ID работы: 10979457

System.reconnect(me, you) {

Слэш
NC-17
В процессе
72
Размер:
планируется Макси, написано 240 страниц, 8 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
72 Нравится 46 Отзывы 18 В сборник Скачать

String chapter3 = "You won't get out the county, 'cause you're bad and free";

Настройки текста
«…Множеством новых знакомств обзавёлся в последнее дни приветливый Принц, уже начинающий догадываться — недаром дан был ему столь пытливый ум, — как пригодится ему помощь многочисленных друзей, которых он подвергает опасности ещё бездумнее, чем самого себя…» Загрея разбудил, спасая от ядовитых чар бестелесного голоса, дверной звонок — комната, которую Никта отвела ему, была прямо напротив прихожей. Едва вставшее солнце ещё только робко проглядывало сквозь фиолетовый тюль, со слякотно-весенней тоской ласково оглаживая вышитые крестиком васильки, ирисы, клевера, маки, тысячелистники — вся стена над кроватью была увешана закованными в аккуратные рамочки полевыми цветами. Позвонивший в дверь терпеливо, знающе ожидал, когда ему откроют. Никта осторожно прошла в прихожую, уже догадываясь, кто так рано мог стоять на пороге — вся её фигура вытянулась напряжённой струной, и черты худого бледного лица стали ещё острее, чем обычно, и в глазах заплескалась копившаяся долгие, долгие годы тревога, вот-вот грозившая вылиться глубокой скорбью, подобную которой не под силу вынести большинству. Облачённая в простой домашний хитон, словно заранее траурно-чёрный, женщина протянула тонкие, но вовсе не хрупкие руки к двери и отворила один за другим все замки. И, увидев сына, почти смогла ни слова не обронить — не сдержала только поражённого вдоха. Они стояли молча несколько секунд или минут, просто глядя друг другу в глаза, рассматривая лицо напротив, грустно замечая перемены в давно, казалось бы, забытых чертах. И в воздухе между ними повис тонкий аромат отдушки — той самой, которой пахло каждое утро на протяжение всего детства Танатоса. Он не знал, чем день ото дня умывала лицо Никта перед тем, как наносить свой дежурно строгий макияж, но теперь принял это воспоминание с благодарностью, отчаянно цепляясь за него, лишь бы не думать о светлой боли в глазах матери. Никта знала, что он уже несколько дней как вернулся в полис — конечно же она знала. Она родилась здесь, и выросла здесь, и даже после того, как побывала в самых отдалённых уголках Греции, вернулась сюда — почти полностью по собственной воле. Она чувствовала свой полис, она была рождена им управлять, и Аиду хватило достоинства признать это. Он прекрасно понимал, как ему повезло иметь на своей стороне силу, с которой даже ему приходилось считаться. Никто не мог принимать решений вернее, чем женщина, столь тонко ощущавшая каждое изменение, каждую деталь этой огромной системы. Разумеется, она знала, что Танатос вернулся. Но вместо всего, что она могла бы хотеть сейчас сказать или сделать, губы её лишь дрогнули в невысказанном «извини меня», слишком простом, чтобы вылечить десять лет горя. Руки, уже готовые обнимать, прижимать к себе одну из главных драгоценностей её жизни, расслабленно опустились, и Никта отошла в сторону, приглашая Танатоса войти. Тот осторожно ступил в прихожую, куда из различных комнат квартиры уже начали стекаться любопытные кошки. Тан, присев на корточки, протянул одной из мурлык руку. Он уже съехал, когда Никта подобрала Эриду, изувеченную местными хулиганами. Довольно быстро зажило порванное ухо, отросли обгоревшие усы и вновь заблестела гладкая чёрная шерсть, но вот левый глаз вернуть не получилось. Оттого Танатос не обижался, когда Эрида яростно шипела в его сторону и царапала ему руки — она со временем всё-таки привыкла, но и особой симпатии они друг к другу не питали. Поэтому, чуть коснувшись холодным носом протянутой ладони, Эрида равнодушно развернулась и направилась в гостиную. Немезида была чуть постарше и таких острых проблем с доверием не испытывала. Она предпочитала, вылизавшись, забраться куда-нибудь повыше и, свесив хвост и левую лапу, просто рассматривать с презрением остальных обитателей квартиры. Тан запустил пальцы в густую серую шерсть, чуть почёсывая пушистые бока, затем за ушком, большим пальцем поглаживая лоб. Немезида довольно прищурилась и доверительно потёрлась всем изогнувшимся телом о его колено. Ещё две кошки, совсем не узнавая гостя, настороженно остановились. Одна, трёхцветная, чуть выглянула из-за угла и уставилась в полумрак прихожей яркими зелёными глазами. Другая, окраса колор-пойнт, громко мяукнула в сторону незнакомца, но далеко от Никты не отходила. — Это Эрифия, — с улыбкой объяснила хозяйка, — а это Гестия. Им года по три. Остальные в гостиной, если хочешь поздороваться. Но Танатос, не поднимая на неё взгляда, лишь покачал головой в ответ, уже догадываясь, что из его любимцев мало кто выжил — Герас уже был довольно старым, когда Тан уехал. Не желая ещё сильнее портить себе настроение, он поднялся и, сняв пальто, проследовал за матерью на кухню. — Завтрак? — тихо предложила Никта, стараясь не тревожить утренний покой квартиры. За окном только шумели ещё пока редкие машины, проносясь по гладким улицам, да на стене громко тикали часы. — Нет, спасибо, — осторожным полушёпотом снова отказался Танатос и, садясь за круглый стол посреди кухни, уже потянулся, чтобы снять косу, но вспомнил, что оставил её в машине. За десять лет всегда быть при оружии вошло в привычку. — Тогда просто чай, — спокойно продолжала Никта, открывая шкафчик, на который уже успела запрыгнуть Немезида. — Есть липа, ромашка, мята со смородиной… Загрею особенно нравятся полевые цветы и травы. Она обернулась, терпеливо ожидая ответа хоть на что-нибудь. Танатос всё так же напряжённо молчал, положив руки со сцепленными в замок пальцами на столешницу, и отстранённо рассматривал вышитый бисером натюрморт с виноградом, вазой и прочими обязательными атрибутами жанра. Множество подобных картин украшало и другие просторные стены квартиры, нависающей над жильцами задранным потолком. Никта вдохнула, пытаясь облечь в правильные, не слишком близкие к сердцу слова чувства, истерзавшие его изнутри. — Он очень сильно по тебе скучал, — негромко заметила она, глядя в широкую, нависшую над столом спину. Танатос вздохнул, опуская голову. — Если ты опять будешь вменять мне это в вину, я не хочу об этом разговаривать, — отрезал он. Загрей был очень худым ребёнком — не настолько, чтобы это вызывало беспокойство, но достаточно, чтобы даже в десять лет Танатос мог легко поднимать его на руки. Стоило ему заслышать знакомый голос в прихожей, Заг обычно пулей вылетал из комнаты. Тан до сих пор помнил острый ужас в огромных, стеклянно блестящих разноцветных глазах, когда Заг увидел кожаный чемодан — когда он осознал, что Танатос действительно, по-настоящему, всерьёз уезжает. «Всего на год. Максимум два. Хорошо?», — шёпотом обещал Тан, подняв Загрея на руки, не уверенный, что тот его вообще слушает. Но Заг, уткнувшись в облитое серебряными волосами плечо, послушно угукнул, и Танатос, прижав его к себе последний раз, осторожно спустил ребёнка на пол. Никта — он никак не мог вспомнить, выглядела ли она тогда хоть сколько-нибудь моложе, чем сейчас — стояла в коридоре, ожидая, когда сопливое прощание кончится. «Он очень сильно к тебе привязался», — негромко заметила она, глядя сыну в глаза, когда, оставив Загрея в прихожей, они прошли на кухню. «Я не против», — обнимая ладонями тёплую чашку чая, пожал плечами Тан, наигранным равнодушием бросая вызов осуждению в голосе матери. Он ведь не врал, отнюдь. «Вот именно, — строго кивнула Никта, садясь напротив, и голос её стал ещё холоднее обычного. — Ты этому потакаешь». «Он просто ребёнок», — нахмурился Танатос, тряхнув головой непонимающе, отрицая все её намёки. Никта вздохнула, отводя взгляд и сжимая губы. Она всегда так делала, когда разговор заходил о слишком личном. Она действительно не хотела признавать то, что собиралась сказать, и Танатос заранее чувствовал себя победителем в этой конфронтации. Но его мать не могла сдаться так легко. «Стоит ли мне напомнить тебе о разнице между тобой и Гипносом, сын мой? — вкрадчиво спросила Никта, вновь поднимая на него глаза. — Мне кажется, ты забыл, что мы немного не те люди, чтобы к нам было применимо слово "просто"». «И кто же мы, по-твоему, тогда? Агнцы на заклание?» — подумал Танатос, не рискуя вслух проявлять такое неуважение, но на лице его возмущение читалось слишком ясно. Никту можно было понять — никто в здравом уме не осудил бы мать, намеренную добиться лучшего для своих детей. Она уже ошиблась один раз, и она извлекла из этой ошибки уроки, и теперь она, как и любой ответственный взрослый, следовала этим урокам, чтобы Загрею не пришлось платить такую же высокую цену. Никта воспитывала в нём дисциплину и независимость — не из тех же корыстных целей, что и Аид, но потому, что хотела обеспечить ему наиболее комфортное выживание в полисе. И методы её были куда гуманнее — но Танатос никак не мог отбросить ощущение, что что-то здесь не так, что так неправильно, что так нельзя. Но, будучи не в силах ни доказать, ни даже чётко сформулировать свою точку зрения, он послушно молчал. В конце концов, он тоже часть уравнения. Тан видел, как Загрей робко выглядывает из коридора, не осмеливаясь зайти на кухню, объятый страхом показаться слишком прилипчивым, и обещал себе, что скоро вернётся. Он правда думал — он так наивно верил, что в его отсутствие в Загрее ничего, кроме пары сантиметров роста да ломающегося голоса, не изменится. — Значит, зверобой, — определилась Никта, заметив, как дрожь Танатоса становилась тем крупнее, чем больше он напрягал руки в попытке её скрыть. Женщина протянула руку за чаем, когда заметила медовое сияние — за ровными рядами стеклянных баночек с засушенными травами аккуратно спрятались две склянки с нектаром. Одну Загрей подарил ей, может быть, неделю назад, другую — вчера вечером, и только сейчас Никта смогла расшифровать этот блеск в его глазах, когда он протягивал ей бутылочку, его истинный мотив. Он знал, что она знала, и тонко чувствовал, как её терзает невыразимая боль. Он сказал, тепло положив ей свободную руку на плечо, «отвлечься и отдохнуть, а вот это должно помочь». Никта обернулась, но сразу поняла, что ни ей, ни Танатосу прямо сейчас нектар даже в разбавленном виде принимать не стоит. Но, может быть, однажды они все соберутся, сядут за стол и выпьют по чашке слегка светящегося медовой сладостью липового чая. Ей не впервой выживать благодаря одной только лишь надежде — проживёт ещё немного. — Он хочет увидеться с матерью? — тихо спросил Танатос, пока Никта разливала по фарфоровым чашкам горячую заварку. Она прекрасно знала, что он имел в виду под столь поверхностным вопросом. — Да, можно бежать через Асфодель, — кивнула женщина, садясь напротив. Тан послушно ждал, когда она наконец ответит на вопрос, который он задал на самом деле, но Никта лишь неторопливо отпила горячего чая. «И ты так просто позволишь ему — под огонь береговой охраны, пускай стреляют. Лишь бы независимый, лишь бы самостоятельный, лишь бы не цеплялся за юбку — лишь бы не как Гипнос, скатертью дорога, да? Вот так вот?», — разочарованно думал Танатос, не веря, что Загрея постигла та же судьба, что и его. Он попытался взять чашку, но руки дрожали так сильно, что чай пролился на блюдце, о которое зазвенело фарфоровое дно. — Я не знаю, где сейчас лучше — здесь или на Олимпе, — наконец вымолвила Никта, рассматривая отражение люстры в своей чашке. — У него там много родственников, тогда как здесь… грядёт что-то ужасное. И Тан вдруг почувствовал странное облегчение. Значит, это не просто паранойя. — Поэтому она вдруг решила выйти на контакт? — высказал свою догадку он. Если придерживать второй рукой блюдце, чай кое-как получалось пить. Никта коротко и едва заметно кивнула — не столько неуверенно, сколько осторожно, боясь делать преждевременные выводы, но не видя другой причины. Не только она всю свою юность вращалась в разного рода политических кругах. Она отнюдь не считала оказываемое ей уважение незаслуженным, и в то же время сама благоговела перед мудростью Персефоны. Дочери Деметры не было чуждо общество, но она всё-таки смотрела куда глубже. — Мы сейчас старательно переселяем людей из Асфоделя в более безопасные места, — добавила она. — Отстраиваем акрополь на севере, вокруг Храма Стикс. Шахтёрский городок восстанавливать не было смысла, зато только за последние два года было отреставрировано множество домов в Элизии. Мы стараемся взять ситуацию под контроль настолько, насколько сможем — всё надо успеть до конца лета. — Не думаю, что будут такие уж большие потери. — Дело не в величине потерь, сын мой, а в том, насколько встревожены пчёлы в улье. Никта была права. Лучше Аида с происходящим в полисе никто не справится. Если толпа взбунтуется, потребует свежей крови, то, возможно, народ и добьётся своего — и погрузит полис обратно в хаос, из которого Аид старательно вытаскивал его, умело координируя усилия талантливых людей вроде Никты на протяжение долгих лет. Но если вдруг у них не получится удержать контроль — если толпа всё-таки даст волю давно копившейся жажде крови, — Загрею здесь не место. Он, как и его отец, никогда не был здесь своим, Никта чувствовала это, и Тан был достаточно умён, чтобы не спорить с ней о таких вещах, даже если его самого при этом трясло от противоречия. Зверобой, кажется, всё-таки подействовал — колотить почти перестало. Танатос надевал обратно форменное пальто, снова став на пороге квартиры. Несколько молодых кошек выглянули в прихожую, чтобы проводить гостя. Никта, отказываясь уступать последнее слово в диалоге, сосредоточенно застегнула несколько верхних пуговиц, отливавших позолотой. Тан видел, что переживания её распростёрлись куда дальше простого беспокойства за положение Аида — но она ему не расскажет, а он не будет спрашивать. — Ты сильно постарел, — прошептала Никта, неожиданно тёплыми ладонями вдруг обняв лицо сына, большими пальцами огладив первые, ранние морщины. — Ты тоже, — смиренно кивнул Танатос, не решаясь вернуть даже столь незамысловатую ласку, напряжённо выжидая миллисекунды до окончания непрошенного контакта. Невероятных сил и самоконтроля стоило не вытряхнуть себя из непрошенных объятий. Веки его устало опустились, и женщина понимающе отступила. Нужные слова наконец нашлись. — Спасибо тебе, что вернулся. Танатос лишь кисло сжал губы и направился к лестнице. Загрей, льнувший всё это время к дверной щели, облегчённо выдохнул.

***

— …За Элизий можно не беспокоиться — там у нас теперь работают свои люди, и район, как тебе уже должно быть известно, довольно спокойный благодаря нашим с твоей матерью стараниям… Аид, откладывая в сторону совсем тонкую и аккуратную стопку бумаг, подчеркнул сказанное строгим взглядом исподлобья. Танатос, надев на лицо самое внимательное выражение, яро покивал и продолжил не слушать, задумчивым взглядом лишь цепляясь за малозначительные списки и документы, которые кипами перемещал по столу его начальник, сортируя их лишь визуально и для себя. Тан давно потерял нить разговора; голова его всё ещё полнилась мыслями о грядущих изменениях в полисе. Он сосредоточился на том, чтобы поскорее закончить разговор, вернуться под родные низкие потолки цокольного этажа и как-нибудь разобраться во всём самому. — …Поэтому с ситуацией в Асфоделе, я надеюсь, мы справимся довольно быстро. С остальными особенностями у тебя уже было время ознакомиться — вижу, ты даже успел сделать пропуск по новому образцу. Приятно снова видеть тебя на рабочем месте, Танатос. Тан вместо ответа поднял на мужчину за массивным столом тусклые глаза. Аид в свою очередь опустил взгляд на стопку абсолютно бессмысленных бумаг, которую подобрал и протянул подчинённому. С чего бы начальнику многомилионной корпорации, держащей в щупальцах практически каждую сферу жизни отчуждённого полиса на севере Греции, объяснять простому заведующему похоронным бюро мелкие детали его работы? Ответ крылся в картонном конверте, зажатом посреди неаккуратной стопки как бы случайно. Содержимое таких конвертов — причина, по которой на цокольном этаже была не просто секционная, но свой полноценный мини-морг. В основном там обрабатывали покойных, чью смерть желали сохранить в секрете родственники, однако некоторые тела миновали все сколько-нибудь официальные инстанции по другим причинам. Танатос с уважением принял из мясистых, натруженных ладоней предназначенные только ему бумаги. Аид довольно погладил бороду, окинув одного из самых ценных своих сотрудников с головы до ног оценивающим взглядом и заострив особое внимание на лезвии косы над светловолосой головой. — Я думаю, тебе пригодится твоё новое… орудие. — «Подонка из конверта желательно убить без лишнего шума». — И не торопись, влейся в общий ритм работы, а потом уже берись за дополнительные поручения. — «Эта тварь залегла на дно и нескоро высунется, смотри в оба». — Сам дом находится довольно близко к промышленной зоне, подъехать будет трудно… — предупредил мужчина. — Я посмотрю по картам. — Любезно избавив начальника от необходимости договаривать, Танатос задумчиво нахмурился и устремил взгляд в панорамное окно кабинета. Попытался вспомнить, как там выражался намедни Заг, выискивая ветеринарную клинику. — «Забью… в навигатор»? Аид нисколько не поменялся в лице, но вся его фигура дрогнула от горькой усмешки. — Именно. У вас, молодых, столько новомодных слов… — пробормотал себе в усы глава корпорации, вспоминая лексикон, который назло ему использовал сын. — Такие пустые, бессмысленные — «пранковать», «рофлить»… — «Рандомный»? — равнодушно предложил, стараясь поддержать откровенно бесполезный разговор, Тан. — Да, да, они. — Аид кивнул и вдруг поднял на него угрожающий взгляд обычно сокрытых под густыми нависшими бровями глаз: — Или, например, «помни двадцать шестое апреля». Танатос похолодел. Сердце в панике начало отчаянно пробивать себе путь из грудной клетки, и золотая подвеска на цепочке обожгла кожу. Всё тело будто бы, пробив с высоты толстый слой льда, рухнуло в воды заполярья. Тан чуть приоткрыл рот, но тут же сжал челюсти так, что заболели коренные зубы. Брови его слегка сдвинулись к переносице, но взгляд вдруг стал напряжённо-острым. — Абсолютно пустые и бессмысленные слова, господин Аид, — с вызывающей сдержанностью спокойно промолвил он и прижал к груди стопку бумаг с конвертом. — Я могу идти? — Свободен, — бросил Аид отвлечённо, уже переводя взгляд на следующие важные документы, требующие его неотложного и безраздельного внимания. Танатос вышел из кабинета размеренным шагом, но до лифта практически добежал. Испуганный секретарь только проводил взглядом пролетевший мимо плащ-накидку, из-под которого едва виднелась рукоять косы. Едва двери за ним закрылись, Тан вжался спиной в зеркало на стене, пытаясь успокоить резко потяжелевшее дыхание. Тремор снова сотрясал напряжённые руки, кое-как сжимающие стопку грозящих рассыпаться по всему лифту бумаг. От кого он мог знать про двадцать шестое апреля? Что он вообще знал про случившееся в тот день? Кто, по мнению Аида, причастен к чему? Мегера? Нет. Определённо нет. Она сверяла их показания, она сама заучивала текст наизусть и заставляла их — Мегера бы не пустила столько стараний коту под хвост. Гипнос? Точно Гипнос. Проговорился, тварь, нельзя было его с собой брать, как знали — надо было обойтись чем-нибудь тривиальным, да даже просто действовать напролом было бы эффективнее, чем то, что они там развели, и никто бы ничего не узнал, он ведь наверняка сдал их, чтобы собственный зад спасти, так? Так? Нет, ему не было резона. Даже если и был бы, Танатос не мог представить Гипноса с его куриным мозгом замышляющим что-то достаточно сложное, чтобы устранить брата, но самому остаться в выигрыше. А даже если он и смог бы что-то такое придумать, ему нужна была бы поддержка Мегеры. Нет. Голова остыла, и пульс начал снижаться — нет, Мегера никогда на такое не пошла бы. Она в самый первый день ясно дала понять, какая судьба ждёт любого, кто попытается нарушить их договор. Несмотря на всё своё измождённое равнодушие, она всё-таки проделала немалый путь за эти десять лет — и она не позволит какому-то клоуну-дистрофику всё разрушить. Она уже ясно дала понять Танатосу, что их дороги параллельны, и никакого мотива сдавать его Аиду у неё быть не может. В серверной тем временем подходил к концу обеденный перерыв. Под мудрым руководством Гермеса Загрей всё утро послушно лепил программу за программой, и каждая, получив свою порцию информации, всё более сложной с каждым заданием, вываливалась, вопила на всю консоль разнообразные ошибки, капризничала, но всё-таки выводила заветное «hell», до которого Загрей в итоге сократил заезженное «Hello, world!». Гермес оценил — быстро, эффективно, нужную мысль передаёт. — Вот видишь, босс, — улыбался гордый педагог, стоявший рядом со старательным учеником. — Мне даже почти не стыдно предлагать тебе скромную подработку здесь. — Мне сначала надо пройти собеседование, — обречённо усмехнулся Загрей, четвёртый раз пытаясь переписать уравнение так, чтобы программа не уходила в рекурсию, и не запутаться при этом в операторах. — Вместо собеседования напишешь мне с нуля приложение, — мечтательно устремил взгляд в потолок Гермес. — Прямо такое, чтобы работало! И что-нибудь полезное делало! — Ты что, мне до такого ещё знаешь, сколько лет пахать? — Заг отпил клубничного молока и продолжил сосредоточенно щёлкать клавишами — он уже печатал только одной рукой, второй устало подпирая голову. — Это всё равно интереснее, чем отвечать на бородатые вопросы про класс FuckYou и метод, возвращающий кулак с разогнутым средним пальцем, — пожал плечами Гермес. — Если тебя волнует скорость усвоения знаний, босс, всегда есть универсальное средство: находишь мануал, распечатываешь, набиваешь нужным наполнителем и куришь до достижения просветления. — Извини, Гермес, — покачал головой Загрей, — но я хочу продвинуться по карьерной лестнице чуть дальше Гипноса. — Эй! — вяло возмутилось с дивана полусонное тело. — Между прочим, я знаю языков программирования аж… много! Очень много штук! — И ни на одном дальше «Hello, world!» не ушёл, — поддразнил Гермес. — Вот не надо мне тут! — ядовито возразил Гипнос и, пытаясь не запутаться в собственной одежде, восстал с дивана. — HQ9+ я знаю лучше, чем родной греческий! — Тогда почему ты с такими талантами до сих пор сидишь на ресепшене, приятель? — Загрей вызывающе развернул кресло в сторону дивана, уперевшись ладонью в компьютерный стол, и второй рукой сдавил коробку из-под клубничного молока, шумно высасывая остатки. — Вам не надоело ещё? — уверенно проигнорировал его вопрос Гипнос, подходя к столу. По-хозяйски отобрав мышку, закрыл среду разработки — экран осветился красно-бордово-фиолетовым интерфейсом операционной системы, которая стояла на всех компьютерах головного корпуса. — Для эффективного запоминания информации нужно делать перерывы, иначе продуктивность мозга снижается. — Это самое умное, что я слышал от тебя за последние пять лет, босс! — искренне восхитился Гермес и хитро прищурился: — Что, дилера наконец сменил? — Ну тебя, — фыркнул почти обиженно сгорбившийся над столом Гипнос, мышкой шаря по иконкам меню в поисках эмулятора. — Вы опять в Хотлайн играть будете? — взвыл Загрей, разглядев мелькающие на экране названия файлов. — А ты опять будешь ныть и пытаться критиковать шедевр игровой индустрии, который и без тебя уже давно раскритиковали? — скептически наклонил голову Гипнос. — Там собак надо убивать! — возмутился Заг, выбираясь из кресла. Гипнос сразу же довольно занял его место. — Все с чего-то начинают, — пожал плечами он и, чтобы не выглядеть в глазах Загрея совсем уж безнадёжным садюгой, пояснил: — Игровая индустрия прошла долгий путь. Теперь любые персонажи кроме белых американцев — не обязательно враги народа, код больше не компилируют в тостере, графику рисуют не на туалетной бумаге, использованной сразу после процесса записи саундтрека, а гладибельная собака стала обязательным требованием любой игры. Но нельзя забывать о корнях! Экран пружинисто запестрил неоновым розовым, жёлтым, голубым. Загрей определённо понимал и уважал эстетику вечернего Майями и даже всю первую главу прошёл с огромным удовольствием, но окровавленный труп добермана на самом пороге «Tension» — это перебор. Он такого уже и в жизни успел насмотреться, ему хватило. — Пойду побьюсь о дверь ритуальщиков, — угрюмо оповестил он товарищей о своих планах. — Авось кто откроет. — Опять будешь с этим тусить? Который с косой? — спросил Гермес, не отрывая взгляда от монитора — на экране неизвестный психопат в маске тигра уже крошил голыми руками черепа абсолютно невинным посетителям сауны. Гипнос притворился, что слишком поглощён игрой, чтобы слушать их диалог. Гермес продолжил: — Интересный человек, но молчаливый больно. — Ты так говоришь, будто это недостаток, — фыркнул Загрей, запихнув руки в карманы джинсов и невпечатлённо наблюдая ужасную актёрскую игру Гипноса. — Для ритуальщика — наверное, нет, — согласился Гермес. — Но хороший программист — болтливый программист. — Комментарии, да — как можно больше комментариев, я помню, — кивнув, повторил сегодняшний урок Заг и демонстративно встряхнул пустую картонную коробку. — Спасибо! Потом отдам. Денег на клубничное молоко у него больше не было, так что сегодняшнюю порцию ему любезно купил Гермес. — Не бери в голову, босс, — простодушно улыбнулся тот, расслабленно полуприкрыв глаза, давно привыкшие к полумраку серверной. — До следующего урока! Загрей, наоборот, отсалютовав ему, вывалился из темноты в коридор и чуть не ослеп — в окно бил ясный, холодный свет послеполуденного весеннего солнца. Закрыв глаза предплечьем, Заг даже не сразу увидел, в чью грудь впечатался, едва за ним с громким скрипом закрылась дверь. — Тан? Я как раз шёл к тебе! Гордая фигура в чёрном даже не шелохнулась, продолжая задумчиво-тревожным взглядом сверлить тяжёлую дверь серверной. Загрей, чуть запрокинув голову, всмотрелся в омытое усталостью лицо и проглотил щипавший язык вопрос про сегодняшний визит Танатоса к матери. Вместо этого он осторожно поинтересовался, показав большим пальцем себе за спину: — Ты хотел заглянуть к ребятам? — Гипнос там? — равнодушно-холодным голосом спросил в ответ Тан, даже не переводя взгляда на Загрея. Тот кивнул, ожидая, что он примется уточнять подробности. Но Танатос лишь закрыл глаза и только тогда, тяжело вздохнув, наконец заглянул в лицо Загрею. Взвесил все «за», «против» и бумаги, стопку которых обнимал одной рукой. «Они все хотят меня вышвырнуть. Они все надеялись, что я не вернусь». Все, кроме одного? — Помочь тебе с этим? — Заг кивнул на стопку бумаг, не переставая прямо и открыто, доверительно смотреть ему в лицо в попытке выловить хоть что-то однозначное из странной смеси эмоций. Танатос с каким-то прискорбным, почти болезненным сожалением сжал губы и отвёл взгляд, тряхнув головой, словно пытался закрыть всё лицо чёлкой. Пару секунд подумал и развернулся к лифту, мимоходом кивнув. Заг, радостно улыбаясь, широким шагом последовал за ним. Загрею было, наверное, пять или шесть — он ещё только познавал мораль, — когда он поздним вечером вышел в лоджию, где вся худощавая, высокая фигура Танатоса склонилась над подоконником. Из-за длинных волос совсем не видно было лица, и Заг попытался разглядеть, что он делает. Лоджию заполнял горький запах, к которому Загрей привык ещё с дома и который Никта старательно смывала с него каждый раз, когда наставал её черёд приглядывать за ним. «Иди спать», — холодно бросил Танатос, когда Заг положил подбородок на подоконник, любопытно заглядывая ему под руку. «Что ты делаешь?» — невинно спросил ребёнок, глядя, как тает на свежем ночном воздухе вьющийся над пепельницей дым. «Не твоего ума дело», — отрезал Тан. «Нет, что ты делаешь?» — настаивал Загрей, подпрыгивая и пытаясь подтянуться на подоконнике, чтобы разглядеть получше. «Гашу сигареты, — хмуро ответил Танатос, лишь бы Заг поскорее отвязался. И только на секунду из его взгляда вдруг пропала строгость, когда он всё ещё холодным голосом добавил: — Не говори матери». Заг постоял рядом ещё несколько минут, наблюдая, как Танатос поджигает пламенем дешёвой пластиковой зажигалки одну и ту же половину сигареты и, действительно, гасит о дно стеклянной пепельницы. Всё никак не приходившая сонливость наконец окутала Загрея, и он пошёл спать. Но спустя неделю он сдался перед мучившим его вопросом. В конце концов, курить сигареты куда вреднее, чем гасить их, так что, по мнению пятилетнего Загрея, ничего страшного не могло случиться, если бы он рассказал об увиденном Никте. «Танатос гасит сигареты», — признался он, когда наконец привлёк внимание женщины. «Я знаю», — лишь ответила она ровным голосом. «Зачем? — с искренним непониманием спросил Загрей, заглядывая в её спокойное лицо. — Какой смысл, если он их не курит? Ему просто нравится смотреть на дым?» Заг не помнил, чем в тот момент была занята Никта, но она была слишком сосредоточена, чтобы ему ответить. Детский мозг довольно быстро переключился на другие проблемы, и ничего, что могло бы напомнить Загрею о случившемся, больше не происходило. Он сам вспомнил, лет в девять, когда Мег в очередной раз зашла в гости к Танатосу. Она вела себя в чужой квартире совсем по-хозяйски и, уверенным шагом пересекая кухню, всегда игнорировала сгорбленного над домашней работой ребёнка за столом. Тан закрывал за ними балконную дверь, и, окопавшись в лоджии, они приглушённо беседовали о насущном, пока Мег курила, невесомо держа двумя пальцами сигарету с ментолом, нежно приобнимая губами фильтр и выдыхая прокатывающийся по корню языка горький дым. Тогда Заг дождался, когда она уйдёт. Давно наступила ночь, и он должен был уже спать, но, как только щёлкнули замки закрывшейся за гостьей двери, Загрей высунул из-под скомканного одеяла голову и испуганно, сквозь виноватый ком в горле, признался: «Я рассказал маме, что ты гасишь сигареты». Танатос, повернув последний замок, посмотрел на него лишь вопросительно, не понимая, зачем Заг сообщает ему столь незначительные, очевидные вещи и какого ответа он вообще ожидает. Разумеется, он рассказал — дети не умеют держать секретов. Гипнос до сих пор не научился. «Она ведь знала, что ты куришь? — продолжал Загрей, сев на диване. — И ничего по этому поводу не делала?» «Она не любит лезть в мои дела», — равнодушно пожал плечами Танатос. Но почему-то же он не хотел, чтобы Никта об этом знала, так? Загрей долго вертел всю ситуацию в голове, оттягивая разговор на эту тему — пока разговаривать стало просто не с кем. Только пройдя через все невзгоды взросления под крылом Никты, Заг наконец понял, что Танатос элементарно не хотел разочаровывать, беспокоить, расстраивать её. Он прекрасно знал, что Никта не даст этим эмоциям выхода и будет молча томиться в этом расстройстве, считая себя плохой матерью. И всё-таки, курение оказалось далеко не самым худшим, что могло случиться.

***

Загрей с бесстрашным интересом исследовал труп — в мозгу немного коротило от ощущения кожи, но не идущего с ней в комплекте тепла, от того, как желеисто вели себя конечности при падении. Ему никогда не представлялась возможность посмотреть на поведение тела, в котором расслаблена каждая мышца. — У тебя точно не будет проблем, если я буду тут с тобой тусоваться? — то и дело уточнял он у Танатоса. Тот в ответ лишь отстранённо мотал головой, полностью сосредоточенный на бальзамировании трупа. — Сбавь давление, — только и попросил он, чуть повысив голос. Иначе просьба утонула бы в шуме древнего аппарата, закачивающего раствор в артерии некой юной красавицы со спокойным бледным лицом, медленно обретающим почти живой румянец, и аккуратно зашитыми пятью ножевыми. Загрей разобрался во всём неожиданно быстро. Привык и к обстановке секционной, и к работе в окружении трупов. Все стандартные процедуры дались ему легко — только колпачки под веки вставлять он всё равно пока не стал бы. Одевая тело, чудом удержался от шутки про «я за свою жизнь снял много лифчиков, но надеваю — впервые». — Куда дальше? — поинтересовался он полным энтузиазма голосом, когда Тан переложил наряженную девушку на каталку. — В гроб, в катафалк и в могилу, — равнодушно перечислил Танатос, спеша придать телу естественное положение, пока оно снова не закоченело. Он толкнул тележку к двери, скорее всего ведущей в помещение, где покойницу должны были уложить в подготовленный гроб. Заг постоял секунду, задумчивым взглядом проследив за каталкой, и вдруг подошёл к трупу. Из кармана, позвенев мелочью, вынул самую мелкую монету. — Ты в это веришь? — скептически спросил Танатос, занятый уборкой рабочего места и разглядевший его махинации краем глаза. — А ты нет? — спросил в ответ Заг, аккуратно протискивая одинокий обол в рот бедняги — повезло, что они не зашили ей губы. — Я атеист, — бросил Тан, с грохотом сбрасывая инструменты в раковину. — Неудивительно, — улыбнулся Загрей. — Я тоже не фанатик, просто… Если там что-то всё-таки есть, думаю, ей будет приятно. — Хуже, чем здесь, точно уже не будет. — Определённо. Танатос очень тяжело переносил перемены. В отличие от Загрея, всегда искавшего новое, восхитительное, взрывающееся адреналином в крови, ему с трудом давались даже переезды. И Заг с радостью наблюдал, как ему с каждым днём становилось немного легче. Невооружённым глазом этого заметить нельзя было — походка его была всё такой же твёрдой и тяжёлой, плечи всё так же напряжены, и голову он поворачивал в сторону каждого звука всё так же резко. Каждое движение будто бы точно выверено, выправка военная, взгляд строгий. У него сильно нависали брови, и хмурился он почти постоянно. Особенно, когда щурился. Особенно теперь, когда держал в руках брошенные ему на стол кем-то из коллег бумаги. Несмотря на то, что приглушённое освещение секционной сменилось ярким и прямым светом люминесцентных ламп, Танатос не в силах разглядеть мелкий текст сначала поднёс текст как можно ближе к лицу, затем, наоборот, вытянул руку с листами. Бесполезно. — Помочь? — негромко, боясь спугнуть, предложил Заг, рассматривавший содержимое небольшого шкафчика в углу кабинета. Танатос подумал немного, предпринял ещё одну отчаянную попытку хоть что-нибудь прочитать — не вышло. Со вздохом он протянул тонкую стопку Загрею. Тот довольно улыбнулся — не всё, не всё потеряно. Испуганный, ощерившийся зверь теперь не кусал бездумно каждую протянутую руку, но больше сидел, опустив голову, пытаясь осознать, когда успел пасть настолько низко. — Это всё приказы об увольнении, — перелистав всю стопку, огласил Загрей. — Читать полностью? — Нет, только имена, — мотнул головой Танатос, вслушиваясь. Заг послушно прочитал по одному имени с каждого приказа. — Скатертью дорога, — согласился Тан и, взяв в правую руку ручку, протянул левую за бумагами. — Что, прямо все такие ужасные сотрудники? — недоверчиво спросил Заг — в стопке было человек пятнадцать. — Возможно, — пожал плечами Танатос, выискивая, куда ставить подпись. Загрей ткнул пальцем в нужную строчку. — Понятия не имею, кто все эти люди. Делать надрезы вперемешку с инъекциями и зашивать раны хорошо получалось и левой рукой, но вот письмо ему явно не давалось. Из правой же руки, по-прежнему закованной в слои ткани, ручка неуклюже выскальзывала и вываливалась — пальцы почти не гнулись. Неудачные попытки добиться от злосчастной конечности хоть какой-то функциональности приносили столько боли и раздражения, что в итоге Танатос не выдержал. Протянул ручку Загрею, от стыда не поднимая даже взгляда на него. — Первая буква имени и точка, — заранее объяснил он. Загрей, склонившись над столом и закусив язык, приступил к усердному штампованию одной и той же элементарной подписи. Ни для кого не было секретом, что действительно важные решения всегда требовали участия нескольких главных лиц корпорации, включая Аида. Подделывать подпись Танатоса всё равно объективно бесполезно, так зачем ему усложнять всем, включая себя, жизнь? Это был вполне осознанный пораженческий жест со стороны человека, принявшего свою незначительность в масштабах полиса и теперь с вызовом бросающего её в лицо любому, кто поручал ему что-либо важное. Загрей не знал, как к этому относиться. Но мысль о том, что спустя лет двадцать он будет таким же, окунала его в абсолютный ужас. — Могу устроиться к тебе секретарём, — усмехнулся он, чтобы хоть как-то себя отвлечь. — На вторую половину ставки. Танатос молча поднял на него взгляд, затем снова сосредоточился на размашисто скользящей по бумагам ручке. Очки должны были быть готовы послезавтра, но руке до полного заживления было ещё далеко. — Я рассмотрю твою кандидатуру, — наконец благосклонно кивнул он в ответ. — Ты слышал что-нибудь про истинный архив? — спросил Заг, когда с бумагами наконец было покончено. — Или хоть что-то в этом роде. — Первый раз слышу, — фыркнул Танатос, уже сосредоточенно перебирающий выданную Аидом сегодня стопку. — Звучит, как фантазия воспалённого мозга. — Не думаю, что могу судить после двух встреч, но, мне кажется, у Ареса мозг воспалён хронически. — У этого? — Тан поднял на него взгляд. — Вполне. Он опять придумывает себе причины не уносить отсюда ноги? — Похоже на то. — Заг, неуютно скрестив руки на груди, задумчиво уставился в пол. Неприятно было даже думать о том, чтобы снова пересечься с этим странным мужчиной с окраины Тартара — всё тело сразу вытягивала в струнку необходимость ходить по ножам и постоянно держать в голове свод правил, сверяя каждый ответ. — Откуда взялся тот молодой человек из вашей подсобки? — задал встречный вопрос Танатос. — Гермес. — Не знаю, — честно признался Заг, — он просто в какой-то момент тут появился. Потом Гипнос нас познакомил. Мы сразу подружились, у него… У него акцент такой же. Слегка… олимпийский. Загрей ошарашенно умолк и запустил руку в чёрные лохмы, силясь обработать взрыв из новых связей, которые ему подбрасывал мозг. Ладно его вновь найденный кузен — тот мастерски прятался, явно получая удовольствие от преследования, от существования в условиях полувоенного времени. У Ареса в голосе, в речи — горные высоты и поэтичность, от которой Загрей сам долго избавлялся, как и от всего, что вбивал в него отец. С другой стороны, Ахиллес — его сюда сослали, чего он никогда не скрывал. В его тихих словах — луга северной Фессалии, Олимп окружающие. Но Гермес? Он где-то посередине. Почему он никогда не рассказывал о своём происхождении? Не считал нужным? Неужели, как и Арес, Гермес — один из непрошенных в их полисе гостей с Олимпа, которому удалось куда ближе подобраться к Аиду, к истинным архивам, к разгадке рождения Загрея? Знает ли он, какую роль во всей сложившейся ситуации вообще играет его новоявленный ученик? — Может быть, стоит спросить у Ареса? Насчёт Гермеса, — немного походив задумчиво по кабинету, предложил Заг, но тут же покачал головой: — Нет, нет, отвратительная идея. Танатос, едва подняв на него предостерегающий взгляд, быстро успокоился и погрузился обратно в работу. Довольный тем, что Загрей сам сделал все необходимые выводы, продолжил выбирать, какую стопку документов сунуть ему следующей на прочтение. На столе образовался хаос, белый в размытую крапинку, который им предстояло разгребать — медленно и малопродуктивно, сквозь боль и желание умыть руки, но уж лучше так.

***

Танатос всегда был исключительно чистоплотным — возможно, он не был одержим порядком, как мать, но всегда, сколько бы лет Загрею ни было, первым делом гнал его в ванную. До скрипа кожи — это было обязательным условием пребывания у него на квартире. Заг всё детство ненавидел, когда его заставляли что-либо делать, даже если речь шла о личной гигиене. Чего ещё можно ожидать от маленького ребёнка, когда даже взрослые в большинстве своём не умеют мыслить в долгосрочной перспективе. Теперь-то он понимал, с нежностью вспоминая, что полчаса намывания в ванной и ленивый суп на обед были совсем небольшой платой за целый вечер и целую ночь абсолютного покоя. За стенами никто ни на кого не орал. Все репетиторы и учителя с их скучными учебниками и назиданиями где-то далеко, у себя дома. Никаких осуждающих взглядов из-под нависших бровей, никаких криков, никаких требований. Никакого плача под одеялом в подушку, чтобы никто не услышал. Смеситель капризничал точно так же, как и десять лет назад — ничего не поменялось. На монотонно-белом потолке всё те же пятна, очень плохо энергосберегающая лампочка по-прежнему свисала на проводе с пожелтевшей изоляцией, сползающем на стену к выключателю, и зеркало запотевало жутко, потому что если не мыться кипятком, то зачем тогда вообще мыться, не правда ли. Хотя бы квартира уже выглядела чуть более обжитой — в шкафчике за зеркалом вместо ржавого бритвенного станка появились зубные щётки, паста, крем для бритья. Загрей ещё несколько минут возился с опасной бритвой. Если при первом рассмотрении она показалась ему просто странной, то теперь — совершенно невозможной. Язычок был слишком маленький, почти незаметный, и открыть бритву с его помощью было совсем невозможно — вот почему на корпусе и на лезвии для этого были специальные выемки. Получился гибрид бритвы и перочинного ножа. Танатоса подозрительно тянуло к чисто декоративным, коллекционным лезвиям, а их подозрительно тянуло к нему. Завернувшись в гиматий из махровой простыни, Заг наконец выбрался из ванной, весьма заинтересованный содержимым сковороды, которую Тан встряхивал, чуть приподняв над огнём. В студии приятно пахло жареным луком, и верхний свет был выключен — только кухню освещала встроенная в вытяжку лампа. — Брюссельская капуста, морковка, лук, — разглядел Загрей, любопытно высунувшись из-за спины Танатоса, и в голосе его протянулись тонкие нотки разочарования. — Не нравится? — непоколебимо уточнил, косясь на него, Тан, уже готовый к работе с возражениями. — Эта кухня видала комбинации и похуже, — простодушно махнул рукой Заг. От широкой улыбки чуть побаливали порезы на щеках. — Налей Церберу кефира в миску. — Танатос, сгружая овощную массу на тарелку, кивнул в сторону холодильника. Загрей, правый край своего махрового гиматия закинув на левое плечо, послушно последовал просьбе. — И подстилку поменяй. Угол, куда их ещё в первую ночь сгрузил Заг, щенки облюбовали, не рискуя выбираться за пределы большой одноразовой пелёнки. Не найдя ничего лучше для прорезывания зубов, все трое грызли несчастную джинсовую куртку, и каждый тянул в свою сторону. — Кушайте кефир, растите сильные, и однажды вы её порвёте, — ласково улыбался Загрей, присев на корточки рядом с окружившими миску щенятами. И, расстилая новую пелёнку, заметил: — Скоро пора будет приучать их к улице. — Прививки сначала им все поставь, — отозвался Танатос. — Записали на послезавтра, — кивнул Заг. Плесень так и не сошла — свет от вытяжки не дотягивался до поражённого сыростью и грибком угла, и из полумрака на Загрея, пока он вдумчиво уплетал горьковатую, но в принципе съедобную капусту, смотрело множество тёмных точек. Он из вежливости старался не смотреть в ответ. Что-то надо будет с этим делать, но пока Танатос просто проветривал помещение как можно чаще. — Я распаковал себе зубную щётку. Красную, — оповестил его Загрей, отвлёкшись на секунду от ужина. И, вдруг осознав всю странность ситуации, добавил с усмешкой: — Такими темпами скоро сюда перееду. — Тебе и раньше ничего не мешало, — повторил Танатос. Отвернувшись, он мыл сковородку, стараясь не намочить правую руку. — Но какой смысл, если мы все ждали, что ты вот-вот вернёшься? — Заг опустил взгляд в тарелку, задумчиво хмурясь. — Никта ждала. Наверное? Я не знаю, что творилось у неё внутри, но она как будто совсем не переживала. — Похоронка же не пришла, значит, незачем и тревожиться — всё в порядке. Казалось, ещё немного, и в металлическом дне сковородки появится дыра. — Да, но почему похоронка? — Заг перевёл взгляд на вешалку у входной двери, где висело тёмно-чёрное пальто, какие выдавали в армии на межсезонье. На таких особенно хорошо смотрелись яркие ордена. Тан должен был вернуться учёным или хотя бы героем. — Это же… Разве это не была какая-то научная программа? — Всё засекречено, — отрезал, словно заранее останавливая себя в страхе проболтаться, Танатос. — Ты же сам сжёг все документы той ночью, — почти возмущённо напомнил Загрей. Тан тяжело вздохнул и отложил несчастную сковороду, обеими руками упираясь в столешницу. Не помогло — дрожь передалась в плечи. — Твоей же безопасности ради — всё засекречено, — повторил он настойчивее. — О моей матери все тоже молчали ради моей же безопасности? — требовательно спросил Загрей. — Я не собираюсь с тобой об этом спорить, — поспешил охладить их разговор Танатос. — Привыкай делить жилое пространство с другими людьми. Заг долго не мог уснуть. Огороженный спинкой дивана, навострившись, он слушал, как в углу, поскуливая и сопя, устраивались на ночь щенята, а за столом, напряжённо дыша от боли, Танатос крупно дрожащими руками менял повязки. Отложив в сторону защитную перчатку, он осторожно разминал непослушные пальцы — теми, которые хоть немного сгибались, пытался подбирать со стола мелкие предметы. Загрей всё-таки сдался ласковым объятиям сна. Он всегда укрывался одеялом по самый нос, и Тан, глядя на это спустя десять лет, едва ли позволил себе чувствовать неизбежно разливающееся по груди тепло. Нет, что вы, он не способен на умиление — невозможно, пережив подобное, сохранить способность испытывать человеческие эмоции. Так ведь? Это была какая-то очень отдалённая база в заполярье — что-то вроде Шпицбергена или Земли Франца-Иосифа. Они пытались вычислить координаты по звёздам, но вскоре бросили это дело. Никто не знал, в какую спорную территорию Греция внезапно решила закинуть порцию пушечного мяса. Посреди круглый год заснеженного леса стояла их маленькая станция. Сорок человек, как шпроты в банке. Никуда друг от друга не деться. Тогда, там, их жизнь вернулась к примитивным понятиям, к выживанию в каменной древности. Громкие звуки никогда не предвещали ничего хорошего. Рёв медведя, крушащего всё на своём пути. Грохот на ладан дышащего оборудования, которое придётся кое-как чинить самим. Ссоры товарищей по отряду — кто-то сегодня ночью найдёт у себя между рёбер лезвие штык-ножа. Если не хочешь так же, учись избегать конфликтов — и молись, молись всем богам, чтобы никакой разведчик вас не услышал, чтобы вас не нашли. В столовой тёплая еда, но Танатоса тошнит. Хочется просто упасть и выплакаться ножке от стула. Он запихивает это желание себе в глотку вместо еды — калорий хватает на несколько лет вперёд.

***

Милая миниатюрная девушка с ярко-жёлтыми линзами и настоящими дредами теперь каждый вечер мыла этаж, на котором располагалась серверная. Милую миниатюрную девушку звали Дузой, и смех у неё был невероятно звонкий, хрустально-переливистый. Зато, когда Заг говорил ей, что умилительнее имени никогда не слышал, она смущалась, вжимала голову в плечи, отчего круглые её щёчки становились ещё круглее, и шипяще хихикала, выдыхая на букве «с». Только тогда он заметил — у Дузы были выступающие клыки и сплит языка. Когда они разговорились, Заг всё пытался разузнать, каким чудом принцессу бодмода занесло в их полис. У Дузы был явный южный акцент — хотя не спартанский, скорее, наоборот, ближе к Афинам. — Откуда ты так хорошо разбираешься? — удивилась девушка, и глаза её, засияв вдохновением и уважением, стали почти такими же круглыми, как её лицо. — Двадцать лет практики и миллионы опытных образцов, — печально рассмеялся Загрей, рукой обводя вид из окна, на подоконнике которого они устроились. Рядом, около лифтов, стояла уборочная тележка, прислонившись шваброй к стене. Смена уборщиков ещё только начиналась, и времени Дузе обычно хватало с лихвой, потому она не боялась лишних полчаса потратить на разговор с ещё одной тёплой, живой душой, тоже оказавшейся в плену у огромного полиса, раскинувшегося у них на глазах в своём вечернем блеске. — И как ты здесь оказалась? — любопытно наклонил голову Заг, рассматривая, как в её глазах отражаются звёздами ночные огни высоток. — Да так же, как и все, — рассмеялась девушка, но доверительно наклонилась чуть ближе и спросила с грустной улыбкой: — Когда не можешь пригодиться там, где родился, остаётся одна дорога, так ведь? Она сидела, по-детски подобрав обе ноги в тяжёлых шнурованных ботинках и рваных сетчатых колготках под коротенькими джинсовыми шортами, и она была абсолютно права. Не было в Греции больше ни одного полиса с таким гибким понятием гражданства, так уж сложилось исторически. Людям вроде Дузы необязательно было знать тонкости. — Тебе разрешают так ходить на работу? — чтобы сменить тему, поинтересовался Заг, кивая на её наряд. — У тебя дресс-коду соответствует разве что только пропуск. И Дуза снова шипяще захихикала, прищурив большие глаза. — Не знаю, — призналась она. — Косятся некоторые, но замечаний никто не делает. Думаю, всем всё равно. Нам же не с клиентами работать. И то верно — уборщикам, чья смена начиналась, когда большинство сотрудников покидало рабочие места, не перед кем было наряжаться. Им выдавали специальные фартуки, накидки, перчатки для работы с агрессивными моющими средствами, но за их работой следили лишь бездушные камеры наблюдения, жмущиеся в углы высоких стен. — Но тебе точно не холодно так ходить? — обеспокоенно спросил Загрей. — Я не мёрзну! — смеясь, махнула рукой Дуза. — Да и всё равно потеплеет скоро. Зима выдалась холодная — снег до сих пор не весь стаял, и ветер время от времени дул ледяной, пронизывающий. Но лето действительно обещали жарким, даже по меркам Греции. Оставалось только надеяться, что зной Дуза перенесёт так же хорошо, как и мороз — что они вместе будут бегать по нагретому солнцем песку, ловить струи фонтанов, прятаться в тени дворов и переулков. Заг помнил и любил это тепло зарождающейся дружбы, искрящееся внутри желание принести радость человеку рядом. Огонёк дрожал и трепыхался, едва только разгоревшись, и времени до следующей возможности сбежать из полиса оставалось не так уж много — и Загрей решил, что надо ценить и выражать благодарность за настоящее, пока оно у него в руках. — Да, но сейчас на улице холодно… — Улыбаясь, он полез в рюкзак, и Дуза наклонилась, с интересом ожидая, что же он вытащит. Загрей уже привычным движением извлёк из кармана круглую склянку и протянул. — …Так что можно согреваться вот этим. — Я… Это… — Девушка сначала удивлённо подняла брови, затем нахмурилась, озадаченно глядя на чуть помятый фиолетовый бантик на тонком стеклянном горлышке, но быстро поняла: — Это нектар? Голос её сменился испуганным шёпотом, и огромные яркие глаза тихо спрашивали, что он вообще делает, и уверен ли он, и не перепутал ли он её с кем-то. Но Загрей осторожно переложил склянку в похолодевшую ладошку Дузы, тепло накрыв её своими ладонями. Девушка переводила взгляд то на него, то на нектар в своей руке, пыталась помотать головой, но Заг спокойно улыбался ей, не принимая никаких возражений. — Я… никогда ничего такого не пробовала, — наконец прошептала Дуза, ссутулившись вокруг драгоценной бутылки. — Я думал, у вас там намного легче достать нектар с амброзией, — озадаченно наклонил голову Заг. — Легче, — согласилась, усмехнувшись, Дуза, — просто не всем. Загрей понимающе покачал головой и слез с подоконника. — Вещь совершенно безопасная, — объяснил он, вызывая лифт, и предупредил: — Можно разводить или прямо из горла — только не пей, когда тебе грустно. — Почему? — с интересом разглядывая, как тягуче обтекает стенки нектар, спросила Дуза. — От нектара все эмоции начинаешь чувствовать в разы сильнее. Можно так себя до самовыпила довести. — Спасибо! — Девушка улыбнулась сначала обеспокоенно, но постепенно тревога на её лице растворилась, уступая нежной благодарности. — За нектар и за информацию! Они попрощались — двери лифта закрылись, и Дуза, прижав к груди маленькую, но невероятно ценную склянку нектара, сползла с подоконника тоже. Хотелось куда-нибудь убежать. Всё получилось так неловко — или, наоборот, приятно и мило? Ей же подарили целую бутылку нектара, так? Но она всё испортила этим смущённым «До встречи» себе под нос — что, если он её даже не услышал? Нет, он же помахал в ответ на прощание — может, ему просто смешно наблюдать её стеснение? Ах, чёрт, ничем она не похожа на полных грации героинь древней лирики, которые заслуживают такой обходительности. Вцепившись свободной рукой в дреды и пластиковые ремни у себя на голове, Дуза принялась ходить кругами по этажу, пытаясь понять, что только что случилось — готовая принять любое, самое тревожное предложение мозга за чистую монету. Но одно слово застряло в голове, и девушка вдруг начала прыгать на месте, и это слово ярким резиновым мячиком билось о черепную коробку и звенело: «Счастье, счастье, счастье». — Как там семейный бизнес? Прерывистое облако табачного дыма поднялось над головой Ареса, когда дверь парадного входа провернулась. Загрей, полностью поглощённый мыслями о том, что надо будет куда-нибудь сходить с Дузой в выходные вместо того, чтобы отнимать у бедняги рабочее время, вздрогнул едва заметно от неожиданности и замер на месте. Арес выбросил куда-то в сторону окурок, словно осуждая за то, что его заставили так долго ждать. Загрей широким шагом бросился к ожидавшему его мужчине. /*В такие моменты благодетельного Принца неизбежно посещала мысль о том, что, вероятно, он взял на себя слишком много; при том он не имел в виду обязательства перед собою, нет. Возможно, доверчивому Принцу стоило задуматься над тем, кого он подпускал к себе столь близко…*/ — Арес, господи, невероятно приятно вас здесь встретить… — бормотал в попытках заглушить голос в голове Загрей, панически сжимая и встряхивая неловко руку слегка озадаченного знакомого. — Извините, я даже понятия не имел, что вы придёте… Если бы знал, я бы… я… Пойдёмте, прогуляемся, почему бы нам не пройтись, да? Он галантно положил ладонь на предплечье Ареса, разворачивая массивного, на две головы выше его мужчину, и второй рукой приглашающе указал в сторону лестницы из полированного графита. — Вообще-то… — Арес, приподняв брови в лёгком удивлении, остро улыбнулся и снял ладонь Загрея со своей руки, не отпуская при этом его запястья. — Я не планировал показываться на столь людных улицах, наоборот — мне было бы приятнее, если бы ты согласился на… скажем, небольшую поездку по городу. Посмотрим живописные места, поговорим, как тебе такая идея? Заг посмотрел наверх, в спокойное, уверенное лицо мужчины. «Не позволяй нападающему менять локацию. Ты уже один раз позволил ему увести тебя — и это чудом не закончилось плохо. Ты без оружия. Думай, думай, думай», — твердил внутренний голос. — Почему бы и нет? — пожав плечами, простодушно и открыто улыбнулся Загрей. Арес, получив заветное согласие, довольно хмыкнул себе под нос, отпустил его руку и направился в сторону служебного входа, где в переулке припарковал мотоцикл. Заг послушно последовал за ним. — Только у меня нет второго шлема, — предупредил он и добавил: — Первого, впрочем, тоже. Иначе в чём был бы смысл водить мотоцикл, не правда ли? Загрей не сказать чтобы был особо удивлён. Только набрал, словно бы напоследок, побольше воздуха в грудь, садясь на громоздкую машину, и обхватил покрепче широченную грудь спереди. От мужчины пахло холодным одеколоном не больше, чем потом. Узор из заклёпок на спине впился в щёку и висок, и Заг изо всех сил зажмурился. Холодный ночной ветер оглушающе ревел в ушах и остервенело трепал отросшую чёлку, пока Загрей считал мелькавшие в испуганной темноте фонари — они неслись сначала по плохо освещённым полупустым переулкам, затем вывернули на какую-то большую и яркую улицу, где приходилось обгонять машину за машиной, и от каждого наклона сердце замирало и в горле клокотал крик, проглатываемый тут же. Вот она — настоящая жизнь, настоящая борьба за существование, дистиллированное «на волосок от смерти». Он приоткрыл глаза, всё ещё щурясь от ветра, только когда заслышал грохот поезда справа. Мотоцикл мчался по мосту через Флегетон, и сквозь мелькавшую над головой паутину балок и тросов, освещённую фарами чуть отстававшего от них состава, на Загрея смотрело огромное чёрное небо. От белоснежной луны по речной ряби бежала тусклая дорожка, и угрожающе выглядывали из темноты доков корабли и баржи. И Заг снова закрыл глаза, представляя тот день, когда всё это будет у него в руках — когда он наконец окажется на свободе. Мотоцикл спустя светофор, спуск и несколько поворотов всё же сбросил скорость около пустующего тротуара, протянувшегося вдоль чугунного ограждения реки — на островах Асфоделя не делали таких вычурных набережных, как в Тартаре или Элизии. Заг попытался слезть с машины — руки и ноги будто бы набили сигаретным пеплом, вроде держащим какую-то форму, но мгновенно рассыпающимся при прикосновении. Арес лишь разочарованно вздохнул: — Приношу свои извинения, я думал успеть, пока мосты не развели. Вдалеке действительно виднелся мост, действительно уже разведённый. Под аркой мирно плыла ровная процессия из разнящихся по размеру, блестящих сигнальными огнями судов. Загрей видел всё это много раз, когда выбирался сюда с приятелями, и зрелище с годами потеряло эффект, хотя надо было признать — торжественно-молчаливое шествие кораблей сквозь ночь, медленное поднятие многотонной конструкции и слаженная, роботизированная работа механизма до сих пор его по-своему завораживали. Если постараться, в полисе всё-таки можно было найти развлечения кроме наркотиков. Арес, достав пачки во внутреннем кармане куртки сигарету, встал спиной к чугунному ограждению. Он уже полез рукой в джинсы, но Загрей, как и в первый раз, молча предложил зажигалку. Мужчина смерил его оценивающим взглядом, но тут же спокойно воспользовался предложением. — Так вы всё-таки родом с Олимпа? — уточнил Заг, убирая зажигалку обратно. — Смотря к кому в дальнейшем попадёт эта информация, — нарочито недоверчиво прищурился Арес, с удовольствием затягиваясь. — Мне не с кем о таком говорить, — слукавил Загрей, боком прислонившись к ледяному чугунному ограждению. Мимо тянулась полупустая баржа. Он добавил, уже честно: — Нормальные люди просто пальцем у виска вертят, когда слышат, что я хочу отсюда сбежать. Арес усмехнулся сквозь горький дым: — Как из тюрьмы. — Почему «как»? — пожал плечами Загрей, равнодушно отводя взгляд. — Тогда скажи мне, — заинтересованно хмыкнул Арес, и голос его плавно прокатился по верхним нотам, спустившись обратно в приятный, уверенный бас, — зачем тебе это может быть нужно? Покидать это место — ради чего? — Не вижу здесь своего будущего, — сходу ответил Загрей. — Всегда мечтал жить на Олимпе. — Бросить полис, где у твоей семьи такое хорошее положение, только чтобы начать всё с нуля, построить свою жизнь собственными руками и добиться успеха самому? — медленно кивая, интерпретировал его слова Арес, искоса глядя на юного собеседника. — Не слишком ли амбициозно? Как я уже говорил, на Олимпе сейчас далеко не самая приятная обстановка. — А здесь чем лучше? Все грызут друг другу глотки за должность повыше, которая в перспективе не значит ничего. В экономике застой, который кое-как маскируют строительством дешевейшей жилплощади на последние деньги. Народ уже устал ждать светлого будущего и открытия границ, выплачивая неподъёмную ипотеку из мизерной зарплаты. Арес глубоко затянулся, устремив хмурый взгляд вдаль и взвешивая варианты. — И ты просто так сбежишь, поджав хвост? — строго спросил он. — Оставишь людей здесь утопать в грязи вместо того, чтобы попытаться хоть что-то сделать? У тебя столько влияния в этом полисе! Почему бы этим не воспользоваться? Он вдохновенно обвёл рукой раскинувшийся за рекой вид на заводы, склады и сияющие высотки Тартара. Загрей лишь покачал головой. — Мне с детства пытались привить эту мысль. Я не собираюсь больше быть марионеткой в чьих-то руках. Мне здесь не место, и все это знают. Арес, внимательно выслушав, лишь сжал губы и немного помолчал, хороня свои планы извлечь выгоду из столь полезного знакомства. Взяв паузу на раздумье, он снова затянулся. — Быть хозяином своей судьбы — достойное стремление, собрат, которое я полностью разделяю, — наконец отозвался похвалой он. — Признаюсь тебе честно, у меня такие же проблемы — взаимное непонимание с другими членами семьи. Наши цели идут вразрез. — Он помолчал немного, устремив задумчивый взгляд в звёздное небо. Загрей, наоборот, считал потрескавшиеся плитки тротуара. Арес вдруг заметил: — Никта — твоя мать весьма властная женщина, не правда ли? — В меру, — не смог не согласиться Загрей. Теперь надо было быть особенно осторожным, чтобы не выбить задобренного Ареса из нужной ему колеи. — Но я вовсе не удивлён, — покачал головой мужчина, мечтательно выдыхая сигаретный дым вверх. — Ещё бы ей не быть властной, когда жизнь подвергла её таким испытаниям. Растить детей одной, без отца. Я часто думаю о ней — не сочти за неуважение, но я склонен считать, что ей было бы гораздо легче, будь в её жизни… сильный мужчина. Арес, чуть наклонив голову, предложил ему эту смелую мысль. Загрей немного проморгался, пытаясь сквозь охренение придумать более-менее вежливый ответ. «В её жизни однажды появился сильный мужчина, статный брюнет с роскошными усами, и с тех пор легче никому не становилось», — горько возразил он про себя, но сразу понял, что вслух этого говорить не стоит во избежание трактовок, которые точно не будут ему на руку. — Я… — кое-как прочистив горло, начал Заг. — Я, напротив, встречал довольно много женщин, которым гораздо легче держать ситуацию под контролем в одиночку. — Инстинкты есть инстинкты, — списав неопытность собеседника на его возраст, отмахнулся Арес. — Поверь мне, когда поживёшь с моё — начинаешь видеть истинные желания под маской силы. Нужно много контроля над собой и окружающими, чтобы выжить здесь — много дисциплины. Но в глубине души они все хотят быть честными со своими чувствами. На то и существует бритва Оккама, не зря у древних сильные завоёвывали, а слабые сидели дома. Не желая и дальше выяснять, насколько хронически съехала крыша у его собеседника, Загрей решил прервать его рассуждения: — И всё-таки, — перевёл тему он, — вы поможете мне перебраться за стены? Вы рассказывали, что уже так делали. — Много раз, — согласился Арес, и сухие губы его тронула ностальгическая улыбка. Он снова затянулся, вспоминая. — Раньше, когда пограничников было не так много, можно было пересечь границу даже на мотоцикле, если правильно рассчитать маршрут. — Мужчина похлопал сидение своего верного железного коня. — Теперь лучше всё же по воде. — Я уже пытался прошлым летом, — закивал Загрей. — Планировал, когда потеплеет, снова. — Тебе понадобятся транспорт, хорошее знание местности на правом берегу Стикса, отходные пути и схема передвижений патрулей береговой охраны, — перечислял Арес. — Остальное — по мелочам. Но вот важный вопрос: что взамен получу я? — Что угодно в пределах моих сил, — с готовностью кивнул Загрей, хитро улыбаясь, но уже ожидая подвоха. — Вы же сами говорите, что я весьма влиятельная фигура в полисе. — Чудесно, — улыбнулся Арес и, выкинув в реку окурок, протянул ему ладонь. Уговор о взаимопомощи скрепили рукопожатием. — Поверь мне, я не потребую от тебя ничего сверх возможного. И, прошу, знай, что я доверяю тебе, как родному. Мне нужна будет помощь в поиске кое-кого важного — если он вообще находится здесь. Впрочем, у меня есть весомые основания полагать, что так и есть. — Вы обратились к правильному человеку! — приятно удивился такой простой просьбе Заг. — Кого нужно найти? — Та склянка нектара, которую ты мне недавно вручил, — зашёл издалека, чуть прищурившись, Арес. — Превосходный напиток, товар высшего класса! Поистине, эта вещь способна вызвать зависть самих богов! Такого чистого нектара я не пробовал с тех пор, как последний раз бывал дома. Будь добр, скажи, у кого ты его приобрёл? — У нас в столовой торгует мужчина, — махнул рукой в сторону Тартара Заг. — Вам нужен дилер? Он довольно надёжный человек, просто надо договориться… — Нет, нет, меня не интересует он, — покачал головой Арес, и потемневшие глаза его блеснули хищно и холодно. — Мне нужен его поставщик — и поставщик его поставщика, и так далее. Иными словами, мне необходимо добраться до вершины этой цепочки.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.