не знаю как быть, Пауль… Не знаю… Я… Я… Как будто потерялся… — сбивчиво произнес Круспе позволяя себе прижаться щекой к плечу Ландерса и чувствуя, как внутри разливается тепло: самый нужный человек был рядом. Он чувствовал его аромат, его дыхание на своей шее, его руки на своих плечах… Вот он, тот, кто удержит его, кто, несмотря ни на что, сделает его мир целым! — Ты знаешь, как быть, — мягко заговорил Ландерс, нежно поглаживая Рихарда по спине. — Знаешь… Знаешь, что хочешь увидеть Максим невестой, знаешь, что хочешь быть со мной. Что хочешь любить и быть любимым. Знаешь, что хочешь жить. Просто скажи это вслух и ты все поймешь… Рихард рвано выдохнул, стискивая пальцами ткань толстовки Пауля и сильнее прижимаясь щекой к его плечу. Что за черт! Какого хрена вдруг защипало глаза? Круспе часто-часто заморгал, отказываясь верить самому себе: он же не умеет плакать! У него это просто не получалось никогда! А тут… Пришлось приложить немало усилий, чтобы прогнать мерзкое пекущее чувство под веками. — Мы все, кто рядом с тобой, не хотим тебя отпускать, — мягко продолжил Пауль. — Страх пройдет, Сокровище. Я буду рядом с тобой. Мы все будем рядом. Не бойся будущего, не такое уж оно и хреновое у нас… — Но все не так просто… — наконец-то сказал Рихард, немного совладав собой и удивившись тому, насколько глухо сейчас звучал его голос. — Моя жизнь… Как я могу подставить «Раммштайн»? Пауль постарался подавить тяжелый вздох: не нужно было сейчас думать о будущем группы. Пусть она занимала огромное место в их жизни, но «Раммштайн» была лишь ее частью! Не всей жизнью! До нее была жизнь и после тоже будет! «Обязательно будет», — мысленно сказал себе Пауль. — Давай поговорим об этом позже? — вслух произнес он и мягко поцеловал Рихарда в висок. — Хорошо? Мы оба с тобой сейчас ничего дельного не придумаем. — Согласен, — тихо отозвался Круспе. Пауль улыбнулся и позволил себе прижаться головой к голове Рихарда и прикрыть глаза. Чувствуя, как и он крепче обнимает его в ответ, Ландерс стал расслабляться. Почему-то он думал, что их ждет долгий и нелегкий разговор, наполненным взаимными упреками и сомнениями. Но вышло… Вышло так, как вышло. Стоило Рихарду признать свой страх, свою слабость — все моментально встало на свои места. Пауль понятия не имел сколько времени они так просидели обнявшись на краю кровати. Было слишком уютно и хорошо друг с другом, чтобы даже пошевелиться и нарушить этот момент. В мыслях у Ландерса ничего не было, просто синий экран, и ощущение близости любимого. Такого нужного и важного, дополняющего его реальность. И он был уверен — Рихард чувствует сейчас то же самое. Однако тишину нарушило урчание живота Круспе. — Ты хоть ел что-нибудь? — спросил Пауль, отстраняясь и глядя на поморщившегося Рихарда, который с явным нежеланием выпустил его из объятий. Он вдруг и сам понял, что чертовски проголодался. Круспе только покачал головой. — Вчера с тобой позавтракали и все можно сказать… — Настала моя очередь тебя кормить. — Улыбнулся Пауль. — Пошли, похозяйничаю на твоей кухне. Он легко встал и потянул за собой Рихарда, который все так же болезненно охнул, попытавшись распрямиться. — И лечить тебя буду, — продолжил Пауль. — Подожди немного, схожу за своей чудо-мазью…***
— Что бы там ни было, но ты должен понимать, что я не уничтожу «Раммштайн», — заговорил Рихард, расправляясь с приготовленным Паулем омлетом. — Я не могу бросить группу. «Раммштайн» для меня — еще один ребенок. Ты обвинил меня в эгоизме, в том, что я ни о ком не думаю, кроме себя, что мне наплевать на всех… Но это не так. — Мы же договаривались поговорить об этом позже? — мягко перебил его Пауль, коснувшись левой руки Рихарда и чуть пожав пальцы. — Давай пока отложим этот разговор. Он долгий и сложный, а мы оба устали. В ответ Рихард лишь вздохнул и тяжело посмотрел на любимого. — Сокровище, не думай ни о чем сейчас, прошу тебя. — Пауль отодвинул в сторону свою тарелку и взял Рихарда за обе руки. — Мы справимся, мы все решим. Я понимаю твой страх и переживания. Но мы вместе. Рихард посмотрел Паулю в глаза: он никогда не видел, чтобы на него так смотрели — с любовью, обожанием, опаской и решительностью одновременно. Было понятно, что Ландерс еще не до конца поверил в слова Рихарда, в его решение. Так и не озвученное, но понятное им обоим, потому, что понимал — слишком много вопросов придется решить, слишком много проблем возникнет, и с ними потребуется бороться, возможно, даже как тот ледокол с обложки их альбома — двигаясь напролом. Думая о том, ради чего он остается, Круспе упустил из виду одно — группу. И впереди была не одна ночь напряженных раздумий о ее судьбе. — Я спрошу у Рогге сколько времени мне даст химия. Курсы ведь можно повторять. Я читал, что это реально. Может быть, с ней я все-таки смогу выйти на сцену хотя бы в Европе… — продолжил Рихард. — Финансовые потери не будут такими огромными… И я… Я снова проживу это все… Подготовку к туру, саундчеки, концерты… Встречи с фанами… Запомню это все. А после Европы тогда уж и… Рихард умолк, осознавая, что до сих пор не в состоянии произнести это слово - «операция». Не могло оно относиться к нему! Не могло… Ландерс кивнул, понимая, что мало подвести Рихарда к верной мысли, с которой он еще сам до конца не сроднился, нужно еще убедить его в ее правильности. А если учесть, что есть шанс поехать в полный тур, то… Всмотревшись в глаза любимого, Пауль уверился, что Тилль был прав. «Раммштайн» хоть и часть жизни Рихарда, но слишком большая, и он бы точно никогда и ни за что не простил его, если бы Ландерс решил разыграть карту Марии за его спиной. — Я с тобой поеду к Рогге. Специально хочешь съездить или перед химией с ней поговоришь? — спросил Пауль. — Не хочу лишний раз в клинику. — Рихард поморщился. — Мне и так после химии весь день там придется проторчать. Они хотят убедиться, что я нормально все перенесу. — Он поморщился и отодвинул от себя тарелку с остатками ужина: аппетит пропал начисто, стоило только подумать о том, что его ждет послезавтра. — Значит составлю тебе компанию, — постарался как можно спокойнее сказать Пауль, хотя на душе тут же всколыхнулась тревога. Во-первых, новостей о Марко все еще не было. А значит нельзя расслабляться и не ждать ниоткуда подвоха. А во-вторых Пауль хотел защитить Рихарда от всего, что ему предстояло пройти, но понимал, что это невозможно. Что ему придется видеть то, насколько плохо будет Круспе, и понимать, что в этой ситуации он бессилен что-либо сделать. Придется молча смотреть на страдания любимого человека. — Там сегодня футбол будет, — сказал Пауль, решив прервать затянувшееся тяжелое молчание, и кивнул в сторону настенных часов. — Не хочешь посмотреть? Лейпциг-Боруссия. Да и весь вечер наш. Не зря же Кира взяла к себе Максим. Я у тебя в холодильнике пиво заметил… Рихард со вздохом встал из-за стола. Было видно насколько ему неприятна тема болезни и все, что с ней связано. — Мне лучше воздержаться даже от пива перед химией, — сказал он, не глядя на Пауля, уже мысленно успевшего себя обозвать десятком нелестных эпитетов за то, что не подумал о Рихарде. — После — можно немного. Если нормально перенесу… — голос любимого прозвучал совершенно бесцветно. Качая головой, Пауль тяжело вздохнул. Идиот! Как он мог так проколоться? Вроде бы ничего такого и не спросил, но учитывая, что перед ним Рихард, а не кто-то еще, то… Ландерсу стало страшно — сколько еще раз он, сам того не желая, причинит боль любимому? И как впредь не допустить подобных ситуаций? А никак, похоже… Пауль понял, что у него противно холодеют кончики пальцев: как им жить вместе?! Как?! Если он, Пауль, почти каждый день берет в руки гитару? Как Рихард станет смотреть на то, как он играет что-то? Каково ему будет? Если уже сейчас… Ландерсу хватило того вечера в студии, чтобы понять насколько тяжело будет любимому начать жить жизнью, в которой не найдется места гитарам. Не прикасаться к инструменту, когда Рихард дома? Да он же стал домоседом в последние годы! Когда Круспе выходил куда-то дальше соседнего парка? И как часто? Только, если гулял с Максим! В остальное время он всегда дома! Рихарду же нужен его мир, тот, который он построил, в котором все сделано так, как он хочет! Все, что ему нужно, все есть на двух этажах роскошного пентхауса. Даже терраса с деревьями и газоном и бассейн! И Пауль был готов поклясться, что после операции Рихард очень надолго закроется в своем мире и доме. Черт! Как же быть? Как не напомнить любимому, что в его руках гитара уже никогда не зазвучит? Из погруженной в темноту гостиной полился свет от включившегося телевизора, и до Пауля донеслись звуки рекламы. Что ж, уже хорошо! Рихард явно согласился на его предложение посмотреть футбол. Значит, у него появится время поговорить с любимым, отвлечь его от тяжелой темы и… кто знает, что будет дальше. Послышалось, как открылась и закрылась дверь на террасу: очевидно, Круспе выбрался покурить. Заварив две кружки ароматного чая, Пауль зашел в гостиную. Так и есть — он увидел силуэт Рихарда у перил, а в его руке — огонек сигареты. Пристроив кружки на столике, Пауль положил поближе плед и подкатил к дивану приставную секцию: на нее можно было очень удобно вытянуть ноги. Рихард вернулся непривычно быстро, и Ландерс понял, что он не докурил сигарету — так, сделал несколько коротких затяжек. Все еще слегка напряженный, Круспе чуть улыбнулся Паулю, вольготно расположившемуся в углу дивана, после чего устроился рядом и нацепил на нос очки. Пауль молча отвел руку в сторону, приглашая Рихарда прижаться к нему. Улыбнувшись на этот раз более открыто, тот не замедлил воспользоваться приглашением. Укрыв их пледом, Ландерс почувствовал, что тепло окружает его не только снаружи, но и разлилось внутри. Рядом с Рихардом ему становилось тепло. Он понимал — сегодня его любимый стал победителем. Он смог признаться самому себе и ему в своей слабости, а значит… Значит он примет помощь, и вдвоем они найдут верный путь. Попытаются пройти по нему до самого конца. Неосознанно, желая усилить контакт, Пауль коснулся левой руки Рихарда и переплел их пальцы. От этого движения Круспе вздрогнул. Левая рука… Которая сегодня весь вечер немного ныла. — Помнишь, как мы тогда со Шнайдером на матч ходили? — спросил Пауль, словно уловив настроение Рихарда и стараясь чуть разрядить атмосферу. Круспе улыбнулся, поправив очки на носу. — Шикарно было. Я по-настоящему кайфонул от всего этого. На трибуне стадиона, без всей этой свиты, фотографов… — Если б не твоя идея разрисовать лица в цвета клуба, нас бы спалили. — Пауль широко улыбнулся. — Как вспомню, как потом оттирал ту красную краску со щек… Что это было все-таки? Ты тогда так шакально ржал! — Какая-то суперстойкая помада. Одна из моих подружек забыла у меня в машине, а я не выкинул. Пригодилось же! Иначе бы мы игру не посмотрели, пришлось бы автографы раздавать и селфи делать. — Ты гений маскировки. — Пауль уже привычно поцеловал Рихарда в уголок губ. — Сходим еще, я думаю… Как со всем разберемся, с туром проблему решим… — Рихард снова вернулся к своим невеселым мыслям. — Обязательно. И я… Я тут подумал насчет того, что ты мне сказал тогда… Что тебе придется видеть меня с гитарой, — серьезно заговорил Пауль, усевшись так, чтобы иметь возможность посмотреть в глаза любимого. — Если хочешь, давай я сниму у тебя ту квартиру, переоборудую ее себе под студию и буду там играть. Чтобы тебе на глаза не попадаться. Я понимаю, что тебе все это нелегко дается. — А с моей студией что делать? Твоя она будет. — Круспе вздохнул. — Гитары, наверное, с аукциона продам… На благотворительность. — Хорошая идея. Я тогда еще поищу что-нибудь для аукциона, может быть, уговорю Тилля расстаться с какими-нибудь наградами. У меня уже ничего не осталось, что можно было бы пожертвовать. Куда средства направить хочешь? Рихард пожал плечами и постарался улыбнуться. — Не думал еще об этом. — Он вздохнул и прижался к Паулю. — Я вообще не знаю, чем буду заниматься… — добавил Круспе после недолгого молчания. — Ресторан откроешь… продюсированием займешься… сценарии писать будешь… стихи… — Пауль постарался улыбнуться, понимая, что сейчас нужно дать Рихарду какой-то, пусть и призрачный, но свет маяка. — Помнишь, ты рассказывал, как в юности браслеты делал на продажу? Займешься дизайном украшений! А твоя идея делать клубную музыку? Забыл что ли, ты же у нас DJ RZK! Тут точно справишься! Ты талантливый. У тебя все получится. Звук шагов, раздавшихся на лестнице в гостиную, привлек внимание Рихарда, и он с удивлением посмотрел на появившуюся на пороге лохматую со сна Максим. — Что такое, ангел мой? — Рихард напряженно посмотрел на дочь, пытаясь что-нибудь понять по ее виду. Сейчас девочка выглядела неестественно бледной на фоне белой пижамы с Минни Маус. — Можно я тут с вами посижу? — попросила она, глядя на отца. — Не хочу спать у Киры. — Что случилось? — забеспокоился Рихард и, выпутавшись из пледа, поспешил подойти к Максим. — Сон приснился… — Максим явно сомневалась стоит ли рассказывать отцу о кошмаре. — Ты в гробу лежал. Не в том, в котором фотографировался для буклета в альбоме, а в настоящем… — Девочка часто-часто заморгала, пытаясь сбить выступившие на глазах слезы и поспешила обнять Рихарда. Круспе тяжело сглотнул, чувствуя, что ничего не может сказать в ответ. Молча он стоял и поглаживал дочку по голове, перебирая пальцами мягкие кудряшки. — Мне страшно, — тихо продолжила она, всхлипнув. — Мне страшно. Я боюсь… Боюсь того, что будет дальше. Мне за тебя страшно. Рихард вздрогнул, понимая: Максим точно его отражение. Даже слова произнесла те же самые! — Не бойся. Все хорошо будет. Обещаю... — Рихард присел на корточки, поцеловал девочку, после чего осторожно поднял на руки. Тонкие ручки тут же оплели отцовскую шею. — Можно с тобой посижу? И с Паулем? — Максим вопросительно посмотрела на Рихарда. — Конечно же. — Круспе улыбнулся и кивнул, направившись с ценным грузом к дивану. Пауль поспешил кинуть на диван пару подушек из кресла: что-то подсказывало ему, что через час, или чуть меньше, Круспе начнет раскаиваться в своем порыве поднять дочку на руки. — Мы гол что ли в самом начале пропустили? — спросил спустя четверть часа Рихард, когда дочка, тесно прижавшись к нему, уснула. Отвлекшись на перебирание пальцами кудряшек Максим, он перестал следить за ходом игры и теперь с удивлением обнаружил, что счет уже не был нулевым. — Ну да, был на пятой минуте, — отозвался Пауль, чуть сильнее притягивая Круспе к себе за плечи.***
Матч закончился мирной ничьей, но телевизор продолжал отбрасывать разноцветные тени на сидящих на диване мужчин и уснувшую на коленях одного из них девочку: с выключенным звуком он показывал историю любви проститутки и одинокого бизнесмена. Дурацкая сказка для молоденьких девушек, но переключать канал никто не хотел. Пауль и Рихард просто наслаждались моментом уюта и покоя. Они были друг у друга, и происходящее во внешнем мире их ничуть не волновало. — Уже определился на чем она играть будет? — шепотом спросил Пауль, чувствуя, что веки начинают закрываться сами собой. Рихард вопросительно посмотрел на него. — «Фендер» или будешь искать что-то попроще? Я видел, для новичков есть гитары с подсветкой ладов на грифе, чтобы легче было запомнить, — пояснил Ландерс. — И со струнами что? Метал или нейлон? Рихард погладил дочь по руке, задержав руку на ее пальцах. — «Фендер» мой. Нахрен эти новомодные приблуды. А из струн — нейлон для начала. Девочка все-таки. Зачем ей сразу адские мозоли? — А звучание? Нейлоновые же хреновый звук дают. Паршиво держат ноту на одном уровне и с настройкой заебешься, — возразил Пауль. — Нормальный они звук дают. Пускай сначала научится с ними управляться. — А слух? Ей же потом придется переучиваться. Привыкнет определять правильно она или нет играет по нейлоновым, а на металлических будут проблемы, — не унимался Ландерс. — А то, что она девочка и у нее слабые пальцы тебе ни о чем не говорит? — быстрым шепотом парировал Рихард. — Укреплять их нужно постепенно. — Он поморщился. — Надо будет нейлоновые заказать. Сам переставлю их. Издевательство, конечно, над гитарой, но вполне допустимое. — Хочу увидеть лицо курьера, когда он будет отдавать тебе заказ. — Пауль фыркнул и тихо рассмеялся. — А я хотел тебя попросить его забрать. — Рихард подмигнул любимому и широко улыбнулся. — Ладно, Мерлина попрошу. — Прости, что я не в свое дело полез, — серьезно сказал Пауль. — Ты сам с Макс должен был начать… — Забей, мелочи… — А не думал поставить для Максим самые тонкие металлические струны? — ухватился за последнюю надежду Пауль. — Звук сразу будет другой, технику игры выработать можно сходу. И она легко с ними сможет управляться. Рихард вздохнул и с обреченным видом посмотрел в потолок. — Ты поклонник метала и металла. Это я уже хорошо понял. Но если так… Ты можешь оказаться прав и это лучшее решение. Но пусть сама выбирает на чем ей учиться. — Он посмотрел на дочь. — Расскажу ей завтра про плюсы и минусы всех струн, а она сама все оценит для себя. Все-таки, взрослая уже. Пора самой решать… — сказал Рихард и широко зевнул: уже на протяжении получаса, а то и больше, ему приходилось прилагать серьезные усилия, чтобы не уснуть, привалившись к Паулю. Ландерс молча улыбнулся. — Пошли спать, а то утром все хороши будем, — сказал он. Соглашаясь, Рихард кивнул и, стараясь не разбудить дочку, осторожно поднялся. — Так и оставим ее тут спать? — Нахмурившись, Пауль посмотрел на девочку: диван точно мало подходил для нормального сна подростка. — Нет, отнесу ее в комнату. Не хочу будить, — ответил Рихард и поморщился, привычно упирая руки в поясницу. — Отнесет он… А потом мне тебя отнести до кровати? — чуть ворчливо отозвался Ландерс. — Давай я, если доверяешь. Рихард молча кивнул и улыбнулся, видя, как бережно Пауль поднял Максим на руки.***
Детектив Марк Мозер частенько работал по ночам. Нет, он не был совой, просто иногда за день он собирал такие массивы информации, что время на их обработку находилось только тогда, когда все нормальные люди спали. Но Мозер никогда не причислял себя в нормальным людям. Возможно, поэтому он и брался за весьма сложные, спорные и вообще странные заказы. Ему доводилось работать как для просто обеспеченных людей, так и для богатых и очень богатых. Иногда среди его клиентов встречались и звезды. Дело, связанное с лид-гитаристом «Раммштайн», заинтересовало Марка сразу же. Стоило ему услышать от своего приятеля Кляйна, что есть головоломка, достойная едва ли не экранизации в Голливуде, он тут же за нее ухватился. И пока ничуть не пожалел о своем решении. Но шанс увязнуть в деле был очень большим: работать приходилось очень и очень осторожно. Малейшее привлечение внимания — и все могло провалиться. Поправив на носу очки в тонкой стальной оправе, Мозер привычно щелкнул мышкой — за сегодня он просмотрел уже добрые пару тысяч страниц с информацией так или иначе связанной с Францем Марко. Врач был весьма интересной и неординарной фигурой и пока что кое-какие факты его биографии оставались для детектива знаками вопроса на флипчарте. Казалось бы, как могут быть связаны уважаемый врач-ученый и отвязный рок-музыкант? Да никак. Но не чутье, а опыт говорили Марку, что связь есть. Но только найти ее пока не удавалось. Щелкнув в очередной раз мышкой, Мозер открыл скан одной из газетных статей о масштабной научной конференции, состоявшейся добрые десять лет назад. Вчитываться в текст он не собирался — его интересовало фото, прилагавшееся к нему. Обычный зал ресторана во время банкета. На переднем плане улыбающийся организатор конференции, а вот на заднем — доктор Франц Марко. И женщина, лица которой было не разглядеть — в момент, когда фотограф делал снимок, она повернулась к официанту. Но… Детектив торопливо щелкнул мышкой, увеличивая фотографию стола так, чтобы была возможность прочитать текст с именами гостей на табличке, стоявшей на столе. Буквы предсказуемо поплыли, но все же их можно было разобрать. — Твою-то мать… — тихо сказал себе под нос Мозер понимая, что то, что ему открылось, обещало перевернуть ход дела с ног на голову. Взяв телефон, Марк набрал номер Кляйна. Он осознавал, что за звонок в три часа ночи давний приятель адресует ему как минимум пару весьма нелестных слов, может быть, даже на родном русском, но Александр точно должен был узнать о неожиданном открытии.