run, run, lost boys

Всё кругом становится безмятежным. Здесь до той степени тихо, что почти волшебно – скрытое снежное королевство с ведьмами и драконами, или это могут быть жуткие, бесплодные земли и тени, скрывающиеся в самых тёмных уголках, – это зависит от того, что вам ближе. Здесь больше оленей, чем людей, больше снега, чем деревьев, и больше шансов побыть наедине со своими мыслями, если вы так склонны это делать. Это очень не похоже на жизнь в городе, переполненную людьми, за каждым из которых свой громоздкий багаж мечт. Сону спрашивает себя: будет ли он жаждать этого молчания, как только вернётся домой, где каждый молчащий человек говорит так громко? Сидя перед их палаткой, он наблюдает, как солнце восходит за завесой облаков – его лучи танцуют симпатичными розовыми и синими тонами, что так приятно играют друг с другом. «Шоу должно продолжаться», — кажется, оно шепчет своему единственному зрителю. Покой приятен, даже если процеженный свет, кажется, тащит Сону за ноги в неизбежное будущее. После того пробуждения он больше не засыпал, и именно поэтому сейчас был свидетелем того, что прежде никогда не видел. В последние часы ночное небо может быть таким неподвижным, будто сама земля перестаёт вращаться – замирает в ожидании. Но когда Сону видит, как тёмное небо неторопливо озаряется яркостью, как звёзды исчезают с полотна, словно растворяясь, он ещё раз напоминает себе, что время никогда не останавливается. Даже если ночь казалась такой бесконечной. Сону чувствует усталость, но это скорее истощение, которое не имеет ничего общего с отсутствием сна. Парень вздыхает, выдыхая вместе с воздухом все мысли, которые так волнуют, и его глаза бродят по широким просторам суши и снега, которые были домом в течение нескольких суток. Даже понимание того, что он не сможет оставаться здесь долго, не препятствует встрече этого дня как можно позитивнее, вытягивая руки и зевая. Сону слышит некоторых оленей издалека и обращает внимание на шорохи палаток: лагерь медленно оживает, но ненцы настолько тихо передвигаются, что на это очень легко не обратить внимания совсем. Как и происходит каждое утро, не проходит много времени, и вокруг Сону начинает кружить Якша: подобравшись по тропинке к их палатке, она уже видит младшего снаружи и, виляя хвостиком, взволнованно бежит к нему. Ким с улыбкой встаёт на колени, обнимая друга, и даже позволяет собаке вылизать его щёки до зеркального эффекта, всё время хихикая с неподдельным восторгом. — Я буду скучать по тебе, — обращается он к Якше. — Слушайся Сонхуни-хёна, хорошо? Собака лает, будто понимает все его слова, и Сону не может сдержать грустной улыбки. — Беги, — продолжает он, поднимаясь с колен, — я знаю, что у тебя много работы. В отличие от меня, — и указывает пальчиком на скопление оленей. Носиком Якша упирается в перчатку Сону и ещё раз тявкает перед тем, как с оживлённым хвостом и прыгающими от бега ушами уйти к стаду. Сону смотрит на всё это с забавным выражением лица, и его сбивает с толку, насколько нормальным и правильным всё сейчас кажется. Палатка позади него раскрывается, и когда он разворачивается, то видит Сонхуна с бледными глазами, жмурящимися от случайных лучей раннего солнца, попадающих ему в лицо, рот широко раскрывается и ладошка не успевает подлететь к нему – явные признаки человека, не отошедшего от сна. — Доброе утро, хён, — приветствует Сону с улыбкой, а Сонхун смотрит на него, как на воскресшее солнце. Люди, окружающие Сону, часто сравнивают его с солнцем, и, наверное, легко понять почему. Он любит носить разноцветную одежду, обычно энергичен и его не трудно заставить сиять с улыбкой на лице. Нуна часто говорит, что он смеётся всем телом, особенно после того, как стал жертвой её убеждающей речи и они вместе смотрели смешные ситкомы. Джейк же прозвал его Санни, что срывается с языка как-то машинально, но Сону не находит прозвище сырым. Джей гораздо более прагматичен, когда говорит, что Сону радиоактивен… ну да. Как одна из этих светящихся палочек. Сколько не встряхивай – он никогда не остановится. Всем так легко хотеть быть солнцем, которое может осветить чью-то жизнь, но почему бы не хотеть стать луной, чтобы осветить даже самые тёмные часы? Сону провёл ночь, раздумывая именно над этим, и всё, что вертелось в его голове – то, насколько Сонхун молчаливый, старательный и яркий, но не в подавляющем большинстве случаев. Как каждый день – он добрее и нежнее. Его грубая, непоколебимая сила сияет сквозь тьму. Будто слыша мысли, старший останавливается рядом, и какое-то время они просто стоят, наблюдая за рассветом с затаившим дыханием. Солнце поднимается всё выше, окрашивая землю в грандиозные оттенки красного и оранжевого, а затем и в мягкие оттенки жёлтого. Когда ты так близко к природным явлениям, это действительно даёт некоторое преимущество. Ты чувствуешь себя таким… незначительным. В хорошем смысле. Будто то, что ты остановишься и передохнёшь, никого не заденет, в конце концов, потому, что ты просто маленькое, незначительное пятнышко в такой огромной Вселенной. Это как напоминание о том, что мир намного старше нас. Что он будет старше нас даже после того, как мы все уйдём. Нужно научиться засовывать мимолётные моменты в кармашки своих сердец и помнить, что какой бы короткой жизнь ни была, нам повезло, что она у нас вообще есть. — Знаешь что, хён, — говорит Сону, сцепив их руки вместе. — Я думаю, что любить кого-то – это худшее, что могло случиться с человеком. Сонхун любопытно смотрит на него, невзирая на касания. Во всяком случае, он радуется теплу, которое всегда испускает младший, как его личное, собственное солнце. — Это вроде приятно и окрыляет, но в то же время больно до невыносимости, — голос Сону хриплый, — честно говоря, это печально, но… всякий раз ты его видишь, — он придвигается ближе к старшему. — Твоё сердце просто чувствует себя таким тёплым и размытым. Как будто… как будто боль того стоит? Просто чтобы знать, что он существует. Он косится на Сонхуна, и его глаза вдруг широко раскрываются. — Знаешь, о чём я? Но Сонхун, кажется, понимает, с чем на самом деле борется Сону. — Сону-я, — говорит он с бесстрастным выражением, — всё будет… в порядке. И разрывает их руки, но только чтобы перехватить и сжать ладонь младшего, который наслаждается теплом, как колыбельной. — Мы… мы будем в порядке. Сону ничего не говорит больше, потому что, возможно, вот он – ответ на все его вопросы. Без нужды в объявлении. Старший сжимает его руку, и живот наполняется таким количеством бабочек, что это может показаться безумием, но это – единственное чувство, которое имеет смысл. Иногда самые важные разговоры могут происходить на кончиках пальцев, когда одна рука держит другую. В первом утреннем порыве они напрягаются от страха, а затем с лёгкостью растягиваются, притворяясь, что понимают, чего от них хочет этот мир. Остальная часть дня проходит без происшествий: племя быстро собирается, Сону помогает в последний раз, и он делает всё, пытаясь показать, как благодарен и Вике, и Сонхуну, исполняя больше всего, чем обычно. Когда приходит время уходить, некоторые люди из племени стоят вместе, чтобы отправить его. Небольшие санки, разрисованные северными оленями, тоже в ожидании, пока Сонхун тщательно крепит верёвки и узлы. С некоторыми из людей Сону знаком – например, с этим веснушчатым мальчиком, который помогал носить дрова, и с тех пор зубасто улыбался ему всякий раз, когда проходил мимо. Или с добрым стариком, отвечающим за ремонт саней – тот, кто на днях провёл Сону обратно в их палатку, когда тот заблудился. И даже дерзкий малыш здесь со своим отцом, и девчушка, за которой он присматривал однажды с Сонхуном, когда Вика и родители ребёнка были заняты. — Братик, ты что, женился? Сонхун фыркает, но пытается изобразить это как кашель. Сону смотрит на него с тревогой, но не долго, всё ещё не понимая, почему этот ребёнок смотрит на него так, будто он украл любимую игрушку. — Нет, Эля, мы не женаты. Большие глаза девчушки бегают по Сону, который не знает, как ему стоит реагировать, поэтому просто неловко стоит на месте, сжимая руки. — Это потому что он красивый? — Мы не… Он не мой муж, — со вздохом повторяет Сонхун. — Но да, он очень красивый. — Разве ты не можешь жениться на мне, вместо него? — Сонхун почти хочет расплакаться, вот, что он хочет. — Эля, милая, мы не обручены. — Потому что я могу стать красивее него, когда вырасту, — продолжает девочка, подозрительно глядя на Сону, пока не отбегает к Сонхуну, который без колебаний подхватывает её на руки. Ребёнок прижимает пухлую щёку к плечу старшего, играясь пальчиками с ниткой на куртке. — Мой папа говорит, что я просто ещё не доросла! Сонхун просто кивает, похлопывая девочку по спинке, смотря при это на Сону, который внимательно наблюдает за засыпающей Элей, шепча старшему на корейском: — О чём вы говорили? — он беспокойно прикусывает нижнюю губу. — Она хотя бы сказала, почему я ей не нравлюсь? Сону чуть не задыхается, когда к нему приходит осознание, а Сонхун всё это время пытается сдержать вырывающийся смех: — Я должен был принести подарок, не так ли? Маленькая девочка нерешительно машет Сону, и второй даже хочет помахать ей в ответ, но та быстро отвлекается и начинает дёргать родителя за штаны, желая забраться на руки. Ким вздыхает с мыслями, что она, по крайней мере, его не ненавидит. Смотря на Элю, он почему-то думает о своих двоюродных родственниках. Во многом, Сону очень рад вернуться домой, соскучившись по семье и друзьям, мысленно готовясь и к ругани, и к нежности. Но перед этим они его тоже обнимут, так что Сону не будет винить их. Сначала, по плану, Сонхун и он отправятся в город, потому что меньшие, более лёгкие санки, которые готовит старший, означают, что они быстрее – всего за несколько часов вместо целого дня – достигнут пункта назначения. Они решают, что Сонхун останется с Сону на некоторое время, по крайней мере, до тех пор, пока к нему не придёт помощь, и только тогда он вернётся к остальной части племени на юг. Перед отъездом Вика вручает ему небольшую сумку с едой и несколькими рублёвыми купюрами. Увидев деньги, Сoну немедленно протестует и пытается вернуть их. — Я не могу принять это, Вика. Я должен быть тем, кто тебе их даст. Женщина просто качает головой, мягко выдергивая купюры из его руки и кладя их обратно внутрь сумки. Она цокает языком на младшего, когда он снова тянется за деньгами, хлопая по руке, как комара. — Отплатишь мне, будучи в безопасности, — упрекает она. — Я уже старая и деньги для меня… не играют большой ценности. Мне будет спокойнее знать, что ты в комфорте… находясь в городе, — а потом улыбается: — Береги себя, Сону-я. И умей пользоваться тем, что тебе дают. Глаза Сону немного слезятся, когда он всё же кивает и обнимает её. От неё всё ещё пахнет чаем и деревом, как и в первый день, веет неизменной добротой, которой она безвозмездно делилась. Сону хочется сказать, что он обязательно отплатит, но Вика явно не заслуживает сырых обещаний. Вместо этого она улыбается, когда они собираются отъезжать, и голос младшего ломается, когда он прощается и садится на санки рядом с Сонхуном, который уже сидит на водительском сидении. Он поворачивает шею, чтобы посмотреть на остальное племя, незнакомцев, которые приветствовали его, несмотря на их различия и языковой барьер. В этом месте холодно, но Сону чувствует только тепло. Он машет им, пока лагерь не становится маленькой точкой на горизонте, и смотрит на Сонхуна. Они молчат, и Сону продолжает бросать взгляды на старшего, и просто. Всё остальное исчезает, превращаясь в белый шум. И ему становится страшно от себя самого, ведь если Сонхун предложит остаться, то он с твёрдой уверенностью, возможно, глупо ответит положительно. Громко и чётко. Через пару часов они останавливаются, чтобы дать оленям отдохнуть. Сону тихо гладит животное, благодаря за службу, когда наполняет ведро с водой, а Сонхун куда-то уходит и не возвращается, пока не наступает время продолжать путь. Он подходит к Сону и передаёт что-то маленькое в руки – деревянная фигурка лисёнка с грубыми и немного неровными краями, будто сделана в спешке. Сонхун не смотрит на него и говорит почти грубо: — У меня… не было достаточно времени. Сону сладко улыбается, и в его глазах искрят звёзды. Он аккуратно держит фигуру в ладонях, как будто она исчезнет, если он хотя бы моргнет. — Мне нравится, хён. Спасибо. Вскоре перед глазами показывается линия из домов, связанных воедино, дым из которых без остановки сочится вверх в небо. Большинство сделаны из дерева, как те летние домики, в которых обычно останавливаются, отправляясь на кемпинг в горы. Это причудливое место издалека выглядит очень живописно, как спящий чешуйчатый дракон среди заснеженных крыш. Сонхун говорит, что до сюда можно добраться, лишь когда замерзает болотистая субарктическая тайга, которую они только что пересекли; в противном случае, самый быстрый путь – вертолёт, который летает из столицы два раза в месяц. Как только они ступают на территорию городка, их встречает какой-то блондинистый мужчина с доброй улыбкой. Он выглядит таким громоздким и высокими, что Сону машинально сравнивает его с бойцами WWE, которыми когда-то Джейк был одержим. Сонхун приветствует его поднятой рукой, и блондин подбегает к ним. Вблизи он ещё выше, и Сону приходится напрячь шею, чтобы посмотреть в лицо. Мужчина говорит громко, а затем так же громко смеётся от души. Ну, и если Сонхун ничего не имеет против такого громкого поведения, значит, это нормально. Когда Сонхун вылезает из саней, его сразу же утягивают в медвежьи объятия, из-за которых он буквально парит над землёй как пушинка. Рот Сону раскрывается от шока, и он надеется, что Сонхун будет в порядке. В конце концов, мальчика опускают, последний смеётся, пытаясь поправить свои взъерошенные волосы, и они добродушно разговаривают – Сонхун явно в дружеских отношениях с мужчиной. Однако Сону не успевает понять, когда на него устремляются две пары глаз – блондин бросается к нему, и только тогда младший возвращается на землю. Сонхун снова начинает что-то говорить блондину, который отстраняется от Сону: предположительно рассказывает о случившейся ситуации и о том, кто такой Сону вообще, – тогда выражение лица мужчины посещает торжествующая улыбка, и он по-доброму треплет младшего. Пока они обсуждают это что-то, не понятное Сону, тот находит снег под ногами очень интересным и теперь пытается разглядеть снизу каждую снежнику. — Сону-я, — заставляет дёрнуться и вскинуть голову. Он даже не замечает, как блондин уходит, увозя с собой и сани с оленем. — Это Тучка, друг, — объясняет Сонхун, хотя его даже не просят. — Он охотник. И у него есть сарай, где мы оставляем оленей. Сону кивает, не зная, что сказать. — О, и ещё он… эм, позвонит спасателям, — пауза, — у них не займёт много времени добраться… до сюда. Сону испытывает мириад эмоций, пока Сонхун это говорит: облегчение, радость, а потом – беспокойство. Заметив задумчивость младшего, Сонхун хватает его за запястье и тянет к… площади. Но Сону волнует только рука на запястье. Когда они идут, младший не может не смотреть на дома, каждый из которых оформлен по-другому, даже если сооружения почти одинаковы. На заднем дворе одного из дворов высоко висит замороженная голова северного оленя, рога которого, в конце концов, будут удалены и представлены как украшение интерьера. Несколько собак также находят утешение от холода на выброшенном в уличные реалии диване, который, видимо, как-то их спасает – в конце концов, температура почти минус шестьдесят, поэтому Сону не винит их. Особенно незабываемым ему кажется вид на дом с подвеской из медвежьей шкуры спереди. — Это… медведь? — с трепетом спрашивает Сону. Ощущение, будто он в музее. Немного ледяном, правда. Ледниковый период, получается. Сонхун прослеживает за его взглядом и отвечает: — О, это… Бурый медведь, он забрался на крышу… и электричество вырубило. Так что хозяин дома до утра ждал, чтобы выстрелить в него. Это типа… его трофей. Сону сглатывает. — Вау! Это… ам, всё объясняет. — Это дом Тучки, — заключает Сонхун и дальше тянет за собой Сону как на буксире. А младший просто недоверчиво смотрит в его затылок. — Конечно, — бормочет он, — это было очевидно. По внешнему виду такого человека даже не удивишься, что он может разорвать дикого медведя на клочки одними лишь руками, не говоря уже о стрельбе – зачем, когда есть такие руки? Сону даже на слово верит и считает, что ему очень повезло, раз он смог выжить здесь за эту неделю. Они, наконец, доходят до площади, но, наверное, это название немного не подходит, потому что место похоже больше на обычное просторное пространство с заснеженной детской площадкой сбоку и катком – там даже несколько детей разыгрывают шайбу. — Ух ты! — восклицает младший, оглядываясь. — На улице так холодно, но дети кажутся такими активными. Сонхун смеётся, выставляя свои клычки напоказ. — Я думаю, для нас… кто родился здесь… это закономерно. Чем сильнее мороз – тем живее мы себя чувствуем. Сону бросает на него странный взгляд: — Боже, да вы, ребята, спятили, — но позже добавляет, — однако мне нравится. Старший улыбается, а следом спрашивает: — Ты рад, что… отправишься домой? — Честно говоря, мне немного страшно, но… я хочу снова увидеть свою семью, — признаётся Сону. — Это хорошо, — кивает Сонхун, — семья – это важно. Сону уже собирается ответить, когда слышит, как кто-то громко и звонко выкрикивает его имя. Пронзительно так, разрезая всё спокойствие поля, заставляя вертеть головой в поисках источника. — Сону! — голос кажется знакомым. — Ким Сону! Его глаза расширяются в осознании, и он поворачивается, только чтобы увидеть, как не кто иной, как Пак Чонсон во плоти, бежит к нему, как абсолютнейший сумасшедший. У него даже повязка на глазу, так что вся сцена выглядит ещё более ненормальной, безумной. С ними, по крайней мере, ещё пять человек, и Сону с запозданием понимает, что Джейк тоже входит в группу – его левая рука закреплена в гипсе, и повязка обёрнута вокруг лба. — Блять, это реально ты, чёртов Ким Сону?! Ну да, только Джей-хён может разбрасываться нецензурной лексикой, когда они не виделись так долго, так что звоните, записывайтесь – хороший специалист, Ким Сону рекомендует. Но у него даже не хватает сил притвориться нормальным и менее возбуждённым, поэтому: — Джей-хё-он! — кричит в ответ он и бежит, встречаясь на полпути. Их тела сталкиваются с громким ударом, и было бы больно, если бы никто из них не был так сфокусирован друг на друге. — Боже, это правда ты? — младший начинает лапать старшего за щёки, словно замешивает тесто, наслаждаясь знакомым хмурым, наигранным взглядом. Как он скучал по их глупостям. Кто-то кашляет сбоку, заставляя Сону оторваться, и когда он понимает, кто это, то сразу кидается на шею второго своего хёна, как будто цепляется за спасательный круг. — Джейк-хён! Ты в порядке! — вышеупомянутый почти выходит победителем из схватки в объятиях, удерживая себя на ногах и выдержанно, но счастливо, улыбаясь. — Сону-я, — начинает Джейк, но его голос колеблется, и вместо этого он предпочитает крепче обнять младшего. — Как вы нашли меня? Я же только что приехал? Видя, что Сону не нуждается в неотложной медицинской помощи, спасатели, окружавшие их до этого, дают группе друзей личное пространство, не отходя слишком далеко. — Мы искали всюду, но когда одному из спасателей позвонили из штаба, — Джей объясняет, видя, что Джейк не совсем в состоянии, — судя по всему, здесь видели мальчика, похожего на наш плакат о пропаже. Мы сразу же приехали. — Оу, ты сделал мой плакат? — Джей хмурится, когда Сону с улыбкой задаёт вопрос. — Пожалуйста, скажи мне, что ты использовал милое фото. Джей делает шаг, чтобы ударить, и замечает, что младший здоров, достаточно здоров, дабы даже плескаться шутками до того, что глаза становятся странно водянистыми. Должно быть, грипп, и вообще он заболел… Однако вместо всего он щипает Сону за щёку. — Ты знаешь, как мы волновались, мелкий? Джейк смотрит вниз, когда слышит это, очевидно, пытаясь тайно смахнуть слёзы с глаз. Они оба чувствовали себя очень обеспокоено и виновато после… ну, после того, как им пришлось оставить Сону, но Джейк перенёс это в разы тяжелее другого хёна. В результате нападения он был тяжело ранен, а когда спасатели прибыли на место происшествия, то застрелили волка, пока не случилось чего хуже – к тому моменту Джейк уже сильно истёк кровью, лёжа на снегу со сломанной рукой. Джею досталось не меньше. Он практически лишился одного глаза, но вместо этого, по, можно сказать, дикой удаче, лишился только сноуборда, когда заслонил Сону от волка. Животное оставило на глазу ссадину, и теперь Чонсон не мог открывать правый глаз без десятиминутной подготовки. Несложно догадаться, что обоих сразу же отвезли в больницу для оказания первой помощи, которой Джейку понадобилось больше всех ввиду тяжелого состояния. Оба, естественно, яро протестовали, когда их хотели отправить туда, потому что парни поставили перед собой чёткую цель – найти Сону. Они даже не хотели ехать с навязчивой мыслью, которую каждый повторял себе: «Я не прощу себя, если с ним что-то случится», – но было уже темно и по прогнозам обещалась метель. И лишь один полёт на вертолёте разделял их выбор. Они должны были его сделать. В конце концов, Джей принял решение сохранить жизнь Джейку, и отчасти ненавидел себя за то, что не мог разделиться надвое и побежать искать Сону – он знает, что Джейк это понимает. И оба также понимали, что об этом рано или поздно придётся поговорить, что всё не может закончиться просто так. Но не сейчас, когда Сону нашёлся и они в безопасности доберутся до дома. — Сону, — пытается через некоторое время Джейк, — прошло десять дней, и мы были… — он останавливается и с закрытыми глазами делает глубокий вдох. Джей с беспокойством наблюдает за другом и гладит по руке, пока тот не успокаивается. — Мы были готовы обнаружить тело, — наконец озвучивает хён уставшим голосом – под его глазами тёмные круги. Сону хочет обнять его, заверить, что он в порядке и очень сильно по ним скучал, но: — Мне очень жаль, хён, — он не говорит, что сам боялся того же, но ему пришлось бы оплакивать двоих. Эмоции вырываются из груди при мысли, что все живы и все здоровы – Сону крепко обнимает обоих своих хёнов одновременно, и Джейк кричит от задетой больной руки, но улыбка не спадает с его лица. Потом Джей яро отрицает, что плакал, и Джейк реагирует лишь с ухмылкой, по которой видно, насколько он ему верит. И вообще, не доверяйте Джею – только дурак поведётся на его мысли, да. Издалека за ними наблюдает Сонхун, который не желает подходить, потому что Сону шмыгает носом, но в его улыбке отражение свободы и двух друзей, которые изначально выглядели так, будто увидели призрака. В конце концов, Сону замечает старшего и поворачивается в его сторону – сердце разбивается от того, как тот просто стоит чуть дальше. — Хён, — когда Сону это говорит, то на него смотрят все трое, а он по-хитрому улыбается, — я имею в виду, Сонхун-хён. Старший колеблется, но Сону уже смотрит на него в предвкушении. Он подходит к ним медленно, внезапно осознавая, как он выглядит, учитывая, что Джей и Джейк следят за каждым его шагом. Только потом они замечают идентичность нарядов Сону и Сонхуна, смотря на волчий мех, который до сих пор заставляет дрожать от одного лишь взгляда. Брови обоих восходят, как ракета к звёздам, когда Сону связывает руки с незнакомцем. — Джей-хён, Джейк-хён, это Сонхун-хён, — начинает он, и вау, друзья никогда не видели таких эмоций на лице Сону. — Это долгая история, но, короче говоря, он меня нашёл и спас. — Нет, я требую подробностей! — Привет, я Джейк. Оба говорят в одно и то же время, слова спотыкаются друг о друга в воздухе. Джей всё ещё хмурится, глядя на нового человека с подозрением, пока Джейк, заметив напряжённость Сонхуна и натянув дружелюбную улыбку, протягивает ему руку для пожатия. Сону бросает осуждающий взгляд на Джея со странным предчувствием, но блондин остаётся неустрашимым. — Можешь звать меня Джейк. Приятно познакомиться, Сонхун-ши! Последний просто смотрит на него, и Джейк уже думает отнять руку, но Сонхун, в конце концов, пожимает её – его хватка удивительно сильна и устойчива. Он ничего не говорит, но кивает, считая, что этого вполне достаточно. — Спасибо, что позаботился о Сону, — продолжает Джейк. — Твоё жильё тоже где-то тут? Это легко понять неправильно, Сону – единственный среди них, кто знает. Особенно, когда географические гены и близко не стоят с таким именем, как Сонхун. Сону знает, что даже такой добрый и благонамеренный человек, как Джейк, предположил бы, что они оба из одной страны, думая, что Сонхун такой же турист, как и все они. — Он… — Я живу… здесь, — говорит Сонхун, обрезая Сону. — Родился здесь. Это первые слова, которые Сонхун им говорит, и, несмотря на то, что ранее он отказывался от своих слов, сейчас его голос звучит более уверенно. Джейк моргает, явно не ожидая такого ответа: — Оу. — Его племя было неподалёку, и он нашёл меня без сознания, — говорит им Сону, — они приняли меня. — Это было десять дней назад, — замечает недоверчиво Джей. — Почему ему понадобилось так много времени, чтобы доставить тебя сюда? — он внезапно требует ответа, на что Джейк гримасничает, уже прокручивая в голове фазы утери контроля. Однако это несравнимо с гневными взглядами Сону, которыми он стреляет в друга, и становится перед Сонхуном, заслоняя. — Что с тобой не так? — грозит пальцем младший. — Как ты можешь так говорить? — Сону, хватит быть таким наивным, — растягивая слоги, произносит Джей. — Я просто хочу знать, сколько он хочет. — Сколько он хочет? — шипит Сону. Неужели друг думает, что Сонхун спас его ради денег? — Я мог умереть, хён. Джейк пытается встать между ними, стремясь рассеять напряжение. — Ладно, хватит. Это счастливый момент, ты забыл? — он смотрит на Джея. — Мы буквально только что нашли Сону. Джей быстро вспыхивает, будучи чересчур эмоциональным, Джейк знает. Да даже Сону знает сей факт, но это не изменяет ситуацию в корне. — Сонхун-хён, не слушай его, — Ким поворачивается к старшему, не выпуская руки. — Он не знает, что говорит. Но Сонхун просто качает головой. — Он переживает. Они слушают, как Джейк пытается успокоить Джея, напоминая о манерах, и тот, наконец, ломается под напором разумности, чувствуя вину и какой-никакой стыд. — Эм, мне жаль. Я не имел этого в виду. Может, совсем немного, — Джейк реально бьёт его в этот раз, и тот визжит от боли. — Ладно, ладно! Мы получали много ложных сообщений и, честное слово, это просто ужасные люди, которые пытались вымогать у нас деньги, утверждая, что Сону ранен или Сону уме… — он быстро глотает слово, но неконтролируемо Сону всё равно за него цепляется. Джей наигранно прокашливается и возобновляет речь: — Неважно. Я просто… — качает головой. — Хорошо. На этот раз никаких оправданий. Он смотрит прямо Сонхуну в глаза. — Мне правда жаль. Я знаю, что ты не плохой человек, просто я немного глупый. Ничего страшного, если ты меня не простишь – я это заслужил. — Он, может быть, и милый, Джей-хён, но я не такой, — говорит Сону, будучи расстроенным за Сонхуна. — Всё в порядке, Сону, — успокаивает старший, а затем кидает на Джея добрую улыбку и, пожимая плечами, повторяет: — Всё хорошо. Но как только все начинают думать, что он на этом закончил, его лицо внезапно вытягивается и парень серьёзно спрашивает. — Ну так… сколько я могу получить? Висит пауза, после которой плечи Джейка вдруг дрожат, а сам он молчаливо смеётся. Следующим следует Сону – щёки обоих краснеют, и они уже не могут удержаться от смеха. Джей замирает с нечитаемым взглядом – на его лице весёлое сочетание ужаса и предательства. — Я… — он пялит на Сонхуна, его рот не может закрыться, как у рыбы, — я даже не знаю, шутит он или нет. Сону хрипит, выпуская руку Сонхуна, лишь для того, чтобы опереться на его плечо, лишь бы не упасть. — Т-твоё лицо, — пытается сказать он, смеясь. — Как думаешь, сколько я стою, хён? Для того, кто звучал так, будто готов отдать хоть почку за найденного Сону, ранее, Джей выглядит немного солёным, пытаясь сделать своё лицо более спокойным. — Цент, — объявляет им он с краснеющими ушами. — Или нет, на самом деле, он бесплатный. Только заберите его отсюда. Джейк всё ещё смеётся всем телом, поворачиваясь к Сонхуну: — Теперь мы лучшие друзья, — он не совсем шутит: любой, кто способен одной лишь фразой заставить Чонсона умолкнуть, будет с радостью принят в группе по затыканию Джея. — О Боже, твои флюиды устрашают. Умоляю, позволь мне стать твоим другом. Сонхун улыбается зубастой улыбкой, которую так любит Сону. Конечно же, он подвисает. Никто не замечает, как с неба начинает сыпаться снег, каждый поглощён воссоединением. Сонхун отходит первым, и это напоминает Сону о том, почему они сюда, на площадь, пришли – время потрачено, племя ждёт, младший в безопасности. Светлая атмосфера снова становится мрачной – Джей и Джейк уже давно научились чувствовать это состояние, потому дают парням время, когда Сонхун возвращается. Они не знают, что между Сону и Сонхуном, не знают, почему второй живет здесь и говорит на таком упрощённом корейском с таким же акцентом, какой был у Джейка после переезда из Австралии. Но они явно понимают, что Сонхун стал важным звеном в жизни их донсена, и это чувство, за неимением лучшего слова, взаимно. Так немного зная друг друга, хёны видят синхронность, даже когда они не говорят друг с другом – то, как Сонхун тянется к Сону, пытаясь найти любое возможное пространство для касаний. Всякий раз, когда Сону смеётся, видно, как Сонхун наблюдает за ним, будто подсолнух, поворачивающийся к солнцу за энергией – тихая мысль, которая уже укоренилась в его сердце, которая затем расцвела в маленьких цветах восхищения. Они танцуют так сладко, так просто. Сону смотрит и знает, что старший отпустит его. Потому что человек, который действительно заботится о тебе и ценит, никогда не станет препятствовать – лишь бы ты двигался вперёд. Ему нравится, как бескорыстно относится Сонхун к этому миру, не пытаясь ужать что-нибудь для себя. Сону хочет научить его, как быть сильным, как говорить скрытые слова, которые он ещё не научился произносить. Трудно определить, где начинаются или где заканчиваются мысли Сонхуна, когда дело касается младшего. Самое удивительное в Сону то, что он не знает, что Сонхун изменился из-за него – кардинально, слишком сильно, чтобы быть правдой, и без ясной причины. Не знает, что остаётся неизменно прекрасным, окружённый своими уязвимостями, прекрасным в своей честности, прекрасным в том, как ярко освещает дорогу к сердцу, по которой можно увидеть, что ему хорошо. Не знает, что в нём так много всего, что Сонхун хочет распутать: вечности и галактики, и много других вещей, не поддающихся количественной оценке. — Не хочу прощаться, поэтому… Пока? — шепчет Сонхун, его голос словно шелест листьев на ветру. — Пока, — Сону повторяет, будто это нормально, потому что это правда… нормально. Расставания не обязательно должны быть грустными и печальными. Болезненный опыт, горькая потеря, но всё это потухает, когда воспламеняются их воспоминания, в которых они вместе. Которые они создали вместе. Для будущего. Для возможности встретиться снова. И Сону знает, верит в это, так что всё в порядке. Всё в порядке. В конце концов, разве уже ли не чудо то, что они оба существуют здесь в одно и то же время?