Над бурей поднятый маяк

Холод улицы остановил его еще на верхней ступеньке крыльца — встал перед Райаном ледяной стеной, запечатал плотным порывом ветра рот и нос, не давая вдохнуть, заключил в неласковые объятия и, как ни странно, отрезвил. Медленно переводя дух, Райан передернул плечами, застегнул дрожащими пальцами пуговицы пальто и, к своему облегчению, нащупал в кармане папиросы и коробок спичек. Дым взметнулся, подхваченный ветром, и рассеялся быстро, смешиваясь с синеватым прозрачным туманом, пронизанным робкими прохладными лучами неожиданно выглянувшего солнца. Заморозки, ударившие ночью, больше не желали отступать: в прохладном осеннем свете двор мерцал замерзшими каплями дождевой воды и инея, который так и остался лежать на умирающей траве. Кристаллики инея блестели на ступенях, на стенах школы, на бурой ленте подъездной дорожки. Полоса леса в стороне посверкивала, переливаясь на солнце серым, голубым и зеленым. Какая холодная осень выдалась. Солнечный свет творил чудеса. Словно состояние души как-то зависело от погоды, вместе с прояснением низко висящего неба на сердце стало неожиданно спокойно. Райан коротко приложил большой палец к запястью: пульс вернулся к ровному размеренному ритму. Он глубоко вдохнул горький табачный дым. Что такого страшного, в принципе, произошло? Да ничего. Ну встретился ему один особо странный мальчишка. Один из толпы просто странных мальчишек. С кем не бывает. В каждом классе всегда есть кто-то, кто просто «не такой», и этого достаточно, чтобы отдуваться за все грехи — реальные и выдуманные. В основном, выдуманные, конечно. Это старшая школа, иначе и быть не может, а идеальные союзы подростков, пропагандирующие принципы равенства и братства, — полная утопия. В какой эпохе действие ни происходило бы. Так что бедняга Уоррен, вполне вероятно, ни в чем не виноват. Жутковат — это да, но вовсе и не факт, что есть в этом какая-то мистическая подоплека. Местный фрик. Никто от этого не застрахован. На его месте Райан тоже никому рассказывать про потерю памяти не стал бы. Это же как собственноручно нарисовать на спине мишень и припустить прочь от вооруженной толпы с криками: «Эй, я тут, посмотрите на меня!». Но вот за нервный порыв сбежать было чертовски стыдно. Никто не видел, абсолютно никто не видел, но просто оттого, что Райан сам прекрасно знал, как позорно спасался бегством от выдуманных монстров, становилось стыдно до коликов в животе. Бежал по коридору, а потом по лестнице с выпученными от ужаса глазами, ничего перед собой не видя. Позорище. Правда, школа, как живое разумное существо, словно сделала своей целью свести Райана с ума. Он ни за что не мог бы объяснить лучше, не сумел бы подобрать более подходящих слов, но… Школа дышала ему в затылок. Все время, неотвратно и неотступно, она дышала в затылок, подкидывала мрачную тень там и непонятный сквозняк здесь, звуки, шорохи, скрипы — все, что угодно, лишь бы заставить незваного гостя усомниться в том, что все вокруг — реальность, а не иллюзия, не галлюцинация. Порождение отравляющего каждую клеточку тела страха, бороться с которым оказалось почти невозможным. На Доктора вся эта мистическая фигня не действовала. То ли воображения у него не хватало, то ли, наоборот, все страшное и неизведанное, с чем можно было столкнуться во вселенной, он уже перевидал и умел объяснить доходчиво, четко, на пальцах. Райан склонялся ко второму, и, учитывая это, было куда легче пугаться этого места до чертиков, когда Доктор был рядом. Пальцы обожгло: папироса догорела до конца. Райан, тихо выругавшись, откинул ее в сторону и наконец вынырнул из своих мыслей. Будто включив все телесные ощущения, замершие в библиотеке, чтобы поберечь энергию (на побег хватило, спасибо большое), боль от ожога напомнила ему кое о чем. О том, что горло все так же саднит, что неприятно гудит голова, что слабость упорно тянет в постель — отключиться и отоспаться. Теперь точно можно было сказать, что микстура мисс Уилсон определенно не помогла. Райан с надеждой прищурился, вглядываясь в чащу леса, — не покажется ли знакомая фигура? Нет, Доктора на горизонте видно не было. Райан вздохнул и развернулся было к входной двери, но в сиянии солнечного света она выглядела порталом в потусторонний мир. Старое резное дерево, потемневшее от времени и дождей, закрывающее проход в сумрачный вестибюль, пустой и гулкий, как катакомба, как коллектор. Как верный путь в логово инфернального чудища. Райан нервно фыркнул. Похоже, горячка добралась до него окончательно. И опасной магии школы не нужно было, чтобы съехать с катушек. Но в здание он все равно не пошел. Ступеньки под ногами похрустывали каменной крошкой и инеем — как прошлой ночью, только теперь не впивались в босые пятки. Помедлив пару секунд у изножья лестницы, поплотнее запахнув пальто, Райан зашагал уже знакомой дорогой. Вдохи холодного воздуха отзывались в груди болезненным жжением. Зима приближалась, и пахло приятно и пряно: надвигающимися морозами, снегопадами, мерзлым вереском и стылой водой. Райан обогнул здание и остановился у розового куста — того самого, ценного, привезенного с материка. Тонкие веточки, примятые, изуродованные, покрытые белым налетом изморози, жалостливо тянулись к небу. Что же такое увидел Доктор, чего сам Райан не заметил? Может быть, определил размеры того, кто погубил бедное растение? Может, как-то по сломанным веткам можно было понять, что это вообще был не человек? — Добрый день, сэр, — раздалось за спиной, и Райан обернулся. Позади него стоял, перекинув через плечо большие старые грабли, садовник. — Здравствуйте, мистер Милтон, — поздоровался Райан и приветливо кивнул. Старичок удивленно приподнял бровь, будто не ожидал, что инспектор вообще вспомнит его имя. — Вот думаю, — садовник подошел ближе, бережно прикоснулся к веточке, — что погибнет все ж таки зимой. Плохо ему, бедному. А точно такой нескоро снова тут вырастет. Райан поежился под новым порывом ветра. — Почему? — Небыстрое это дело, сэр, — охотно пояснил Милтон. — Надо черенки выписать, да так, чтобы долго не ждали, иначе побегов не дадут. И высаживать надо до середины сентября — это край, позже уж никак. А сентябрь-то уже минул, так что год мне теперь ждать. И это когда он еще зацветет! — Мне очень жаль, — искренне посочувствовал Райан. — Спасибо, сэр. Оба замолчали. В неловкой тишине Райан лихорадочно соображал: на самом деле, встретить садовника было большой удачей — возможность потратить время с пользой. Или хотя бы попытаться: вдруг он не все выведал в прошлый раз? А там, может, и Доктор наконец вернется. — Эм, — начал Райан, — мистер Милтон, у вас сейчас есть несколько минут? — Да почему нет? — добродушно спросил тот. — Я сейчас листья в яму для компоста собрал, грабли вон несу к себе в сторожку. — Вы не против, если я составлю вам компанию? Милтон вдруг смутился, помялся и все-таки сказал: — Простите, сэр, но вы, кажется, шляпу забыли. Райан ни за что не стал бы пояснять садовнику, что вообще не собирался выходить во двор, и точно не планировал рассказывать, что ему было совершенно не до шляпы, когда он, несясь на всех парах из библиотеки, и ног-то под собой не чувствовал. Он улыбнулся: — Могу вас заверить, что это не преступление. Милтон смутился еще больше: — Что вы, сэр, я ни в коем случае… — и стушевался совсем. — Пойдемте, — чтобы сгладить смущение — о, эти чопорные викторианские нравы! — Райан первым зашагал к домику садовника, на ходу поднимая ворот пальто. Старичок засеменил следом. В молчании они добрались до места, и Милтон зазвенел металлической задвижкой на двери кособокого сарайчика, где, видимо, хранились инвентарь, склянки с отравой и прочие штуковины, которым в доме садовника лишнего места не нашлось. Райан прикурил еще одну папиросу и, перехватив взгляд Милтона, предложил и ему одну. Тот с благодарностью чиркнул спичкой. — Мистер Милтон, в прошлый раз мы с вами поговорили о том, как кто-то варварски погубил ваш куст. Но я не спросил вас ни о чем больше. — Можете спросить сейчас, сэр, если есть о чем. — Это вы мне скажите, есть ли что-то, о чем мне стоит знать. Я имею в виду, что наверняка происходили какие-то подозрительные события. Припоминаете? Садовник закашлялся и похлопал себя по груди. — У нас тут особо ничего не случается. Скучно у нас тут. Но зато тихо и спокойно. Работы на воздухе много — душа отдыхает. — И все-таки? Милтон задумчиво покусал папиросу: — Было у нас тут кое-что. У Хайсмитта ключи стащили.